Киев – Бердичев. Сахалин – Хабаровск. Рассказы старого офицера. Бытие. Книга 3

Вадим Зиновьевич Огородников

Это рассказы старого офицера, прошедшего службу в Советских вооруженных силах и получившего военную и жизненную практику от Украины до Дальнего Востока. Все описываемые события – правда без вымысла и прикрас. Книга содержит нецензурную брань.

Друзья

Дружба-понятие вечное. Понятие круглосуточное. И бескорыстное.

Условия, в которые попадают люди, находясь в изолированном от особ противоположного пола обществе длительное время, всегда предполагают создание отдельных пар или групп единомышленников или взаимно заинтересованных людей, которые рано или поздно становятся друзьями или врагами. И никак не безразличными друг другу. И это уже относится к закономерностям человеческих отношений. Только хорошо развитые личности, живущие силой ума, а не инстинктов, способны преодолевать трудности совместного существования. В особенности, если в данном обществе не присутствуют особы противоположного пола. Как писал Лев Николаевич: «Из двух друзей всегда один раб, в лучшем случае они не признаются друг другу в этом».

Когда это три или более человек, то определяется лидер, и этот лидер уверенно диктует свою волю и правила, которые ему представляются единственно верными. И тогда весь коллектив или содружество обречены, делать добрые или злые дела по воле своего лидера.

Нас, потянувшихся друг к другу, и сохранивших дружеские отношения на долгие годы, было трое.

В нашем случае опровергается всякое понятие, как о лидерстве, так и о рабстве или подчиненности друг другу. Вот такой нетипичный случай в армейской среде. Полное равноправие в делах, поступках, общении с другими сослуживцами, независимое отношение к учебе и других сторонах жизни курсантов. Мы все были очень разные, и по темпераменту, и по интересам, и по знаниям жизни. Каждый прошел определенную школу уже до нашей встречи. А встретились мы еще в так называемом «карантине», будучи кандидатами на поступление. Жили в палатках, всего человек восемьсот, каждый день отсеивались, не выдержавшие испытаний по различным вопросам, начиная с медицинской комиссии и физической подготовки и кончая обычными знаниями школьной программы по сдаваемым предметам. А сдавали мы кроме физической подготовки русский язык и литературу, математику, историю и иностранный язык. Оценкой отсева, по началу, была тройка, но к концу вступительного периода было отсеяно такое количество, что принимали к следующему экзамену и с тройками. С поступающих лиц, приехавших из республик средней Азии и Кавказа, по русскому языку требовалось хотя бы внятно поздороваться и хорошо знать свое имя, отчество, фамилию, откуда приехал. Да и какую роль могли сыграть уже после русского и математики остальные оценки, когда при существующей системе обучения в училище только круглый дурак был неспособен усвоить программу.

Уже в карантине мы совпали по своему росту метр семьдесят шесть, стояли рядом в строю, в одной шеренге, при построении в колонну по четыре, были в одной группе при экзаменах, сидели рядом за обеденным столом. Столь тесное соприкосновение, впервые в жизни с одними и теми же товарищами, конечно, склоняли к ряду совместных действий и поступков. Дня через три после нашего знакомства, в выходной день, мы уже «сорвались» в Киев, в город, чтобы ознакомиться с достопримечательностями и, вообще, попить пива. Что, впрочем, было категорически запрещено, об этом было объявлено во всеуслышание перед строем. Мы к тому времени не были склонны к беспрекословному выполнению «порядка и правил», установленных уставами. Эти строгости для нас были, скорее, условностями, которые можно обойти. И мы обошли при первом же посещении города, который для нас был интересен, во вех отношениях. Мы интересовались и историческими памятниками, и географией города, и очень хотелось посмотреть на Днепр, столь много воспетый в школьной программе.

Виктор был среди нас несколько ущемлен в правах, поскольку пришел из Северного флота, обмундирован в полную матросскую форму и его могли задержать военные патрули на ближайшем перекрестке. Пришлось его одевать в наши с Матвеем запасные одежды, вид, конечно у него был не респектабельный, но так одевался весь Советский союз. Времена были небогатые, послевоенные.

Поехали на трамвае в сторону города, не зная куда. Не имея точного маршрута, но с четкой уверенностью, что сразу увидим и Владимира, Первокрестителя Руси, и Богдана Хмельницкого, и Владимирский собор, и лавру с ее пещерами, и многое, о чем хотелось узнать из первоисточника, своими глазами, своими ногами и головами, до всего дойти.

