Девять жизней Кота. Книга вторая: «Великое княжество Московское»

Василий Лягоскин

Новый мир, новая жизнь, новое тело. Теперь старшему лейтенанту Олегу Котову всего шесть лет, и главная его задача – выжить. Потому что он Наследник Рода, от которого зависит, останется ли на карте мира Великое княжество Московское. Книга содержит нецензурную брань.

3. Дважды кавалер Золотой Звезды

Князя Бельского встречали внушительной командой. Больше всех, кажется, волновался полковник Харитонов.

— Будь твоя воля, — улыбался Олег, ежась на холодном ветру, на широкой площадке у дверей — где он стоял в гордом одиночестве, — ты бы сюда весь полк вывел. Хорошо, Дамир Ефимович тебя ограничил.

В результате на площадке выстроились только новики во главе с самим Витязем, ну и один взвод егерей, которые ни ростом, ни статью не уступали воспитанникам Дамира Ефимовича. «Взводным» у них сегодня выступал комбат-два. Олег не погнушался, сбежал по ступеням, и поручкался с ним, в очередной раз удивившись размерам этого офицера, а особенно его ладони. Теперь же он оттянул рукав парадной шинели оливкового цвета. Под ним были те самые часы, без которых Олег не появлялся на полигоне, да и нигде еще. Минутная стрелка не добежала до нужной отметки всего на два деления.

А еще под шинелью у него был китель насыщенного зеленого оттенка, такие же бриджи без единой складки. Которых, впрочем, сейчас, под шинелью не было видно. Как и погон с золотыми львами Владимирского княжества на них вместо звездочек, и петлиц, по которым знающий человек мог определить принадлежность Витязя к Судогодскому егерскому полку. Были видны лишь сапожки, каких Кот не видел даже у самых отъявленных франтов в своей воинской юности. Там, кстати, голенища для придания лакового блеска буквально гладили утюгами. Каким образом добилась здесь идеального блеска Ольга, Коту никто не поведал. Но его озадачили — та же служанка, сообщив, что в чемоданчике под детскую руку, который Кот и держал сейчас в левой ладошке, кроме всего прочего находится и набор, с помощью которого необходимо будет поддерживать такое состояние обувки.

— Бархотка там еще, — сообщила она, — вы уж, Олег Георгиевич, не сочтите за труд, махните там ею по сапогам, перед тем, как к Великому князю нашему явиться… Ну, или кто поможет…

Никого из близких, хотя бы пару новиков, брать не было велено. Впрочем, Олег по этому поводу не переживал — знал, что в свите Владимирского князя людей хватит; и на него тоже. Главное — с ним был его верный Ножик, что висел по левую сторону, на ремне; в ножнах, естественно. Противовесом ему, с правой стороны, висела кобура с подаренным револьвером. А всю эту тяжесть поддерживала на нужном уровне портупея, протянутая через оба погона, и снимаемая без всякой помощи, вместе с шинелью. Ну, и без шапки, конечно, не обошлось, из неизвестного Коту меха, идентичного воротнику. В общем, наряд был поистине генеральским. Не хватало лишь парадного ремня, что был подогнан по размеру кителя. Но эта, самая пожалуй, интересная деталь полного парадного набора хранилась пока в том же саквояжике.

— Чем интересная? — в который раз задал себе вопрос Олег, — да тем, что это самый настоящий артефакт! Первый камень с плетением, что подарили мне. Витязь подарил, Дамир Ефимович. Спасибо ему за это.

Вчерашним вечером Котов, не особо любивший разглядывать себя в зеркале, провел перед ростовым необычно много времени. Все пытался разглядеть, за счет чего артефакт, прозрачный камушек, что крепился изнутри пряжки, позволяет ремню поддерживать идеально ровную линию на талии мальчика? Почему не отвешиваться с достаточно тяжелым Ножиком в ножнах, который и так достигал почти середины голени — до самого пола? В камне были видны какие-то линии, но что именно они обозначали; как работали? Единственное, что сумел понять для себя Олег за целый вечер, так это то, что кристалл действительно содержит в себе малую толику Силы. Ну, так об этом предупредил его и сам Дамир Ефимович. Пообещал еще посодействовать с зарядкой, в последующем. Но Олег не вытерпел — попробовал обойтись своими силами. Осторожно подал в кристалл свою Силу, выдавив из себя единственную «каплю». Результат? Линии в артефакте буквально засияли; стали контрастней и ярче. А позолоченный ремень, только что гибкий, приобрел жесткость и прочность стали.

— Наверное, приобрел, — поправил себя тогда Олег; проверять на разрыв и разлом подарок он не стал.

Автомобили появились в видимости, когда до шести часов утра осталось секунд тридцать. Очевидно, ритуал этот был отработан ранее. Ну, или так удачно получилось, что князь Николай Ефимович Бельский ступил на камни площадки, тщательно расчищенные еще с вечера, когда полковник Харитонов поднял ногу для первого, самого высокого, пожалуй, шага. Ну, и Кот не сплоховал — подал команду в монету, которую готовил целых два дня; в том числе для этого вот мгновения. Вообще-то таких монет, заряженных Силой дополна, было ровно столько, сколько в одежде было карманов. А именно, десять; по одной в каждом. Но сейчас Олег сжал в кулачке ту, что ждала своего часа в правом кармане шинели. И полковник опустил свой начищенный сапог на камни площадки уже под торжественные звуки «Встречного марша». Этот шедевр духового, «медного» искусства старший лейтенант Котов в своей жизни слышал больше, чем какую-то другую мелодию. Именно с него начинался рабочий день воинской части; с доклада заместителя командира по строевой части полковнику. И сейчас, кажется, никто не удивился, что пространство перед усадьбой, и за ее пределами; от камней площадки и до низких снеговых туч заполнили ритмичные, строгие и одновременно торжественные звуки, под которые Харитонову не пришлось подстраиваться — барабан гулко отмерял шаги, словно усиливая четкие удары подошв о камень.

И растворился марш без следа, в тех же тучах, наверное, как раз в то мгновение, когда командир Судогодского полка открыл рот для доклада:

— Ваше Высокопревосходительство! Вверенный мне Четвертый Судогодский горно-егерский полк гвардии…

Олег и сам не заметил, что выпустил чемодан на площадку, и стоит сейчас навытяжку, непроизвольно вскинув ладонь к шапке; сначала привычно, к правому виску, а потом сместив ее вперед и чуть вверх. Так свои ладони держали и полковник Харитонов, и князь Бельский, и комбат-два с майором Назаркиным. Рядовым, оказалось, полагалось просто стоять смирно, и пожирать глазами начальство. Только вот — в какой-то момент осознал Олег — большая часть гвардии и новиков почему-то смотрят именно на него, занявшего самую выигрышную позицию.

