2582

Валерий Филатов, 2023

Мир уже не такой, какой привыкли видеть пятьсот лет назад. В нем правят транснациональные корпорации, безжалостная толерантность и оголтелый индивидуализм. Россия лишь полоска земли от Мурманска до Воронежа.Алексей, отправляясь на заработки в Ненецкую республику, совсем не ожидал, что попадёт к людям, несколько сотен лет живущим в подземелье.Не имея возможности добраться до дома, он вынужден жить среди них и познавать многое, что раньше ему не было известно.

Глава 4

Лаврентий Михайлович вежливо поднялся со стула, стоило Ольге и Алексею зайти в учительскую. Лёшка остолбенел, как непривычно ему было видеть такое. Да и название — учительская, для комнаты, не особо вязалось с его представлениями. Зачем учителям собираться вместе?

— Порадовали, молодой человек, — улыбнулся Белов и протянул ладонь.

Алексея бросило в жар. Он смотрел на эту ладонь и силился понять — зачем ему её протянули?

Опять помогла Ольга. Она взяла Лешкину пятерню и осторожно вложила в протянутую Беловым ладонь. Тот несильно сжал пальцы.

— Так, молодой человек, мужчины друг другу оказывают уважение. Благодарят… и просто здороваются. У мужчин — это традиция. И берёт она начало ещё с очень давних времён. Тогда воевали часто, и такой жест означал, что мужчина пришёл без оружия… С миром.

У Лёшки закружилась голова. В одной фразе он узнал такое, что и представить не мог. Древние времена… часто воевали… пришёл с миром…

— Вы мне скажете, куда я попал? — тихо спросил Алексей, не убирая руки.

— Конечно. Для этого я вас и пригласил.

Лаврентий Михайлович аккуратно отпустил ладонь Лёшки и указал ей на стул.

— Оленька нам принесёт чаю и сладостей. А мы с вами поговорим.

Они уселись за стол друг против друга, дружно проводив девушку взглядами.

— Алексей, — начал Белов, когда она вышла. — Вы попали в небольшую общину, живущую в подземелье. От материка, которого мы называем «Большой землей» нас разделяет приличное расстояние.

— А как здесь оказалась ваша община? И что это такое? — не сдержался от вопроса Лёшка.

— Община — это форма социального общества. Мы все делаем сообща, и каждый получает столько, сколько община может ему дать. Жильё, одежду, еду, медицину… Все поровну. А вот как мы здесь оказались? Это для нас тоже вопрос. Почти все, кто живёт здесь, здесь и родились. За редким исключением. Вроде вас, Алексей. Насколько я помню, то в последний раз люди с Большой Земли сюда попали лет двести назад. Так написано в Книге Общины. Это были четыре рыбака, которые попали в шторм, и их лодка едва держалась на плаву.

*************************************

— Получается, что я здесь чужой? — Лёшка недовольно сжал губы.

— Почему вы так считаете? — Белов чуть наклонился.

— У вас же община. Я здесь лишний.

— Почему лишний? — удивился Лаврентий. — Вы тоже человек. К тому же нам помогли. Никто не будет требовать с вас большего, чем вы можете. Живите… работайте…

Он прислонился к спинке стула, улыбаясь.

Лёшка всё равно ничего не понял. Что за община в подземелье? Странно всё!

— А что вы от меня хотите сейчас? — спросил он, понимая, что не только за объяснением слова «община» его сюда привели.

— Вы быстро соображаете, молодой человек, — восхищенно кивнул Белов и вынул уже знакомый Лёшке коммуникатор. — Не возражаете, если я запишу нашу беседу?

— Нет, — Алексей оглянулся на тихий стук двери. Это Оля принесла два высоких стакана и тарелочку, накрытую куском ткани.

— Присядете с нами? — спросил её Лаврентий Михайлович.

— Если вы надолго, то у меня есть дела в спортзале. Тренировку никто не отменял.

— А, да, конечно, — отпустил её Белов взмахом ладони.