Матвей был из районного центра в Молдавии Бельцы, Виктор из города Исса, Пензенской области, тоже районный городок в центральной России, я из недалекого Бердичева, в котором, впрочем, жил всего полгода до поступления в училище. Здесь нам пришлось служить после училища в 41 танковой дивизии. В Киеве никто из нас ранее не бывал. Интересовались на уровне туристической любознательности.

Украинский говор удивлял и Виктора и Матвея. Им казалось, что все хотят разговаривать по-русски и коверкают слова, но мне пришлось их переубедить, разъяснив, что это и есть украинский язык. Конечно, киевский украинский очень близок к русскому и это создает понимание того, что человек разговаривает на чем-то среднем, ни по-русски, ни по-украински. Литературным украинским уже давно в те времена никто не владел, правильную украинскую речь можно было услышать лишь в некоторых районах Винницкой или Харьковской областей. В городах звучал уже давно жаргон, смесь двух языков с большой долей местного диалекта. Западная Украина была еще со времен польского владычества в значительной степени поражена польским с примесью венгерского (ближе к Карпатам), и восточный украинец часто не понимал языка западных Львовян-Волынян-Дрогобычан. Киев в части языка был в сильной степени русифицирован. Мне повезло с языком, я его охотно учил и разговаривал в семье и по русски и по украински, причем, с дедушкой по отцу, Огородниковым и ему, и нам всем сподручнее было общаться на украинском языке. На всю жизнь запомнил прекрасную учительницу украинского языка Лидию Феоктистовну в Винницкой средней школе №13, которая сумела привить любовь к чтению классиков украинской литературы, чтению, начиная с Григория Сковороды, Котляревского, Нечуя Левицкого, Панаса Мырного, Коцюбинского, Ивана Франко, не говоря уже о Т.Г.Шевченко. Эти писатели присутствуют на моих книжных полках всегда, всю жизнь. И, временами, перечитываются. Прекрасное звучание, прекрасный язык, незабываемый, тонкий юмор.

Отвлекся в своих мироощущениях и не продолжаю рассказа о первом впечатлении от поездки в Город с целью ознакомления с ним. Проехали мимо киностудии, остановку «Пушкинский парк», завод «Большевик», «Воздухофлотское шоссе». Еще какие то, прозвучало: «Площа Перемоги» — Площадь Победы. Мы вышли из трамвая. Нам показалось, что едем мы довольно долго и уже должен быть близок центр города. А здесь только начинался бульвар Шевченко, и до Крещатика надо было идти по бульвару довольно далеко. И мы с удовольствием за полчаса преодолели этот путь, мимо Владимирского собора, мимо пересечения с улицей Коминтерна, которая вела к центральному железнодорожному вокзалу, мимо гостиницы «Интурист», которая находилась по правую руку в те времена. Здесь я слегка искривил последовательность, но менять не буду.

Осень в Киеве описана и писателями и поэтами. Бульвар расцвечен листьями всех цветов от насыщенного зеленого до буро-красного. Под ногами то и дело попадаются красивые плоды каштановых деревьев, которые, падая, теряют свою кожуру. Гуляющие с детишками матери не могут удержать своих чад, чтобы они не наполняли хозяйственные и другие сумки этими, в общем бесполезными, но привлекательными своим раскрасом и гладкой поверхностью, плодами. Дни еще солнечные и довольно теплые, так и хочется сесть на скамью и расслабиться. Правда, нам больше хотелось в этот день как можно больше увидеть. Мы вышли на Крещатик, повернули налево от бульвара, и не могли оторваться от только недавно восстановленных после войны зданий. Киевская архитектура в своем роде уникальна и интересна даже для человека, красотой зданий и сооружений, не интересующегося. Дошли до здания главного универмага. В универмаг мы заходить не собирались, но, по неизвестной причине повернули налево и через небольшое время подошли к зданию оперного театра. Мы его обошли вокруг несколько раз, любовались и зданием и скульптурами вокруг него. В ближайшем переулке нам попалось предприятие общепита под заинтересовавшим моих друзей названием «Йидальня». Туда мы и зашли, уже пора было ввести в свои организмы необходимое количество питательных веществ. Ввели. Что? Сейчас перечислю, помню уже более пятидесяти лет. Хлеб, настоящая паляныця, лежал на столах без порций и ограничений, чего в те времена не было нигде по стране. Заказали по две кружки пива, селедку, борщ по-домашнему и, разрекламированные соседом по столу, «варэныки» с сыром. От пампушек с чесноком я друзей отговорил, хотя сам их очень любил и люблю, но предстояло ехать обратно в училище на общественном транспорте. В дальнейшем, каждое посещение города традиционно посещалось это заведение общепита, и, не взирая, на общественный транспорт, мы заказывали «пампушки з часныком».

