У изголовья прошлых лет

Вера Мосова

Всегда ли так важно докопаться до тайн прошлого? А каково же узнать про злой рок, довлеющий уже над несколькими поколениями семьи? Принять всё это? Поверить? Или скептически улыбнуться и забыть? А может, лучше бы и вовсе не знать никаких подробностей? Эти вопросы мучают главную героиню романа Женьку Туманову, случайно нашедшую старые записи своей прабабушки. Прошлое, неожиданно вторгшееся в её жизнь, однажды стало угрозой Женькиному счастью.

Глава 3

Семейный рок

Наутро Женька осматривала своё новое жилище. Как же давно она тут не была! Сейчас бабушкина квартира предстала перед ней совершенно по-новому. Одна из комнат была пуста, если не считать старой пальмы в огромной кадке. Надо же, она ещё жива! Растопырила свои огромные многопалые лапы и греется в лучах утреннего солнца, заливающего комнату через свободные от занавесей окна эркера. Высокие потолки, обрамлённые замысловатой лепниной, как будто увеличивают пространство. А старый паркет, местами слегка поскрипывающий при ходьбе, невольно напоминает, что всё тут дышит историей. Вторая комната с некоторых пор (а если точнее, с тех пор, как умерла бабушка Маша, около двух лет назад) стала своеобразным хранилищем старых вещей. Вещи эти когда-то принадлежали Женькиной бабушке и даже прабабушке. Часть их лежала в двух старых дерматиновых чемоданах с металлическими уголками, часть — в видавшем виды сундуке. Вдоль стен стояла старинная мебель: буфет, покрытый чёрным лаком, стол с резными ножками, кровать с металлическим изголовьем, на котором бодро топорщились затейливые шишечки. Тут же притулился старинный комод. Когда-то Женька с матерью сложили все бабушкины вещи в эту комнату, чтобы вторую сдать внаём. И сейчас ей предстоит разбираться со всем этим скарбом.

Женька прошла на кухню. Там главенствовал большой старый стол, накрытый потёртой клеёнкой, возле него — пара массивных деревянных табуретов, у стены — старая газовая плита. Чугунная раковина с отбитой местами эмалью наполовину покрыта ржавчиной. Из крана капает вода. Новоявленная хозяйка попыталась закрыть кран, но капли продолжали размеренно стучать. Придётся менять смеситель. Да и мебели этой давно пора на свалку. Женька прикинула, как будет тут смотреться новый кухонный гарнитур. А что? Вот заработает она денег и купит приличную мебель. Только что ей делать с тем барахлом, которым забита спальня? Женька вернулась туда. Осмотрелась. Сейчас она займётся уборкой в свободной комнате, а после работы обещала приехать мама, и вместе они решат, как поступить с этой рухлядью. Что-то однозначно придётся выкинуть, а что-то может ещё послужить. Хотя бы вот это старинное зеркало. Амальгама, конечно, уже попорчена местами, зато какая шикарная рама! Или комод. Чем не красавец? Если у него поменять ручки и приделать к ящикам выдвижные механизмы, то он будет очень даже хорош.

Женька выдвинула один из маленьких верхних ящичков комода и обнаружила в нём потёртую дерматиновую папку на завязках. Она не удержалась от соблазна заглянуть внутрь. Толстая потрёпанная тетрадь, исписанная размашистым почерком, пожелтевшие листочки со стихами и рисунками да несколько давних фото, качество которых оставляло желать лучшего. Снимки явно очень старые. Скорее всего, это примерно середина двадцатого века, а то и раньше. На обратной стороне некоторых из них стоят даты. Женька взяла наиболее чёткий снимок. На нём была запечатлена молодая женщина с ребёнком. Видно, что к съёмке та тщательно готовилась. Её волосы аккуратно поделены на пробор и уложены в два ровных валика, из-под которых струятся крупные локоны до плеч. Тёмное платье в белый горошек — вероятно, крепдешиновое — украшено изящным белым воротничком. На коленях женщина держит маленькую девочку примерно годовалого возраста. На малышке светлое пышное платьице, из-под которого видны толстенькие ножки в забавных вязаных башмачках. Женька повертела фото в руках и обнаружила на обратной стороне витиеватую надпись, сделанную фиолетовыми чернилами: «1947 год». Скорее всего, это и есть прабабушка Женя, Евгения Петровна, а малышка — её дочь, то есть, бабушка Маша.

Женька отложила фото в сторонку и взяла первый попавшийся листок. Тем же размашистым почерком на нём было написано:

У изголовья прошлых лет

Сижу я, голову склоня,

Увы, тебя со мною нет,

Как нет уже и той меня.

