Камень молчания. Рассказы и присказки разных лет

Валерий МИТ

Иногда мне кажется, что достаточно поставить обычную точку на чистом листе, и перед ней в обратном порядке развернутся события, которые приведут именно к ней. Просто поставить обычную точку и уйти, а события пусть выстраиваются сами, и будь, что будет. И ведь выстроятся.Возможно, не так, как хотелось бы мне, но это произойдёт.Пустота не может быть не заполнена.

Странные мысли

Высоко на последнем пятом этаже, уродливо выступая из торцевой стены многоквартирного дома, торчал одинокий балкон.

Странный балкон на стене стандартного дома в маленьком Российском городке.

Причудой, какого архитектора появился этот балкон на свет? — Мы не знаем и не узнаем никогда.

Почему один?

Почему на пятом этаже?

Смотрелось это нелепо и странно.

Представьте — бетонная плита, выпирающая из глухой стены на высоте пятнадцати метров со стальным решетчатым ограждением по периметру, заваленная всяким хламом, прекрасно просматривающимся с пешеходной дорожки, которая проходила прямо под ним.

Ужасный архитектурный элемент и самое натуральное безобразие на мой свежий взгляд, случайно натолкнувшийся на это «чудо».

Случилось это давно.

Много лет назад, находясь в командировке, я в течение целой недели, как минимум, два раза в день проходил под этим самым балконом.

Когда основные дела, ради которых я и оказался в том городе, были закончены, я не выдержал и обратился в службу жилищно-коммунального хозяйства с просьбой покопаться в архиве и найти проект дома со странным балконом, желая убедиться, что последний имеет право на своё существование.

В противном случае, думал я, снесу его к чёртовой бабушке. — Нависает зараза, страшно под ним ходить, того и гляди какая-нибудь тумбочка или лыжи свалятся кому-нибудь на голову.

Я был настроен решительно.

В силу своей служебной командировки имел в этом городе определённый вес, был достаточно молод и энергичен и не брезговал совать свой нос в любую подвернувшуюся задницу.

Директор ЖКХ, Василий Кузьмич, видел это и, желая смягчить мой порыв, сделал что мог. — Выделил мне в помощь по поиску проекта сравнительно молодую, симпатичную, одинокую сотрудницу, а сам, как только закончился рабочий день, пригласил меня в свой кабинет на рюмочку коньяка.

Я возражать не стал. Посчитал, что немного коньяка после работы не может повредить никому, а Людочка, так звали мою помощницу, может поискать в архиве этот несчастный проект и без меня.

–…Может быть, и не в архитекторе дело, может быть, пьяный прораб перепутал чертежи и, не выходя из продолжительного запоя, своей злой волей добавил сей злополучный балкон к голой стене дома, — пытался вразумить меня начальник ЖКХ. — Пойди, найди его теперь. Всё быльём поросло.

Я это прекрасно понимал.

— Не виноватых ищем, Василий Кузьмич, — отвечал ему я. — Пытаемся докопаться до истины. И прежде всего нам необходимо понять целесообразность расположения балкона на глухой стене пятиэтажки над пешеходной дорожкой.

— Безобразие, Владимир Михайлович, понимаю, — отвечал начальник ЖКХ, подливая коньячок.

— Не то слово, — продолжал я, опрокидывая очередную рюмку. — Но не только. Ведь он же завален всяким хламом под завязку. Под ним же ходить страшно. Свалится какая-нибудь кастрюля людям на голову, поздно будет пьяного прораба искать.

— А вот тут я с вами полностью согласен, — сказал директор ЖКХ. — Завтра же распоряжусь и отправлю кого-нибудь к хозяевам балкона и заставлю убрать с него весь хлам.

В кабинет заглянула Людочка.

— Ничего не нашла, Василий Кузьмич, — скромно сказала она.

— Не будем расстраиваться, Владимир Михайлович, — ответил директор, обращаясь ко мне. — Отыщется. Утро вечера мудреней. Завтра с Людмилой придёте, и… — Он махнул рукой, отгоняя какую-то мысль. — Ладно, — добавил он, — рабочий день закончился. Давайте лучше ещё по одной за удачу в наших делах. Люда, присоединяйся.

Она не заставила звать себя дважды. Захватила по пути из шкафчика ещё одну рюмку и подсела за стол.

Мы выпили.

Потом ещё и ещё, пока не опустела бутылка.

Когда она опустела, Василий Кузьмич кому-то позвонил и нам принесли ещё одну.

