Позывной «Милашка». Эротический боевик

Валерий Железнов

Никто из нас не знает, что готовит ему судьба. Прекрасный майский день может внезапно превратиться в кошмар, а беззаботная студенческая жизнь в адские армейские будни. Но, только пройдя огонь, воду, и «медные трубы», можно удостоиться заслуженных почестей и достойных наград.

Курс молодого бойца

Фургоны мчались с огромной скоростью куда-то на север, но ехать пришлось долго. За время пути некоторые девушки уже успели познакомиться друг с другом и теперь тихо переговаривались. Кто-то равнодушно задремал, откинувшись к стенке, и лишь единицы ещё не пришли в себя после пережитого потрясения мобилизации. Эти единицы, как затравленные зверьки, со страхом взирали на всех остальных, упорно молчали, не желая знакомиться, и, по-видимому, ожидали от будущего только беды.

Маша тоже ещё не полностью пришла в себя, но старалась не падать духом. Она знакомилась, разговаривала, даже пыталась шутить. Но в голове постоянно путались мысли. Слишком уж быстрой была перемена её жизни. Всего лишь несколько часов назад она была примерной студенткой престижного вуза, благовоспитанной скромной барышней, а теперь уже солдат. Впрочем, пока только новобранец, солдатом ей ещё предстоит стать. «Как же это могло случиться? Что же это такое со мной происходит? Какое они имели право так обращаться со мной? А мама? Как же мама? Она ведь с ума сойдёт, потеряв меня! Война! Война! Какой ужас!» — роились мысли.

За время долгой дороги Маша ужасно проголодалась, но по прибытии пехотный капитан приказал команде следовать в столовую. Кушать хотелось очень, и еды было много, но не всё предложенное казалось съедобным. Это была совсем не та еда, к какой привыкла она дома. Что же ещё неожиданного преподнесёт ей армия? И армия не заставила ждать очередного «сюрприза».

После ужина новобранцев расселяли по казармам. Приказали занимать свободные койки. И, о, ужас! Казармы оказались общими.

— Солдат в армии не имеет половых различий, — объявил капитан перед строем, — никому никаких поблажек!

— А как же любовь? — выкрикнул какой-то остряк из дальнего конца строя.

— За половое сношение с военнослужащим при исполнении служебного долга виновный будет подвергнут суду военного трибунала. За изнасилование расстрел! Унижение чести и достоинства солдата Империи, — есть преступление против государства и оскорбление Её Величества! Это понятно?

— А если очень-очень захочется? — не унимался остряк.

— Природный инстинкт размножения легко нейтрализуется препаратами, которые особо озабоченным будут доступны в любое время. А, кроме того, я уверен, на подобные глупости у вас в ближайшие две недели просто не будет времени и сил. Это уж я вам обещаю! Ещё вопросы по половым отношениям имеются?

— Да уж, объяснил, — озадаченно протянул вполголоса всё тот же любопытный парень.

— Через час общее построение, — скомандовал капитан, — а пока обживайтесь. Отправить сообщение родным можно через коммуникаторы. Время одного разговора пять минут. Хватит всем. Вольно! Разойдись!

Маша сразу же бросилась к коммуникатору, как и многие из только что прибывших.

— Мама, мамулечка, со мной всё в порядке, — прокричала она, как только на экране появилось растерянное лицо Елизаветы Максимовны.

— Боже, что они с тобой сделали! — сдерживая рыдания, произнесла женщина. — Машенька, детка, где ты находишься?

— Мам, я не знаю где, но пока ничего страшного не произошло, меня просто мобилизовали в армию, — торопливо ответила Маша, видя, как мрачнеет мамино лицо.

Она вдруг поняла, что ни в коем случае не должна сейчас жаловаться на собственные трудности. Для мамы её исчезновение и так трагедия, а если грузить на неё ещё и свои проблемы, то этого она не вынесет. А ещё Маша поймала себя на мысли, что всё это время не видела своего отражения в зеркале, и поняла мамино состояние при виде дочери в военном обмундировании. Наверное, сильно она отличалась от той милой студентки, что утром отправилась на занятия в институт.

— Когда мне принесли твою сумку и сообщили о твоей мобилизации, я чуть не умерла со страху, — призналась мама, — и ведь больше ничего не объяснили. Что же это такое, Машуня?

— Мамуля, только не плачь. Я тебя умоляю. Всё будет хорошо. Ничего со мной плохого не случится.