Неожиданно раздался мамин голос:

— Чем ты тут занимаешься? Я ушла с работы пораньше, чтоб тебе помочь, а ты, я смотрю, не спешишь с уборкой.

— Да вот, выдвинула ящик, а тут так много интересного, что я не могу оторваться. Чьи это стихи, ты не знаешь? — Женька протянула матери листок.

— Догадываюсь. Скорее всего, это бабушки Жени. Твоей прабабки. Она у нас была очень занятной личностью.

— А на этом фото она? — Женька протянула матери снимок женщины с маленькой девочкой.

— Она. И мама моя. У меня где-то есть похожая фотография, на ней мама держит на коленях меня, вот такую же малявку. А ты, часом, не беременна?

— Мам, что за странный переход от семейных фотографий к беременности? — удивилась Женька.

— Понимаешь, у нас над семьёй довлеет какой-то злой рок. Во-первых, всегда рождаются только девочки, а во-вторых, все они растут без отцов.

— Если ты боишься, что, расставшись с Игорем, я стану матерью-одиночкой, то отвечаю тебе — нет! Я не беременна!

— Ну и ладно! Всё ещё впереди.

— Неужели ты на полном серьёзе веришь в какой-то рок? — удивилась Женька.

— Не верила прежде. Твоя бабушка говорила мне об этом, а я только смеялась, ведь вышла же я замуж за твоего отца, и жили мы очень счастливо. А потом… В общем, когда его не стало, я почти поверила. И теперь боюсь, как бы и тебе та же участь не выпала. Непросто это — растить ребёнка без отца.

Женька подошла к матери и обняла её. Так, обнявшись, они постояли немного.

— Давай-ка за работу приниматься! — скомандовала мать. — Я пойду на кухню, а ты комнатой займись. Обрежь сухие листья с пальмы, а оставшиеся протри влажной тряпкой, потом окно помой. А между дел подумай, нужна ли тебе эта полуживая экзотика. Может, отдать её кому-нибудь?

— Нет! — твёрдо сказала Женька. — Чем она плоха? Пусть стоит. Сейчас я её реанимирую, будет память о бабушке.

— Как знаешь, — пожала плечами мать и принялась за работу.

Александра Сергеевна Туманова, при всей её мягкости и сдержанности, была человеком целеустремлённым и всегда старалась довести всё до логического конца. Ни одно начатое дело она не бросала на полпути. Работая в школьной библиотеке, ещё вела часы рисования в начальных классах. Художественный дар Женька получила от неё, как, впрочем, и внешность. В свои сорок восемь лет мама выглядела довольно моложаво: правильной формы лицо, мягко очерченные губы, проникновенный взгляд глубоких голубых глаз. Довершали образ гладко зачёсанные волосы, обычно собранные в узел на затылке. А ещё безупречная для её возраста фигура и лёгкая походка. С Женькой они были примерно одного роста, обе высокие и стройные. Когда шли рядом, то нередко ловили на себе заинтересованные взгляды прохожих. Для Женьки Александра Сергеевна была не только мамой, но и добрым другом. Она никогда не ругала дочь за проступки, но обязательно обсуждала с ней все проблемы, мягко и доходчиво давая понять, в чём та была не права. И этого было достаточно. Вот и сейчас, в ситуации с Игорем, она держала нейтралитет, не лезла в душу, но, конечно же, глубоко переживала за свою девочку.

Вскоре квартира сияла чистотой, а на плите пыхтел чайник.

— Посуды тут достаточно, но если что-то нужно, можно прикупить, — размышляла вслух Александра Сергеевна, отпивая чай из старой фарфоровой чашки. — Мебель, конечно, надо менять. На этом чудовище ещё я в детстве сидела, — и она кивнула на громоздкий табурет, покрытый выгоревшей от времени голубой краской.

— А мне он нравится! — улыбнулась Женька и поднялась с табурета. — Если его ошкурить и покрыть свежей эмалью, то он будет вполне ничего. Смотри, какая добротная вещь. А если сделать декупаж… — Женька замолчала, с интересом разглядывая табурет, словно уже видела его обновлённым.

— Да делай ты, что хочешь, — махнула рукой мать, — тут большое поле для деятельности.

— И непаханое! — рассмеялась Женька. — Я хочу отреставрировать старую бабушкину мебель. Вот поселюсь тут и стану потихоньку разбирать залежи в спальне. Наверняка там найдётся много интересного.

— Ты только записи своей прабабки не выбрасывай, мне очень хочется их почитать.

— Конечно! Это же реликвия! Семейная! А потому бесценная! — воскликнула Женька и вдруг тихим голосом спросила:

— А почему всегда так получалось, что дети в нашей семье росли без отцов? Папа умер, это понятно. А твой отец? А бабушкин? Я как-то никогда не задумывалась, почему у меня нет деда. Мне достаточно было бабы Маши. А ты его знала?

