Восход видит

Валентин Беляков

Он может принять любое обличие, появиться в любом месте и ворваться в человеческий разум. Восход. Что он такое?Для изучения Восхода создан международный НИИ, прозванный сотрудниками «Айсберг» за его тайны, сокрытые от мира. Райто Феникс устраивается туда психиатром, скрыв, что психиатр нужен ему самому.Взбесившиеся роботы, скрытые камеры, галлюциногены в вентиляции и призраки на заброшенных уровнях… Не обернётся ли последняя надежда человечества кошмаром и безумием?

Глава 5. Уныние

Прошли ещё сутки, прежде чем режим чрезвычайного положения в Айсберге сняли, и нам позволили подняться на свои уровни и вернуться к работе. Всё это время я, Райто Феникс, изнывал от тревоги и скуки, но считал своим долгом не показывать этого. Спасал только плеер. Сосед, точнее, хозяин комнаты, с утра до вечера пропадал на работе, да и вообще оказался неразговорчивым парнем. Я даже не узнал, как его зовут. Когда выпуск внутренних новостей прервался, я такого себе навоображал… Думал, всё — конец света. А потом вдруг стало всё равно, и я заметил, что и все кругом стали такими: равнодушными, сонными, будто в самом воздухе подземных коридоров и залов разлилось успокаивающее зелье.

Но вот заработали лифты. Всё тот же механический голос вежливо потребовал вернуться к работе. Надо ли говорить, что пациентов у меня прибавилось… Я даже не успел отпроситься на часок, чтобы подняться на поверхность и погулять на свежем воздухе. Зато узнал все последние новости: и про кровавый дождь, и про лягушек, и про тьму… В самом бредовом сне не приснится! Кстати, к вящему разочарованию биологов, пойманные ими жабы и все образцы, которые из них успели наделать, исчезли одновременно с тьмой, не оставив после себя ни одной клеточки. Получается, они исследовали коллективную галлюцинацию. Мда уж, неловко вышло.

Ещё я узнал, что где-то на Аравийском полуострове нашли мужика, состав крови которого оказался идентичным с кровью из восходового облака. Кровавые лужи и остальные следы, разумеется, исчезли, но данные анализов-то никуда не делись. Поэтому беднягу притащили в Айсберг. Сотрудники, которые видели, как служба охраны вела его к лифту на нижние уровни, рассказывали потом в полголоса, как он кричал что-то вроде «Я ничего не знаю! Я не связан с ним! Не убивайте меня!» на английском и иврите. Но больше всех отличилась, конечно, наша Наоми. Ещё до того, как она пришла ко мне в кабинет (всех сотрудников верхних уровней записали ко мне на диагностику и консультацию), я узнал по сарафанному радио, что отпустить «восходников» — её идея. А я и не знал, что эти сектанты объединяются в группировки, и их считают опасными. Подробности, конечно, хотелось узнать от самой Наоми: у неё талант травить байки. И так как её фамилия начинается на букву «Б», мне это вскоре удалось.

— Райто! — вскричала женщина с порога кабинета, сверкнув белыми зубами, — ну ты даёшь! Небось и пять часов не проспал, а уже снова в строю!

— Некогда валяться. Мне работы на несколько недель: всем вам по очереди мозги вправить после оранжевой тревоги, — в тон ей ответил я.

— И всё-таки. Ты похож на папу той девочки… Из кукольного мультфильма. В стране…

— Отец Коралины из «Коралины в стране кошмаров», я в курсе. Если бы он был наполовину японцем, то вообще одно лицо. Но ты себя-то видела? В мешках под глазами можно контрабанду перевозить.

— Кстати о контрабанде: вечером жду тебя у себя на этаже, мы устраиваем вечеринку: за всю эту хрень надо выпить, — воодушевлённо заявила она, плюхаясь на кушетку.

— Чего выпить? Водички из-под крана? — усмехнулся я, записывая её данные и свои наблюдения в анкету. Пока никаких отклонений в поведении я не заметил, разве что нервное возбуждение. Но было бы куда более странно, если бы оно отсутствовало.

— Контрабанда, я же говорю, — Наоми заговорщицки понизила голос, — за офисным планктоном из купола следят не так тщательно, а они и рады перепродать алкашку вниз. А мы рады купить, пусть и втридорога. К тому же у нас тут полно медиков, у которых всегда найдётся спирт, да и химики-синтетики и биологи с их экспериментальными делянками могут кое-чем порадовать. Не сякэ, конечно, но насвинячиться можно.

— Жу-уть, куда я попал!.. — я невольно рассмеялся. — Жалобы-то есть?

— У меня стрессоустойчивость, как у чёртова булыжника, — отмахнулась Наоми, — дружок сверху тоже пока не стучался с грёзами в личку.

— Тогда давай выкладывай всё, что произошло, пока не пришёл следующий. Но учти, тебе придётся постараться, чтобы меня удивить.

