Забытые по воскресеньям

Валери Перрен, 2015

Валери Перрен – одна из главных французских писательниц современности. Ее книги надежно занимают первые строчки бестселлеров Франции. Она – литературный феномен нашего времени. Первый роман Валери Перрен «Забытые по воскресеньям» стал международным бестселлером, получил 13 литературных наград и вот уже 8 лет держится в списке главных книг Франции. Это история о том, как прошлое формирует настоящее, а еще это история о шрамах, которые способна оставить любовь. Та, что зовется любовью всей жизни. «Воскресенье – день посещений. Не для всех. Воскресенье – сложный день. Каждое воскресенье старики точно знают, какой день недели наступил». Жюстин Неж двадцать один. Она живет с бабушкой, дедушкой и братом Жюлем. Жюстин работает в доме престарелых «Гортензии» и больше всего на свете любит разговаривать с его обитателями. Ее любимица – Элен, ей за девяносто, и ее воспоминания заслуживают отдельного романа. Рассказы Элен побуждают Жюстин встретиться лицом к лицу с тайнами своего прошлого и пережить потерю, которую она прячет глубоко внутри. Неожиданный анонимный звонок в дом престарелых меняет жизнь самой Жюстин навсегда. «Очаровательная героиня, удивительный мир, талантливая рассказчица». – ELLE

Глава 22

— Ты читаешь свой гороскоп, Арман?

Дедуля пожимает плечами, Жюль обходит его сзади, склоняется, читает через плечо:

— «Овна ждет судьбоносная встреча».

Дедуля снова пожимает плечами, бурчит раздраженно:

— Я этими глупостями не интелесуюсь.

Жюль не отстает:

— Но встреча все равно случится!

Бабуля увещевает его:

— Доедай картошку и не морочь голову деду.

Жюль возвращается за стол, поливает яичницу кетчупом. Мы всегда ужинаем в 18:30. Как куры. Ненавижу это сравнение: в детстве подружки издевались надо мной, обзывая курицей. Ну, не подружки — девчонки, приезжавшие на каникулах к соседям.

За столом я всегда сидела напротив бабули, Жюль — слева от меня, дедуля — справа. Таков был заведенный порядок. Менять его ни к чему, иначе дедуля будет недоволен. Когда у меня появится свой дом, я буду есть за кофейными столиками из светлого дерева, без дурацких клеенок, а сидеть — на разных стульях. У нас вся мебель сделана из дуба темно-коричневого цвета. Дедуля говорит, что это красиво, потому что дерево благородное, а мне оно кажется уродливым. В нашем доме все чем-нибудь защищено. На диванах лежат покрывала. На креслах — тоже покрышки, на всех столах — скатерти, будто дому есть что прятать.

Каждый вечер, после еды, Жюль поднимается к себе, чтобы позаниматься, я иду в свою комнату (если не дежурю) и пишу в тетрадь. Дедуля остается у телевизора. Бабуля в спальне открывает роман Даниэлы Стил, который будет читать год, по две страницы перед сном. На каждое Рождество я дарю ей несколько штук, некоторые из них — с обложками пастельных тонов и названиями типа: «Отныне и вовек», «Сезон страсти», «Кольцо». Не знаю, о чем мечтает за чтением бабуля, наверное, ей просто нравятся светлые тона (как и мне!).

К шести годам я узнала, что у бабули и дедули есть имена. Эжени и Арман. Жюль иногда их так называет: «Эжени, корнишоны закончились!», «Арман, я нашел твои очки!».

Жюль гораздо нахальнее меня.

Я всегда удивлялась, глядя на свадебную фотографию бабули с дедулей: оба такие молодые, а на Эжени приталенное платье. Теперь осиная талия исчезла, бабуля стала похожа на ствол дерева, не поймешь, где грудь, где талия (как у лабрадора!), где бедра, где ягодицы. Она не толстая, а какая-то… раздутая, монолитная. Бабуля даже летом носит специальные чулки — ей приходится беречь вены на ногах. А руки у нее такие шершавые, словно никто никогда их не целовал и не гладил. Я представить не могу, что дедуля когда-то обхаживал бабулю и они кувыркались на широкой кровати. Не могу увидеть внутренним взором, как бабуля делает дедуле… сами понимаете что. Зато легко воображаю всякое разное, когда Элен рассказывает мне о Люсьене.

