Горчаков. Камер-юнкер

Валерий Пылаев, 2022

1967 год. Мир, которым правит магия аристократов. Где рок-н-ролл звучит даже во дворце ее Императорского величества, а отечественные «Волги» успешно сражаются на ночных улицах с американскими «Понтиаками». Очередная бешеная гонка по Санкт-Петербургу заканчивается трагедией. Врачи и целители, уже приговорившие юного князя Горчакова к смерти, списывают чудесное спасение на внезапно проснувшийся Дар. Но даже родовая магия не в силах объяснить, почему у парня полностью изменились привычки и вкусы… И откуда берутся странные сны о местах, в которых ему еще не приходилось бывать.

Глава 5

Вопрос застал меня врасплох. И еще как — настолько он не вязался с панибратской болтовней по пути, комнатой и колой в холодильнике… Не вязался даже с раздолбайским обликом самого Павла, восседавшего на бархатных подушках прямо в кедах.

И все же наследник престола спрашивал о начальнике Третьего отделения канцелярии ее величества. Такой вопрос по определению был каверзным, если не сказать — опасным, и я, пожалуй, предпочел бы не отвечать вовсе. Но Павел смотрел серьезно и настойчиво — и молчать с каждым мгновением становилось все неуютнее.

— Петр Александрович — очень сильный Одаренный, — осторожно начал я. — Пожалуй, один из сильнейших в столице — если не во всей империи. Он наверняка получит первый магический еще до того, как ему исполнится пятьдесят.

— Конечно! И класс, и чин канцлера, на который он метит уже давно. — Павел громко фыркнул и уселся ровнее. — Сильный Одаренный… Это действительно то, что первым приходит в голову, когда мы говорим о Багратионе?

В голосе наследника сквозило недовольство — и вряд ли оно мне показалось. Павел то ли имел зуб на его светлость, то ли знал что-то, о чем я пока даже толком не догадывался. И именно об этом и хотел поговорить, когда вызывал меня в Зимний.

И именно поэтому — с глазу на глаз.

— Первым?.. Нет, конечно же, — вздохнул я. — Его положение и чин куда важнее силы Дара. И Багратион не тот человек, о котором следует говорить без надобности.

— Нас не подслушивают, — Павел кивнул в сторону двери, — если ты об этом. И я не собираюсь ловить тебя на словах. Просто хочу знать, насколько ты доверяешь Багратиону… если вообще доверяешь.

— Доверяю.

Я ответил утвердительно… но все-таки ответил не сразу, и затянувшаяся пауза не ускользнула от внимания Павла. Он снова пристально посмотрел на меня и то ли спросил, то ли просто сказал:

— Но не полностью, не так ли… Разумно.

— Я не знаю, что именно ты хочешь услышать. — Я пожал плечами. — У меня нет причин клясться в искренней любви и преданности его светлости. Он никогда не поставит мои интересы выше интересов империи — да и не должен ставить. Но какие причины сомневаться есть у тебя? Багратион — верный слуга государства и короны.

— Государства — да. Короны… — Павел усмехнулся и покачал головой. — Князь никогда не забывает и про себя. Ты знаешь, что за победу над Куракиным мать вручила ему орден Андрея Первозванного?

Я едва удержался от того, чтобы присвистнуть. Нет, конечно, Багратион достойно проявил себя в тот день и заслужил награду, но такую…

— Его не давали никому уже лет сорок! — продолжил Павел. — А сейчас все выглядит так, словно нас, юнкеров, на «Бисмарке» вообще не было. Нет, конечно, все получат свои ордена, чины и медали, но через полгода об этом забудут.

На мгновение я почувствовал что-то вроде обиды. Даже не за себя — скорее за тех, кто так и не вернулся с немецкого крейсера. Мы вместе лезли под пули, рисковали одинаково, а я даже выдержал схватку с целым генералом — перед тем, как дед обратил его в пепел. Но вся слава в итоге досталась Багратиону: он с боем прорвался к Зимнему, поджег панцеры, разогнал пехоту, вошел во дворец с остатками отряда канцеляристов — и первым доложил ее величеству, что мятеж подавлен.