Пиршество оказалось расслабляющим. После обеда нам уже не хотелось никуда ходить, правда, было уже близко к семи часам вечера, и нас могли хватиться. Скоро в училище ужин. Принято коллективное решение «понтировать пешедралом» и на общественных видах транспорта к месту нашего временного базирования. Никто из нас не хотел, по всякого рода причинам, быть отчисленным, еще до поступления. Все обошлось, прибыли во время, и на вечерней проверке стояли в строю. На следующий день мы сдавали последний вступительный экзамен, иностранный язык. В те времена я еще ясно представлял себе разговорную немецкую речь. Так, что поздоровавшись с экзаменующими, и спросив на немецком у них, какие вопросы они хотели бы мне задать, какой билет брать. Только благодаря своей наглости получил пятерку без единого вопроса со стороны экзаменаторов.

Матвей прекрасно знал школьную программу, тоже по немецкому, и тоже получил отличную оценку. Виктор сдавал английский, и тоже отлично.

Мы уже после этого экзамена считали себя поступившими, но пришлось ждать пару дней до приказа, в это время нас использовали на различных хозяйственных работах. Мы работали по предзимнему оборудованию химического городка.

Первый курс нашего обучения был для всех очень не легким. Усвоить надо было целый стиль жизни, ее темп, ее распорядок, усваивать специальные предметы, к концу первого курса, не считая теоретических предметов, мы должны были освоить и в совершенстве работать за каждого члена экипажа танка. Попали мы все трое на тяжелый профиль, основными для нас были ИСУ-122 и ИСУ-152. Самоходные установки на базе танка ИС (Иосиф Сталин).

Вообще, времена нам пришлись на период учебы такие, что нужно было или слепо и без вопросов быть преданным созданному государственной машиной, или цинично лицемерить, не всегда высказывая свои мысли. Еще недавно было постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград» и на всех социально-экономических занятиях, будь то Основы Марксизма-Ленинизма, или диалектический, исторический материализм, или Основы воинского воспитания, мы должны были клеймить и всячески ругать любимых нами Зощенко, Ахматову, задевать побольнее творчество Л. Утесова. Все мы любили журнал «Крокодил», а и его надо было клеймить всячески, хотя, сама направленность этого издания говорит о сатире и высмеивании недостатков всех слоев общества. А кончина Сталина в марте 1953 года привела многих в шок, но мы все трое, молча взирали на этот шок, поскольку у каждого из нас были свои счеты с существующим режимом преследования виновных и невиновных.

У Виктора в 37 году отец был доведен до самоубийства, мою семью постоянно преследовали темные силы КГБ за то, что мы попали на оккупированную территорию и были увезены в Германию, Матвей со своей семьей жил до тридцать девятого года на территории Румынии и к ним постоянно были определенного рода штрихи недоверия… О самоубийстве отца Виктора я узнал уже в 1985году, через тридцать лет, когда послал одного из своих сотрудников в Иссу с просьбой разыскать следы Секотовых. До этого он просто нам говорил, что у него одна мать. Спрашивать глубже мы не решались. К сожалению, кроме сведений об отце, пришли сведения и об убийстве местным бандитом и Виктора. Это направление жизни нами просто не обсуждалось. Каждый носил глубоко в своей памяти определенные стороны воспоминаний о прошлом. Мы понимали, что необходимо просто получить образование и оказывать друг другу в этом всяческую поддержку.

Были ли мы патриотами своей Родины? Да, были, каждый из нас готов был на жертвы и подвиги во имя наших родных и близких, во имя спасения соотечественников, во имя защиты Отечества. Но наша идеология была основана отнюдь не на основах Ленинизма-Сталинизма, а на понимании важности задач, которые стоят перед защитником Отечества. Этому нас учила история государства Российского, это мы готовы были совершить, пройдя школу Великой Отечественной войны, в очень молодые, но такие чувствительные годы.

