Глава 2
Фергюс сам понимал, что выглядит крайне нелепо с женщиной на руках. А, главное, обращает на себя всеобщее внимание. Поэтому он с облегчением вздохнул, увидев, что незнакомка открыла глаза.
— Вам лучше? — спросил он, и только потом сообразил, насколько глуп его вопрос в подобных обстоятельствах.
Удивительно, но женщина поняла его невысказанные мысли и сомнения.
— Если ты сделаешь что-то хорошее, никогда не жалей об этом, — тихо произнесла она. — Жалей только о том, что плохо.
— Что вы сказали? — переспросил Фергюс, не расслышав ее.
— Это не я, это китайская мудрость, — ответила она. — Вы не могли бы опустить меня на землю?
Только сейчас Фергюс осознал, что до сих пор держит ее на руках. Он смутился и опустил руки. Женщина встала рядом с ним, оправила платье и прическу. Виновато и отстраненно улыбнулась.
— Вы только не подумайте, что я нарочно бросилась под автобус, — сказала она. — Просто у меня закружилась голова от слабости. Я почти не спала трое последних суток. Ничего не ела. С той самой минуты, когда узнала, что я…
Она замолчала. Ее глаза наполнились слезами. Фергюс испугался, что сейчас у нее начнется истерика. Видимо, этот страх отразился у него на лице, потому что женщина поспешила успокоить его:
— Не бойтесь, я не истеричка. Но я очень хочу кофе с коньяком. Он меня успокоит и придаст сил.
Сумасшедшие всегда логичны, подумал Фергюс. Он почти не сомневался в диагнозе, который поставил бы его случайной знакомой любой мало-мальски сведущий психиатр. Удивляло его только собственное отношение к этой женщине. Он все еще находился рядом с ней и, что было самое странное, не собирался оставлять ее на произвол судьбы. Фергюс был уверен, что попытка самоубийства не была случайностью, что бы она ни говорила. И женщина обязательно повторит ее, оставшись одна.
— Здесь есть кафе, на верхнем этаже, — продолжила женщина. — Вы не составите мне компанию? Разумеется, счет оплачу я. А вашему мальчику я куплю шоколадку. Самую большую из тех, какие там есть.
Фергюс вопросительно взглянул на внука. Тот одобрительно закивал. Идея насчет шоколада мальчику пришлась по душе. Но Фергюс был почему-то уверен, что намного больше ему понравилась незнакомка. Это было бы поразительно, если бы сам Фергюс не испытывал подобного же чувства.
— Ну, что, Альф? — спросил он. — Хочешь шоколадку?
И внук ответил ему как истинный философ:
— А почему бы и нет?
Незнакомка обрадовалась. Глаза ее потеплели.
— Вы очень хорошие, — заявила она. — Оба. Можно, я вас поцелую?
Почти одновременно Фергюс и Альф покраснели от смущения. Но внук выручил деда.
— Только после того, как я узнаю ваше имя, — заявил он. — Видите ли, с незнакомыми женщинами я не целуюсь. Такой у меня принцип.
Их собеседница невольно улыбнулась.
— Ох, простите, — воскликнула она. — А ведь и правда! Мы даже не знакомы. Меня зовут Евгения. Можете называть меня Женя.
— Фер…, — начал было эльф. Но вовремя спохватился. — То есть Федор Иванович! А это мой внук, Альфред.
— Можно просто Альф, — уточнил мальчик. — Так меня зовет дед. А теперь будете еще и вы. Если хотите.
— Очень хочу, — с благодарностью взглянула на него женщина. — Мой сын, наверное, твой ровесник. Вы чем-то похожи с ним. Наверное, потому что оба светловолосые.
Она повернулась к Фергюсу и призналась:
— Знаете, поэтому я к вам и подошла. Из-за вашего внука. Мне так недостает моего сына!
Услышав это признание, Фергюс не испытал ни разочарования, ни обиды. Скорее, наоборот. Любой, кто проявлял симпатию к его внуку, становился ему другом. А большего от женщины, кем бы они ни была, он и не ждал, и не требовал. Уже много лет. С того самого дня, когда умерла Арлайн.
Они устроились за столиком в кафе. Заказали кофе с коньяком, свежевыжатый апельсиновый сок и шоколадку. Но удовольствие получил только Альф, который, как любой мальчишка его лет, обожал сладкое. Фергюс так и не притронулся к своему соку. Евгения пила кофе с заметным отвращением. Казалось, что женщина добровольно наложила на себя епитимью за какой-то тяжкий грех, и теперь во что бы то ни стало пытается ее исполнить, находя удовольствие в мучениях, которые это ей доставляет.