Дедуля с бабулей почти не разговаривают, а вместе только за покупками ходят. Они никогда не ссорятся, как будто условились раз и навсегда оставить друг друга в покое. Я ни разу не видела, чтобы они целовались в губы, — только в щеку на Рождество, благодаря за подарки, и то только потому, что мы смотрим. Некоторые прячутся, чтобы поцеловаться, наверное, от застенчивости. Они поступают прямо противоположным образом.

Нельзя сказать, что бабуля с дедулей плохо с нами обращаются, они просто отсутствуют. Находятся дома — и никогда в комнатах. Всегда за столом, но не с нами.

По вечерам дедуля присоединяется к бабуле в спальне ровно в 22:30. Но не по воскресеньям. Каждый воскресный вечер дедуля смотрит «Полуночное кино» на «Франс-3». Бабуля уже спит, когда он ложится. Ее палка стоит у тумбочки, вставная челюсть опущена в стакан с водой и шипучей таблеткой, на голове сеточка. Жуткое зрелище… В детстве меня пугала одна только мысль о том, чтобы ночью войти к ним в комнату. Даже с температурой 40° я ждала утра, чтобы иметь дело с «правильной» бабулей.

Я не верю, что она была молодой и жила, не пытаясь покончить с собой, а под ее кроватью не стоял ночной горшок.

Два года назад я вернулась с работы раньше обычного. Дедуля уехал в Макон. На бесплатное медицинское обследование (страховая компания сделала ему такой подарок к семидесятилетию). Из верхней ванной доносился какой-то шум. Стучал молоток, как будто кто-то долбил по трубам. Утром случилась сильная протечка между душем и раковиной, и я решила, что явился слесарь, пошла посмотреть и увидела бабулю в голубом комбинезоне, лежащую на спине под раковиной. Палку она пристроила рядом с ванной, на ногах были незнакомые ботинки, похожие на мужские, но ее размера, под рукой стоял ящик с инструментами, которыми она орудовала с необыкновенным проворством. Я наблюдала, как бабулина рука хватает ключи разного размера и отвертки и ни разу не ошибается. Бабуля меня не заметила, и я оказалась в положении девочки, обнаружившей, что ее бабушка ведет двойную жизнь. Читает сентиментальные романы в одной, а в другой работает водопроводчицей. Сильнее всего меня поразили ее раздвинутые ноги в брюках и удивительная гибкость, наводящая на мысль о том, что не такая уж она и старая. Я тихонько ретировалась и вышла из дома — смущенная, растерянная, словно застала бабулю с любовником. Я зашла в кафе в помещении тотализатора, выпила кофе и вернулась через час, стараясь шуметь погромче. Бабуля была на кухне, одетая в серое платье, которое три года назад заказала по каталогу Blancheporte^[27]. Я посмотрела на ее ноги, и она тут же поинтересовалась, с чего это я вдруг уставилась на старые войлочные тапки.

Ванная выглядела как новенькая.

Вечером Жюль спросил, может ли он принять душ наверху, и бабуля соврала, не моргнув глазом. Сказала, что водопроводчик был и неполадку устранил. Дедуля поинтересовался, во сколько обошлась работа, и она ответила: в тридцать евро без квитанции. Я искала «набор идеального маленького мастера» в садовом сарае и подвале, но ничего не нашла и подумала, что во всем виноваты богатое воображение или глюки. Если только водопроводчик из Милли не близнец бабули!

Я больше не слушаю музыку в подвале — с тех пор как начала писать в синюю тетрадь. Теперь там распоряжается Жюль — играет онлайн или записывает техно.

Думаю, с возрастом я надела траур по музыке, как когда-то по родителям. Мне кажется, раньше я микшировала, надеясь, что их голоса зазвучат вокруг меня, ведь все пластинки принадлежали им. Они продавали пластинки.

После их смерти дедуля с бабулей отказались от помещения, которое наши отцы снимали в Лионе, а весь винил и диски перевезли в подвал своего дома. Музыка ждала в коробках, чтобы мы с Жюлем выпустили ее на волю. Сначала мы купили проигрыватель — слушать пластинки, потом появился микшерный пульт. Его подарили нам Магнус и Ада, бабушка и дедушка Жюля, когда он еще разговаривал с ними.

В следующем году Жюль уедет. Я пока в это не верю. Как и в то, что дедуле предстоит встреча, которая изменит всю его жизнь.

Примечания

27

Blancheporte — популярный во Франции бренд повседневной и домашней одежды.