Первый год обучения оказался самым сложным и, не столько по учебной программе, сколько по освоению правил и распорядка, первичного усвоения танковой службы. Основным направлением нашего обучения на первом году было усвоение социально-экономических дисциплин, соответствующих программам первого курса обычного института и каждый из нас должен был уметь, и отлично уметь действовать за любого члена экипажа танка (самоходной установки). Танковые трениовки проходили ежедневно, в послеобеденное время, нормативы были жесткие, исполнения нормативов по секундомеру каждый добивался самостоятельно и вполне сознательно.

Втроем мы составляли основу экипажа, четвертым всегда нам добавляли из других неполных экипажей, так, что слаженности можно было добиваться и на зачетных стрельбах, вождении боевых машин или действии в составе подразделения оценки обычно были обычные, пятерки. Приходилось работать и по подготовке машин и обслуживать боевые машины, и, особенно много внимания уделялось подготовке артиллерийских систем и снарядов перед стрельбой. Элементарным приемам нас учили практически, и к первым стрельбам штатным снарядом мы уже умели и снять с корпуса снаряда пуш. сало, и сделать так, чтобы снаряд был сухим и не выскальзывал из рук при заряжании. Для этого снаряд моется подогретым керосином и протирается насухо, и ввернуть головной взрыватель двойного действия, и установить взрыватель на нужный режим. Наша артиллерийская система была с раздельным заряжанием и требовалась особая тренировка и сноровка.

Мы закончили этот курс успешно, а после получения отпускных документов разлетелись за считанные минуты по вокзалам, киевским знакомым, заранее подготовленным адресам. Спешили оторваться от казарменной обыденности. Это было первого сентября 1953 года. Лето, замечательное Украинское лето, заканчивало свой бег прекрасной, теплой погодой. О проведении каникул я уже писал в других главах.

Месяц отпуска прошел, как один день, и снова мы вместе, уже готовы начинать новый учебный год, будто даже соскучились, за казарменной жизнью и друг за другом. Не обошлось после возвращения в Киев без дружеских встреч.

На квартирах у знакомых девушек с возлиянием, в меру, привезенного с собой вина. А привез, с собой, каждый. Матвей из Молдавии привез натуральное сухое, Виктор из Пензы — натуральный первач, мне родитель налил флягу пятидесяти градусной домашней настойки на мандариновых корочках. Но это в меру, и это укрепляло наши взаимоотношения и преданность друг к другу. Излишки оставили у нашей подруги, Тамары Дейн (из сербской диаспоры) к праздникам 7 ноября, которые отмечались весело.

Наше благо, что всю троицу командир взвода, зная о нашей дружбе, отпускал одновременно. И в наряд, внутренний и караул, мы ходили вместе, сменяя друг друга на посту.

У каждого и нас к этому времени были романтические приключения, но все это было одновременно и сколь возвышенно, столь и цинично, на словах. Связывать свою судьбу смолоду мы ни с кем не собирались, и поняв это, наши девушки выходили за муж при удобном случае или появлении соответствующей партии, зная, что мы друзья, мы не женихи.

С нашей троицей был в дружеских отношениях Зураб Орагвелидзе. Это обусловилось тем, что его девушка, Света, дружила с компанией подруг, которых мы навещали, и которые жили компактно, учились вместе в школе и институте. Все они проживали в районе Телички в собственных домах, правда, родители одной из них были работниками средней школы и при школе имели квартиру, звали ее Тамара Васечко, и училась она на финансово-экономическом факультете, работала в сбербанке. Нам было удобно в этот район ходить в увольнение сплоченной группой. Это другой конец города, предместье, в котором размещалось суворовское училище, большой спортивный комплекс, изобиловало асоциальными элементами и шайками малолетних хулиганов.

Зураб около полугода дружил со Светой, но всем было без разговоров понятно, что он для нее не жених, и у них нет будущего. Ее не примет грузинская семья, да и у Зураба нет серьезных намерений. Однажды во время танцевального вечера Света попросила у Матвея совета, как лучше и дипломатичнее поставить в известность Зураба о том, что у нее появился реальный жених, и что она решила выходить за него, и уже дала согласие. Матвей взялся за это деликатное дело. Возмущению и обиде Зураба не было предела. Он возмущался, будто сам собирался на ней жениться и она ему коварно изменила. Ему эта весть была доведена на следующий день, в понедельник, и целую неделю он не мог успокоиться, ругался, готов был искать встречи с женихом, выяснения отношений… Доводы друзей, что он не является потенциальным спутником жизни для девушки, на него не действовали, говорило оскорбленное самолюбие кавказца. Все мы с беспокойством ждали воскресенья и, что будет. Ведь она, Светлана, обещала посетить наш танцевальный вечер в последний раз.