— И все-таки, почему Австралия? — спросил Фергюс. — Если вам безразлично, куда и зачем лететь.
Он пытался понять, что мучает их новую знакомую. И окольными путями хотел подвести ее к признанию. Конечно, он мог бы прочесть ее мысли, и таким образом все узнать. Но почему-то этот наиболее простой путь казался ему сейчас предосудительным.
— Коренные жители Западной Австралии гордятся тем, что на их территории есть места, куда еще не ступала нога человека, — ответила Евгения. — Разве этого мало?
— Иными словами, вы хотите скрыться от людей, — констатировал Фергюс. — Я вас понимаю. Я их и сам недолюбливаю.
И это была чистейшая правда.
— Вообще-то в своей жизни я недолюбливала, как вы выразились, только одного человека, — пояснила Евгения. — И это мой муж… Вернее, бывший муж. Видите ли, я приучаю себя говорить о самой себе в прошлом времени. Так намного ближе к истине.
— Такое бывает.
— А знаете, за что я его недолюбливала? Он отнял у меня моего сына.
— И такое случается. И не так уж редко.
— Да, случается, — согласилась она. — Но когда это случается с тобой… О других как-то забываешь. Как и о том, что твоя личная драма — не уникальный случай в масштабе всего человечества. И уж тем более это не утешает.
— Едва ли Австралия поможет вам, Женя, забыть о вашем горе, — сказал Фергюс. — Но попытаться можно. Я вам рекомендую the Bay of Fires Lodge. Охотничий домик примерно в ста милях от городка Лонсестона, на северо-восточном побережье Тасмании. Добраться до него можно только пешком. Двенадцать миль, путь занимает два дня, по белым песчаным пляжам, холмам и приливным речушкам. Хорошее путешествие.
— Пока что я не услышала ничего, что могло бы меня заинтересовать, — равнодушно пожала плечами Евгения. — В чем фишка, как говорит мой сын? Уверена, что и ваш внук тоже.
Альф охотно закивал головой. Он был на удивление молчалив, только слушал, ел шоколад и с восхищением смотрел на Евгению. Фергюс видел это и начинал уже беспокоиться. В его планы не входило продолжать знакомство с Евгенией после того, как они окажутся в Австралии. Он понимал, что красивая женщина будет привлекать к себе слишком пристальное внимание окружающих. А, значит, не смогут остаться в тени все те, кто будет находиться в ее компании. Фергюс не мог себе этого позволить, какие бы чувства он или его внук не испытывали к своей новой знакомой.
— Фишка в том, что по местным законам лишь двенадцать человек, из которых двое — проводники, могут находиться в этой части побережья одновременно. А в современном мире это почти одиночество, к которому вы так стремитесь.
— Чтобы исполнилось твое самое заветное желание, — печально улыбнулась Евгения. И пояснила в ответ на недоуменный взгляд Альфа: — Это древнекитайское проклятие.
— Гигантские холмы, сложенные на побережье из раковин моллюсков, напоминают о тех временах, когда Тасманию только открыли голландские моряки, — сказал Фергюс. — Увидев множество костров, на которых местные жители готовили собранных ими мидий и устриц, они даже назвали эту бухту заливом Огней. А спустя некоторое время незваные гости истребили аборигенов.
— Знакомая история, — заметила Евгения. — Сначала восхищаются, потом истребляют. Как будто обо мне.
Коньяк, щедро подлитый в кофе, уже начинал сказываться. Щеки ее покраснели, глаза слегка увлажнились.
— Может быть, вы все-таки расскажете, что с вами случилось? — не выдержал Фергюс. — Мне кажется, это пойдет вам на пользу. Да и нас избавит от догадок на ваш счет.
— Китайская пословица гласит: «Женщина как птица, она прилетела к тебе, села на руку, спела песню и улетела. Будь ей благодарен за эту песню», — тихо произнесла она. — Вы уверены, что хотите узнать больше?
— Да, — заявил Фергюс. — Я очень хочу узнать, почему страдает такая красивая женщина. Это противоестественно.
— Потому что она, то есть я, не женщина.
— А кто же?
— Химера, — ответила Евгения. И губы ее болезненно искривились.
— В греческой мифологии химера — это чудовище с головой и шеей льва, туловищем козы и хвостом змеи, — проявил свои познания Альф. — Вы на нее совсем не похожи.
— Внешне — да, — согласилась Евгения. — Но, как говорил Лис Маленькому принцу, самое главное — то, чего не увидишь глазами. Ты читал эту прекрасную сказку, Альф?