Маша успокаивала свою мать, а у самой ком подкатывал к горлу, слёзы готовы были брызнуть из глаз. Ей ужасно жаль было маму и страшно за себя. Так и не успев толком поговорить, они расстались в растрёпанных чувствах. Пять минут пролетели мгновенно. Её бесцеремонно оттолкнула от коммуникатора другая девушка. И тут Маша не выдержала, слёзы потекли по щекам, и она разрыдалась.

Чтобы хоть как-то отвлечься и успокоиться, Маша перестелила свою новую постель, разложила скудные военные пожитки на полке в шкафу между двухъярусными кроватями и наконец-то решила взглянуть на себя в зеркало. Отражение, вопреки ожиданиям, не напугало. Просто на прежнюю Машу смотрела совсем другая девушка в военной форме и с покрасневшими от слёз глазами. Та, что в зеркале, просто была похожа на неё, чем-то даже симпатична, но другая. Какая же разительная перемена произошла в её облике за прошедшие часы. Но что-то подсказывало, что это не последняя трансформация, не последние неприятности.

А очередное потрясение было совсем рядом и не заставило себя ждать. Которое по счёту за этот безумный день, она уже и не помнила. Дело в том, что в туалете и душевой не было отдельных кабинок. Увидев, что одна из девушек справляет нужду в то время, как у дальнего «толчка» парень стоя пускает струю, Маша чуть не лишилась чувств. Она себе с ужасом представляла, как будет мыться в общем душе, а то, что возможно испражняться, сидя рядом с мужчиной, вообще не укладывалось в голове. Неужели она добровольно подвергнет себя такому позору?! Да никогда! Но организм настойчиво требовал освобождения от накопившейся жидкости. Маша терпела до последнего. Даже хотела найти другое укромное местечко, но в лагере такого места просто не существовало. И лишь когда предательские капельки прорвались наружу, она бросилась в туалет. К счастью, в этот момент там парней не было, но всё равно ей было стыдно делать это даже в присутствии женщин. Зато каково же было счастье облегчения!

На построении новобранцев познакомили с инструкторами по боевой и физической подготовке, с новыми командирами рот и взводов. Назначили командиров отделений. Объявили распорядок дня и номера учебных рот. На личных жетонах появились дополнительные цифры. Наконец-то довели до сведения положения о правах и обязанностях военнослужащего. Впрочем, почти никаких прав новобранец не имел, главной же обязанностью было беспрекословное подчинение командиру и выполнение всех приказов. За любое нарушение устава полагался трибунал по закону военного времени. А это значило, что наказывать будут самым суровым образом.

— Новобранец Мария Милашина! — раздался голос командира

— Я, — отозвалась Маша, как учили.

— Выйти из строя!

— Есть.

— Почему вы, новобранец Милашина, не сообщили призывной комиссии, что вам ещё не исполнился двадцать один год? Вы спровоцировали армию Её Величества на нарушение закона!

— Никто меня об этом не спрашивал, господин капитан, — нерешительно ответила она. У вас же есть база данных.

— До совершеннолетия вы присягу не примете и в действующие войска не попадёте. Но и отпускать вас на эти два месяца нет целесообразности. Будете проходить подготовку. Встать в строй!

— Есть.

— Повезло милашке, — позавидовал кто-то в строю, — лишних два месяца без войны.

— Эй, милашка, а ты не из добровольцев случайно? — послышался шёпот с другой стороны.

— Не, она, видать, из благородных. Такие милашки в добровольцы не пишутся, — с издёвкой поддел третий.

Маша не ответила. А вот кличка «Милашка» так и прилипла к ней.

После отбоя Маша долго не могла заснуть. Слишком возбуждена была её нервная система, чтобы так сразу адаптироваться к перемене, успокоиться, забыться сном. Она всё думала о маме, о папе, о Серёже, о брате Викторе. Даже всплакнула о той беспечной красивой жизни, которая осталась в недавнем прошлом. Всё это было ещё до войны!

«Машенька, солнышко, просыпайся, — ласково прошептала мама, а потом вскочила с постели дочери, вытянулась по стойке „смирно“, и ужасным мужским голосом закричала, — рооотаааа, пааадъём!!!» «Мамочка, мамулечка, что с тобой?!» — Маша протянула руки к маме, но в это мгновение проснулась.