В воскресенье нам всем, в том числе и Зурабу были вручены пригласительные билеты на свадьбу. Зураб свой пригласительный разорвал, мы от них не отходили во избежание крупного скандала. Но Зураб успел произнести, с грузинским темпераментом и акцентом: «ти бляд, бляд-это не та, которая всем дает, а та, которая в мислях, так ти в мислях со всеми хочешь…». После этой его тирады и Свете, и ее подругам вечер был испорчен, они собрались и, не дожидаясь конца танцев, уехали. Мы, с Матвеем и Виктором, проводили их до ворот. На свадьбе из курсантов были только мы втроем. Познакомились с женихом. Старший лейтенант от авиации, заканчивал учебу в академии, вскорости молодая семья уехала к месту службы мужа в далекий приграничный гарнизон. Девченки ее провожали, долго не могли успокоиться, приходили к нам на вечера уже втроем. Правда, Тамара Дейн вскорости тоже отошла от подруг и нашла себе жениха, но вышла ли за него замуж не знаю. Он был парень бурятско монгольского типа и не нравился ее братьям, мнение которых играло очень существенную роль в семье.

Надо сказать, что курсанты училища в невестах недостатка не испытывали, правда, были девушки, которые искали приключений, а некоторые просто, проведя с курсантом ночь, объявляли, что они беременны и требовали денег на аборт, эта операция в те времена была запрещена законом, а подпольный стоил шестьсот рублей, что соответствовало четырем месячным зарплатам инженера высокой квалификации.

Второй учебный год оказался для нас более легким. Мы уже втянулись, и в ежедневную сорокаминутную зарядку с голым торсом при любой погоде, и к постоянным передвижениям бегом, и к тактическим занятиям, и полюбили физическую подготовку, и находили время для участия в спортивных секциях, пению в хоре и занятиям самодеятельностью. Ни одного вечера мы не оставляли себе для безделия в казарме. Справедливости ради надо сказать, что распорядок дня был составлен таким образом, что курсанты в казарме, даже в личное время, были заняты и на виду у командиров. Лица, которые занимались спортом в училищных секциях и самодеятельностью — имели определенную степень свободы и после ужина до вечерней поверки были относительно свободны. Важно было не нарушать установленный порядок и дисциплину.

Мы с Матвеем занимались три раза в неделю фехтованием, и два раза играли в драматическом кружке. Фехтованием на шпагах занимался и Зураб, Виктор был музыкален, и пел в хоре, иногда подменяя аккомпониатора у рояля. Были замечательные руководители художественной самодеятельности, приглашенные из театров и Киевской филармонии. По окончании этих внеклассных занятий мы, как правило, ожидали друг друга, чтобы в казарму приходить вместе.

Пришло время летних лагерей. В этот год мы вторично выезжали на новое место. Броварские полигоны были закрыты в прошлом году, и организовывался новый окружной учебный полевой центр «Гончаров Круг» в Михайло Коцюбинском районе Черниговской области. И в этот год вторично мы двинулись по екатерининскому тракту в Чернигов пешим порядком. С половины дороги наши вещевые мешки были погружены на сопровождавшие колонну автомобили. В этом году марш оказался не таким утомительным.

Интересно, с точки зрения жителя двадцать первого века. Дорога, мощеная еще при Екатерине-2-й красным кирпичем, на ребро, елочкой, была в относительном порядке. Эта дорога вынесла и Первую мировую войну, и танки Второй мировой войны, и три десятилетия строительства Коммунизма. Таково было качество кирпича в незапамятные времена. Машины, как в попутном направлении, так и встречные попадались крайне редко. Ничто не мешало движению пешего строя. На привалах играл оркестр. Разворачивали кухню. Кормили горячей пищей. Каждый мог набрать себе во флягу сладкого чая. Привалы и остальные элементы марша соблюдались в строгом соответствии с уставами. Это описал повторно.

От моста через Десну и до лагеря было разрешено ехать на машинах. Многие, чтобы испытать себя продолжали идти пешком до самого расположения. Это не возбранялось.