Спустя несколько часов, когда мы выходили из кабинета, балкон на глухой стене дома никого из нас больше не беспокоил. Каждому из нас хватало других волнений.

Лично меня очень взволновала Людочка.

Она, в свою очередь, переживала смогу ли я добраться до гостиницы сам и решила меня проводить.

Василия Кузьмича беспокоила жена — он побаивался, что она может не пустить его домой в таком состоянии.

— А пойдёмте все теперь ко мне! — весело выкрикнул я. — С ответным визитом. В знак уважения нашего дома — вашему.

Василий Кузьмич засомневался.

— Поздно уже, завтра на работу, — сказала Людочка, строго глядя на своего начальника. — Я с вами, Владимир, пойду, — добавила она. — Проводим только Василия Кузьмича, всё равно по дороге к вашей гостинице.

И мы пошли.

После слов Людочки ни у кого из нас не оказалось слов, и мы шли молча, а наш путь пролегал по пешеходной дорожке прямиком к пятиэтажке с её балконом на глухой стене.

— Заодно и на балкон посмотрим, — сказал я через несколько минут, стараясь разрядить обстановку.

— А что на него смотреть? — хмуро отозвался Василий Кузьмич, — балкон, как балкон. Висит себе и висит и ещё сто лет провисит. Велика важность. Тоже мне чудо света. Если сносить — у нас пол страны нужно сносить.

И мы опять замолчали, а через несколько минут добрались до злополучного дома.

Проходя мимо, мы все трое, как по команде, посмотрели на его балкон. Словно почувствовав наш взгляд и будто в насмешку мне, с балкона нам под ноги свалился какой-то блестящий предмет. Он с грохотом приземлился на пешеходную дорожку и откатился в траву газона.

Я метнулся к этому месту.

Василий Кузьмич с Людочкой неторопливо последовали за мной.

Раздвинув траву, я увидел старый алюминиевый чайник без крышки.

— Чайник! — воскликнул я. — Видите, всё так, как я и говорил.

— Чайник это не кастрюля, — печально сказал Василий Кузьмич.

— Поздно уже, — непонятно к чему сказала Людочка.

— Да вы что? О чём говорите? А если бы этот чайник свалился нам на голову?

— Не свалился же, — ответила Людочка.

— От судьбы не уйдёшь, — зачем-то добавил Василий Кузьмич.

Я перестал понимать этих людей.

В тот момент мне и в голову не могло прийти, что они часть своей замкнутой среды — города, в который я на свою беду приехал, а она — эта среда просто ими манипулирует.

Да, я не оговорился — этот город оказался живой самостоятельной средой. Чужеродной системой, подчиняющей себе всё, что попадает в зону её влияния. — Чуждым разумом, в материальном воплощении, который нам не дано понять. А странный балкон на глухой стене пятиэтажного дома оказался ничем иным, как аномалией на её поверхности, одной из системных ошибок в её структуре, проявившихся таким причудливым образом.

Но всё это я понял потом.

В тот момент я не понял ничего.

Я смотрел с удивлением на своих спутников, потеряв всякое желание хоть что-то им объяснять.

А они и не ждали от меня объяснений.

В тот момент они не ждали ничего.

Мне показалось, что они на мгновение застыли — Василий Кузьмич, какой-то сгорбившийся, смотрящий куда-то вдаль. Людочка, стоящая ко мне в пол-оборота, глядящая на меня.

Но это быстро прошло, картинка ожила.

Василий Кузьмич встрепенулся и ни слова не говоря, отправился дальше.

Людочка подхватив меня под руку, повела вслед за ним.

Мы дошли до угла дома и Василий Кузьмич, не оглядываясь, свернул направо.

— До свидания, Василий Кузьмич! — крикнула Людочка.

Он молча поднял правую руку. Я промолчал. Мы с Людочкой посмотрели немного ему вслед и отправились дальше.

В гостинице мы не сразу пошли ко мне в номер. На первом этаже работал бар, и мы ненадолго задержались в нём. Выпили шампанского, поговорили, стараясь снять напряжение этого вечера.

Спустя время, нам это удалось.

Почувствовав, что нас больше ничто не сдерживает, поднялись ко мне.

О том, что происходило там, рассказывать нечего, можно лишь добавить, что нам было хорошо, и я ни разу не вспомнил про злополучный балкон.

Утром я проснулся в номере один.