— Да, ее написал Антуан де Сент-Экзюпери, по национальности француз, писатель, поэт и профессиональный лётчик, — не затруднившись, ответил мальчик. — Это одна из моих любимых книг. Но при чем здесь химера? В «Маленьком принце» нет такого существа.
— Нет, потому что это очень добрая сказка. А жизнь зла. И в ней встречаются женщины-химеры. Я не знаю ничего ужаснее подобных созданий.
— Я уточню вопрос своего внука, — нахмурившись, произнес Фергюс. — При чем здесь вы?
Евгения болезненно усмехнулась.
— Скажите, а как по-другому можно назвать женщину, которая еще в утробе матери поглотила свою сестру-близнеца, чтобы выжить самой? По-научному это называется «на ранней фазе эмбрионального развития слилась с выжившим зародышем». Видите ли, так вышло, что я оказалась сильнее моей бедной сестренки. И стала существом, в чьем организме уживаются, не мешая друг другу, ткани с разными наборами генов.
— Но разве это ваша вина? — мягко спросил Фергюс. — Это воля природы, породившей нас всех. Вам не стоит так жестоко карать себя. Тем более столько лет прошло!
— А я и не карала, — усмехнулась Евгения. — Жила себе припеваючи и радовалась жизни, даже не зная о той смертоубийственной драме, которая разыгралась когда-то в чреве моей матери. До недавнего времени. Пока не вышла замуж и не родила сына.
— А что произошло, когда вы родили сына? — поинтересовался Фергюс. Он бросил взгляд на часы. — Впрочем, если не хотите, можете не рассказывать. Через несколько минут объявят посадку на наш рейс.
— А я, может быть, никуда не полечу, — заявила Евгения. — И мы уже никогда не встретимся. Поэтому я хочу вам все рассказать. Вы понимаете?
— Да, — кивнул Фергюс. — Тогда поторопитесь.
— А это не займет много времени, — пообещала женщина. И отхлебнула из чашки с кофе. — Бр-р, какая мерзость! Впрочем, это можно сказать не только об этом кофе, но и моей теперешней жизни.
— Начинайте, — Фергюс еще раз выразительно посмотрел на циферблат своего Breguet. Эти часы, некогда изготовленные часовым мастером Абрахамом-Луи Бреге, были бесценны. Еще и потому, что никогда не отставали и не спешили, а показывали самое точное в мире время. — Если хотите успеть закончить.
— Учителя только открывают дверь, но входишь ты сам, — улыбнулась Евгения. — Это тоже китайская пословица. Вы, наверное, уже заметили, что я много их знаю и часто употребляю, к месту и не к месту. Это не случайно. Ведь я родилась и почти всю свою жизнь прожила во Владивостоке, на окраине России, по соседству с великим Китаем. История этого государства насчитывает более пяти с половиной тысяч лет. То, что китайские философы не знают о жизни и людях, и знать не стоит, поверьте.
Фергюс хмыкнул, но не стал возражать.
— Я с детства бредила этой страной. Поэтому, окончив школу, поступила в университет. Пять лет изучала китайскую филологию. Это меня и сгубило — интерес к этой стране. Однажды, во время туристической поездки, я встретилась в Китае со своим будущим мужем. Он был тоже турист, но только из Америки. Довольно хороший врач. И даже доктор медицины, за несколько лет до этого написал диссертацию на тему генетических аномалий, которая получила известность в ученых кругах. Но главным мне тогда казалось не это, а то, что он с первого взгляда влюбился в меня, а я полюбила его. Тогда я посчитала это фантастической удачей. Многие русские девчонки мечтают выйти замуж за иностранца и уехать из России. Но их мечты редко сбываются, а я встретила своего прекрасного американского принца на белом коне. И где бы вы думали?
Фергюс опять выразительно хмыкнул, и Евгения не стала настаивать на ответе.
— Я встретила его там, где только и должны обитать принцы — во дворце. Возможно, вы слышали о Запретном городе, который расположен в самом центре Пекина. Крупнейший дворец в мире, хранящий память о двадцати четырех императорах, которые правили Китаем в течение почти пяти веков. Какая бы девушка устояла? Я пала в ту же ночь. Что было потом, помню смутно. Пещеры Могао на Шелковом пути, вырезанный в скале гигантский Будда в провинции Сычуань, горы Хуаншань, круиз по реке Ли Гуйлинь — все промелькнуло, как сон. Днем, созерцая достопримечательности, я как будто спала, зато ночью, в его объятиях, бодрствовала…
— Избавьте нас от интимных подробностей, — сухо попросил Фергюс. — И меня, и тем более Альфа.