Высланные накануне команды уже натянули палатки, и сразу по прибытии мы были распределены по палаткам, получили наволочки для подушек и матрацев, набили, каждый для себя привезенной для этой цели из ближайшего колхоза соломой, оборудовали для себя спальные места, согласно расчетов, застелили простынями, и был объявлен отдых до следующего дня. С прибытием играл оркестр, большинство уснуло сразу, через полчаса оркестр смолк.

На следующий день уже проводились плановые занятия полный рабочий день.

Место было прекрасным, в сосновом лесу, вернее, на его опушке, а дальше поле, и дальше в виду фронта и передней линейки небольшое озеро. И в воздухе огромная концентрация мошкары. Еще на зимних квартирах мы спросили у одного армянина, как дела в лагерях, куда он езди на два дня с грузами снабжения, ответ был: «Харашо, только много рыбы. Понимаешь, маленький, но плохой рыба, в глаз лезет, в нос лезет, жопа лезет, сапаги лезет…». Действительно, часто можно было наблюдать такую картину — идет солдат, быстро идет, потом садится на землю, сбрасывает сапоги, портянки и начинает чесать зудящие ноги. Некоторые расчесывали до крови. А так, ничего, жить можно. Над строем солдат, над одиночным пешеходом — столб из мошкары. Тоже хочет кушать.

С нами приехали все преподаватели, они жили в отдельном палаточном городке. Однажды мы обратили внимание, что любимый нами полковник Кривоносов не страдает от мошкары, и мошка его вроде и не трогает, облетает, и нападает на нас. Когда мы его об этом спросили, он рассказал о своей дореволюционной экспедиции с Арсеньевым в Уссурийскую тайгу и лучшим средством от мошкары, которое они применяли, является гвоздичное масло. И он его с собой всегда берет на полевые выезды.

Буквально на следующий день в Чернигов послали гонца и раскупили в аптеках имеющееся гвоздичное масло и в магазинах одеколон «Гвоздика». И этим были спасены. От строя курсантов сильно пахло гвоздикой, но мошкара нас не трогала. Вообще — же, это насекомое не любит ветра и в ветреные дни мошкара не досаждает ни людям, ни животным. С этого времени в нашем полевом магазине военторга всегда было вдоволь одеколона «Гвоздика».

Навсегда запомнились наши воскресные выезды всем курсом на отдых к речным пляжам у реки Десна. Уже до завтрака мы нетерпеливо ждали, когда подадут машины, грузовики, оборудованные для перевозки людей поперечными скамьями в кузовах, после завтрака строились, по команде рассаживались, возбужденно шумели, и, наконец, колонна выезжала к месту отдыха, марш небольшой, не более десяти километров, но хватало на две — три песни. Приехав, спешивались, поспешно строились, выслушивали инструктаж по технике безопасности, раздевались. Все также в строю, в две шеренги, чтобы одежда и обувь стояли, лежали, аккуратными рядами, и после команды: «разойдись» расходились все в одном направлении, к берегу. Через минуту вода смешивалась с песком, поднятым со дна сотнями ног, но, по мере удаления вплавь человеческих тел от берега песок опускался на дно, и вода становилась прозрачной. Нигде более в реках я не видел такой прозрачной и чистой воды. Песчаные берега были тому причиной, ил, речной ил находился в других местах, там, где растут водные растения, и где нет движения воды. Исключение — реки и речки Сахалина, Камчатки, но там природа уникальная, речки горные, вода ключевая, пески вулканические.

И целый день, в том числе и часть вечера курсанты загорали, плавали, играли в спортивные игры, в импровизированный футбол между подразделениями, волейбол, устраивали соревнования по борьбе, перетягиванию каната, поднятию тяжестей.

Обед и ужин были организованы здесь — же, в полевых условиях, но к подобным мероприятиям повара училища были хорошо подготовлены.

Вернулись в расположение лагеря к построению на вечернюю поверку. И как — же было тяжело вставать наутро, но на зарядку в шесть часов выбежали все.

Интересными были занятия по ориентированию на местности, с преодолением большого количества преград, каждый курсант имел свое задание, все должны были пройти маршрут с десятком изменений азимута, но все в итоге, собирались через четыре часа в одной точке. Дальность маршрута была около десяти километров, с глазомерным определением расстояния каждого этапа. Двигаться приходилось почти бегом. В одном месте мы с Виктором Секотовым встретились, и, несмотря на то, что каждый имел свой маршрут, решили идти по одному из них, вдвоем. Так веселее и вернее. Проконтролировать нас можно было только на окончательной точке, и мы дружно выполнили задание, консультируясь друг с другом. И получили отличные оценки.

