Во имя отца и сына

Виктор Заярский, 2019

Наследуя традиции М.А. Шолохова, новороссийский писатель Виктор Заярский обратился к изображению, своём романе «Во имя отца и сына», трагического периода истории – революции и гражданской войны. В нём главные герои – отец, матёрый казацюра и его сын, которого разъедает микроб пристрастия к победе мировой революции, расходятся в своём отношении к Советской власти. На этом трагическом раздрае родственных душ и раскрываются их характеры. Роман написан с глубоким знанием жизни, обычаев и языка кубанских казаков. Он проповедует христианские нравственные ценности и драматичен по накалу конфликта. Это произведение проникнуто пафосом искренней любви к родной кубанской земле и повествует о кровавой междоусобной розни, но оставляет читателю надежду на то, что живая жизнь всё равно сильнее взаимного ожесточения близких людей, вызванного Виктор Заярский расколом общества на красных и белых. Книга публикуется в авторской орфографии и пунктуации.

Глава 9

Петр Корнеевич, угоревший от несносной дневной жары, после покоса решил перед закатом солнца малость освежиться в реке Кубани и сбить соленый пот с изрядно упревшего за день тела.

Недолго думая он быстро повесил свою косу на бок шарабана и только тогда сказал отцу:

— Я, папаня, пройдусь к реке Кубани и тама освежусь хучь трохи.

Голос у Петра Корнеевича сел и осип, тягучая слюна застревала в горле. Рубаха прилипла к спине и покрылась белесой солью.

Корней Кононович посмотрел на сына и с отцовской озабоченностью сразу же предупредил его:

— Вижу, Петро, что ты упарилси за день-деньской и весь разомлел, но будь поаккуратней, не додумайси в глыбь речки заплывать. Вода счас тама ишо дюжить холодная, так и гляди, што судорога сведеть ноги, или ненароком простудишьси.

Петр Корнеевич не стал жену Ольгу отрывать от работы. Решил сначала сходить и сам испробовать воду, а потом уже в следующий раз и ее пригласить.

Распахнутая и звенящая степь волновала душу Петра Корнеевича.

Он торопливо шел по дну глиняной ложбины в балке, которая, спускаясь к реке Кубани, все больше углублялась и расширялась. При этом молодой казак ощущал, как снизу от приближающегося широченного русла реки тянуло желанной освежающей прохладой и едва уловимой сыростью. Склоны балки были усеяны порослью нетронутого травостоя вперемежку с песочного цвета перекати-полем и желто-восковым бессмертником. Кстати, этот травостой сохранился нетронутым потому, что считался станичниками непригодным для покоса на сено домашнему скоту. Среди этих перезревших, жестких, неприхотливых трав, выгоревших на солнце до суховатой желтизны, особенно выделялись и бросались в глаза островки зеленовато-белесых зонтичных цветков дикой моркови. А мелкие белоголовые и кустистые степные ромашки и сине-фиолетовые тонконогие фиалки были абсолютно без запаха и совсем не похожи на те, что растут возле окон казачьих хат в ухоженных палисадниках.

Впереди, щурясь от встречного низкого солнца, Петр Корнеевич наконец увидел вдруг открывшуюся его взору любимую, расплескавшуюся в низине реку Кубань.

Величавая и полноводная, она несла с ледников далеких Кавказских гор талую воду, сдобренную желтым глиняным илом и поэтому похожую на бледно-кофейную гущу. С Богацковой делянки река Кубань была не видна, потому что была закрыта лобастым, выжженным под палящим солнцем супесчаным бугром. Сверху лысину этого бугра прикрывали желтовато-восковые цветы неприхотливого бессмертника.

Река Кубань, поспешая и полнясь у подножия крутого глинистого правобережного обрыва, бежала, прорываясь к Азовскому синему морю.

Теперь Петр Корнеевич совсем другими глазами, нежели в раннем детстве, взглянул на любимую реку. Раньше она по утрам, накрывшись легкой сизоватой тюлевой дымкой, словно живая, в своей неутомимой работе дышала пресной речной испариной. Как и прежде, река Кубань огибала косу, которая образовалась из намытого песка вперемежку с серовато-отполированной галькой, и протянулась от противоположной стороны к правобережью. Где-то на середине реки острая оконечность галечно-глиняной косы уходила, погружаясь вглубь нее. На поверхности этой косы грелись под солнцем мелкие речные чаечки, а также причудливые коряги, выброшенные половодьем и похожие на Змея Горыныча с несколькими корнями-щупальцами. Эта коса, на удивление всем станичникам, протянулась почти до самой быстро текущей середины реки. Минуя эту загадочную косу, течение реки устремлялось в глубину, засасывая все, что попадалось. Когда на ее поверхности возникали воронки с круговыми разводами, казалось, что гневно кипящая в этом огромном котле вода, приправленная желто-глинистым киселем, выбрасывала всю муляку из глубины реки наверх.

А на противоположном левом берегу реки, низком и заболоченном, в тихих мелководных прибрежных заводях плескалась жирующая рыба, с которой перешептывались дремавшие вербы, наклонившиеся к самому зеркалу воды. Прежде чем спуститься по тропинке вниз к самому берегу, Петр Корнеевич остановился над обрывом и осмотрелся.