Такое уж точно будут помнить куда дольше, чем две сотни юнкеров с винтовками.

— Ну… высшие награды всегда дают генералам. — Я пожал плечами. — Солдатам достаются громкие слова, тусклые медали и пенсии.

А еще — костыли, нищета и дешевые сосновые гробы. Но говорить об этом я все-таки не стал.

— Ты пойми, княже, — вздохнул Павел. — Мне не жалко, что Багратион получил орден. Но слишком уж много ему дали потом.

— Выражайтесь яснее, ваше высочество, — проворчал я. — Вряд ли меня будут держать здесь столько, чтобы играться в загадки.

— После той ночи Багратион приобрел огромное влияние. Мать, конечно же, вернула ему и чин, и все полномочия, и еще насыпала с горкой. — Павел невесело ухмыльнулся. — Теперь Третьему отделению подчиняется не только отдельный полк жандармов.

— А что еще?

— Ну… как бы сказать это помягче… — Павел на мгновение задумался, — да почти всё. Столичная полиция и в уездах — напрямую. А новыми гвардейскими полками будут командовать офицеры, которых переведут из тайной канцелярии. А сама канцелярия теперь размещается прямо здесь, в Зимнем — в западном крыле.

Сильно. Конечно, я догадывался, что Багратион пожелает отыграться за былые упущения, но чтобы настолько… Похоже, ему оказалось мало восстановить свою службу и прижать заговорщиков — а заодно и вообще всех инакомыслящих. Он замахнулся на что-то куда серьезнее, а уж имея под рукой несколько гвардейских полков, расквартированных прямо в столице, непременно доведет дело до конца.

Знать бы только — какое.

— То есть фактически он сейчас командует всей армией… — проговорил я.

— Не всей. — Павел сбросил ноги в кедах на пол и поднялся с кровати. — Генералы и адмиралы ему пока еще не подчиняются. Но не удивлюсь, если дойдет и до такого.

— Если получит канцлера…

— А он получит, — поморщился Павел. — И тогда я даже пикнуть не смогу без его разрешения.

— Ну уж?.. — Я прошелся по комнате и присел на край стола. — Еще немного, и ты обвинишь Багратиона в том, что он сам организовал заговор, чтобы получить побольше власти.

— Нет, княже. Я же не идиот, в конце концов. — Павел неторопливо прошагал к окну и, крутанувшись на пятках, двинулся вдоль стены. — Но он явно обратил ситуацию себе на пользу… Хотя — не он один.

— А кто еще?

— Кто? Сможешь угадать с одного раза? — Павел щелкнул ногтем по дырявому нагруднику рыцаря в углу и повернулся ко мне. — Чей род владеет парой десятков заводов и фабрик в Петербурге, половина из которых может выпускать оружие или панцеры? И кто за последний месяц скупил все патенты на новые разработки?

Опять начинается… Мир изменился, и стоит одному сообразительному молодому аристократу среагировать на это чуть быстрее других — как его уже готовы обвинить во всех грехах одновременно!

— Я не думаю, что…

— Я тоже не думаю, княже. — Павел махнул рукой. — Уж ты-то точно не предатель. Но я хочу, чтобы ты понимал: на самом деле все опаснее, чем кажется. Даже сейчас.

— И вот я снова ничего не понимаю, ваше величество. — Я отвесил проходящему мимо стола будущему императору шутливый поклон. — Извольте выражаться яснее.

— Мне известно, что в последнее время вы с князем… Ну, не то чтобы совсем близки, но видитесь часто. — Павел плюхнулся в огромное кресло. — Уверен, вы уже многое успели обсудить, но я все равно знаю Багратиона лучше, чем ты.

— Не сомневаюсь. — Я пожал плечами. — Он куда ближе ко двору, чем к наследнику какого-то там княжеского рода.

— Даже слишком близко, — поморщился Павел. — А еще он чуть ли не бредит парламентской системой. Такой как Англии… Или в Америке.