— Ну, да ладно, — мысленно махнул рукой мальчик, — может, князь не обидится. Если вообще принял такой казус во внимание. Ага — можно отмереть.

Князь, к некоторому удивлению Олега, шагнул вперед, и на краткий миг обнял полковника. А потом сказал вроде негромко, но Кот вполне расслышал его слова:

— Командуй «Вольно», Иван Ильич. Я не с инспекцией сюда приехал. Витязя от вас забрать на время — вон того. Как он, не замучил?

— Никак нет, Ваше Высокопревосходительство, — Харитонов сделал шаг в сторону, пропуская мимо себя князя, — за Витязя полк благодарствует. Ощутимая польза от его присутствия есть.

— Вот как?!

Князь, уже улыбнувшийся было кому-то в строю гвардейцев, резко повернулся к Харитонову:

— Не ожидал… Ну, позже расскажешь. Сейчас спешим, нельзя опаздывать.

Он все же прошел вдоль строя; даже остановился, поговорил с кем-то из гвардейцев постарше. Поздоровался за руку с двумя майорами, комбатом и адьютантом. Потом пошептался о чем-то с Дамиром Ефимовичем. И только потом повернулся к Котову, который уже стоял внизу, сменив теперь позицию на самую проигрышную, с учетом роста. Впрочем, вниманием он и теперь не был обделен — особенно когда пошел вперед, к князю, чеканя шаг не хуже полковника Харитонова. Вспомнился почему-то один старый фильм, «Офицеры». Тот его эпизод, когда вот так же, с чемоданом в руке шагал, волнуясь, к генералу другой мальчик в форме, суворовец. Аналогия была почти полной; если бы не смазал конец князь Бельский. Он один тут улыбался, и не дал Коту отрапортовать.

— Молодец, ценю, — махнул он рукой, превращаясь в один миг из подтянутого, хоть и не в форме, воина, в барина, хозяина обширных земель и миллионов человеческих судеб, — а сейчас давай в машину, Олег Георгиевич.

Олег, кстати, и сам опомнился: «Чего это я?». В некоторой растерянности повернулся к автомобилю, где кто-то из сопровождавших князя уже открыл дверцу салона. Ну никак он не ожидал, что так захватит его парадная эйфория воинского ритуала, от которой, думалось, избавился еще в училище.

Так что в салон — тот самый, в котором совершил свою первую поездку в новой жизни — он уже запрыгнул вполне расслабленным, готовым к новым открытиям в этом мире. Расслабленность, впрочем, прошла практически сразу, как только хлопнула дверца за князем, расположившимся напротив Олега, и поползло вверх звуконепроницаемое стекло, отделявшее салон от водителя и охранника рядом с ним.

Бельский дождался, когда автомобиль мягко качнулся, набирая ход, кивнул каким-то своим мыслям, и спросил; поначалу все же поздоровавшись:

— Ну, здравствуй… господин Витязь. Не расскажешь, чем это ты так гвардии приглянулся?

— Здравствуйте, Николай Ефимович, — Олег не выпрямился в кресле; напротив — заерзал в нем, пытаясь устроиться поудобнее, — прямо и не знаю, что сказать. Польщен, конечно, но…

— Что — «но»?

— Думаю, главным для полка, и его командира стало то, что я стараюсь не мешать. Ивана Ильича за этот месяц видел не больше пяти раз. Это считаю с сегодняшним.

— Да?! — изобразил удивление князь, — а вот мне докладывают, что гвардия моя тебя чуть ли не на руках тут носит.

— Было пару раз, — хитро улыбнулся Олег, — но это когда сил уже не оставалось ходить. Один раз, так даже без сознания валялся.

Мальчик с князем поулыбались друг другу, а потом Бельский вдруг резко нахмурился, построжел, и хлопнул ладонью по колену — словно проводя черту между двумя частями беседы.

— Вторая, надо полагать…, — подумал было Олег.

— А теперь о серьезном, — перебил его мысль Николай Ефимович, — о том, что ты, Олег, будешь говорить там, в Москве, когда спрашивать будут.

— Правду, и только правду, — с готовностью воскликнул Котов, представив на секунду мрачные тюремные казематы.

— Правда, Олег Георгиевич, — тяжело вздохнул князь, теперь разваливаясь крупным телом в кресле, — она разная бывает. Полезная или, к примеру, смертельно опасная. Вот я и хочу, чтобы ты не сказал последнего… опасного…

— Для кого, Николай Ефимович?

— Ну, ты парень умный, и сам понимаешь. Но если нужно, скажу — для себя, для меня, для всех Бельских, для княжества Владимирского…

— А для Московского, Великого?

— Обычно, Олег, польза эта и для Москвы, и для Владимира одна. Но, чтобы утвердиться в этом, я бы хотел послушать, что ты увидел в том склепе, у Черного из ковена. О чем он говорил, что с княжатами Рюриковыми делал?

Олег паузы на раздумывание брать не стал. К этому разговору он готовился. Не именно с Николаем Ефимовичем Бельским; скорее, в другим князем, Рюриковым, из Тайного Приказа.

— Мало там говорил Черный, — чуть приукрасил истину Олег (колдун как раз не замолкал на минуту), — да и не со мной а, скорее, с самим собой. И сказал немного понятного…

— И что же? — чуть подался к нему вперед князь.

— Главное, что говорил он по-британски.

— Вот, значит, как! — Бельский опять откинулся на спинку кресла; а потом опять вперед, уже резко, — а как понял… про британский?

— Так я же говорю на нем, — пожал плечами Кот, — с трех лет учить начали. Еще и германскому немного…

Бельский не стал славословить или, напротив, ругать тех, кто пичкал Олега знаниями и умениями с младенческих лет. Потребовал подробностей. Ну, Олег их ему и дал. В основном, про княжичей, про то, как Черный хвалился выпить их досуха, и тем самым вобрать в себя Силу малышей. Так и перечислил — с кого какую Силу выпьет.

— А что, так можно?

Князь его вопрос оставил без внимания, потребовал продолжения.

— Да это, пожалуй, и все, — опять пожал плечиками мальчик, — потом он рычал что-то и пел. Но этот язык я уже не понял. Если он вообще человеческим был. Жутко стало мне тогда. Особенно когда лицо вот тут напротив (он подвигал ладонями перед своими глазами) чернеть начало и усыхать. А потом боль в груди, и все — больше ничего не помню.