— Ох, простите великодушно, — смутилась Евгения, возвращаясь из мира грез и воспоминаний в реальность. — В общем, я изменила Китаю с новым возлюбленным. И навсегда вычеркнула из своей жизни прежнего. Так я думала в те дни. Это были самые чудесные дни моей жизни. Я была такой юной! И такой…
Евгения вздохнула, не закончив фразы. Фергюс опустил голову. Он хорошо понимал ее. В его жизни тоже был такой период романтической влюбленности. Тогда Арлайн была его невестой, и им обоим казалось, что их будущее предопределено. В те самые прекрасные в его жизни ночи они много танцевали — под луной, а когда ее не было — в отблесках костра, а если шел дождь, то под дождем, подставляя свои разгоряченные лица живительной влаге. Восход солнца они часто встречали на вершине холма острова Эйлин Мор, который был колыбелью народа эльфов и стал колыбелью их любви. Они верили, что им предстояло прожить долгую счастливую жизнь, полную радостных дней и не менее радостных ночей.
А когда они уставали от танцев, то Фергюс начинал играть на волынке, а Арлайн тихо напевала слова древних эльфийских песен.
— Твоим зеленым рукавам
Я жизнь безропотно отдам.
Зеленые, словно весною трава,
Зеленые рукава!
Это была их любимая песня. Слушая ее, сама природа затихала, роняя с небес на землю слезы печали и надежды…
Фергюс встряхнул головой, словно отгоняя наваждение.
— Продолжайте, — произнес он. — Прошу вас.
И Евгения, немного удивленная его резким тоном, которому противоречил отрешенный вид Фергюса, прервала молчание.
— Когда турпоездка по Китаю подошла к концу, мы решили уже никогда не расставаться. Мой прекрасный принц на белом коне подхватил меня в седло, и мы вихрем умчались в Америку. Не буду врать, первый месяц нашей совместной жизни тоже показался мне сказкой. Он пролетел мгновенно. А потом я узнала, что забеременела. Разумеется, сообщила это радостное известие своему мужу…
Глаза женщины стали сухими и колючими. И даже голос изменился, словно охрипнув.
— И сразу после этого сказка закончилась. Вернее, закончилась добрая сказка. Но началась новая, ужасная. Мой прекрасный принц оказался оборотнем. В мгновение ока он превратился в чудовище.
— В волка? — заинтересованно спросил Альф.
— Если бы, — зло улыбнулась Евгения. — Намного хуже. В восточного мужчину.
— Никогда не слышал о таких, — авторитетно заявил Альф. — А я много о них читал. Есть ликантропы. Это те, кто принимает волчий облик. Берсерк — это человек-медведь в скандинавской мифологии. Кицунэ — оборотень-лисица в Японии. Шелки — люди-тюлени у кельтов…
— Не забудь еще о людях-леопардах Аниото, а также о том, что невежливо перебивать старших, — заметил Фергюс.
Альф смущенно улыбнулся и закрыл рот руками, давая понять, что превратился в рыбу, главное достоинство которой — ее немота.
Фергюс жестом показал Евгении, что она может продолжать свой рассказ. Она так и сделала.
— Дело в том, что мой муж был американцем арабского происхождения. В его крови притаился ген восточного мужчины. Со всеми свойственными Востоку предрассудками относительно женщины и семьи. Говоря проще, он был тиран. Жестокий тиран, как очень скоро я узнала. И испытала на своей шкуре. Он бил меня за малейшее непослушание, иногда кулаками, иногда плетью. Не выпускал из дома. Заставлял мыть себе ноги и после этого пить эту грязную воду…
Евгения снова замолчала, увидев широко раскрывшиеся от возмущения глаза мальчика. Подумав, она заметила:
— Как вы понимаете, последняя фраза — это было сказано образно. До такого дело ни разу не доходило. Но плеть — это чистая правда. Хотите, я покажу вам свою спину?
— Я вам верю, — запротестовал Фергюс. — Избавьте меня от доказательств! И, кроме того, нас просто не поймут окружающие, если вы вдруг оголитесь.
— И напрасно, — лукаво подмигнув Альфу, заявила Евгения. — Никогда не доверяйте женщинам на слово, мой милый Федор Иванович! Следов от плети на мне тоже нет. Мой муж был очень осторожен в этом отношении. Ведь мы жили в Америке. В стране, где у женщин прав не меньше, чем у мужчин. Кстати, это заставляло моего мужа искренне страдать. Но оставь он на мне хотя бы один-единственный след насилия… О, тогда я могла бы обратиться в суд, лишить его сына и вернуться в Россию. Однако он был старше и опытнее меня. И он меня опередил.