С головокружительной крутизны правобережного желто-глиняного обрыва пологое левобережье казалось совсем близким и было окаймлено белесыми раскидистыми вербами и белолистками, а за ними притаились густые заросли орешника-фундука, переходящего в сплошной массив малоценных пород деревьев, который потом сливался в одно зеленое пространство. Этот лесной массив простирался над берегом Кубань-реки до самых отрогов Кавказских гор, заливая все обозримое пространство едкой, приторной зеленью. Где-то там, окутанные сизоватой вечерней дымкой, спрятавшись от досужих казачьих глаз, уже дремали черкесские мирные аулы.

Бездонная чаша неба, опрокинутая над головой, казалась Петру Корнеевичу безумно недосягаемой. По ней лениво и вразброд тянулись, застя солнце, отливающие снежной холодноватой белизной стога ватных невесомых облаков. На юго-западной стороне этой чаши неба хороводили проворные сгустки туч, налитые плотной синевой, стараясь искромсать небо, из-под которых змеились далекие голубовато-пламенные всполохи разгульных хвостатых молний. Потом слышался отдаленный приглушенный басовитый хохот грома, и, стараясь перечеркнуть кляксы туч, четко обозначились где-то далеко жидкие нити косого дождя, подсвеченные скупыми лучами спрятавшегося за тучами солнца.

Дожди на Кубани в предгорьях Кавказских гор в летние жаркие дни не обходились без гроз. В такую пору они часто ополаскивали далекие притихшие горы, умывали лес и старались вдоволь напоить предгорное пестротравье и ненасытную сухую землю черкесов, у которых аулы спрятались по правую сторону реки Кубани. Оттуда сквозь речную и лесную сырость прорывался в сторону станицы Кавнарской легкий ветерок. В летний зной желанная прохлада держалась под глиняной кручей почти до полудня. Там рождался бодрящий сквознячок и устремлялся по балке в гору. Потом он подступал к самым казачьим наделам, уже духмяный, терпкий, с едва ощутимым черкесским дровяным дымком, смешанным с настоем разнотравья. Петр Корнеевич старался дышать полной грудью, но никак не мог надышаться. При этом он ощущал, как дурманно и хмельно пахло всеми остальными прелестями кубанского лета.

Там, на юго-западе, где матовое зеркало Кубань-реки, расплескавшись, делало по-над станицей Кавнарской замысловатую петлю, садилось багрово-дымное солнце и как бы подожгло позолоченные купола двуглавой станичной церкви. Сама же станица, утонувшая в зелени садов, так же, как и черкесские аулы, абсолютно не просматривалась.

Кругом волюшка вольная, поэтому бродила в душе Петра Корнеевича хмельная казачья удаль. Северо-восточный шаловливый ветерок, вдруг сорвавшийся с угоревшей под палящим солнцем казачьей степи, подкрался к измученным жаждой непричесанным белолисткам. Они возмущенно шумели на другой стороне реки Кубани, наклонились к самой воде, готовые испить ее. Ветерок, заигрывая с ними, взлохматил их непокорные макушки. От ощущения приятной бархатной прохлады эти застенчивые деревья робко и стыдливо выворачивали наизнанку свое посеребреное нижнее белье и, как нецелованные невесты, смущенно и с укором нашептывали вслед ветерку что-то приятно-загадочное.

Из-под ладони, приставленной ребром к бровям, щурясь от все еще ослепительного перед закатом кубанского солнца, Петр Корнеевич еще долго и пристально смотрел в сторону притягательно-манящих аулов, которые укрылись от досужих казачьих глаз за стеной густого леса. С какой-то щемящей сладостью вспоминал, как ему показалось, только что пролетевшее мимо, приятно проведенное там и безвозвратно ушедшее времечко, и недавнюю отцовскую встряску как рукой сняло.

На косе, которая простиралась до середины реки Кубани, по мелководному перекату бесновалась такая речная рыба, как усач, жерех и чернопузик, а длинноносый краснюк пугливо держался поглубже на почтительной глубине. У самого уреза берега по разводьям воды жировал усатый сом, прицельно гоняя дурную зазевавшуюся там рыбешку, которая ошалело, пулей, со страху выскакивала из воды и, распластавшись серебряным дождем, шлепалась на глинисто-мутноватую поверхность.

Петру Корнеевичу казалось, что это вовсе не вода, а жидковатый желтый кисель, сваренный экономной станичной хозяйкой.

Рядом с промышлявшим сомом всполошилась стая станичных пугливых гусей и, чувствуя смертельную опасность, хлопала крыльями по воде, будто пугала коварного обжору и своим скрипучим, угрожающим гоготом предупреждала его, что она на чеку и готова постоять за себя. Но голодный сом иногда и гусями не брезгует и обязательно зацепит, если заманчивая добыча зазевается и попадется ему в зубастую пасть.

На другой стороне реки на макушках высоких белолисток в изобилии гнездились серые длинноногие цапли, заботливо потчуя своих голозадых птенцов пойманными в прибрежных заводях лягушками.

Из густого леса, как из пустой бочки, слышался голос кукушки, которая была всегда готова любому загадавшему подсчитать своим кукуканием, сколько осталось ему жить на этом свете.

Слева от Петра Корнеевича, прилепившись к стене желтого глиняного обрыва, то и дело с криком ныряли в свои земляные норы разноцветные щурки, большие любители пожирать станичных пчел.

Над водой кое-где с тревожным попискиванием летали совсем непривлекательные мелкие черноголовые речные чайки размером чуть больше стрижа.

Рис. 2. Алексей Иванович Автономов в своём личном вагоне. 1919 год Главнокомандующий вооруженными силами Кубанской советской республики.