Лёшка не переставал удивляться: спортзал, тренировка. Как живут все эти люди? Хотя да, Оля не была похожа на тех мягкотелых надутых кукол, ищущих свою удачу в борделях. Он был там всего один раз и ему страшно не понравилось.

Тогда в Сети он выловил ролик какого-то дипломированного врача с ужимками гендера из пятой строчки — бородатое лицо с накрашенными губами, глазами и волосами. Тонким голосом врач вещал, что последнему по списку гендеру, в целях лечения неких болезней, необходимо захаживать в бордель хотя бы раз в месяц и выполнять процедуру.

Показанная затем в деталях, процедура Лёшке не приглянулась — испуганный молодой парень, раскачиваясь, толкал что-то в надутые ягодицы кукле, похожей на туроду. Кукла почему-то стонала, а потом стала орать так, будто её резали. Лёшка тогда чуть с вышки ретранслятора не свалился. Ролик выглядел жутковато и противно, но поскольку собрал немалое количество денег, то Алексей решил сходить в бордель — полечиться. Деньги у него были.

В Североморске, где он работал, было единственное заведение на весь город, зато большое, четырёхэтажное. На первом этаже за администраторской стойкой сидели представители всех восьмидесяти узаконенных гендеров. Лёшка долго стоял столбом посредине холла и читал их названия, высвеченные на огромном настенном экране.

— Ты что, так и не определился? Ты же уже взрослый! — сказало ему существо в обтягивающем платье с большим вырезом на груди. Из выреза торчали клочки кудрявых черных волос. — Тогда тебе в пятое окошко.

Лёшка нашёл окошко с этим номером. Того, кто сидел по ту сторону стойки, на взгляд Алексея, было трудно назвать человеком — к голому черепу были пришиты рога какого-то животного. Причем, нарочито грубыми стежками и толстыми нитками. Вместо левой руки — протез натурального копыта, а вместо носа… ничего — уродливая впадина. Лёшку чуть не стошнило, когда нечто взглянуло на него белыми зрачками.

Он выскочил из борделя на улицу и согнулся у стены в спазмах.

— Молодой человек, вам плохо? — вывел Лешку из воспоминаний голос Белова. — Как вы себя чувствуете?!

— Нормально, — поспешил ответить Алексей, опасаясь, что его снова запрут в медблоке. — Так, вспомнил кое-что…

— Видимо, не слишком приятные воспоминания. Хотите, мы отложим беседу?

— Нет, нет, — Алексей торопливо глотнул из стакана и убрал материю с тарелки. Пахнуло чем-то остро сладким, а по горлу опустилась приятная горечь. — Спрашивайте.

Он с любопытством понюхал маленькие пухлые квадратики на тарелке.

— Это сладкое сдобное печенье. Мы печём его сами, — кивнул Белов. — Попробуйте. И запивайте чаем, пока горячий.

Лёшка надкусил квадратик и зажмурился. Чёрт! Как вкусно! И приятно! Без синтетических добавок, явно. Это что — натурально?! Так это стоит баснословных денег!

Он вытаращил глаза, в испуге глядя на Белова. Тот вопросительно сдвинул брови:

— Что-то не так?

— Да всё не так! — прорвало Алексея. — Подземелье! Люди в черной одежде! Натуральная еда! Котельная! Община! Я здесь видел только представителей двух гендеров!..

Лаврентий Михайлович резко поднялся, что заставило Лёшку вздрогнуть и замолчать. На лице Белова странно задвигались шишечки за скулами.

— Успокойтесь, Лёша, — спокойно сказал Лаврентий, слегка раскачиваясь. — Поймите, наконец. Здесь никто не причинит вам зла.

Алексей сжал голову — в ней бились мысли так, что, казалось, разорвут на части. Что-то сильно зашевелилось в груди и подступило к горлу, образовав ком, через который было невозможно вздохнуть.

— Мммм! — замычал он, будто это могло бы помочь. И да! Ком разбился. Растворился по гортани щемящим спазмом. Из глаз брызнули слёзы.

— Я ничего не понимаю, — признался Лёшка. — Это всё с какой-то другой стороны. Люди не могут так поступать. Это неправильно!