Два раза в месяц наш взвод заступал в караул по охране лагеря, техники и вооружения. Посты были круглосуточные. Смена караула происходила в шесть часов вечера.

Однажды мне пришлось стоять на посту возле палаток с секретной частью. В палатке рядом жили работницы секретной библиотеки. В расписание поста их палатка не входила, и это несколько оправдывало невнимание к этой палатке, в которой подночевывали любовники наших библиотечных дам. Надо сказать, что эти предусмотрительные женщины предупредили по смене каждого часового, во избежание недоразумений, ведь мы были вооружены автоматами ППШ с полным боекомплектом.

После одного из таких несений службы помощник командира взвода Иван Сердюков во время чистки оружия нечаянно выстрелил вниз, сзади себя, и попал в колено командиру отделения Вите Шерстобит. Это он так делал контрольный спуск, а патрон был в патроннике. Коленная чашечка пострадала, разделившись на три части. Оперировали. Срослось. Месяца три хромал с палочкой. Училище Шерстобит закончил, против Сердюкова дело не возбуждали. Несчастный случай. Но мы все сильно переживали и за Шерстобита и за Сердюкова. Жаль, но за все сорок лет службы они не попадались мне на жизненном пути. Хорошие были товарищи.

На втором курсе у нас сменился командир роты. Майор Рожков ушел на повышение, его сменил Майор Горяинов. Если Рожкова все поголовно любили, то к Горяинову, небольшого роста и такого — же интеллекта вся рота отнеслась вполне пренебрежительно. Очень быстро он получил у нас кличку МД-4 (малый деревянный, как противопехотная мина). С этим именем он и выпускал нас. Может быть, следующие выпуски к нему воспрянули уважением, не знавши Рожкова. Уж очень они различны были по своему отношению к подчиненным. Командир — это личность неофициальная, это голова организма, который зовется «ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ». И так нас учил Рожков, и так мы старались поступать в практической жизни. А практической жизни нам досталось много. И все мы, вышедшие из-под учебного заведения, носящего гордое имя ККОУСА, служили с достоинством, и несли свой крест защитников Отечества с честью.

Зимний период обучения для нашей троицы стал одним из самых легких, мы уже усвоили большую часть программы и были в готовности к завершающей ее фазе.

К концу года количество учебных часов на один уменьшилось, а самоподготовка увеличилась. Сидя за одним столом, мы могли по очереди экзаменовать друг друга, экзаменующий имел в руках всегда учебник, и мог исправлять ошибки отвечающего. Такое взаимное натаскивание себя оправдало, мы все трое сдали экзамены и зачеты успешно, без единой четверки. По первому разряду. Тогда это так официально называлось. И человек, закончивший училище по первому разряду, имел первоочередное право на выбор дальнейшего места службы. Значение не маловажное для будущего. Мы все трое выбрали Прикарпатский военный округ, и договорились встретиться в определенное время в отделе кадров округа, с Матвеем встретились, прибыли оба во время, указанное в предписаниях, и служили первые пять лет в одной дивизии, Виктор — же прибыл в отдел кадров с опозданием, и был назначен в другой гарнизон. Мы его в дальнейшем поддерживать не могли.

Так, или иначе, но каждый из друзей свои юношеские надежды с окончанием военного учебного заведения утерял. Надо было мириться со сложившейся жизнью, не надеясь на осуществление своих пристрастий.

Виктор мечтал о море, учился в училище флота в Мурманске, в призывной момент хотел поступить в военное мореходное учебное заведение, написал правду о своем отце, и не прошел мандатную комиссию. При поступлении в Самоходное училище он просто опустил коллизию 1937 года с отцом. И стал танкистом.

Матвей имел актерские способности, мечтал о карьере драматического артиста, но ему помешала графа в анкете по национальности. В училище такого вопроса не стояло, и дискриминация по вопросу национальности не присутствовала.

Мне не удалось закончить медицинский институт, я не стал хирургом, эта мечта была окончательно утеряна с окончанием училища и пришлось быть инженером.