— Нет, — покачала головой Александра Сергеевна, — мама мне о нём никогда не рассказывала. А если я приставала к ней с расспросами, то она сердилась и ворчала на меня. Тогда я решила, что я детдомовская, и заявила ей об этом. Она расплакалась, обняла меня и печально вздохнула. Потом отстранилась, посмотрела мне в глаза и сказала, что не стоит говорить глупостей, особенно, если знаешь, как они могут ранить. Мне стало стыдно. С той поры я больше не возвращалась к этой теме. А когда мы поженились с твоим папой, был один интересный момент. Мы вышли из загса и остановились на высоком крыльце. А внизу стоял фотограф, который нас снимал. Я повернулась к маме, лицо её в этот миг застыло. Я невольно проследила за маминым взглядом и заметила удаляющуюся мужскую фигуру в сером костюме. Тогда у меня не было возможности задать ей вопрос, все тут же двинулись, зашумели, Виктор потянул меня к машине. А потом я уже не решилась. Боялась снова сделать больно.

Александра Сергеевна помолчала немного и добавила:

— А когда мама лежала больная, уже перед самой смертью, у меня часто появлялось такое ощущение, будто она хочет мне что-то сказать, но не может решиться. Может быть, об отце моём хотела поведать, но так и не нашла сил для этого.

Рассказ матери поверг Женьку в грустные размышления. Всю дорогу до дома она прокручивала эту историю в голове. Представляла маленькую маму, молодую бабушку Машу и загадочного мужчину в сером костюме, которого бабушка, наверное, любила всю жизнь, но стать одной семьёй им почему-то было не суждено. А если бы она, Женька, родила от Игоря ребёнка? Наверное, это тоже была бы девочка, как и повелось в их семье. Смогла бы она простить его ради дочери или тоже стала бы растить её одна? И всё-таки интересно, кем же был её дед? Может быть, он ещё жив, может быть, знает о ней, Женьке? Ведь пришёл же он на мамино бракосочетание, значит, не выпускал их семью из вида. Надо будет перебрать все старые бумажки в комоде. А вдруг она найдёт в них ответы на свои вопросы?

За ужином Женька вновь завела разговор о прошлом своей семьи. Если с бабушкой Машей всё стало более-менее понятно, то история прабабки пока что была для неё покрыта завесой тайны. Мама ничего конкретного сказать не могла. Она лишь знала, что Евгения Петровна родилась здесь, в Москве, ещё до революции. Потом уехала строить Магнитку. Там и войну пережила. Работала на заводе, тогда все трудились на победу, снаряды делали для фронта. Несладко ей пришлось. Но она не очень любила об этом говорить. Именно там, в Магнитогорске, она и родила дочь. И уже после войны вернулась в Москву с младенцем на руках.

— А ты что-то знаешь про моего прадеда, отца бабы Маши? — заинтересовалась Женька.

Но мама знала о нём не так уж много. Вроде, работал на том заводе какой-то эвакуированный, от которого и родила свою дочку Евгения Петровна. А почему он не женился на ней и куда потом подевался, она не могла сказать. Да, сильные были женщины в их семье. И тайны свои они умели хранить. Женька пожалела, что не прихватила с собой ту старую папочку из комода.

Неожиданно зазвонил телефон. Это была Светка.

— Собирайся, подруга, завтра вечером выезжаем в Минск! — решительно заявила она.

— Какой Минск? Чего ты удумала? — удивлённо спросила Женька.

— А разве я тебе вчера не сказала, что у меня новый проект? Очередной сериал, полтора месяца съёмок. Мы уже запустились, команда набрана. В основном, из местных. Гримёр там, похоже, тоже есть, но я договорилась, тебя берут хлопушкой!

— Какая хлопушка? Ты чего? Я никогда не работала хлопушкой!

— Да чего ты тупишь? Всей-то работы записать на белой доске чёрным маркером номер ролика, номер объектива, номер кадра и номер сцены. С этим любой школьник справится! Ну, ещё монтажные листы заполнить. Поехали, Женька! Это лучше, чем сидеть в Москве и лить слёзы по своему Казанове!

— Это так неожиданно, — растерянно проговорила Женька. — Я завтра переезжать собиралась.

— Ничего страшного! Переедешь, когда вернёшься! Если вернёшься, конечно! А вдруг ты встретишь там свою судьбу и останешься в Минске? — рассмеялась Светка. — Соглашайся, подруга! Это лучший шанс прийти в себя!

— Подумать-то я могу? С мамой посоветоваться надо.

— Советуйся! Только недолго. Через полчаса я жду твой ответ!