Лучшие годы

Виктория Ратгольц (2025)

Скорая свадьба, друзья, вечеринка. И пробуждение в квартире, дверь которой взламывают двое неизвестных. Люди косо смотрят на него, когда он говорит о деньгах. Социальные сети пусты. Все знакомые исчезли. В какой мир попал Марк после того, как умер? И почему все люди мечтают из него выбраться?

Капюшоны, ножи и свечи

Вид церкви заставил Марка вздрогнуть и коснуться торчащего из кармана ножа.

Белые стены во мраке ночи, от которых тянуло странной тревогой. При виде собора, чей невысокий шпиль безуспешно пытался конкурировать с окружающими высотками, Марк ощутил зарождающуюся внутри дрожь.

— Не так часто бываешь в церкви? — Паренек, который несколько минут назад казался забитым школьником, теперь с расправленными плечами доставал связку ключей, подбирая подходящий из них для задней двери.

— Наверное. Если честно, ничего не помню. Как будто меня огрели по голове чем-то тяжелым и бережно принесли домой.

Стекла очков юноши блеснули в свете уличных фонарей, придав ему вид призрака.

— Как занятно, — протянул он и отворил металлическую дверь, чьи петли, судя по скрежету, не смазывали еще с тех веков, когда люди ходили в церкви действительно часто. — И как много ты помнишь?

— В каком смысле?

— В смысле, сколько у тебя воспоминаний о жизни?

— Словно единицы. Помню свой возраст, имя, номер полиции, как выяснилось. Словно я компьютер, который снесли до базовых настроек.

Он ответил не сразу. Короткий миг, пара секунд, но что-то в нем поменялось. Что-то, что не выражалось внешне, но таилось где-то внутри. Будто Марк подобрал заветное слово, чтобы открыть тайную комнату. Но что скрывалось за дверью?

— Прости, звучит действительно ужасающе. Вероятно, стоит завтра сходить еще и в больницу.

Прохлада вечера не заставила Марка задуматься о собственной безопасности. Его инстинкты самосохранения сточились за этот вечер после звонка в полицию, взлома двери, нападения на официанта с ножом. После того, как мир вокруг разом решил доказать свое сумасшествие. И сколько же всего ему предстоит разбирать утром.

В комнате отдавало сыростью, одиночеством и ладаном, чей аромат быстро скапливался в легких тяжелым облаком. Одна из причин, почему Марк не ходил в церковь. Не считая отсутствия веры, конечно.

Единственная кровать с одеялом без намека на складки. Словно за безупречным видом этой постели тщательно присматривал лик, наблюдавший за порядком с отсыревшей картонки над кроватью. Вдоль кирпичной стены тут и там стояли дешевые восковые свечи — желтоватые, в потрескавшихся блюдцах. Слишком спокойно для внутренней паники.

Тревога отдавала пульсацией в висках. Марк стал вымерять комнату шагами. Вскоре количество безутешных попыток найти для себя триггер и постараться вспомнить знакомых или родных перевалило за все мыслимые пределы. Что делать? Он все забыл, он не понимал происходящего, он не мог вернуться домой, он…

Обречен.

— Издевательство, — в сердцах выругался Марк то ли на себя, то ли на жестокую судьбу в целом.

— Тебе не помешает успокоиться. — Марк и не заметил, как книга в руках щуплого знакомого вдруг обратилась в здоровую чашку. Ее пар уютно отдавал нотками чабреца и ромашки. — Держи, фирменный чай. Всегда раздаем тем, кто приходит к нам в тревожном состоянии.

— Спасибо, — только и кивнул Марк, делая первый глоток. Горячий напиток действительно поглощал часть тревоги, но хороший коньяк был бы эффективнее. А здоровый сон в своей квартире еще лучше. Желательно в той квартире, где дверь можно надежно запереть на ключ. — Всю ночь какая-то ерунда происходит.

— Бывают черные полосы в жизни, — пожал плечами парень и пригласил присесть рядом на кровать. — Лучше отдохни, нервы тебе еще нужны.

— Может быть. — Он и правда ощущал усталость. Даже легкая головная боль постепенно уходила куда-то вглубь сознания, оставляя наедине с настигшим грузом. — Странное место. Я представлял его иначе.

— Неужели? И как?