Я кратко пересказал Наоми всё, что успел услышать от сотрудников с фамилией на букву «А» и первых «бэшек». Как же я всё-таки рад, что ещё на вступительных испытаниях познакомился с такой «зажигалкой»! Рядом с ней моя тревога почти рассеялась. Наоми — сильный человек, почти как мой отец, и я всегда мечтал стать таким же. Чтобы успокаивать и воодушевлять одним своим присутствием.

— Это просто миф какой-то… — начала Наоми рассказ об освобождении «восходников», — дело было в твоей родной Англии: все паникуют, а эти ребята, сектанты, сидят по камерам и в ус не дуют. Забавный факт, точнее, слух: их духовный лидер в какой-то момент исчез из тюрьмы. Не сбежал, а именно испарился, прямо из наглухо запертой одиночки. А через несколько часов, когда всю тюрьму на уши поставили, объявился как ни в чём не бывало. Даже если это правда, по официальным каналам такую информацию не озвучат, никто же не любит признаваться, когда лажает. И ещё немного о том, что я узнала через десятые руки: почти сразу, как Шпилляйтер обратился к тамошним спецслужбам со своим предложением, ему решительно отказали. И тут как раз мир накрыла тьма. Ну, про тьму, думаю, тебе все уши прожужжали. Тюремщики все, ясное дело, пересрались, наплевали на начальника тюрьмы и решили «восходников» всё-таки выпустить. Те немножко почесали языками: втирали им свой фанатичный бред, разумеется, а потом вышли. Как только последний «восходник» покинул здание тюрьмы, тьма в ту же секунду исчезла. Во всём мире разом, прикинь? «Восходники» тоже будто испарились. Так вот. Будет, что внукам порассказать.

— Приёмным, — машинально ответил я, — и как тебе только в голову пришла эта идея с казнями?

— Мама с папой в детстве заставили библию чуть ли не наизусть выучить. Думают, Восход пришёл из-за всеобщего разврата и всего такого. Не то посланником божьим его считают, не то — сатаной. Дикие люди, в общем. А я вот решила пойти в Айсберг и реально людям помочь, работать, а не молиться. Как думаешь, это правильно?

Я кивнул. Боялся, что последует вопрос о том, зачем я сам полез в Айсберг. Я не был готов к этой дискуссии. Может, вечерком, за бутылкой контрабандного шампанского или экспериментального биохимического самогона…

— А, вот ещё что хотел спросить, — спохватился я, — пациенты ко мне приходят по умолчанию в алфавитном порядке, это стандартная процедура после скачков активности Восхода. Но я могу менять порядок на своё усмотрение. Вот я и хотел Эмму Лебен вызвать пораньше, её же выдернули наверх, в эту дурацкую вылазку… А я как раз говорил с ней ранее, на уровнях, куда нас эвакуировали. Заметил, что нервы у Эммы не выдерживают. А теперь… Не могу найти её в списках.

Лицо Наоми так резко помрачнело, будто на него набросили траурную вуаль.

— Наоми? С Лебен что-то случилось?! Она под грёзой? Нервный срыв?

— Эмма… Исчезла, — наконец проговорила доктор Бёрнитолл, с трудом выталкивая слова.

— В каком смысле? Они же отошли от купола на пару шагов!

— Да. И все держались за руки. И были связаны страховочными тросами. Следов кругом не было, — Наоми отвела взгляд, — слева её держала женщина из службы безопасности, а справа — химик. Когда… Включился свет… Трос был натянут между их костюмами, и за руки они тоже держали друг друга.

Я помолчал. Потом сказал с надеждой, по-детски как-то:

— Может, он её ещё вернёт.

— Кто может знать.

Мы ещё немного помолчали. Потом я кое-что вспомнил.

— У тебя есть коллега, в обсерватории. У него фамилия на какую-то «позднюю» букву, так что он не скоро зайдёт, а у меня в ближайшие дни не будет времени подняться. Так что, пожалуйста, передай ему очки.

***

К концу рабочего дня я настолько вымотался, что даже не хотел идти на вечеринку к Наоми. К счастью, никого из тех, кого я успел обследовать, восходные грёзы не накрыли, не хватало ещё разбираться в этом дерьме. Мои мысли и так были заняты исчезновением Эммы Лебен и побегом доктора Джозефа К. Твина. Итак, он сбежал около тридцати лет назад, почти сразу, как вернулся из экспедиции. Оставим вопрос «как». После этого он некоторое время скрывался по разным странам, видимо, продвигаясь на север по островам Тихого океана. В Японии он встретил маленькую женщину, чьё лицо было изуродовано шрамом от пожара. Они встречались несколько месяцев, поженились… И вскоре у них родился сын, Райто, которому сейчас двадцать восемь лет. И вот он, то есть я, в Айсберге. Остаётся вопрос, где сейчас мой отец, который исчез, когда мне было двадцать.

Конец ознакомительного фрагмента.