Для убедительности Кот еще и рукой потер — по шинели, напротив шрама. Бельский же словно очнулся от каких-то тяжелых мыслей. И только теперь обратил внимание на то, что оба они сидят в теплом салоне в верхней одежде.

— Ну, что ж, — завершил он эту, тяжкую для обоих, часть беседы, — на этом и стой, когда опрашивать в Москве будут.

— А будут? — Олег изобразил на лице легкое недоумение, — я думал, туда для другого пригласили.

— Обязательно будут, — кивнул князь, — да ты и сам понять должен — такой важный, единственный, можно сказать свидетель. Другой вопрос — в какой форме этот опрос проведут. Ты, быть может, и сам не заметишь, как тебя наизнанку вывернут. Это я насчет информации, конечно. А теперь давай раздеваться — взопрели уже. Может, ты поесть хочешь?

Олег было отказался — меньше получаса назад Ольга буквально закормила его; еще и в дорогу пыталась всучить сверток. Кот тогда отказался, а сейчас не стал. Почему-то недолгий разговор вымотал не хуже полноценной тренировки. Он не отказал себе в возможности позлорадствовать — крупному телом князю даже в таком просторном салоне было не так-то просто снять богатую меховую шубу. Николай Ефимович, очевидно, что-то из этих эмоций уловил. А может, просто пожаловаться решил:

— Не люблю такую тяжесть на плечах таскать. А не носить нельзя — положение обязывает.

Олег, который встал в полный рост, снял шинель привычными уже движениями и уложил его аккуратным свертком на сидение, посочувствовал:

— Так одели бы пока что полегче, а шубу эту, только когда в Кремль въезжать будем.

— Я же сказал — «Положение обязывает!», — пояснил несмышленышу Николай Ефимович, который все же стащил с себя меховую тяжесть, и небрежно бросил ее на другое сидение, к двери, — а оно больше не для других князей, пусть и Великих. Свое собственное величие мы демонстрировать должны простому люду. Гвардии, вот; дворне, что провожала меня в поездку. Там как раз целый полк набежал, нахлебников всяких. А ты что это?

Князь так отреагировал на действия Кота, который уже автоматически отцепил ножны от наружной сбруи, и положил клинок себе на колени. Доставать парадный ремень он не стал.

— Привык, наверное, Николай Ефимович, — ответил Олег, спокойно улыбаясь, — вот как достали из меня этот ножик, так стараюсь его из рук не выпускать. Как-то неуютно мне без него.

Олег сейчас не лгал ни на каплю. Действительно, с Ножиком в руках он чувствовал себя куда уверенней. Не держал его, конечно, постоянно; не спал с ним, а в последние дни и в ванную перестал его брать. Но вот теперь почему-то казалось — отпусти он рукоять, на которой могли свободно разместиться обе его ладони, и случится что-то страшное.

— Странно, — подумал он, пересиливая себя, и вынимая клинок, чтобы передать его в руки заинтересовавшегося без меры князя, — такое со мной впервые. К чему бы это? Или просто не хочется давать его в чужие руки? Осторожно, очень острый.

Это он уже вслух предостерег Бельского. Впрочем, тот явно умел обращаться с оружием.

— Наверное, даже любит его — вон с каким интересом разглядывает, — решил Олег, — чуть ли не обнюхал!

— С виду обычный нож, — теперь пожал широкими плечами князь, — разве что из золота. Острый, говоришь?

— Проверено, — кивнул Кот, принимая кинжал обеими руками.

Правой рукой он обхватил самый краешек рукояти — так, что большой палец лег на золотое навершие. Тело словно обдало теплым воздухом изнутри. Олег даже глаза прикрыл от удовольствия. И именно в этот момент автомобиль словно отправился в свободный полет; не плавно, а рывком, с приглушенным звуком взрыва снаружи. Кота подбросило на сидении, но обратно на него он уже не упал. Мальчика в полете поймал Бельский, рухнувший на свое кресло, и прижавший некрупное, но уже достаточно тренированное тело к груди — словно главное свое сокровище в жизни. Олегу было в его объятиях не комфортно; он предпочел бы сам оценивать события; и реагировать на них. А еще — мешали сразу две руки. Собственная, которую он вывернул так, чтобы не пронзить Ножиком князя, и вторая, мощная, княжеская, которой Николай Ефимович шарил на собственной груди. Он еще и шептал — страшно, с присвистом, костеря неведомых врагов, и обещая им немыслимые кары:

— Твари, пид..сы помойные! На моей собственной земле! Зарою, живьем сожгу!…

Он, наконец, нащупал что-то внутри своего парадного пиджака; произвел, очевидно, какое-то действие, и Олег почувствовал точно такую же щекотку, какой сопровождали его «глаза» видеокамер и какой, к примеру, обладала атмосфера «Диснейленда» во дворце Бельских. Догадаться было нетрудно — это действовал какой-то артефакт. И вовремя — еще один глухой удар, и у салона, который сейчас кренился (вместе со всей машиной, конечно) градусов на двадцать, не стало части крыши. Зато стали видны окрестности. Теперь Олег прочувствовал всю глубину ярости хозяина Владимирского края. Все происходило практически на виду у столицы. Еще на правом берегу Клязьмы, но с превосходным видом на город, на те самые купола собора, которые стали для Олега реперными сразу в двух мирах.

Бельский рывком посадил мальчика рядом с собой, и опять зарылся ладонью в пиджаке.

— Ищет еще один артефакт, — на удивление хладнокровно констатировал Олег, — а может и не один. И кто это нас так невзлюбил?

Неприятель, а выступали в этом качестве какие-то бойцы с белом, для зимы, камуфляже, перекрыл дорогу с обоих концов; в шесть утра она была достаточно пустынной. От моста двигался из Владимира единственный грузовичок, который сейчас шустро катил задним ходом, зачем-то не прекращая реветь клаксоном. Был ли кто с противоположной стороны дороги? Олег в этот момент остановился взглядом на бэтээрке, что катила до того впереди княжеского внедорожника. Теперь она лежала на боку, где-то внизу, под дорожным откосом, и густо чадила темным дымом. Собственно его, этот дым, и видел сейчас Олег. А еще он слышал выстрелы, которые редко, но перекрывали своим треском едва различимые очереди от врагов, подбиравшихся к эпицентру атаки — съехавшему на обочину передними колесами джипу. Вот эти выстрелы, точнее, пули, которыми щедро поливалось то, что осталось от роскошного внедорожника, он видел очень наглядно — яркими всполохами на защитной, не видимой обычным зрением, сфере, внутри которой только и хватило места, что самому князю, и его юному воспитаннику. Причем только так, сидя, и тесно прижавшись друг к другу. Водителю и охраннику впереди ее не хватило. Так что в том месте, где недавно сидели два молодых, пышущих здоровьем мужчины, сейчас было месиво металла, кожи и человеческой плоти.

