Два писателя и две утопленные калоши

Вера Анатольевна Прокопчук (2025)

Эта история началась с того, что великий писатель — не простой, а великий! — утопил калошу в луже. Лужа помещалась в г. Томске, напротив ресторана «Славянский базар», в конце 19 века. Что делал в Томске великий писатель? Он возвращался с острова Сахалин в Москву проездом через Томск; зашел отобедать в ресторан и, по выходе из него, утопил калошу. И да, это исторический факт. И здесь же, в Томске, а конкретно в томской гостинице, великого писателя посетил местный писатель — малоизвестный, но не лишенный таланта — который по совместительству служил в Томске помощником полицмейстера; зашел познакомиться и засвидетельствовать свое почтение… И это тоже исторический факт, кстати. А о том, как эти два невинных случая, произошедших вдали от российских столиц, подсказали петербургскому сыщику Полежаеву ключ к разгадке таинственного дела об убийстве молодой дамы в петербургском кабаре «Золотой Арлекин», можно узнать, прочитав этот рассказ…

Глава 2

Меж тем, в полицейской управе…

— Итак, пожар в Сенной Слободе потушен, — констатировал полицмейстер г. Томска, постукивая пальцем по стопке исписанной бумаги.

— Так точно, я же написал об этом служебный рапорт, — отвечал ему Мараулов.

Тут надо пояснить, что Павел Петрович Мараулов был по должности помощником полицмейстера. Потом он будет и полицмейстером, но это будет несколько позже. А пока….

— Я читал, — полицмейстер пытался выглядеть строгим, но не удержался и хихикнул. Смех душил его; взявши со стола канцелярский документ о потушении пожара, он прочел вслух с выражением:

— «Море огня бушевало, крики спасавших свое имущество, команды брандмейстеров — все это сливалось в один гул. По крышам, объятым пламенем в густом дыму, мелькали каски пожарных, языки огня и дыма охватывали работавших, от жары трещали головы, от едкого дыма резало глаза. Пожарные работали в самой гуще огня, редко обливаемые водой… Кто выскакивал из пламени, кого ударило доской или отвалившимся бревном… Это был сущий ад. А пожарные продолжали работать, исполняя свой долг до самоотвержения, несмотря на получаемое ими маленькое содержание, рискуя ежеминутно отправиться к праотцам и забывая совсем себя, они надеялись, что если умрут, то семьи их будут обеспечены городом, что жизнь их застрахована от всяких случайностей…»

— Точно так-с, именно так и было — подтвердил Мараулов.

— Павел Петрович, да вы поэт, батенька! — всплеснул руками полицмейстер. — Такой штиль, да в канцелярском документе — каково! ей-Богу, поэт!

— Никак нет-с, стихов отродясь не писал, — возразил, смущенно потупившись, обладатель шикарных усов и даже зарделся по-девичьи, — я все больше прозу-с… Недавно вот пьесу сочинил!

— Прекрасно. Собственно, я вызвал вас по другому вопросу.

Мараулов глянул вопросительно.

— Я понимаю, сейчас у вас дел невпроворот — Сенную слободу опять топит, — продолжал полицмейстер.

— Да, — вздохнул Мараулов, — а мне опять тащи обывателей из воды вместе со скарбом! Эх, заработаю я себе ревматизм…

— Да, да, — вздохнул полицмейстер, — но у меня к вам поручение вот какого свойства: получил я намедни по телеграфу депешу, — он повертел в руках бумагу, — от надворного советника Полежаева, Аристарха Модестовича, из Санкт-Петербурга. У него к нам — к томскому департаменту полиции — один важный вопрос…