Проверочное слово

Вера Павлова, 2018

Новая книга Веры Павловой «Проверочное слово» включает стихотворения 2015–2018 годов о счастье, радости, которыми пропитана наша жизнь, несмотря на все потери, боль, утраты, неизбежные в жизни каждого, и прозу, написанную в эти годы. Как всегда честно и искренне о самом главном предназначении любого – о любви – от одного из лучших поэтов современности.

Канон косы

Мне было двенадцать, когда мама, которой надоело моё нытьё, отвела меня в парикмахерскую под гордой вывеской «Салон». Парикмахер взял ножницы побольше… Чик! И в его руке осталась моя коса. Длинная. Растрёпанная. С вплетённой коричневой лентой и неаккуратным бантом. Так, вместе с лентой, её и положили в пакет, а его в ящик письменного стола, где она полежала какое-то время, мёртвая, страшная, а потом исчезла. Куда? Наверное, туда же, куда исчезают молочные зубы, положенные на вечное хранение в спичечные коробки.

Трёхголосная фуга: коса.

Волос долог. Ars longа. А vita?

О, как туго плету голоса!

Расплету — будут мелко завиты.

Расплету, распущу по плечам,

простынёю спелёнута косо,

парикмахерам палачам

отдавая девичьи косы.

Причёска называлась сэссон и очень мне шла. Старшеклассник Костя Клёпов, до этого не обращавший на меня никакого внимания, сказал: «Ты стала другим человеком». Он был прав: я стала писателем. Писателем дневника. Потеря косы так потрясла меня, что я открыла большую бухгалтерскую «Книгу учёта» и вывела на первой странице: «9 марта. Сегодня я подстриглась. В классе все решили стричься под меня». И пошло!.. Четыре Книги Учёта, несколько клеёнчатых толстых тетрадей, еженедельники, один другого красивее, сначала из кожзаменителя, а потом из натуральной кожи. Две дюжины моих дневников. Так и оставшихся книгами учёта. Чего: отрезанных кос? Выпавших волос?

Скрипичным ключом

свернулся на дне ванны

выпавший волос.

Тот же «Салон». Мне восемнадцать, и я выхожу замуж. Волосы снова отросли до пояса. Парикмахер священнодействует, и через час на моей голове высится то ли шапка Мономаха, то ли собор Василия Блаженного. Первая брачная ночь: мы разлепляем мои зацементированные лаком локоны, в четыре руки вынимаем шпильки и засыпаем, не вынув и половины. Это всё, что я помню об этой ночи.

Мать двух дочерей, сколько косичек я заплела за годы их школьного детства!

Я знала его назубок,

косы канон трёхголосный:

расталкивала лежебок,

плела покорные косы,

вела, вероломная мать,

отроковиц на закланье…

Позволь им подольше поспать,

министр образованья!

Не позволяет. И я, утро за утром, год за годом плету косы двум девочкам. Младшая причитает, как невеста на крестьянской свадьбе, а старшая мрачно резюмирует: «Коса опять перекосилась». Однажды я посадила их спина к спине, расчесала обеих, смешала лизины золотистые и наташины чёрные пряди и заплела им одну косу на двоих. Толстая получилась коса, длинная. Сфотографировала, конечно. Хорошая получилась фотография. Сразу видно: сёстры. Не хуже той, на которой, как в сказке репка, мама заплетает косу мне, заплетающей косу младшей двоюродной сестре Таньке.

Дочери мои до сих пор не расстались с длинными, до пояса, волосами. «Мамочка, расчеши меня, заплети мне косу», — просит меня Лиза, когда ей взгрустнётся. И становится веселей. Обеим. Для закрепления эффекта переплетаем пальцы ног. Они у нас обеих длинные, музыкальные.

Но самое верное средство от грусти — попросить «Заплети мне косичку» мужа. Почему это нехитрое дело оказывается таким сложным для мужских пальцев, легко справляющихся с гораздо более сложными задачами? Заплетает, путается в трёх прядках, сдаётся, целует в макушку, говорит: «Как ты красиво седеешь! Какая ты молодец, что не красишь волосы!»

Не красила и не буду. Почему? — спрашивают парикмахеры и журналисты. Мужу нравится моя седина, — отвечаю первым. Не хочу выглядеть моложе своих стихов, — отвечаю вторым.

Лаской уняла удальца,

убедилась — дети уснули.

Влажную уборку лица

начинайте, слёзы-чистюли,

смойте без следа, без следа

шрамы, поцелуи, морщины.

Я прекрасна. Я молода.

Я могу прожить без мужчины.

Что, подружка, — вздыхаешь в горнице,

плачешь в спальне, рыдаешь в душе?

Я ведь тоже была любовницей

своего ушедшего мужа.

Губы сохли, поджилки тикали,

сердце ухало, руки никли.

Приезжал за пластинками, книгами.

Брал пластинки, меня, книги.

Платье, сидящее так хорошо,

что кажется: его можно снять

только вместе с кожей.

Чего, чего тебе надо ещё?

Любуйся на эту поступь и стать

и ступай, куда шёл, прохожий.

А платье пойдёт с подругой в кино,

потом — домой, под дождём, под зонтом,

разденется, свет не зажигая,

и повесится в шкаф. Там таких полно,

можно ходить каждый день в другом,

как в «Любовном настроении» Вонга Карвая.

Ох, не спится Спящей красавице

рядом с мирно сопящим принцем!

Чем красавица угрызается?

Что увидеть во сне боится?

Гномы, богатыри и прочие,

допрошусь ли у вас прощенья,

белоснежкины чернорабочие,

не пригодные для размноженья?

Может, поможет больной

любви постельный режим?

Дружок, полежи со мной:

подумаем, помолчим,

погладим друг друга. Вдруг

сумею сказать тебе

то слово из трёх букв:

два Л, два Ю, одно Б?

Смято. Порвано. Расколото.

Нежной битвы дезертиры

разошлись по разным комнатам

однокомнатной квартиры.

А глаза то уклоняются,

то в упор берут на мушку.

Плохо почта доставляется

на соседнюю подушку!

Я — молчания полиглот.

Ты, шумящий камыш,

не умолкаешь весь день напролёт.

Зато не храпишь,

долго-долго, пока не уснём,

гладишь меня по плечу

и даже не подозреваешь, о чём

весь день молчу.

густой весенний тихий снег

беззвучный колокольный звон

сегодня умер человек

который был в меня влюблён

блестит монеткой на ребре

летит куда-то белокрыл

тот кто однажды в декабре

букет сирени подарил

Вспоминать хорошее.

Загородный дом.

Отпираю прошлое

сломанным ключом.

Прячу отгоревшее

горе на чердак.

Говорю умершему:

ну ты и чудак!

Обменять, как шпионов, письма,

уничтожить черновики.

Дорогой адресат, не сердись, но

о тебе — не единой строки,

кроме этих. Родные тени.

Предзакатная благодать

окружать себя только теми,

кого хочешь обнять.

ласкались в четыре руки

на два голоса голосили

мечтали о доме у реки

на руках друг друга носили

ценили нежную лень

планету как ложе делили

долго и счастливо и в один день

разлюбили друг друга и забыли