— Не знаю, — Марк хотел пожать плечами, но сил не осталось даже на это. Их разом поглотила черная дыра, которая образовалась взамен устоявшегося представления об окружающем мире. — Удобные двухместные кровати, повсюду картины со святыми в золотых рамках и десятки таких, как ты, которые ходят с застегнутым под самый верх воротом. Такие скромные, тихие, с обетом безбрачия.

Почему он все это говорит? Его же сейчас могут прогнать? Но язык не слушался. Его телом овладел кто-то иной, заставляя продолжать свою речь, пока разум постепенно терял связь с реальностью.

–Я не знаю, почему я помню такую информацию… И откуда… Или кто рассказал…

Голова упала на подушку. Он понял это, потому что комната перед глазами постепенно склонилась на угол. И почему его вдруг потянуло в сон?

— Или видел по телевизору…. Или где-то в кино… В газете прочитал… Или…

Веки опустились сами. Да Марк в целом и не возражал. По крайней мере, он сможет отдохнуть. По крайней мере, он сможет оставить эту безумную ночь позади.

По крайней мере, выпитый чай все еще согревал изнутри.

***

— А он симпатичный. Эллиот, я бы на твоем месте начал беспокоиться.

Нат пихнула Хью локтем в живот. Во-первых, он видел экран ее телефона, а информацию о полуночниках могли использовать только наставники. Во-вторых, она не выносила запах сигарет. В-третьих, она до боли под ребрами не выносила его.

Они всегда получали только фото. Теперь оставалось надеяться на «Судьбу» и собственные связи.

Эллиот сидел, прижавшись к стене, и наблюдал за вечеринками на соседних крышах. Его руки дрожали, и Нат могла видеть, как он пытался сам себя успокоить, медленно вдыхая и выдыхая. Хью вроде успокоился, наигрывая на гитаре какую-то знакомую мелодию. Слишком неподходящую их миру, с явными отголосками прошлой жизни, о которой Нат предпочитала не вспоминать. Или просто не могла.

— “Still loving you”.

Голос Хью пронзил созданную им самим дымку.

— Что? — переспросила Нат.

— Название песни, — отрезал парень, не останавливая игру. — Те фрагменты, что запомнил. Недавно увидел пластинку, раритет нынче.

На самом деле, ей вдруг даже стало комфортно. Как бы сама Нат не хотела этого признавать. Рука по-прежнему сжимала телефон, поворачивая его каждую минуту экраном к себе. Звук включен? Ах, да, все работает. А вдруг пропустила сообщение именно сейчас?

Она терпеть не могла сидеть без работы, но тайно мечтала об этом. Пока тело изнывало от боли, которая накопилась вместе с усталостью за прошедший день, пока мелодия гитарных струн защищала от суеты окружающего мира, пока внутренняя тревога только кралась медленными шагами к горлу, пока…

Оповещения в один миг посыпались рекой. Всегда писали ей, даже если новеньких был десяток, а волонтеров сотни. Ведь она была главной. Самой известной. К счастью. Наверное.

Тяжелый вздох, предвещающий, что работа начинается, не давая места чувству собственной ненужности.

— Эллиот, пойдем. Нашего полуночника заметили в центре, в ресторане у Олли.

— Устаревшая информация, — пробубнил Хью, словно ему было все равно на эту информацию. — Он попал на фото, когда заходил в Опиум. Кстати, с кем-то из местных.

На последнем слове по лицу Хью растянулась дьявольская усмешка, заставившая Нат нервно поежиться. Она не была уверена, что смогла перевести его жаргон, но…

— Это церковь, — прочитал ее мысли парень. — Рядом с перекрестком, где на днях у нас было массовое самосожжение. Хоть это ты должна знать.

Должна. Слышала. Даже попыталась посмотреть несколько видео, но не смогла. Наверное, глупо в их ситуации бояться смерти? Но Нат боялась, как боялся и Эллиот, как и те люди, кто облил себя бензином за две минуты до полуночи.

— Ничего, справимся сами. Спасибо за подсказку, — процедила Нат, выпрямив спину и спрятав вдруг окоченевшие руки в карманы.

Ей надо было собрать все силы, что у нее были. Чтобы отогнать усталость и подняться с холодного пола. Чтобы скрыть тревогу, которую Эллиот все равно считывал. Она знала это, как бы хорошо она ни пыталась контролировать свои чувства. Чтобы отправиться в место, где полуночника, скорее всего, уже нет в живых.