Его крик разнёсся под потолком учительской, выскочил через щель в двери в зал с колоннами, и затух в длинных каменных коридорах.

***************************************

— Мы не сможем его адаптировать, — печально покачала головой женщина с короткой стрижкой на светлых волосах. — Это опасно.

— Для кого? — взглянув на неё, спросил Белов.

— Для него, Лаврентий. Он сойдёт с ума…

— Поясни, Тоня.

Женщина глубоко вдохнула, поправила лацканы куртки.

— Лаврентий, этот молодой человек вырос совершенно в другом мире. Ему вбили в голову совсем другие правила поведения. Одиночество, индивидуализм… Никаких моральных и нравственных ценностей для него не существует. Он просто биологический робот-эгоист.

— Ты ошибаешься, Тоня, — решительно возразил Белов. — Тогда почему он нам помог в котельной?

Она пожала плечами.

— Возможно… Повторяю, Лаврентий, возможно, у мальчишки в разуме остались крохотные генетические связи от дальних предков. Плюс невероятная для него способность к аналитике. Он умеет, а самое главное, хочет сравнивать.

— Тогда, почему?..

— Не перебивай, Лаврентий! — она сделала жест, будто рубила что-то. Властный, требовательный. — Да, он может сравнить, но не сможет вынести решение. Разумное решение. Он будет поступать в соответствии с теми правилами, что вдолблены ему в голову. Только если мы изменим их, то мальчик будет задумываться, прежде чем как-то поступить. Что ты хочешь? У него четыре класса начальной школы. У него развитие уровня десятилетнего ребёнка. Не спорь! — женщина снова размашисто разрубила воздух, увидев, что Белов хочет что-то сказать. — Да, у него есть какой-то жизненный опыт, парню, все-таки, двадцать лет. Но даже наши двадцатилетние ребята ещё не всё понимают! В них ещё есть эта подростковая блажь — я хочу, я не хочу…

— Ты себя вспомни, — усмехнулся Белов.

— Не хочу, — насупилась она, как ребёнок.

— А, вот видишь! — восторженно вскрикнул Лаврентий.

— Ладно, ладно, — улыбнулась она, понимая, что повела себя, как двадцатилетняя девчонка. — Решение по Алексею всё равно будет приниматься Советом Общины. Ты выскажешь свои доводы, а я выскажу свои.

— Всё-таки, Тоня, несмотря на его странности, я за то, чтобы оставить парня на базе, — серьёзно сказал Белов. — Под присмотром, конечно.

— Хорошо, Лавр, — женщина поправила челку. — Давай выключим милосердие, и включим рациональность. Выловленный из моря Алексей Измайлов — человек из другого мира. Пока он будет, если будет, менять своё мировоззрение, сколько людей с базы с ним соприкоснуться? Как минимум, то пятая часть. Что они почерпнут от него, так сказать, ментально? Его эгоизм, индивидуализм и непонимание наших общинных ценностей. А как это на них скажется?

— Хм… Оля за день никак не изменилась. Наоборот, она постаралась уделить ему как можно больше внимания. Она понимает, что Алексей нуждается в этом, несмотря на его некие способности. Измайлов не может быть местечковым лидером в нашей Общине.

Лаврентий Михайлович встал и в задумчивости прошёлся по залу Совещаний Совета.

— Тут ты ошибаешься, Тоня. Коллективизм Общины выстаивался не одну сотню лет, если судить по записям в Книге. И ни разу не практиковался насильственный переход управления. А парень, я считаю, нашей Общине очень нужен.

— И в чём? — вопросительно развела руками Антонина, тряхнув волосами.

— Ты когда-нибудь задумывалась о том, сколько ещё просуществует наша Община? У нас всего три тысячи человек, и из года в год население сокращается. Мы, Тоня, духовно иссякли. У нас нет цели! Мы тупо выживаем на базе подводных крейсеров, построенной более пятисот лет назад. Вот скажи, как идеолог, к чему мы стремимся? Да, наши предки поначалу стремились сохранить некие идеалы — никуда не стремились, а только прятались. Но сейчас-то что?