— Ну и что? — Я соскочил со стола, чтобы не сидеть спиной к венценосной особе. — Довольно… прогрессивная штука. Хоть и не сказал бы, что наша хуже.

— Госсоветом всегда управляли рода. — Павел улыбнулся и покачал головой. — А Багратиону это всегда не нравилось. И он точно попробует… что-то изменить.

Я понемногу начинал соображать, чего так опасается наследник. Светлейший князь и раньше всегда выступал за сильную верховную власть и не стеснялся по возможности закрутить гайки аристократам — а уж теперь… Выбив себе чрезвычайные полномочия и фактически подмяв всех столичных вояк, он наверняка попробует прижать древние фамилии — и те вряд ли останутся в долгу.

Да уж. Только новой грызни между собой нам сейчас и не хватало.

— Думаешь, все так плохо? — кисло поинтересовался я.

— Боюсь, что да. — Павел облокотился на стол и подпер голову руками. — А мать теперь слушает Багратиона во всем. Может, они и отречься хочет только потому, что он так сказал.

Да уж… дела. Никогда бы не подумал, что мне однажды придется усомниться в Багратионе, который с самого дня нашего знакомства казался настолько преданным империи, насколько это вообще возможно.

Только куда нас завела — или еще заведет — эта преданность? Багратион бок о бок со мной поднимался на борт «Бисмарка», шел навстречу пулям предателей-гвардейцев, жег магическим пламенем панцеры мятежного генерала — но лишь для того, чтобы, по сути, самому занять его место. По-хорошему — а может, и по-плохому — оттереть от управления страной старую аристократию. Укрепить трон и верную ему гвардию, поставив своих людей вместо неблагонадежных генералов и полковников. Протащить через Госсовет реформы, ограничивающие права родов, а потом самому занять кресло председателя, получив заветный чин канцлера. Стать первым лицом в государстве после наследника и вырастить юного Павла по своему образу и подобию.

Так? Очень может быть.

А что случится с теми, кто не пожелает принять новый порядок? Как далеко Багратион может зайти в своем желании избавиться от пережитков прошлого? И чего ожидать от могучих старцев, когда их придавят слишком сильно?

Дед всегда говорил, что самый первый и важнейший долг дворянина — служить стране. Стране, государству и народу, а не короне, которую может напялить любой дурак. И уж кто-кто, а он вполне может посчитать, что для всех будет куда лучше, если места в Госсовете снова займут потомственные аристократы, которых учили править с самого детства, а не выскочки-лапотники или какие-то там министры и армейские чины.

Нет, старики не пожелают уступить и крупицы своих прав и свобод. И уж тем более не станут терпеть, что их положение и титулы понемногу обращаются в пыль, а от древней славы родов остается…

— Эй, княже! — Павел помахал рукой у меня перед лицом. — О чем задумался?

— Да так… — мрачно отозвался я. — О том, как все паршиво.

— Хорошо. Значит, не только я так считаю… Поможешь?

На мгновение на лице Павла мелькнуло что-то от Чингачгука. Не наследника престола и великого князя императорской крови, а щуплого парнишки-юнкера, которого из-за роста всегда ставили крайним левым в шеренге. Упрямого, норовистого, смелого до бесшабашности — но все-таки неспособного в одиночку справиться…

Да уж, похоже, наши проблемы посерьезнее шайки второкурсников.

— С чем помогу? — на всякий случай уточнил я.

— На знаю, княже. — Павел вздохнул и откинулся на спинку кресла. — Для начала — хотя бы разобраться, что со всем этим делать.

Так себе формулировка — но сам я точно не придумал бы лучше. Разобраться. А потом уже попытаться сделать так, чтобы ничьи благие намерения не привели к крайне прискорбным последствиям.

Впрочем, давать опрометчивые обещания тоже пока не стоит.

— Ну… Ты же понимаешь, что я не смогу отказать наследному принцу, — улыбнулся я.

— Вот и отлично. — Павел крутанулся в кресле и полез куда-то под стол — видимо, в тот самый холодильник за колой. — Потому что у меня есть предложение, от которого ты не посмеешь отказаться!