Горчаков. Камер-юнкер

Валерий Пылаев, 2022

1967 год. Мир, которым правит магия аристократов. Где рок-н-ролл звучит даже во дворце ее Императорского величества, а отечественные «Волги» успешно сражаются на ночных улицах с американскими «Понтиаками». Очередная бешеная гонка по Санкт-Петербургу заканчивается трагедией. Врачи и целители, уже приговорившие юного князя Горчакова к смерти, списывают чудесное спасение на внезапно проснувшийся Дар. Но даже родовая магия не в силах объяснить, почему у парня полностью изменились привычки и вкусы… И откуда берутся странные сны о местах, в которых ему еще не приходилось бывать.

Глава 4

— Представь себе… Не ожидал?

Невысокий щуплый парнишка прикрыл за собой дверь — и тут же подпер ее спиной, застыв в картинной позе. Видимо, от всей души наслаждался произведенным эффектом.

А я… я молча таращился. На тощие руки, сложенные на груди, на лицо, которое много месяцев подряд наблюдал чуть ли не каждый день. Знакомое — но одновременно чужое. Изменился только цвет волос — с белесо-светлого на темный, который, похоже, и был настоящим, доставшимся наследнику российского престола от рождения.

А чуть крючковатый нос, тонкие губы, невыразительные глаза и даже вечная недовольная складка между ними — остались прежними. Как и выражение лица, с которым на меня смотрел его императорское высочество великий князь Павел Александрович Романов.

Недавно произведенный в унтер-офицерский чин господин юнкер Артем Волков.

Чингачгук.

— Признаюсь — не ожидал… ваше высочество.

Я все-таки заставил себя как-то отлипнуть от кресла, подняться и изобразить положенный по этикету поклон. Настолько неуклюжий и деревянный, что Чингачгук не выдержал и улыбнулся. Вид у меня, похоже, был настолько обалдевший и потерянный, что даже государыня негромко захихикала… Прямо как гимназистка, услышавшая неприличный анекдот. Один Багратион сохранил хоть что-то похожее на серьезность.

Что наверняка ничуть не мешало ему в глубине души искренне забавляться происходящему.

Но больше всех потешался, конечно же, Чингачгук. Он явно рассчитывал вогнать меня в ступор — поэтому даже оделся совершенно неподобающе. Государыня и Багратион были в костюмах, я — хотя бы в рубашке с брюками, а венценосный индеец напялил самые обычные кеды, джинсы и футболку на пару размеров больше нужного — будто находился не на встрече чуть ли не государственного значения, а дома.

Впрочем, почему — будто? Чингачгук и был у себя дома — в императорском Зимнем дворце.

— Думаю, у вас очень много вопросов, князь, не так ли? — негромко поинтересовалась государыня.

— Да… пожалуй. — Я скосился на Багратиона, уже опустившегося обратно в кресло. — Еще как много.

— События, исход которых вы наблюдали полтора месяца назад, начались очень давно. Семена заговора созревают долго… А может, это мы были слишком слепы и неосторожны, чтобы увидеть измену у себя под носом — ведь это порой непросто. — Государыня невесело вздохнула. — Особенно когда ее зараза касается умнейших и достойнейших и прикрывается разговорами о благе империи.

Смерть родителей. Потом — авария, которая едва не стоила жизни мне самому. Дуэль, гибель Кости… Дед уже говорил мне об этом: что бы ни творилось тогда, почти год назад, — началось оно гораздо раньше.

— Но уже летом стало понятно, что в стране готовится что-то страшное. То, чего не случалось уже очень давно, — продолжила государыня. — Разговоры о том, что я должна отречься в пользу Павла, велись шепотом намного раньше, чем их посмели начать прямо на заседании Госсовета. И мой сын слышал их куда чаще, чем мне бы хотелось.

Чингачгук едва заметно поморщился. Одному Богу известно, что происходило здесь, в личных покоях императорской семьи, год или два назад, — но воспоминания, похоже, были не самыми приятными.

— Павла сложно назвать легковерным, но я все равно решила уберечь его и от опасности, и от дурного влияния. — Государыня посмотрела на Чингачгука и мягко улыбнулась. — А еще ему не помешало бы своими глазами увидеть то, о чем раньше только восторженно слушал. Не сомневаюсь, первый курс пехотного училища стал для моего сына ценным уроком.