— А что? — не поняла она.

— Вот! Ответ на этот вопрос может дать Алексей Измайлов. Он с «Большой земли». Он молод и умеет соображать. Он понимает сегодняшние технологии на «Большой земле» и…

Лаврентий включил свой коммуникатор.

— Послушай, что он говорит.

В кубе голоэкрана появилось изображение Белова и Лёшки, мирно разговаривающих в учительской.

–… не то, чтобы все люди тупые, нет, — говорил Алексей, прихлебывая чай. — Они замкнуты в себе. По закону общение нужно только для того, чтобы получить ответ от чиновника. Более? А зачем общаться? Вы коротко спросили, я коротко вам ответил. Хочешь работать — иди. Не примут — ищи. Хочешь развлекаться — нет проблем, развлекайся, если есть деньги. Нет денег — не развлекайся. Другой человек? Для чего?! Дружба?! А что это такое? Семья?! Да я не знаю, что это! Зачем всё это?! Работа? Получаешь задание, и делаешь. Не можешь? Так это твои проблемы. Найди текст в Сети и изучай. Разберёшься — сделаешь, не разберёшься — не сделаешь.

Лёшка откусил печенье и с удовольствием зачавкал.

— Государство? Границы? Так это… Всё поделено между крупными компаниями. Я работал в компании, которая обслуживает всю Мировую Сеть. Полиция? Не знаю… Больше за «свободными» охотятся. «Свободные»? Люди без места проживания, без работы. Ходят везде, ищут еду и одежду. Резкие. За еду убить могут.

Он допил чай из стакана, вытер рукавом губы.

— Да я не был в разных странах. Вот в Ненецкую республику… и то не доплыл. «Свободные» в Сети иногда ролики выкладывают о своих путешествиях. Везде одно и то же, только количество узаконенных гендеров разное. Вот у вас в Общине сколько гендеров? Два?! Да не может быть?!

Лаврентий Михайлович поставил запись на паузу.

— Слышала, Тоня?

Женщина медленно кивнула, и задумчиво поднесла палец к носу, будто нюхала.

— И что из этого? — убрала палец и усмехнулась. — Мы добываем сведения и без Измайлова. Аналитики над ними работают…

— Как работают?! — возмутился Белов. — Они рассматривают только техническую и политическую стороны. Мы не знаем, как живут на «Большой земле», согласись! Мы только предполагаем. А ты знаешь, например, что в России, на территории которой наша Община, узаконено восемьдесят гендеров!

— Сколько?! — не поверила она.

— Вот так, Тоня, — мрачно резюмировал Лаврентий Михайлович. — А ведь это как-то произошло! Не в одночасье же?! Вот ещё послушай.

Он включил запись.

–… дети? Да кому они нужны?! Вот обо мне родаван заботился как-то… как мог. Да, есть закон, что до четырнадцати лет опекают родители. А дальше — как хочешь. Наверное, только у богатых есть дети. У «свободных» их точно нет. У бедных нет — точно. Может быть, кто-то может купить себе суррогатного родителя. Со мной история другая, — тут Алексей засмеялся. — Родаван Туроде как-то своё семя передал. Мы не говорили об этом. Ну, о способе передачи. Родаван обычно краснел, и прекращал говорить. Как зовут родавана? А я не знаю. Родаван, и родаван. Да, меня он иногда называл по имени. Вообще, странный!

— Слышишь, Тоня! — Белов опять поставил запись на паузу. — Народ обезличенный. Называть по имени — это странно! Родителей покупают! Как ты думаешь, есть у этого будущее?!

Женщина сильно задумалась. Ей не очень верилось в то, что говорил Алексей. Вернее, она не хотела в это верить. И будет ли будущее — она не знала.

— Так вот, Тоня, — продолжал рассуждать Белов. — Я, думаю, что мы с Алексеем схожи. Он один в своём, как-бы, коконе индивидуальности. А у нас целая община из трех тысяч человек. Есть у нас будущее?