— Умри уже наконец сегодня, — прошептал на прощание Хью и отбросил еще горящий окурок за пределы крыши.

***

— Я не хочу умирать…

Бормотал в полудреме Марк, пока его сознание только и находило остатки сил на эту странную мантру.

— Я не хочу умирать…

Отмытый, в льняных рубашках и брюках, зачесанный назад до такого неприличия, что мокрые волосы походили на зарисованную маркером лысину. Адепт местной секты, суть которой он еще не понял, да и не мог понять. Он боялся, и его страх в закованном в сон теле мог твердить только об одном — он не хотел заканчивать свою жизнь. Тем более вот так.

— Брат, ты уверен, что слышал его слова верно?

Это в его голове или за ее пределами? А голос женский или мужской? Может, это вообще говорят стены, которые перемещались каждый раз, когда Марк пытался открыть глаза?

— Никаких сомнений. Он полуночник. Если нам повезет, он вспомнит больше, чем люди до него. Он окажется избранным. Боль очищает омут и вытягивает из омута памяти.

Избранный. Слова вертелись на языке, пока Марк даже не мог пошевелить им. Роем в голове кружили вопросы, не давая услышать ничего больше. Тонкая щель глаз, которая сама по себе возникала пару раз в минуту, почти не давала информацию: фигуры, все одинаковые, черные, вроде люди, но скорее бесформенные пятна. Будто от похмелья. Может, он все-таки слишком хорошо отметил мальчишник?

— Что ты помнишь о том мире?

Вопрос, ставший частью туманной дымки. Без точного получателя, без интонации, без индивидуальности. Возникший сам собой в голове. До тех пор, пока внешний мир не коснулся лица Марка сильной пощечиной.

— Что ты помнишь о том мире?

— О каком, блять, мире? — Горячая пульсация разрушала гнетущую иллюзию нахождения в тумане. Знакомый запах ладана ударил в нос с такой силой, что Марк удивился, как он не замечал этот отравляющий аромат раньше. Попытка дернуться, встать с холодного мраморного пола не дала успехов — руки за спиной слишком крепко стягивала веревка, уходящая куда-то к стенам.

— О мире, откуда пришел ты и все мы. Который был настоящим и правильным, — у голоса появился отчетливый мужской тенор и напускная хрипотца. Не слишком удачная попытка сделаться загадочнее.

— Я пришел из своей квартиры! О каком еще мире вам надо рассказать, чтобы меня отпустили?

Веки начали его слушаться, и он смог открыть глаза. Фигуры вокруг перестали казаться бесформенной массой, и Марк, не скрывая, принялся рассматривать каждую возможную черту, которая потом поможет ему в полиции.

Обращался к нему парень. Сантиметров сто восемьдесят роста. Худой, судя по тонким пальцам, с зажатой потухшей свечой. На ногах потрепанные мокасины отвратительного ярко-красного цвета. Примерно его возраста.

Рядом девушка, пухлые обветренные губы. С довольно большим бюстом, если судить по тому, насколько вперед выдавался ее плащ. Примерно его возраста.

Следом парень, который не переставал пилить Марка взглядом. Орлиный нос с проступающими первыми усиками. Неприятный терзающий душу взгляд холодных серых глаз. Примерно его возраста.

Озарение, пришедшее настолько внезапно, что снесло собой остатки дурмана. Десяток фигур в капюшонах, насколько он мог увидеть, были людьми его возраста. Как и монах, и все люди раньше. Он огляделся вокруг, но людей в церкви не было — только лики святых повсюду, озаренные кострами поставленных близ них свеч. Стоило приглядеться поближе и можно было увидеть, как портреты святых стояли буквально повсюду — на столах, пластиковых стульях со следами пролитого на них кофе, картонных коробах с эмблемами разнообразных брендов… И на каждом из них черная приписка маркером, переливающая в оранжево-желтом буйстве огней.

— Где я вообще и что происходит? Что это за место?

— Он новенький, надо ему все объяснить, — прошептала девушка высокому главарю в центре, но тот только покачал головой.

— Нет. Если кому-то и даровано знание о спасении из нашего мира, то он должен вспомнить его сам. Нужно только натолкнуть на путь.