У Матвея был брат. Они были близнецы. Аркадий. Тоже сумел попасть в нашу дивизию. Он окончил училище по снабжению ГСМ в г. Виннице. Но с Аркадием Матвей не имел постоянного контакта. Тому причиной была жена Аркаши, стерва великая. Она недолюбливала жену Матвея Асю. Хотя, Матвей и Ася создали хорошую семью. Имели двоих сыновей. Воспитали. Старший окончил институт во Владивостоке. Санитарный врач. Младший и его жизненное направление мне неизвестно. Мы потеряли связь на грани перестройки и развала нашего государства. Теперь все мы другие. Жаль.

Этот рассказ написан тринадцать лет назад, в 2005 году, да и я еще был молодым и «зеленым», мне было всего семьдесят четыре года. От безделия и отсутствия надежд на будущее писал. Пусть прочтут потомки, если нечего будет делать. Да и история нашей жизни (читай — государства), в этих воспоминаниях. По старой памяти продолжаю пользование компьютером, во времена, когда я вел непримиримую борьбу за внедрение в производствах вычислительной техники, и когда от начальствующих бонз получал недоверие моим идеям и взыскания, слово «компьютер» в российском обиходе отсутствовало. Появилось. И системы, и программы, и скайпы, и прочее, умам прогрессивным семидесятых-восьмидесятых годов непонятное и недоступное. Мы, которые еще живы и все это познаем и имеем в пользовании, должны, обязаны благодарить всех Богов, и Христа нашего, и Адоная иудейского, и Аллаха мусульманского, и остальных пятерку, которые правят Миром и дали Нам дожить до сегодняшнего дня.

О дорогом друге МАТВЕЕ!

Взрослые, чтобы не сказать пожилые уже сыновья. Объясняя отцу, что такое поисковая система, согласились с его просьбой и набрали Огородников Вадим Зиновьевич, «Найти». И нашли в журнале «Самиздат», и этот, и полсотни других рассказов, и мой электронный адрес. Это через 33 года нашего с ним расставания, когда он убыл командовать войсками нашей Чукотки, а я был переведен в подмосковье. Потом на мои запросы на Чукотке, ни его запросы Хабаровска результатов не дали. А здесь СУДЬБА. Получаю на свою электронную почту письмо, короткое, из… Голивуда, США. И адрес, и вопросы, неужели жив, и помнишь, и свято верим оба до сих пор в святость Дружбы! А это, утверждено еще вначале этого повествования. Дружба понятие вечное, и, даже, круглосуточное!

Судьба его семьи сложилась по-особенному. Ушел на пенсию, еще при советской власти. К этому времени родители его жены уже длительное время жили в Киеве, и, конечно, как офицер, полковник Советских вооруженных сил, длительное время служивший в заполярье Матвей имел льготные права на получение жилья в любом городе СССР. Решили в Киев. Ближе к родным. Приехали, жилье получили. Оба сына к этому времени были довольно самостоятельные специалисты, с высшим образованием. Нуждались в работе. Пока в связи с переездом жили за счет единственной пенсии, папиной. И в десятках вакансий им обоим было отказано. Странно и смешно, и неприятно понимать — работы нет по национальному признаку. Два молодых, полных энергии и желания работать мужика не могут устроиться на любую работу по своим специальностям. Сродни катастрофе. Извинились перед родными, и, в качестве «беженцев» в 91году мигрировали в Америку. Вполне оправданная и вынужденная эмиграция. Жизнь иногда заставляет…

Оба сына имеют семьи, дети у сыновей уже взрослые, и эти внуки Матвея уже имеют своих детей. Таким образом прадедушка и прабабушка были обречены не увидеть (да еще в условиях сегодня сдуревшей Украины) ни своих сыновей, ни внуков, ни правнуков. Полетели к ним, и уже живут там, более двадцати лет.

Мы с Матвеем продолжаем наши близкие, дружественные отношения, видим друг друга и общаемся по Скайпу. Сыновья в районе Северного Голивуда имеют свои дома, трудоустроены и, конечно, став гражданами Америки основным языком своим и понятиями культуры имеют русский, тому придерживаются и их дети. Правнуки с бабушкой и дедушкой имеют возможность общаться. О социальном состоянии стариков, даже из другой страны, (имеется в виду иммигрантов), стыдно писать. Жизнь обеспечена и материально и обслуживание медицинское на дому, и квартиры, и за инвалидами закреплены медицинские сестры — сиделки. Лекарства бесплатны.