Во имя отца и сына

Виктор Заярский, 2019

Наследуя традиции М.А. Шолохова, новороссийский писатель Виктор Заярский обратился к изображению, своём романе «Во имя отца и сына», трагического периода истории – революции и гражданской войны. В нём главные герои – отец, матёрый казацюра и его сын, которого разъедает микроб пристрастия к победе мировой революции, расходятся в своём отношении к Советской власти. На этом трагическом раздрае родственных душ и раскрываются их характеры. Роман написан с глубоким знанием жизни, обычаев и языка кубанских казаков. Он проповедует христианские нравственные ценности и драматичен по накалу конфликта. Это произведение проникнуто пафосом искренней любви к родной кубанской земле и повествует о кровавой междоусобной розни, но оставляет читателю надежду на то, что живая жизнь всё равно сильнее взаимного ожесточения близких людей, вызванного Виктор Заярский расколом общества на красных и белых. Книга публикуется в авторской орфографии и пунктуации.

Глава 5

А вся эта любовная история, вперемежку с лютой ненавистью на своего соперника Семена Кривохижина, заварилась с того рокового памятного вечера после игры в колечко. В тогдашней заварухе, которая впоследствии привела Петра Корнеевича Богацкова к печальным результатам, не последнюю роль сыграл липучий и настырный Семен Кривохижин. Его отец Степан Андреевич, потом всю вину пытался свалить на Петра Корнеевича. Дело в том, что Семен так увлекся красавицей Ольгой Паршиковой, что не давал ей проходу. А так как Петр Корнеевич давно с ней дружил, его досада ревнивая брала, что все увещевания, а потом и грубые предупреждения Семену, чтобы он отстал от его Ольги, не возымели никакого действия. Когда и угрозы не помогли, Петру Корнеевичу ничего не оставалось, как подговорить своих озорных дружков, охочих подуросветить, чтобы пристращать Семена Кривохижина. А для такой затеи, как известно, особого ума не надо, лишь бы желание было. После непродолжительного совещания молодые казаки единогласно решили, что потехи ради все-таки нужно как следует проучить Петрова соперника, которого он на дух не переносил. Магарыч своим дружкам для храбрости Петр Корнеевич проставил вполне подходящий.

Несмотря на июльскую духоту, тем вечером напялили разгоряченные молодые шутники на себя овечьи шубы, вывернутые наизнанку. А свои лица намазали сажей, добытой кем-то заранее в печной трубе. На головы приладили они кто бычьи, кто бараньи рога и преобразились под стать омерзительным чертям, которые испокон веков наводили панический ужас на суеверных станичных казаков.

Устроили засаду и поджидали насмешники Семена Кривохижина, спрятавшись в зарослях деревьев, на территории старого станичного кладбища. Во время возвращения домой со свидания от Ольги Паршиковой ему это место было никак не миновать. Вот тут как раз и выскочили озорники из засады, заулюлюкали и погнались за своей жертвой. Сердце у насмерть перепуганного и жидковатого на вид Ольгиного ухажера ушло в пятки, и бежал он с визгом домой как угорелый. Ни живой, ни мертвый остановился передохнуть у родительской калитки. А его сердце, готовое выскочить из груди, трепыхалось, как телячий хвост. С тех пор Семен стал сильно заикаться.

После этого позорного случая Семену как бабки пошептали, и он сразу забыл дорогу к подворью Ольги Паршиковой. С тез пор и закрепилась за Семеном обидная кличка Семен — Заика. В то время многим станичникам шутка Петра Корнеевича казалась весьма забавной и вроде бы совсем безобидной. Крайне зломстительный Семенов отец, Степан Андреевич Кривохижа, никак не мог смириться и простить Петру Корнеевичу его дурацкую шутку. Вот так и нажил себе Петр Корнеевич Богацков в лице старого Кривохижи злейшего врага.

Потом Семенов родитель немало пооббивал пороги у всякого рода знахарей, ездил и по близлежащим станицам со своим сыночком, как дурак со ступой. Но все его безмерные потуги вылечить заикание Семена так и не увенчались долгожданным успехом. Даже станичный лекарь и всякого рода доморощенные колдуны и знахари беспомощно разводили руками, потому что оказались бессильны и ничем не смогли помочь Семенову горю.

Денежек Степан Андреевич Кривохижа за время лечения сына спустил, надо заметить, немало. Но вскоре понял, что зря старался и терял время, и решил как следует проучить шутника Петра Корнеевича Богацкова, поэтому недолго думая подал на него заявление прямехонько в суд. Дескать, нечего с таким казаком сюсюкать.