— Ты прав, Лаврентий, — она не сразу согласилась, а ещё некоторое время думала. — Надо перекроить аналитику. Мы слишком замкнуты на базе, чтобы на это не обращать внимания. Соглашусь. Пусть Измайлов живёт в Общине, но под присмотром. И ним необходимо работать плотнее, как с источником информации.

— И кого мы можем предложить Совету в качестве опекуна Алексея?

Она хитро и даже, как показалась Белову, хищно растянула губы в улыбке.

— Предложим Ольгу Борей. Мне кажется, что мальчишка ей понравился. Ну и… это шанс на некое будущее. Два представителя разных миров хорошо разбавят кровь нашего, по твоему выражению, кокона.

— То есть?!

— Не делай вид, что не понял, Лаврентий, — засмеялась она. — Пусть детишек наклепают, если найдут что-то общее между собой. А вот за этой парой, заметь, я буду настаивать, уже присмотришь лично ты. Как инициатор…

— Мы ещё не спросили мнение самой Ольги, — пытался возразить Белов.

— Так спроси, Лавр! Коммуникатор на столе, — продолжала смеяться женщина.

Лаврентий Михайлович убрал запись разговора, и вызвал на связь девушку, в это время занимавшуюся в спортзале.

Она появилась на изображении в облегающем фигуру костюме. Полная, но крепкая грудь Ольги чуть колыхалась в такт движениям, упругие ягодицы эротично оттопыривались при наклонах. Девушка заметила вызов, и прекратила занятия, накинув на обнаженные плечи полотенце.

— Лаврентий Михайлович?

— Да, Оля. Прости, что отвлекаю от занятий. Тут такое дело…

— Что-то с Лёшей?!

Белов сначала удивленно взглянул на Антонину, потом его брови радостно полезли вверх, будто говоря — вот видишь?!

— Нет, Оля. С Алексеем всё нормально, — улыбнулся он. — Мы хотели перед собранием Совета Общины кое-что обсудить с тобой. Мы с Антониной Игоревной посовещались и решили предложить тебе взять кураторство над молодым человеком. Как ты на это смотришь?

Ольга вытерла полотенцем лицо.

— Если Совет решит, что так надо, то я согласна.

— Дело не в решении Совета, девочка, — влезла в разговор Антонина. — Как ты сама к этому относишься? Что ты чувствуешь?

Девушка явно смутилась от такого вопроса.

— Оля, говори, не стесняйся, — поторопил её Белов.

— Нуу… я… не знаю. Он, конечно, странный, но… интересный. Не такой, как все.

— В каком смысле? — насторожилась Антонина Игоревна.

— Не знаю, как сказать, — Ольга выдохнула. — С ним интересно. Интересно узнать его, как человека.

— Ты смогла бы с ним жить? — перебила мысли девушки Антонина.

— Что?! Как жить?!

— В одном кубрике. Места для него пока нет.

Потом Антонина сказала фразу, заставившую вздрогнуть и Лаврентия Павловича, и Ольгу.

— Если откажешься, то нам придётся с ним расстаться.

Ольга выронила полотенце, открыв рот.

— Каким образом?!

— Ничего страшного. Вколем ему усыпляющее и отвезём на «Большую землю». Он ведь с неё к нам попал.

Белов понял, к чему клонит идеолог Общины. Она ставит девушку перед выбором. Жестко, резко, на грани. Заставляя принимать решение, от которого зависит, возможно, жизнь человека, каким-бы он не был.

Ольга присела на стул и схватилась за голову. Что твориться в ней, ведала только сама девушка. Но Лаврентий с Антониной видели на её лице растерянность, злость, боль, сострадание и ещё много чего. Белов даже пожалел Олю, правда, не выдав это.

Девушка сидела долго. То смотрела на Белова, то отворачивалась, вытирая лицо и вздыхая. Наконец, твердо сказала, глядя в глаза Лаврентию:

— Да, я буду куратором Алексея. Я решила.

— Хорошо, — мягко кивнула Антонина Игоревна. — Думаю, Совет одобрит твоё решение. Готовься. Прочитай инструкцию. А завтра приводи Алексея ко мне на урок истории.