Проверочное слово

Вера Павлова, 2018

Новая книга Веры Павловой «Проверочное слово» включает стихотворения 2015–2018 годов о счастье, радости, которыми пропитана наша жизнь, несмотря на все потери, боль, утраты, неизбежные в жизни каждого, и прозу, написанную в эти годы. Как всегда честно и искренне о самом главном предназначении любого – о любви – от одного из лучших поэтов современности.

Парное катание

Хочу кататься с вами на коньках,

в особенности если на коньках

вы сроду не катались, я же сроду

каталась, но из пропасти народу

ни с кем так не хотела на коньках,

как — с вами…

Я — бомж: место моего жительства неопределённо. В моём кармане бренчит связка ключей от квартир в трёх разных городах трёх разных стран (на брелке — пальма и название четвёртой). Эти страны, эти квартиры и правда очень разные. Но в каждой есть две вещи, без которых моя жизнь остановилась бы: у меня три пианино и три пары коньков. В Москве коньки чёрные, в Нью-Йорке и Торонто — белые. Белые фигурные коньки: высокий чёрный каблучок, узкая щиколотка, золотые крючочки для шнурков. Я не знаю обуви прекрасней. На таких коньках пролетело моё детство.

Вот уже тридцать лет под землёй

троечник с минусом, вертопрах —

мальчик, который бегал за мной

на лыжах, роликах и коньках,

даже однажды ногу сломал,

думала, шутит, но нет, всерьёз,

и старший брат, хоккеист-амбал,

его с катка на руках унёс.

Меня усадили за пианино и поставили на коньки в пять лет. Мне до сих пор кажется, что в этих занятиях есть что-то общее. И оба теснейшим образом связаны с любовью. Любимый — это тот, кто с тобой музицирует и, коленопреклонённый, зашнуровывает тебе коньки.

Мы взрослели наперегонки.

Мы на время бегали по кругу.

Мальчик, шнуровавший мне коньки

(переделай, это слишком туго!),

первым откатал свои круги.

Врали про плеврит. Нет, политура.

…и так накатаешься,

что, придя, не можешь снять коньки —

сядешь на пол и сидишь, как дура.

Моё катание не очень фигурно. Ласточка, подсечка, пистолетик, низенький перекидной мостик — вот и всё, чему меня, пятилетнюю, научил тренер. Но что может быть лучше, чем смотреть фигурное катание по телевизору? Соглашусь: самые красивые руки — у балерин. Но самые красивые ноги — у фигуристок (спортивные танцы).

Немного музыки и льда,

немного солнца и надежды…

Лёд — это спящая вода,

которой снятся конькобежцы.

Они бегут, в руке рука,

они забыли все печали,

за десять лет они пока

ещё ни разу не упали.

А написала этот стишок — и тут же упали. Так что — один раз. За всю тринадцатилетнюю жизнь со Стивом.

Движенья неуклюжи, куртки ярки,

смешная красота, веселый страх,

субботний день, каток в Центральном Парке,

американцы на тупых коньках.

И я по кругу семеню со всеми,

то по, то против стрелки часовой,

сбивая с ног, сбивая с толку время.

Ой!

Мы со Стивом ходили на каток сотни раз. Летали по кругу. И вместе с нами летали клерки (руки в карманах, пиджаки расстёгнуты, галстуки развеваются), еврейские девушки в длинных юбках, группа монашек при полном чёрно-белом пингвиньем параде, однажды — свадьба в полном составе (тулупчик поверх белого многоярусного платья, шапочка поверх фаты, жених почти не умеет кататься). Завсегдатаев мы знали в лицо. А они — нас. И никто из них не подозревал, что последние три года в кармане спортивной куртки Стива частенько пряталась пластмассовая бутылочка с трубочкой, через которую в его вену по капле сочилась химиотерапия. Стив очень хорошо катался. Стив с юности занимался конькобежным спортом. Бегал на «ножах». Но даже на коньках убежать от неизбежного не удалось.

Осень. Сумерки. Старица.

Первый лёд.

Правый конёк болтается,

левый жмёт.

Тут цвели в изобилии

в оны дни

лиловатые лилии.

Где они?

Снег, без спешки, вразвалочку…

Неказист,

сделал первую ласточку

фигурист.

Ба́луя друг друга, балу́я,

поровну делили с тобою

птичье молоко поцелуя,

голубиное, голубое,

в упоении желторотом,

в сонном царстве тринадевятом.

Кто стреляет за поворотом

из зениток по голубятам?

Мёрзну по Цельсию.

Греюсь по Фаренгейту.

Родина целится

из-за угла. Уеду

с лёгонькой лирою

и — Россия, рассейся! —

эвакуирую

милых в ковчеге сердца.

звёздное небо

заслонить человеку

не может толпа

О свободе: свобода заключается

в отсутствии необходимости врать,

даже самым любимым.

О равенстве: равенство существует

только среди тех,

кому нет равных.

О братстве: у меня есть брат

Сергей Анатольевич Десятов

и очень много кузенов.

Выстиран воздух, асфальт разутюжен

и отпарены листья.

Окна открыты. Садимся за ужин.

«Вести»: кровопролитье.

Льёт — послесловием ливня — с карниза.

Капли украсили ветки.

Любимый, выключи телевизор.

Выдерни шнур из розетки.

Выверну карманы: где ты, бывшего

след? Монетка. Пригоршня трухи.

Энциклопедически забывчива,

помню только вас, мои стихи,

только вы составите, разбавите

ключевой водой (прощай, склероз!)

порошок для улучшенья памяти —

на щеках сухой остаток слёз.

В здравом уме и твёрдой памяти

сим подтверждаю, что без памяти

люблю (кого?) безумно я.

Число (какое?). Подпись (чья?).

Ухаживал в полноги.

Ласкал спустя рукава.

Дарил тычки, тумаки

и матерные слова.

Кривился: втяни живот.

Довольно быстро кончал.

Не провожал на аборт.

Тем более, не встречал.

девушек стада

юбки на просвет

эту ты бы да

эту ты бы нет

млечная спина

персиковый шёлк

бабника жена

в бабах знаю толк

кончал без единого стона

крепко стиснув зубы

ни словом себя не выдав

как партизан под пыткой

только смотрел сурово

презрительно и устало

так и осталось тайной

любил ли меня любимый

Память — редкое сито,

расшатанный причал.

Слово в слово забыто,

как надсадно молчал

ты, как в паузе вязкой

застревало словцо,

как посмертною маской

застывало лицо.

Можно ли быть умнее?

Нашла себе дурака,

сижу у него на шее,

смотрю на него свысока,

внимаю брезгливо, хмуро

его бу-бу-бу, жу-жу-жу

и думаю: вот я дура!

И суженого душу.

Бурные воды

сомнений, страхов, потерь.

Остров свободы —

супружеская постель.

Пой, голубица,

вейся, отбеленный флаг!

Есть, где укрыться

от супружеских драк.

Изжога страсти. Нежности грыжа.

Влюблённости хромающий пульс.

Любимый, я тебя ненавижу.

Не вижу. Вижу. Не нагляжусь.

Ненавидеть, гнать, держать,

обивать пороги боли,

виртуозно наступать

на любимые мозоли,

пока не научит смерть

привередливую, злую

на любимого смотреть

с точки зренья поцелуя.