Нападавшие, очевидно, знали о артефакте; ну, или предполагали, что без подобной защиты владетель княжества из дома не выходит. Как и без других артефактов — к примеру кристалла, который Бельский, наконец, вынул из недр своего костюма. Вынул, но никаких действий пока совершать им не стал.

— Скорее всего, — решил Олег, все такой же спокойный, — изнутри атаковать не получится — свою же защиту разрушишь.

Сам он тоже пока ничего не предпринимал. Да и что он мог, с его невеликими познаниями во владении Силой? Или воинскими навыками — против двух десятков явно опытных злодеев, которые уже образовали окружность вокруг пока еще не вспыхнувшего джипа, и продолжали поливать его из автоматов. Впрочем, недолго; опыта у врагов все же оказалось недостаточно. Мелкие посланцы смерти, касаясь сферы, стекали с нее каплями расплавленного металла; но кому-то не повезло — с противоположной стороны нашелся «снайпер», который пальнул мимо защиты. И попал в своего. Короткий крик, и громкая команда кого-то; очевидно из командиров. На вполне понятном русском языке, без акцента. Этот командир приказал прекратить огонь, и перегруппироваться. Команду выполнили быстро; теперь оба десятка целили свое оружие, собравшись в короткий, почти сплошной полукруг. Олег даже глянул в сторону, на свободное пространство, примеряясь к складкам местности, куда можно будет юркнуть — когда иссякнет Сила а защитном артефакте.

Кот, правда, подумал было поймать один из кончиков нитей, что тянулись к сфере от артефакта, и подпитать его — благо, что палец по прежнему прижимался к золотой нашлепке на рукояти. Не рискнул — тем более, что защита пока держалась.

— Не дождемся, — вдруг как-то обреченно проговорил князь, стискивая в кулаках оба кристалла — и тот, что уже работал, и второй, предназначения которого Олег пока не знал, — наши совсем близко, но не дождемся. А эти — смертники; не отступятся.

Кот и сам видел — командир вражеский остановил обстрел вовсе не потому, что решил отступиться от выполнения задачи; просто сменил средство ее достижения. Кто именно командовал? В сплошном белом одеянии, включая маски на лицах, с такого же цвета одинаковым оружием в руках, они все были практически близнецами. Кот из-за действия защитной сферы с трудом различал их чувства; точнее, это был общий поток, направленный на цель: «Достать! Разорвать! Уничтожить!». Складывалось впечатление, что нападавшие были клонами одного существа.

— И это можно принять за истину, — перекатывались мысли в голове Котова, — если предположить, что их всех опоили какой-нибудь гадостью, и вложили в сознание одну на всех мысль — ту самую, про «разорвать и уничтожить». Но этот вот явно не клон. И именно на него так среагировал князь.

Выступивший на пару шагов вперед боец ничем не отличался внешне от остальных; только потянуло от него к Олегу чем-то жутким, и предвкушающим. Особенно, когда он забросил свое оружие за спину, и протянул вперед руку. На ладони этого колдуна (никем иным он быть не мог) начал расти огненный шар. Вполне видимый и обычным зрением. Коту, в его тренировках, удалось максимально вырастить в руках сгусток размерами с собственную голову, не больше. Да и то интенсивность свечения, ярость огня внутри шара, были тем меньше, чем больше Олег «надувал» его. У этого же Мастера стихия преодолела недостижимый для Кота предел за считанные секунды. Шар рос, и одновременно темнел, явно концентрируя Силу. А когда он достиг величины не меньше, чем метра в диаметре, отчего стали видны лишь верхняя часть груди и голова колдуна, а внизу ноги, от колен до затоптанного, почерневшего снега, стихия рванулась вперед, к сфере и останкам внедорожника. Навстречу же встали лишь гневный рык князя Бельского, который эхом отозвался от небес — там явно заходили на боевую штурмовку вертолеты; а еще — детская ладошка, которой Олег коснулся сферы, даже не встав с той части сидения, которая еще не горела.

Сначала был не очень сильный разряд, попытавшийся оттолкнуть человеческую плоть в сторону; Олег подобные, и еще более сильные удары электрическим током на собственном организме прежде уже испытывал. И ладонь от сферы не убрал. А потом пришла Боль — тем нестерпимей, что она не отправила Кота в забытье. Он широко раскрытыми глазами, которые, казалось, готовы были выскочить из глазниц, фиксировал, как огромный шар темно-вишневого цвета касается поверхности сферы, чуть в стороне от детской ладошки. Как растекается было по ней, а потом собирается обратно, концентрируется уже прямо напротив его ладони, и просачивается сквозь защиту, растворяясь в детском организме, и исчезая в золотой нашлепке на рукояти, выжигая на своем пути к ней все, что могло гореть в человеческой плоти.

Он сидел, не шевелясь, и не верил своим глазам, которые, казалось, тоже уже сгорели; не верил все то время, пока зловещий шар истаивал с пугающей скоростью. А когда кроваво-красный ток, заменивший, казалось, в жилах мальчика кровь, иссяк, обратно — теперь уже от Ножика, по жилам, до той руки, что так и не оторвалась от сферы, и до самой защиты — потек другой ручеек, затем ручей и, наконец, полноводная река. Только теперь не красного, а интенсивного зеленого цвета. Сознание, кстати, не «сгорело». Работало, но как-то отстранено от самого Олега, от его устремлений. Сейчас, например, оно едва не рассмеялось, представив себе, и всему Коту в том числе, что он выйдет из сферы зеленым, как… как…

— Главное — выйти! Живым, — Котов вернул себе способность командовать и рассудком, и телом.

Чуть повернул голову направо, к князю Бельскому, и едва заметно улыбнулся. Николай Ефимович сидел с закрытыми глазами, и что-то шептал.

— Может, молится? — предположил Кот, — а может, и мне помолиться — чтобы «дядька» не догадался, что это я принял какое-никакое участие в нашей общей судьбе. Конечно, прежде всего о себе думал. Тьфу-ты — да ничего я не думал! Просто протянул руку вперед, и все. А все остальное Ножик сделал. Моя задача была — не сгореть заживо. Не сгорел? Вот и молодец. Э-э-э… Вот кто-то, кажется, из своих от князя знатно получит.