Кивок и капюшоны плавно поплыли в сторону, оставляя впереди главаря. Марк не знал, что делать. Руки не вырывались из опасного плена, подошва скользила по мрамору, не давая подняться.

Парень в капюшоне взял одну из свечей возле лика, и в его руках блеснуло лезвие ножа. Ритуальный, с различными узорами? Или же просто охотничий, созданный для подарка? Куда важнее, что лезвие, нагретое над огнем, прислонили к шее, заставив всю боль и ярость скопиться в единственном месте на крохотном лоскутке кожи.

— Сука, больно! — крик Марка разразился по всей церкви и многократно отразился от стен. Рывок. Холодный пот. Рывок. Умирающая с каждым разом надежда покинуть приют безумия. — Отпустите! Я сделаю, что скажете, оставьте меня только в покое!

— Отпустим, не волнуйся, — спокойствие огромного парня в капюшоне пугало даже больше, чем еще одно возможное прикосновение клинка. Они не собирались его резать нет, только пытать. — Но тебе надо рассказать, как нам выбраться отсюда.

***

Нат казалось, что она в полной безопасности. В теплом месте, где ее никто не достанет и не сможет вернуть в тревожную реальность, из которой ей в тайне хотелось сбежать. Пока рука Эллиота мягко не коснулась макушки.

— Я уснула? — воскликнула Нат, поднимая голову с колен парня. Она помнила, как они заняли лавочку. Обсуждали план действий с леденящим страхом в груди. Думали, как войти в зловещее здание. Потом она вроде позволила себе ненадолго закрыть глаза и поддаться преследующей ее по жизни усталости. Похоже, она еще не в силах давать бой изнеможенности.

— Да, но мы все равно хотели начать утром, тебе… — остановился Эллиот, ища взглядом хоть какой-то помощи извне. — Тебе нужно было отдохнуть, Нат. Извини.

— Ладно, все в порядке.

Не все в порядке. Она не планировала проспать всю ночь, пока новый полуночник находится в церкви, куда она даже боялась ступать. Наверное, впервые со времен знакомства с Хью внутри нее боролись два чувства — желание спасти новенького и оставить его там, пока он сам не выберется.

— Значит, идем? Солнце уже встало.

План их был прост, но от того и заставлял замедлять шаг на пути к церкви. Витражные окна, прежде незаметные на фоне ночного неба, теперь разливали по всей округе разноцветные солнечные лучи. Эллиот наклонился и поднял с земли увесистый камень, покрытый утренней росой.

— Подойдет?

— Вполне, — кивнула Нат, тем самым дав команду начать операцию. Сцепив пальцы за спиной в замок, она спокойно наблюдала, как ее друг пару раз подкинул булыжник в руке, прищурился, подбирая место получше, и, наконец, отправил его в витражное окно.

Раздирающий звон цветного стекла заставил Нат ринуться к резной дубовой двери и проскочить прямиком в церковь.

***

Боль от первых волдырей возле ключиц только начала утихать, когда Марк вышел из полудремы и сразу прижал оголенную шею к коленам. За последние несколько часов люди в капюшонах его будили уже трижды, задавали странные вопросы и снова подносили раскаленный металл, пытаясь клеймить. Нервы уже были истощены попытками найти правильный ответ, ведь он рассказал им все. Все, что резко начало приходить в голову: про ненавистную школу и любимый университет, лучших друзей и предстоящую свадьбу, рацион ныне живущего кота и погибшего четыре года назад мопса. Их процедура борьбы с беспамятством давала свои плоды, но истощала до желания уснуть вечным сном.

Разум уже был готов смириться, что его пытки продлятся еще несколько лет, когда необычный звук привел в замешательство сменившегося на посту охранника.

— Сиди здесь, — отрезал капюшон и ринулся в сторону шума.

Будто у Марка оставался выбор. Если он и был «избранным» — слово, которое вызывало зуд сильнее любой веревки на запястьях — то Марк не хотел представлять, что происходит с остальными посетителями. Последний раз, когда он находился в сознании, единственным источником света были миллионы свечей с отравляющим запахом то ли воска, то ли мышьяка. Теперь несуразность его положению придавал свет из витражных окон, который заставлял ощутить себя внутри детского калейдоскопа. Подташнивало так, словно пространство вокруг несколько раз прокрутили вокруг своей оси и встряхнули со всей силой.