Увидел на прикроватной тумбочке записку: «Было здорово, встретимся в конторе, попробую помочь найти то, что ты ищешь»

Спустя час, я оказался в конторе ЖКХ.

Прошёл в архив и обнаружил там Людочку. Она сосредоточенно перебирала какие-то папки.

Увидев, что я вошёл, подошла ко мне.

— А может быть ну его — этот балкон…, — сказала она.

Придвинулась ближе и…

Произошло невероятное. В один момент мне открылось всё. Как озарение перед моим мысленным взором предстало видение.

Я словно взлетел.

С высоты птичьего полёта мог видеть и чувствовать всё уродство этого города. — Странного места, покрытого многочисленными язвами и гнойниками. Среди них, обнаруженный мной балкон, был далеко не единственной его аномалией. Были и другие — проплешины котлованов, брошенных строек, наполненные грязной водой, спрятанные за кривыми заборами. Покосившиеся опоры линий электропередач. Обшарпанные серые, давно требующие ремонта дома. Скопления странных людей у нескольких винных магазинов. Какой-то полузаброшенный завод с несколькими ржавыми подъёмными кранами. Маленькая речка, бегущая под полуразвалившимся мостом, несущая куда-то на своей поверхности густую рыжую пену. Деревянные сараи, какие-то ветхие избушки на границе видимости.

От несуразностей этого места рябило в глазах.

И я с ужасом понял, что оно действительно было живым.

Жило своей странной, понятной только ему, жизнью. Пыталось воздействовать, диктовало условия. Тянуло в разные стороны щупальца дорог, заманивая к себе путников, мечтая их захватить и подчинить.

Оно было достаточно сильно, и я чувствовал, что оно желает подчинить себе и меня, старается казаться добрым и привлекательным, а Людочка не что иное, как его инструмент.

Я чувствовал его ментальное воздействие — близость и взволнованное дыхание милой женщины у своего лица.

Я знал, что нужно бежать, но понимал, что бежать в сущности, некуда.

Поднявшись ещё выше, я увидел тысячи таких мест.

Вся планета была покрыта ими.

Они немного отличались друг от друга, но их сущность везде была одна — захватить, подчинить, навязать свою волю, заставить жить по своим правилам.

Это казалось ужасным.

И с этим ничего поделать было нельзя.

— Что балкон? — Полная фигня, когда такое творится, — тихо сказал я.

Людочка поняла меня по-своему — обняла и взглянула в глаза. Я машинально обнял её и поцеловал.

И видение ушло.

Возбуждение снизу вверх жаркой волной пронеслось по моему телу. Ударило в голову, и я чуть было её не потерял.

Но этого не случилось.

Дверь в комнату архива приоткрылась, мы с Людочкой отстранились друг от друга и увидели в дверном проёме Василия Кузьмича.

— О…, вижу дела по поиску проекта, идут полным ходом, — улыбнувшись, сказал он.

Мы промолчали.

— Я, собственно, что зашёл, — добавил он. — Вчера посидели изрядно, лично мне до сих пор немного не по себе. Не желаете, Владимир Михайлович, исключительно для поправки здоровья, по рюмочке коньячка. Вас, Людмила, не приглашаю, время рабочее, должны понимать.

Мы с Людочкой переглянулись, и она еле заметно кивнула головой.

— Не откажусь, — сказал я.

— Вот и славно, — улыбнувшись, ответил он.

И мы пошли.

По дороге в свой кабинет он спросил:

— Вы вообще как, надолго к нам, Володя?

— Командировка заканчивается через три дня, думаю, что эти три дня и пробуду. Остались кое-какие неоконченные дела, — ответил я, думая в основном о Людочке.

— Понимаю, — растягивая гласные, чуть изменившимся голосом, ответил он и ухмыльнулся….

P.S.

Кому-то эта история покажется незаконченной, но дело в том, что она и не имеет конца.

Кузьмич, со своим коньячком будет вечно заманивать к себе подвернувшихся путников. Людочка, тоже будет это делать, но уже другим способом.

А когда не смогут они, появятся другие.

У этой замкнутой среды, чуждого разума, города — называй, как хочешь, где я оказался, было достаточно средств для воздействия. А задача, как я уже говорил, была одна — Поймать, захватить, подчинить.

Лично мне вырваться удалось, но для этого пришлось два раза продлевать командировку, а уехав после её окончания — несколько раз возвращаться назад.

И всё это только для того, чтобы оказаться пойманным в другое время и в другом месте.