— Иными словами, не вы, а ваш муж подал на вас в суд, потребовав развод, — нетерпеливо подсказал Фергюс. Он всегда предпочитал факты эмоциям.
— Точно, — улыбнулась Евгения. — В вашем взгляде сквозит то же самое осуждение, которое я увидела в глазах судьи. А потому спорить было бессмысленно. Нас с мужем развели, алиментов мне не присудили. Но, главное, меня лишили прав на моего сына. Запретили даже приближаться к нему на пушечный выстрел. Вы случайно не подскажете, сколько это в метрах — пушечный выстрел? Всегда хотела это узнать.
— Но почему? — удивился Фергюс. — Вы не работали, были асоциальным элементом, наркоманили?
— Ничего из этого позорного списка. Я работала в американской школе, имела хорошую зарплату, отличалась примерным поведением, была образцовой матерью и хозяйкой в глазах всех соседей. У меня был только один изъян. Но существенный. Я не была матерью собственного сына. Мой муж сказал на суде, что он его родной отец, а я — бесплодная женщина и мачеха, которая претендует на чужого ребенка, чтобы получать алименты и жить, не работая. А потому… Судья был абсолютно прав. Ребенок должен жить с родным отцом, а не с мачехой, да еще и сумасшедшей, потому что она настаивает на своем кровном родстве с ним.
— Я не понимаю, — честно признался Фергюс. — В конце концов, есть же генетическая экспертиза. Вы могли…
— Я рассуждала точно так же, как и вы, — заверила его Евгения. — Мой бедный сын стал донором, чтобы доказать наше с ним кровное родство. Но генетический анализ показал, что мы с ним даже не дальние родственники. Забавно, что волосы у него были такими же русыми, как у меня. А его отец — то, что называется жгучий брюнет. Но это никого не смутило. Я настаивала. Мне пригрозили сумасшедшим домом. И я… Я сдалась. Испугалась и перестала бороться за своего сына. Уехала из Америки. В Москву. И только здесь, пройдя медицинское освидетельствование, я узнала, в чем причина того, что моего сына не признали моим родным сыном. Оказывается, я — женщина-химера.
— Как я догадываюсь, ваш муж знал это раньше? — спросил Фергюс. — И поэтому не опасался, предъявляя вам абсурдное обвинение в суде.
— Да, ведь он же был врач, — кивнула Евгения. — Когда он узнал о моей беременности, то заставил меня пройти медицинское освидетельствование в своей клинике. Как он говорил, им руководит забота о здоровье будущего ребенка. Думаю, именно тогда он все узнал обо мне. И изменил свое отношение к нашему браку. Действительно, разве можно любить не женщину, а химеру?
— Любить можно кого угодно, — хмуро буркнул Фергюс. — Во всяком случае, я так думаю.
— А знаете, что я думаю?
— Нет.
— Что судьба наказала меня за убийство родной сестры. Ведь было сказано — не убий! А я нарушила эту заповедь. И понесла заслуженное наказание. И я не спорю с его справедливостью. Но почему из-за моей вины должен страдать мой сын? А вот это уже несправедливо. Вы не находите, Федор Иванович?
— Дети не должны страдать никогда и не при каких обстоятельствах, — тон, каким Фергюс произнес эту фразу, не оставлял ни малейших сомнений, что она были им выстрадана, и он не отступится от нее ни на йоту. — Что бы ни совершили их родители.
— А мой сын страдает, — глаза Евгении на миг посветлели, как будто небо осветила вспышка молнии. — Его отец, едва получив развод, снова женился. А моего сына поместил в клинику. Мой Альберт никому не нужен. Кроме меня. Но мне его не отдадут никогда. Ведь я — химера. Можно ли такому чудовищу доверить воспитание полноправного гражданина Америки! Если вы так думаете, вы, несомненно, не американец, а человек второго сорта.
Евгения коротко и зло рассмеялась. В ее глазах страдание смешалось с ненавистью. И это была жуткая, пугающая смесь.
— Никогда не был человеком второго сорта, — заметил Фергюс. — Впрочем, человеком тоже. Слава Великой Эльфийке! И, кстати, ничего нового о людях я сейчас не узнал. Всегда знал, что это ужасные существа.
Он говорил с Евгенией, не боясь быть услышанным ею. Женщина опустила голову на стол. Переполнявшие ее чувства превысили меру отпущенных ей душевных сил. И она потеряла сознания.
Но Фергюс забыл о внуке, который все это время безмятежно жевал шоколад и внимательно слушал рассказ Евгении, мало что в нем понимая. Но деда он понял хорошо.
— Послушай, — спросил Альф, заинтересованно подняв голову. — Но если ты не человек, то кто же тогда?