Бельский открывший глаза, и не обращавший никакого внимания на мальчика (чему тот только порадовался), опять весь изошел на мат; громкий и грязный, направленный теперь к родным небесам. А точнее, к тому из вертолетчиков, который не справился со своими нервами. Князя Бельского явно вернула в реальность длинная очередь из чего-то крупнокалиберного, перемешавшая часть врагов с землей и снегом, и краешком задевшая сферу. Олег дернулся было к ней опять, той же ладошкой, но защита выдержала и без его помощи. А Бельский на его непроизвольный жест отреагировал — опять схватил мальчика, посадив теперь на колени, и обхватив обеими руками. Теперь если Олег и мог чем-то помочь, так это защитить князя от лезвия Ножика, для чего пришлось пожертвовать парадным мундиром.

— Ну, и ладно, — не очень сильно огорчился Олег, — все равно в Москву сегодня не попадем.

А через полчаса, когда вертолеты все же высадили десант, и врага добили, а частью схватили живыми, увезя куда-то так быстро, что Олег решил — их просто спасают от гнева князя Бельского — он сильно удивился. Потому что никто поездку отменять не стал. А конкретно — Николай Ефимович, который постоял, склонив голову у разбитого, сожженного и иссеченного пулями бэтээра, потом у останков своего внедорожника, где уже работали какие-то бойцы в привычном камуфляже. Олега он таскал за собой, за руку. А потом и заявил, показав на колонну автомобилей, что быстро приближалась со стороны Владимира:

— Сейчас грузимся, и едем дальше.

— А как же здесь? — Олег едва удержал челюсть от отвисания.

— Здесь без нас разберутся, — махнул Бельский на бойцов, которые заполонили окрестности, но явно подчинялись какому-то общему алгоритму, — а князь Московский ждать не будет. Не любит он этого, понимаешь ли.

— В этом поедем?

На князя, чей костюм, даже под защитной сферой превратился сейчас в одеяние бомжа, разве что пах он гарью и кровью, а не застарелым дерьмом, Кот показывать пальчиком не стал. А на свой костюм, теперь совсем не парадный, ткнул; прямо в грудь, где плотная ткань была изрезана вертикально так, что была видна и рубашка, теперь уже не белоснежная, и кожа на мальчишеской груди. Ткнул, и поморщился внутри себя — больно уж внимательно посмотрел князь на эти порезы, не смоченные даже каплей крови.

До дворца Бельских домчали быстро; так, что из четырех часов, отпущенных на дорогу от полка до московского Кремля, оставалось еще чуть больше трех. Олег отдался чужой воле. От него все равно ничего не зависело. Его раздевали, отмывали; даже покормили, хотя он и не просил. Единственное, что он постарался не допустить — чтобы Ножик не выпал из сферы его внимания. Как-то получилось. А может, и князь отдал на это соответствующий приказ. Из одежды же, которой Олег так любовался вчерашним вечером перед зеркалом, при нем остался только парадный пояс, ножны с клинком, ну и часы, на которые он поглядывал тем чаще, чем меньше времени оставалось до часа «Икс». Да — из внутреннего кармана кителя Кот вынул еще банковскую карту, которую зачем-то взял в поездку, и которая избежала встречи с лезвием Ножика. И монеты, конечно, собрал, и сдал на временное хранение молчаливому здоровяку, никак не назвавшему себя.

Каким чудом, посулами, уговорами или угрозами заставили портновскую братию буквально воссоздать парадный костюм — со всеми его компонентами — от сапог до запонки на галстуке? Олегу об этом слуги, которых он видел в первый раз, не сообщили. Зато извинились, потупившись, и поникнув широченными плечами, сообщая, что с шинелью и шапкой ничего не вышло — не успели. Это уже и князь Бельский, появившийся в еще более шикарном наряде, услышал. И отреагировал, конечно:

— Пошьют в полку для следующего раза. А сейчас — не успеешь замерзнуть. Вертолет прямо на заднем дворе сядет. До Москвы лета по прямой полчаса всего, а с учетом взлета-посадки, да дороги до Кремля — как раз по времени и успеем.

— Если только…, — буркнул Олег, которого князь вел по коридорам за руку.

Николай Ефимович вздохнул; понизил голос, и наклоняясь на ходу как-то неудобно, вбок, к Олегу, сообщил:

— Вообще-то статистика так и гласит — большая часть гибнувших из числа высшего сословия в мирное время как раз находит свою смерть в небесах. От падения с высоты в километр, или больше никакой артефакт не спасет. Кроме легендарных, конечно, но кто их видел? А у нас и выхода другого нет, и атаки еще одной ждать — вероятность, близкая к нулю. Просто не успеют подготовиться. В эту, у Клязьмы, вложились немерено. Но ничего — отыщется лис, что в наш курятник посмел забраться.

Кот поднял к нему голову; князь согнулся еще ниже:

— Николай Ефимович… а сейчас это кого… того — вас или меня?

— По большему счету, не имеет никакого значения, — разоткровенничался вдруг Бельский, — мы теперь с тобой, Олег, так тесно связаны, что…

Кот кивнул, даже с благодарным выражением на лице. Внутри же себя возразил; ну не чувствовал он душевной близости с этим человеком:

— Ты, Николай Ефимович, может, и думаешь так, веришь. А вот я и без тебя проживу; надеюсь, неплохо. Хотя смерти тебе не желаю… пусть пока на ближайшие десять лет.

Личный вертолет князя Бельского даже смешно было сравнивать с теми летающими машинами, с которых не раз десантировался старший лейтенант Котов в кавказских горах, и еще в ряде мест, которых в мире и горячими не считали. Олег решил, что здесь без артефактов не обошлось — иначе обеспечить настолько плавный, практически бесшумный полет было нереально. И слова Бельского на этот раз сбылись; в Кремль они попали даже чуть раньше намеченного срока. Никто из встречавших их у крыльца, которое было далеко не парадным, не выразил удивления от того, что князь с мальчиком продефилировали полсотни метров под начавшимся снегопадом без верхней одежды. А Олег, вслед за опекуном, постарался сделать морду «кирпичом». Властным таким, кого никак не могут задеть жизненные невзгоды.

— Ага, не задели! — усмехнулся Олег, не меняя выражения лица, — особенно пару часов назад. «Невзгоды» про которые ты, Николай Ефимович, велел не распространяться. Или думаешь, что тот же Тайный Приказ не узнает? Ну, это ваше дело, княжеское. А мне бы не затеряться тут. Или, наоборот — прикинуться ветошью, и не отсвечивать где-нибудь в углу. Так достанут ведь. Вон — уже идет.