Скорее уж наказанием — хоть государыня и не говорила об этом прямо. То ли за проступок, то ли за неосторожно сказанное слово… а может, и за что похлеще. Да чего уж там — я и сам загремел во Владимирское вовсе не за хорошее поведение.

Или все-таки потому, что Багратиону был нужен на первом курсе свой человек — приглядеть за наследником Романовых?

Его светлость говорил о будущей военной элите, о полезных знакомствах и настоящей дружбе, которые юнкера приобретают в стенах военного училища. Но о подобном я, конечно, даже не догадывался. А вот Багратион с его опытом вполне мог заранее просчитать, что своенравный Павел непременно нарвется на неприятности. А я — рано или поздно окажусь поблизости. И тогда…

— Порой проще всего спрятать что-то важное, положив на видное место. — Багратион усмехнулся и сложил руки на груди. — Я лично маскировал Дар наследника. И, похоже, мне удалось сделать это достаточно хорошо, чтобы провести даже умнейших… Не так ли, князь?

Прятали не только Дар. С лицом Чингачгука… то есть Павла, тоже сделали что-то странное. Я даже представить не мог, что за плетение Багратион использовал для такого эффекта, но дело было точно не изменившемся цвете волос. Черты остались прежними — теми же самыми, что порой мелькали то в газетах, то на экране телевизора, но что-то подсказывало: наверняка до снятия заклятия наследника не узнала бы даже родная мать.

— Меня вы уж точно провели, — честно признался я. — А кто-нибудь из командования… Ротный?

— Никто. — Государыня покачала головой. — Даже при дворе знали буквально несколько человек, самых близких. Я не думала оставлять Павла в училище дольше чем на пару месяцев, но…

–…Но потом даже там стало куда безопаснее, чем в этих стенах. — Багратион мрачно усмехнулся. — Да и сам наследник не пожелал оставлять товарищей.

Я посмотрел на Павла, и тот отвел глаза и как будто даже чуть покраснел. Не знаю, сколько на самом правды было во всей этой истории, но с одним не поспоришь: что и когда бы ни случилось, в училище наследнику уж точно ничего не угрожало.

Во всяком случае, пока мы всем личным составом не отправились брать на абордаж «Бисмарк».

— Наверное, я должен принести извинения, — пробормотал я. — За то, что подверг жизнь его высочества опасности.

— Вы ведь не знали, князь. — Государыня пожала плечами. — На вас нет никакой ответственности… А вот моему сыну не помешало бы почаще вспоминать, что его жизнь и здоровье куда важнее для страны, чем умение стрелять из винтовки.

— Я велел ему оставаться на берегу, ваше величество. — Багратион смущенно отвел взгляд. — Но он не…

— Можете не рассказывать. — Государыня махнула рукой. — Я хорошо знаю собственного сына… Впрочем, хватит об этом. Павел желал говорить с князем Александром с глазу на глаз. Вы ведь не возражаете?

— Нет… Нет, конечно же. — Я развернулся к столу и поклонился. — Ваше величество… ваша светлость.

Не то чтобы удивление уже успело полностью пройти, но, когда дверь с нами с Павлом закрылась, я почувствовал что-то вроде облегчения. Конечно, тот, кто шагал по коридору со мной рядом, раз и навсегда перестал быть юнкером по прозвищу Чингачгук, но все-таки остался ровесником, однокашником и товарищем… хотелось бы надеяться, во всяком случае.

— Выдохни, княже. — Павел ткнул меня локтем в бок. — Я даже удивился, что ты раньше меня не раскусил. Ты ж у нас голова…

Голова, да не очень… Я продолжал выуживать из памяти все, что могло выдать скрытого первоклассной магией Одаренного. Темные у корней волосы, знание английского — уж точно незаурядное для обычного выпускника гимназии. И, конечно же, совершенно невозможные для простолюдина упрямство и гонор, сделавшие Чингачгука единственным на курсе «красным» юнкером… Да уж, теперь все вставало на свои места: великому князю и наследнику престола уж точно не к лицу было терпеть лютый цук и жить по традициям славной пехотной школы.

Но вспоминал я и другое: в училище «дядьки» не давали молодых в обиду, да и сами первокурсники держались дружно. Я в первый же день вступился за Павла — а тогда еще вчерашнего гимназиста Артема Волкова. Мы не раз и не два лупили куракинских, шли бок о бок к «Бисмарку» — и сражались вместе. Князь Горчаков сделал достаточно и для империи, и для наследника престола лично.