Казалось бы, шалость Петра Корнеевича и выеденного яйца не стоила, но его дело в суде день ото дня принимало крутой оборот. И разгорелся серьезный сыр-бор. А в случае плачевного исхода о вожделенной Петровой службе в охране Его Величества и мечтать не приходилось. А Корней Кононович спал и видел только там своего сына, который должен был пойти по стопам своего деда Тараса Григорьевича Богацкова.

Хотя долговые злыдни заедали семью Богацковых, но для того, чтобы оградить Петра от суда и замять его скандальное дело, пришлось Корнею Кононовичу порядком раскошелиться и срочно отвезти на базар и продать двух трехгодовалых упитанных бычков. Вырученные от продажи скота денежки он быстренько сунул в Екатеринодаре нужному судье, от которого зависела дальнейшая судьба Петра Корнеевича. Надо сказать, что вовремя спохватился Корней Кононович и на этот раз обхитрил старого Кривохижу, потому что опередил его с дачей взятки, которую он первым преподнес судье втихаря. Хотя и с большим трудом, но ему всё — таки удалось утрясти и уладить судебные Петровы дела относительно претензий Семёна Кривохижи.

Корней Кононович, возвратившись из Екатеринодара, после того, как там ему благополучно удалось утрясти судебные Петровы дела относительно допущенного ущерба Семёну Кривохижи. Сидя за домашним столом он вдруг он вылупил на неугомонного и шкодливого сына свои колючие глазищи и отложил свою деревянную ложку в сторону.

— Не было с тобой, Петро, печали, так, видно, черти накачали! Ты, вот, Петро, постоянно так куролесишь в станице, што я уже не один раз берусь за свою седую голову и не успеваю расхлёбывать твои очередные чудачества, — сказал он и в растерянности развёл руками, потом добавил, — Я уже и не знаю, што с тобою делать. Приходится, хучь бери мине и забигай, на усе четыре стороны с твоих глаз долой.

— Потерпи, отец, ишо трохи. Вот скоро женим Петра, тады он и образумится, — поторопилась заступиться за сына Ефросинья Платоновна и скорбно пожала губы.

Корней Кононович, замордованный очередными проказами неугомонного сына, строго посмотрел на неё и, в отчаянии обращаясь к сыну, удручённым голосом сказал:

— Ты, у мине, Петро, как чиряк, который образовалси на одном моём неподходящем месте. А мине етот чиряк и выдавить больно и оставлять опасно потому, как можно получить заражению крови и загудеть на тот свет. Просю тибе, сынок, не доводи мине, ради бога, до греха. Ты жа знаишь, што у мине рука чижолая, ежели приложуся, то мало тибе не покажитца.

Не успела Ефросинья Платоновна разлить по кружкам узвар, как взвинченный и не сдержанный Корней Кононович в поисках виновника за плохое воспитание сына, сверкнул недобрыми глазами и накинулся на неё:

— Ето ты во всём виновата, усю жизню сюсюкаешься с Петром, а я должон теперича отдуваться.

Ефросинья Платоновна решила остудить его пыл.

— А то кто ж виноват в данном случае. Конечно же, невестка…, как у нас у станице казаки говорять. Зато тольки ты один у нас такой безгрешный ангелочек. А тады куды ты смотрел, кады Петро подрастал на твоих глазах?

Эта взрывоопасная ругань, как началась, так и закончилась ни чем, кроме семейного расстройства.

Тем временем разгоряченный и настырный Степан Андреевич Кривохижа, как затравленный волк, начал мыкаться по судам. Даже к Екатеринодарскому судье добрался этот строптивый казак, чтобы засудить зловредного и ненавистного Петра Богацкова. Но секретарь Екатеринодарского суда его вежливо выпроводил за дверь и посоветовал разбираться со своей жалобой в суде по месту жительства. Только тут Степан Андреевич понял, что Екатеринодарский и его местный судья — это одного поля ягодки, что ворон ворону в данном случае глаз не выклюет. Против местного судьи, как он небеспочвенно подозревал, своевременно подкупленного Корнеем Кононовичем, побоялся попереть. Решил, что это все равно, что против ветра п?сать: все брызги на тебя же и полетят. Когда порочный круг замкнулся, Степан Андреевич, как говорится, на то место и сел, с которого только что встал.