Они с князем вошли в сравнительно небольшую залу, которую словно специально строили для таких торжественных церемоний. Строгие линии уходящих ввысь малахитовых стен; знамена, свисавшие от потолка, быть может, столетия. Портреты предков Рюриковых, часть из которых, самых известных в общем прошлом, Кот опознал — того же Грозного, или Александра Невского. И звезды — под каждым из портретов, начиная от самого Рюрика. Олег видел их недавно на экране компьютера; теперь на стенах зала. Надеялся одну из них и подержать в руках.

— Или на груди, — кивнул он внутри себя, — не зря же меня сюда привезли. Да еще в такую компанию поставили.

В зале чуть слышно гудели голоса. Говорить громко тут было, определенно, не положено. Но заслуженные воины, каждый с целым иконостасом на груди, явно радовались встрече с сотоварищами. Не все — судя по лицам — но эмоции присутствовали, как и эти самые шепотки. Князь, оставив юного витязя в этой толпе, состоящей в основной из седовласых ветеранов, отступил куда-то назад. А вместо него выросла фигура другого князя, Рюрикова Олега Николаевича. Который улыбался Олегу так широко и приветливо, что Кот и сам на мгновение представил себе, что здесь его встретил родной, горячо любимый и любящий дядюшка. Только вот отчего вокруг этой пары — Главы Приказа, и Наследника свободного Рода — тут же образовалось пустое пространство? Заслуженные ветераны, и бравые воины помоложе жались теперь к стенам, с показным вниманием разглядывая атрибуты воинской славы предков — словно видели их в первый раз.

— Добрый день, Олег Георгиевич! — князь совсем не понижал голоса, отчего у многих даже уши зашевелились; Кот непроизвольно фыркнул, — вижу по вашему лицу, молодой человек, что добирались сюда весело.

— Кто бы отрицал, что этот фрукт знает все, как бы не больше Николая Ефимовича, — «порадовал» себя выводом Олег; и, уже вслух, — здравия желаю, Ваша Светлость! Вашими молитвами, добрались. И даже в назначенный срок.

— В назначенный срок…, — повторил неторопливо Рюриков, — а хотелось бы пораньше. Побеседовать бы нам с вами, Олег Георгиевич. Если сразу после церемонии?

— Да я как бы не против, Олег Николаевич, — тут уши, что чутко вздрагивали у некоторых из приглашенных, замерли, — но хотел бы попросить о встречной услуге. Не очень, думаю, обременительной для вас.

— Обговорим, — улыбнулся Глава Приказа, — и исполним, если услуга действительно необременительная. О! Вон и распорядитель идет — Игорь Федорович. Ему в этом зале даже я подчиняюсь.

Распорядитель — высокий и худой старик в парадной костюме, где золота было больше, чем ткани (невольно вспомнился наследник литовского князя) — построил шеренгу, как понял Олег, награждаемых, быстро и непреклонно. Без лишних слов; а точнее, почти совсем без них. Бравые вояки, и пара затесавшихся среди них гражданских лиц слушались Игоря Федоровича, как бы, наверное и самого Великого князя не слушались.

— Это я, конечно, загнул, — думал Олег, внося некоторую суматоху в порядок, — но старик хорош. Да и все остальные, наверное, уже привыкли; знают, что с чем тут едят. Один я, несчастный, притащился, не ведая никаких подробностей. Да даже зачем пригнали, не объяснили. Сюрприз будет?

Между тем зазевавшегося мальчика, до того как-то ловко, и вроде совсем случайно перемещавшегося меж взрослых дядек так, что это выглядело совсем не нарочно — ну, любопытно же пацану пошариться и взглядом, и телом; разглядеть иконостас наград сначала у одного ветерана, потом у другого, и следующего — так вот, сухая, костлявая и очень крепкая рука распорядителя все же отловила Кота, и поставила его в большую шеренгу. Которая выстроилась никак не по ранжиру, званиям и должностям. Наследник Рода Котовых, который по росту должен был стоять, конечно, в самом конце шеренги, стоял теперь в ней вторым, рядом со старичком, который был ростом не намного выше него, и статным полковником с другой стороны, который поглядывал не него свысока, и с большим недоумением.

— Кажется, даже с обидой, — решил Олег, воспринимая его эмоции, — господина полковника на высочайший прием пригласили, а тут рядом сопляк… за какие заслуги?

От правофлангового, ветерана справа, веяло несокрушимым спокойствием. Такие спокойные эмоции в своей короткой жизни здесь Кот ощущал разве что от спящих крепким сном людей. А этот старичок, кажется, и действительно спал; и вдруг словно взорвался эмоциями — будто в своем сне опять повел свой полк, или там дивизию, в атаку. Олег так засмотрелся (или заслушался), буквально захлебнулся в его эмоциях, что сразу не зафиксировал, что в зале стало необычайно тихо, и превалировать в настроениях стало почти благоговение, и, в малой степени изумление, если не возмущение.

— Направленное, стати, в мою сторону, — спохватился он, — и что тут такого произошло?

Оказалось, что его подвел слух; или, если быть точнее и грубее — нюх. В зал вошли главные действующие лица, а старший лейтенант Котов это обстоятельство позорным образом пропустил. Перед шеренгой стояла другая — покороче и почти совсем не отмеченная наградами. Зато явно облеченная властью.

— Высшей властью в этой стране, — признал Олег сразу нескольких знакомых.

Он даже мысленно принялся загибать пальчики, узнавая лица, виденные воочию, совсем недавно, и на экране компьютера:

— Великий князь Московский, Георгий Александрович; супруга его, Ирина Святославовна; дядя из Тайного приказа; ага — этот тоже с наградами до пупа. Главный воевода княжества, иначе — военный министр князь Шувалов Николай Григорьевич. А следующий светится как бы не ярче князя. Только не Звездами на груди, а внутренней Силой. Сколько же ее в нем! Аж глазам больно…

Дальше Олег продолжать не стал — Великий князь, шагнувший в сторону, за небольшую трибуну, больше напоминавшую какой-то пюпитр на тонкой высокой ножке, начал говорить. Олег еще царапнул взглядом попа в черном одеянии, пристроившегося крайним слева в ряду облеченных властью. Священник, кстати, отметил его не менее пронзительно, тоже взглядом, конечно, и едва заметным кивком.