Но тот же князь Горчаков никогда не был чужд суровых казарменных шуток. А как-то раз в Пятигорске перед отбоем тайком засунул под одеяло наследнику вымоченный в воде кожаный ремень — и потянул, когда его высочество задремал. Местные тогда уже чуть ли не неделю пугали нас рассказами о змеях…

В общем, наследник верещал на весь лагерь и подпрыгнул вместе с одеялом под самый верх палатки. А сиятельный князь Горчаков ржал как ненормальный, пока не получил по лбу какой-то книжкой.

И сейчас бы предпочел, чтобы никто больше не вспомнил об этом досадном событии.

— Ваше высочество, — я повернулся к шагавшему рядом Павлу, — вы ведь могли рассказать и раньше… хотя бы мне и господину юнкеру Бецкому. Или позже, когда мы захватили училище.

— Ага. Сам-то подумай: белобрысый первокурсник вдруг заявляет, что он — наследник престола великий князь Романов. — Павел рассмеялся. — Да ротный бы решил, что я тронулся умом, — и посадил бы меня под замок.

— Может быть, — кивнул я. — Но тогда вам не пришлось бы рисковать жизнью и…

— Хватит уже выкать! Я же тебе не мать и не министр какой-нибудь. — Павел махнул рукой. — Только индейцем больше не называй, княже, — а не то на каторгу отправлю… Достали уже.

— Ну простите, ваше краснокожее высочество! — Я все-таки рискнул ввернуть шпильку. — Кто бы мог подумать, что вас… что тебя засунут во второсортное пехотное училище?!

— Второсортное — это еще мягко сказано, — усмехнулся Павел. — Ладно. Пойдем хоть посмотришь, как я живу.

Комната наследника российского престола мало напоминала мою собственную — и отличалась не только размерами… раз этак в десять. Дед наверняка вполне мог бы позволить окружить каждого из своих наследников не меньшей роскошью. Но, видимо, в роду Горчаковых испокон веков было принято растить юных князей в хоромах… поскромнее.

Впрочем, после беглого взгляда на обитель Павла я бы даже назвал свою комнату аскетичной. Да чего уж там — монашеской кельей, в которую едва-едва влезла бы огромных размеров кровать у дальней стены. Письменному столу из темного дерева позавидовал бы даже дед. Одних книжных шкафов было штуки четыре — и четверть полок занимали модельки автомобилей. Изящными, явно ручной работы… похоже, его высочество был заядлым коллекционером.

Игрушек почти совершеннолетнему Павлу уже не полагалось по возрасту, но здоровенный рыцарский доспех в углу явно служил не только для украшения… когда-то. Нагрудник из толстого металла покрывали вмятины и царапины, а в паре мест зияли сквозные дыры диаметром с палец. Его высочество явно не стеснялся отрабатывать на металлическом гиганте боевые заклятия — а может, и вовсе палил в безответного рыцаря из чего-то огнестрельного.

Единственное, чем наши с ним комнаты были похожи, — постеры на стенах. Какие-то супергерои из американских комиксов, автомобили, голливудские актрисы и актеры с ослепительными улыбками, в которых кто-то — не иначе сам хозяин — закрасил чернилами парочку передних зубов.

И полуголые красотки — куда же без них.

— Ну как? — поинтересовался Павел. — Нравится?

— Ну… точно не наш дортуар. — Я еще раз огляделся по сторонам. — Тут можно целую роту поселить.

— Ага. Давай, устраивайся.

— Куда?

— Куда хочешь. — Павел прямо в кедах плюхнулся на кровать, разом утонув в подушках чуть ли не целиком. — Если хочешь колы — возьми в холодильнике. Он за столом, внизу.

Еще и холодильник… Мы с братьями о таком даже не мечтали.

— Спасибо, воздержусь, — отозвался я. — Хотя, подозреваю, туалет у тебя где-то здесь тоже есть.

— Вторая дверь от окна. — Из подушек высунулась тощая рука и указала куда-то влево. — Чая нет, бутербродов тоже. Мать запретила звать горничных, пока ты здесь.

— Да уж… — Я понимающе кивнул. — Ладно, обойдемся. В конце концов, ты же меня позвал поговорить, а не обжираться.

— Так и есть, княже. — Павел рывком сел в кровати — и вдруг посмотрел так серьезно, что на мгновение меня взяла оторопь. — Скажи — что ты думаешь про Багратиона?