Капитан оказался прав. Свободного времени у новобранцев практически не было. Ранний подъём, зарядка, утренний туалет. Слишком обильный и тяжёлый завтрак не лез Маше в рот, как и многим другим девушкам. Парни, естественно, справлялись с едой гораздо успешнее. А потом до самого обеда учения и физподготовка. Обед воспринимался намного проще. Полчаса на отдых и снова учения до ужина. Ужин уже сам просился в рот. После ужина теоретическая подготовка. Спать хотелось безумно, но работа за компьютером отслеживалась датчиками. Да и преподаватели постоянно проводили опросы, ак что не заснёшь. И лишь за час до отбоя давалось свободное время.

Как оказалось, почти вся рота просто попадала на кровати и устроила себе отбой на час раньше. Но перед самым отбоем всех всё равно разбудили на вечернюю поверку, хотя куда они могли деться из охраняемого лагеря? Полусонный строй вяло отзывался на свои фамилии. Всем до смерти хотелось спать. А когда раздалась команда «Десять минут до отбоя! Вольно! Разойдись!», многие даже и не подумали умываться. Сил хватило только стянуть форму и убрать её в шкаф. Через несколько минут лишь самые стойкие бродили по казарме. По команде «Рота, отбой!» новобранца Милашину уже прочно накрыл тяжёлый, как усиленный бронежилет, солдатский сон.

И так изо дня в день все две недели с постепенным увеличением нагрузок. Кстати, подполковник Ромашкин тоже оказался прав. Машины солдатские штаны не раз уже становились мокрыми. И не только от пота…

В первые дни вставать по утрам было просто невозможно. Спортивные упражнения в институтском бассейне и на теннисном корте казались просто разминкой по сравнению с армейскими нагрузками. Всё тело болело как от жестоких побоев, постоянно хотелось спать, но командиры безжалостно гнали новобранцев на зарядку и различные тренировки. Самым ужасным были ночные учения с марш-бросками по пересечённой местности, с преодолением водных преград, со стрельбами в условиях ограниченной видимости и в любую погоду. После таких «прогулок под Луной» оставалось только одно желание — упасть, где угодно, и заснуть.

Коммуникаторы теперь часто оставались свободными, не до разговоров было. Маша не хотела показываться маме в таком виде, а вид был, действительно, ужасен. Она осунулась, похудела, на обветренном загорелом лице, казалось, остались только огромные глаза, под которыми залегли тёмные тени. Какой уж там макияж и маникюр. Отполированные и сверкавшие когда-то ноготки пришлось срезать под корень. Но стричься она категорически отказывалась, хотя многие девушки уже носили мужские стрижки или сильно укоротили свои волосы. Свёрнутые в тугой жгут роскошные кудри стали единственной её причёской, спрятанной под беретом. Если бы мама увидела свою дочь в таком виде, её, наверное, хватил удар.

На тренировках по психологической подготовке с первого раза не обмочился только один из десяти. Но тут было не до смеха. Новобранцев помещали в такие условия, что даже крепкие парни делали под себя. И это не считалось позором. Главное было пройти очередное испытание до конца, не потерять сознание, не лишиться рассудка, не запаниковать. И, надо признать, было от чего свихнуться хрупкой натуре.

Началось всё с «простейшего», как выражался инструктор, преодоления водной преграды. Но это только так называлось, а на самом деле это было гнилое болото с вонючей зелёно-бурой жижей, в которую пришлось падать с разбегу, после марш-броска, как только над головой засвистели пули «вражеских» пулемётов. Несколько сот метров нужно было преодолеть ползком под непрерывным огнём «противника», среди снарядных взрывов. И тут уже всё равно было, отчего одежда намокла.

Потом в одиночном окопе нужно было переждать «танковую атаку», пропустить над собой скрежещущую металлом многотонную махину, которая вот-вот сровняет тебя с землёй, и уничтожить её выстрелом из противотанкового гранатомёта. Но всё это были лишь «цветочки» по сравнению «мясокомбинатом», как инструкторы называли следующее испытание. Новобранца загоняли в тёмный лабиринт, в котором выстрелы слышались из-за каждого угла. Приходилось преодолевать его ползком или короткими перебежками, падая, на что попало, стрелять, подавляя огневые точки «противника». И это «что попало» оказалось влажным, мягким, скользким, воняющим тухлятиной и человеческими испражнениями.