А Георгий Александрович Рюриков, уже завершивший вступительную часть речи, перешел к перечислению заслуг генерала Самойлова, Василия Алексеевича. Олегу в его блужданиях по страницами «Интернета» не раз попадало это имя. И в первый раз, во временной перспективе, так давно, как бы не в начале прошлого века, когда вместо всеобщей Первой мировой войны случился ряд кровопролитных конфликтов. Тоже с германцами, кстати. Вот тогда и получил свою первую награду Самойлов, тогда еще капитан. А генерал! — тут Олег не выдержал, и опять повернул голову к правофланговому — живой и вполне сейчас бодрый, стоял рядом! И готовился, как оказалось, получить из рук правителя Москвы высшую награду — Звезду Рюрика. Тут не только Олег, но и все остальные в шеренге повернулись — если не головами и взглядами — то мыслями и эмоциями к прославленному полководцу. Который вышел настоящим строевым шагом; правда не печатая подошвами по паркету. Получил награду, которую на шитой золотом подушечке вынес гвардеец двухметрового роста, да еще и расцелован был — и Георгием Александровичем, и его супругой. Ну, а остальных удостоил рукопожатием. И гаркнул достаточно бодро, как и полагается, обещав послужить еще; и князю, и всему княжеству.

Олег же, хлопая вместе с остальными заслуженному герою, гадал, пока тот возвращался в строй, уже не так бодро — упадет или нет на пол достаточно тяжелая на вид золотая Звезда, которую Рюриков просто прихлопнул на грудь генерала, и так полную наград. Не упала. А Олег опять ушами едва не прохлопал — князь, оказывается, теперь славословил его самого. Не вдаваясь, впрочем, в подробности. Но про Черный ковен упомянул, вызвав от соседей слева волну изумления, и даже уважения, если не страха. Обращенную теперь к нему, Олегу Котову. Сосед же справа, кажется, опять заснул стоя.

Сам Кот, не веря ушам, печатал шаг навстречу улыбкам князей и их ближнего окружения, за своей наградой, неоправданно высокой, на его взгляд. И эмоции большинства в зале это подтверждали. Разве что не гудели люди от возмущения. Но, конечно, отказываться Кот не стал; доказывать с пеной у рта, что не достоин, и что… В общем, прихлопнули ему на грудь Звезду Александра Невского, пустили «по рукам», где Великая княгиня, Ее Светлость Ирина Святославовна, и потискала, и расцеловала в детские щечки, горевшие как бы не от стыда. Остальные опять ограничились рукопожатиями; разве что тезка подмигнул весело, а старец в черной рясе, какой-то тиаре, усыпанной драгоценными камнями, и с большим крестом на пузе задержал детскую ладошку чуть дольше, чем остальные.

Олег нашел в себе силы, отчеканил благодарность княжеству (только ему, но не властителю), как репетировал вчерашним вечером, и вернулся на свое место — почти копируя старичка-генерала. Дальше все пошло по накатанной. Не считая нескольких недоуменных, и даже злых взглядов, которыми кавалеры высоких наград одарили юного героя — когда оказывались против него. Всего же награжденных оказалось шестнадцать человек — это вместе с Олегом и генералом Самойловым. Кот к окончанию церемонии несколько пришел в себя; попробовал осмотреть награду особым зрением, и ничуть не удивился, определив, что с внутренней стороны звезды крепится какой-то кристалл с плетениями внутри.

— За счет его и держится на груди, не падает, — Олег едва удержался, чтобы не потрогать, даже погладить награду, — а может, артефакт еще и привязку имеет, к хозяину, так сказать. Чтобы не умыкнул кто. Дорогая, наверное, звезда эта. Сколько камней на золоте и эмали. И герой ледового побоища на ней как живой. Настоящий художник ваял, не штамповка.

А церемония, как оказалось, этим не закончилась. К очередному ужасу Олега Котова. Теперь он совсем был готов провалиться сквозь пол из плашек ценных пород деревьев. Его подвиги, тоже сильно завуалированные, начала превозносить Великая княгиня. Впрочем, главное она сказала — о спасении детей Рода Рюриковых. И за это, как оказалось, полагалась еще одна Звезда, теперь Георгиевская. Георгий Александрович разрешил провести церемонию княгине. Которая не отказала себе в удовольствии еще раз расцеловать совсем не пухлые детские щечки.

Олег же теперь насторожился. По всему выходило, что это торжество устроили, чтобы вот так шумно, с намеком, отметить его, Наследника Рода Котовых.

— Кому-то подали знак, — решил Кот, — кому, и зачем? А тебе что надо, старче?

Это он едва не высказал вслух — попу, который никак не отпускал его руку. А потом начал говорить, когда понял, что Олег все же обратил внимание на него:

— Позволь, Георгий Александрович, и от лица всей Церкви православной отметить подвиг отрока. Заслужил, битвой своей с исчадьями ада.

— Отметили уже, — чуть резче необходимого ответил ему Великий князь, — дважды отметили.

— То дела мирские, — священник, имя которого Олег вспомнил только что — Алексий, митрополит Московский — так и не отпускал детскую ладошку, — а я говорю о деянии, в котором юноша этот сразил исчадие своей рукой. Чему был свидетель из числа иерархов церкви…

— О чем это он? — изумился Олег, уже не пытаясь выдернуть свою ладошку из костлявой кисти митрополита, — какое исчадие, и какой иерарх? А может…

В голове проскочили попеременно две картинки, которые в реальности произошли совсем рядом, практически одно за другим. Суровое лицо монаха во дворце князя Бельского, на праздновании именин его супруги, и, буквально через полчаса, или чуть позже, безголовое тело командора ковена, сползающее вниз по стеклянному куполу.

— Значит, — сделал вывод Олег, — старец тогда не ушел; видел, быть может, мой удар по «исчадью». Сделал какие-то выводы, и донес их до этого старика. Который чего-то ждет. Боится этого «чего-то», но и настроен решительно. Значит, надо ему подыграть. Не помру, может быть. Ну, ладно (он поднял голову, тяжко вздохнул, и кивнул митрополиту, открывая рот), дяденька поп, давайте и свою звезду, до кучи. Чтобы еще раз не приезжать.

Священнослужитель несколько раз открыл и закрыл рот — словно рыба, вытащенная из воды. Теперь в его эмоциях преобладала оторопь, переходящая в возмущение. Однако справился; выпустил детскую ладошку из руки, и махнул рукой повелительно, куда-то за спину Кота. Последний же в эту паузу посмотрел налево, поочередно на Великого князя, несколько покрасневшего, скорее всего от злости. Потом на Ирину Святославовну, едва заметно пожавшую плечами, и на тезку, который опять оскалился в белозубой улыбке. Вот кто был совершенно спокоен.

— И, кажется, из мелкого конфликта готов извлечь максимум пользы. Только для кого?