Звон с другой стороны достиг ушей Марка почти в то же время, когда цветные осколки осыпали его с ног до головы. Что-то свалилось следом точно на центр стола с дюжиной свечей и повалило конструкцию на пол, по очереди туша ослабевшие огоньки.

— Тревога! Тревога! Все в главный зал!

Что теперь? Обстрел? Замученное сознание отказывалось понимать хоть что-то и только с трудом улавливало блики вокруг. Один капюшон убежал за другими, часть свечей потухли после бомбардировки неизвестным врагом, ладонь задело металлическое лезвие, руки обрели непривычную свободу и опустились на пол.

— А теперь бежим отсюда. Давай за мной.

Марк остался на месте, радуясь возможности наконец ощущать собственные пальцы. Кровь пульсирующими движениями подступала к ладоням, оживляла боль на шее и…

Глаза Марка расширились. Свобода? Он может идти? Нет, он должен бежать.

— Не медли, скорее сюда.

В этот раз Марк послушался — рванул вперед на неустойчивых ногах, которые словно касались горячих углей. Девушку он не знал, ни разу не видел в своей жизни и не мог вспомнить кого-то даже приближенно похожего на нее. Но плевать — если она могла вытащить его из пыточной камеры, он готов был слушаться любых ее приказов.

Церковный зал казался бесконечным коридором, по которому они бежали час за часом, ловко огибая своеобразные алтари. Иногда рассеянный взгляд Марка цеплялся за то, что когда-то было ликом святых, улавливая на них дорисованные маркером очки, усы или надписи. Одну он даже успел прочесть: «Нам здесь не место, спаси». Ему здесь тоже было не место.

Дверь, а за ней свобода. Никогда в жизни он больше не подаст и монеты на строительство храма. Выбросит все свечи, что притаскивала домой Крис для создания «особой домашней атмосферы».

— Они убегают! Ловите их любой ценой!

Крик за спиной сработал как толчок, заставляя вдыхать проклятый пропитанный ладаном воздух. Он знал, что нельзя совершать эту ошибку. Это дурацкое клише, которое он встречал во многих фильмах. Но он был не в силах сдержать любопытство и обернулся, чтобы оценить масштаб катастрофы.

Считанные шаги до выхода. Несчитанное количество капюшонов, бегущих прямиком на них со всех сторон. Даже если они выберутся из церкви, начнется погоня. Но должен быть выход.

— Давай быстрее! — прокричала незнакомка, освещая темные стены храма солнечным светом из-за открытой двери.

Марк побежал в обратную от нее сторону. Навстречу бушующей толпе, готовых разорвать его в клочья. Их разделяли считанные секунды до встречи. Но что куда важнее — их разделял накрытый огромной скатертью стол. Если повезет, деревянный. Из последних сил Марк схватился за столешницу и перевернул ее вперед. Восковые огарки моментально взметнулись пламенем в человеческий рост. Огонь начал свой бешеный танец: захватил упавшую скатерть, перекинулся на стол и стоявшие по соседству пластиковые контейнеры, с них на раритетный комод. Живая огненная изгородь, загонявшая его мучителей в смертельную ловушку и заставляющая Марка в душе ликовать от наступившей справедливости.

Его потянули за рубашку, срывая с места. Они все-таки поймали его? Сейчас толкнут прямо в пекло? Нет, это девушка. Надо все-таки бежать.

Из церкви хвоста не было, а после он не оглядывался. Только вперед, подальше от пыток. Они бежали без остановок, мимо церковной площади, ряда кустарников, многоквартирных высоток… Пока к ним не присоединился еще один парень — опять его одногодка, смеривший Марка сочувствующим взглядом.

— Ты цела? — от волнения у парня непривычно высоко поднялся голос, и тот поспешил скрыть это за напускным кашлем.

— Я в порядке. А вот… — Небольшая пауза, скорее больше для отдышки, нежели для знакомства.

— Марк. Ни черта не понимаю, но жив, — когда бок перестало разрывать при каждом вздохе, он осмелился задать вопрос, который терзал его сильнее любых ожогов на коже: — Раз теперь мы в безопасности, вроде, ответьте мне наконец: что здесь происходит?