Когда Маша разглядела в свете коротких вспышек, на что она упала, её охватило непреодолимое отвращение, вызвавшее неудержимую рвоту. Вокруг были разбросаны куски человеческих тел, обрывки внутренностей, разорванное в клочья разлагающееся мясо. Стены забрызганы кровью и чем-то ещё серо-красным, тягучим. Она завизжала от нестерпимого отвращения и ужаса, но очередной разрыв гранаты заглушил её голос и взрывной волной швырнул в лицо холодный мерзкий сгусток.

Маша, потеряв самообладание, вскочила, бросилась вперёд, но тут же поскользнулась на собственной блевотине и рухнула в ещё более противную лужу. Тогда, заглушая собственный страх, она заорала во всю силу лёгких и стреляла, пока не кончились патроны. Перезарядив автомат, броском преодолела коридор, швырнула гранату за угол и после разрыва вновь выпустила весь магазин в невидимого врага. Страх куда-то исчез, уступив место заполнившему всё сознание отвращению. И лишь это чувство гнало Машу вперёд, лишь бы поскорей вырваться из кошмарного лабиринта.

Когда новобранец «Милашка» вырвалась из «мясокомбината», уже невозможно было понять, отчего мокры её штаны и каким дерьмом она пахнет. И, надо сказать, не всем удалось достойно преодолеть испытания. Иногда кого-нибудь увозили в госпиталь на реабилитацию, а одного паренька сразу отправили в «дурку»: не выдержала психика. Хорошо, хоть бельё можно было менять каждый день, солдатская прачечная работала круглые сутки.

Постепенно мышечная боль проходила, тело привыкало к нагрузкам, к новому интенсивному режиму дня, к постоянным окрикам и пинкам инструкторов. Психика постепенно избавлялась от лишних возмущений и переживаний. Вот только к одному Маша привыкнуть так и не смогла — к общему туалету. Ходить всё равно приходилось, больше ведь некуда, но давалось это с огромным душевным напряжением. Даже обнажаясь в душе, она не чувствовала себя такой оскорбленной. «Неужели это не считается унижением чести и достоинства солдата имперской армии?!» — возмущалась Маша. — «Неужели это не оскорбляет Её Величества?»

По окончании двухнедельной подготовки в учебных ротах принимали воинскую присягу те, кто впервые попал в армию, после чего новобранцы становились рядовыми, а командиры отделений получали звание ефрейтора. Впервые солдатам был дан выходной и увольнение на сутки. Маша получила увольнительную лишь на восемь часов, так как не была приведена к присяге и по-прежнему значилась новобранцем.

Учебный лагерь располагался поблизости от небольшого городка со смешным названием Мохнатый Бугор. Туда-то и направились имперские солдаты в поисках доступных удовольствий и отдыха от ратных трудов. Маша вместе со всеми отправилась в город. Ей тоже хотелось хоть на несколько часов вырваться из армейских будней и устроить себе маленький праздник. И она уже решила, какой это будет праздник. Но не злачные заведения она избрала для своего отдыха, как большинство рядовых, а лучший салон красоты, благо расплачиваться там можно было по солдатскому жетону, который действовал ещё и как кредитная карта.

Она давно уже нуждалось в тщательном уходе, и потому с нескрываемым наслаждением отдалась в заботливые руки мастеров. «Всё же им не удалось убить во мне женщину!» — с гордостью подумала Маша о себе и армии, блаженствуя на массажном столе. Семь часов понадобилось нескольким мастерам, чтобы привести в надлежащий порядок машины руки, ноги, волосы и давно запущенное лицо.

— Новобранец Милашина прибыла из увольнения, — доложила она на КПП ровно через восемь часов после начала увольнения.

— Ты ли это, «Милашка»?! — не сдержал своего удивления дежурный офицер.

— Так точно, господин лейтенант! — с нескрываемым удовольствием отчеканила она.

— Надо же! А ты и впрямь милашка! — сказал лейтенант, но через секунду строго добавил, — а почему берет за поясом? Это нарушение формы одежды. За это наряд вне очереди полагается. Я обязан доложить майору о вашем проступке. Следуйте в казарму, новобранец Милашина, через час вы заступаете в караул, а взыскание получите потом.

— Есть.

Маша шагала по лагерю, и гордая улыбка сияла на её ухоженном, с лёгким макияжем, лице. Короткие, но отполированные ноготки сверкали свежим бесцветным лаком, изящная причёска так и осталась нетронутой беретом, а часовые выворачивали шеи и смотрели ей вслед. Такого симпатичного солдата они давно уже не видели. «Это они ещё моё новое шёлковое бельё не видят! — внутренне торжествовала Маша, — за него и два наряда получить не обидно!»