Еще один поп, чуть поплотнее и пониже митрополита, но с более густой, чем у него, только начавшей седеть окладистой бородой, поднес начальнику какой-то ларец; и даже открыл его. А тот потянул из полированного ящичка длинную, и явно тяжелую цепь, закончившуюся массивным крестом с огромным камнем в перекрестье.

— Награждаю тебя, отрок, крестом великого воина православного воинства Пересвета! — торжественно провозгласил он, поднимая награду над головой.

Сначала над своей — наверное, чтобы всем в зале было видно. И только после затянувшейся паузы, в которой никто и никак не отреагировал на эту награду, безусловно очень значимую, опустил крест с цепью; резко, так, что крест больно стукнул… по самому сокровенному, куда он достал своим нижним концом.

— «Нижним концом!», — злобно повторил Олег, морщась и от этого удара, а главное, от невидимой, но очень жесткой искры, ворвавшейся в тело чуть повыше отбитого места, и буквально вцепившейся во что-то внутри.

Что-то очень важное, неделимое до сих пор в организме, а может, в душе Олега Котова. И неизвестно, как бы отреагировал Олег дальше; вытерпел бы боль, сравнимую с той, что пришлось перетерпеть внутри сферы, от бордового огня врага, если бы искра эту, росшая с каждой секундой, в какой-то момент не сунулась неосмотрительно в левую руку, в большой палец, что так привычно лежал на золотой нашлепке «егерского кортика». Сунулась, и исчезла без следа. А Олег уставился на священника с понятным возмущением в голосе:

— За что, дяденька поп, дерешься? И не проси — носить этот крест не буду даже по праздникам — мне еще Род возрождать, а он мне все яйца отбил!

— Олег! — это с не меньшим возмущением в голосе воскликнула княгиня.

Впрочем, ее возмущение было хорошо разбавлено смешинкой. А вот у большинства в зале ирония, откровенные смешки ничем не разбавлялись; разве что не были высказаны вслух. А самое главное, и удивительное — и сам митрополит был явно доволен. Улыбался, словно кот, объевшийся сметаной. У Олега же с этой аналогии вдруг остро закрутило желудок. Так, что хотелось закричать: «А банкет по случаю награждения будет? Желательно поскорее!». Но это были эмоции, и отходняк от пережитого только что стресса. Холодный же разум подсказывал — «Я только что прошел какую-то очень важную проверку. Болезненную, неприятную, но прошел!». А вслух заговорил Великий князь, который явно перевел дух.

— Вот кто больше всех и заинтересован во мне, Наследнике Рода Котовых, — решил Олег, опять оказавшись рядом со старичком-генералом, — зачем же тогда вся эта сегодняшняя церемония? Точно ведь народ не сдержится. И завтра, если не сегодня вечером уже по княжеству потекут слухи — один невероятней другого. И, быть может, слухи эти стронут где-то какую-то лавину. Главное, чтобы этой лавиной меня не засыпало; ну и княжество, во вторую очередь…

Как оказалось, Олег рано радовался. Банкет, которого не могло не быть, откладывался. По вине Ирины Святославовны, которая, нарушая, быть может, какой-то порядок, вышла из шеренги, и перехватила Олега, который уже шагнул к своему месту в строю, подхватив правой ладонью болтающийся тяжелый крест. По большому счету от был даже благодарен митрополиту, которого, кстати, даже не поблагодарил — не знал, как это правильно делается, да и не настроен был в первые минуты. Теперь же, оглаживая огромный кристалл на кресте, Кот мысленно уже работал с этим камнем, примерялся к нему, как к будущему артефакту. И никаких мыслей о святотатстве даже не мелькнуло в голове.

— Олег, — нежная ручка княгини вцепилась в плечо ничуть не слабее, чем у того же князя Бельского, — было бы хорошо, если бы ты в завершении спел нам.

— Спел?! — возмутился Олег, резко поворачиваясь, отчего крест выскользнул из ладошки, и опять больно стукнул, по тому же месту.

— Да, Олег Георгиевич, — сладко улыбнулась княгиня, — спой нам что-нибудь.

Ее ладонь, словно невзначай, коснулась правой груди — той самой, в которую не так давно отчаянно вцепилась ладошка старшего лейтенанта Котова; и Кот дрогнул. Не внешне, нет. Просто захотелось сделать приятное — и этой женщине, и мужу ее, и хитрому дядьке, и, особенно, старичку-генералу, который, кажется, проспал все последние события.

— Сейчас разбужу! — как-то озорно решил Олег про себя; а княгине кивнул, — хорошо, Ирина Святославовна, я готов.

— Прошу, — Ирина Святославовна выпрямилась, и чопорно показала на трибуну-пюпитр.

Олег к ней, конечно, не пошел — подставочка, на которой, быть может, до сих пор лежала шпаргалка Великого князя, как раз загораживала бы его голову. Двинулся рядом с женщиной — прямо на шеренгу, на Главу Тайного приказа. И Олег Николаевич подвинулся, потеснил соседа, тем самым разрешая мальчику встать в один ряд с верховной властью Московского княжества. А Кот на ходу нашарил в кармане монету, мысленно молясь неизвестно кому — чтобы золотой оказался нужным, что он не перепутал монеты, когда вынимал их из испорченного костюма, а потом перекладывал их в новый. Не перепутал! Вот так, под первые звуки духового оркестра, заставившего народ в зале закрутить головами в недоумении, а потом вытянуться в большинстве своем по стойке «Смирно!», старший лейтенант Котов сжал в одном кулачке монету, а в другом — рукоять артефактного кинжала, и сделал четкий поворот через левое плечо. А потом запел:

— Через войны, пожары, века

Звон малиновый в небо летит

Слышен звон этот издалека

Это сердце России звенит…

Сердце России звенело не голосом Олега Котова, или его тезки, Газманова. Медью труб и грохотом барабанов заполняли залы Кремля души москвичей, от первых дней ее существования — строителей, возводивших стены Москвы; воинов, защищавших их; матерей и жен, растивших строителей и воинов, провожавших их на битвы, и ждущих их до самой смерти…

— Москва — звенят колокола

Москва — златые купола

Москва — по золоту веков

Проходит летопись времен.

Москва!

— Москва! — текли слезы у старичка генерала.

— Москва, — чеканили шаг рядом в строю, пусть и на месте, заслуженные воины.

— Москва, — шептал даже митрополит, крестившийся на каждое «звонят колокола».

А князь Московский, Георгий Александрович Рюриков, словно в забытьи повторял другие слова: «С возвращеньем двуглавых орлов, Продолжается русский язык…».

— Ой, что будет?! — Олег, кажется, первым пришел себя и, не ожидая здесь больше ничего — ни дурного, ни хорошего — без разрешения выбежал из зала.