Ёперный театр

Борислав Чекур

Сборник историй на грани абсурда, о театре и других прилагаемых обстоятельствах, в которых оказались автор и его герои в разные времена с начала 90-х до середины нулевых. В центре событий всегда выходящие за рамки стереотипного мышления повороты, которые сложились в метафору «Ёперный театр», которой заменяют наиболее несдержанные реакции.

V

Когда после спектакля я оставался в опустевшем театре, у меня возникало ощущение нечеловеческого присутствия. Особенно когда на лифте спускался в подвал, в одно из хранилищ негабаритных декораций. Под тусклыми арочными сводами стояли вдоль стен бронзовые шандалы, фигуры статуй, накрытые тканью, надгробия балета «Жизель», с перекошенными крестами. Чёрные мешки с кулисами лежали в ряд на деревянных пряслах. В тёмном тупике хранилища всегда была приоткрыта дверь в соседнее помещение. Там хранились мягкие декорации от неходовых спектаклей, некоторым из них было более ста лет. От них веяло затхлостью. Мешки были подписаны, как-то я подсветил фонариком и увидел на тюке надпись «Фра-Дьяволо». Театральные кулуары мне напоминали фильм «Интервью с вампиром».

Все эти полуночные кошмары, исходя из моих наблюдений, порождали одну закономерность. Чем сложнее монтаж спектакля, тем быстрее его вычеркнут из репертуара и «похоронят» в подвале.

Монументальные декорации не любят даже актёры, потому что в лабиринтах ступеней, проводов, крепежей невидимых зрителям, и многого другого, они подвергаются опасности. Это понимают все, кроме художников. Я всегда говорил, что их ещё в студенчестве нужно загонять на двадцатиметровую высоту без страховки, чтобы они, ползая на галёрке, навалили полную и поняли, что монтировщик не циркач, а уж артист тем более.

Одним прекрасным летним утром к театру подъехало несколько фур, гружённых металлоломом. Приблизительно двадцать две тонны железа и вполовину меньше древесины. Весь этот хлам, состоящий из ригелей, стоек и перегородок, а также деревянных настилов, мы полдня поднимали на сцену. Глядя на эту свалку на планшете, Михалыч несколько раз поправил очки.

— Пойду-ко я беляшик скушаю, если вы не против? — обратился он к заведующей постановочной части.

После разгрузки мы всей командой валялись на смятых кулисах, лежащих вдоль штантентых рядов, и утирали потные лбы.

Был у нас такой забавный коллега по прозвищу Альф. Его так окрестили за длинный нос. Работал он у нас на полставки, на так называемом лёгком труде. Альф без конца жаловался на своё здоровье. Очень часто брал больничный, и, когда возвращался в ряды, на стенах монтировочного цеха сияли плакаты «Альф починен!». В профессиональные обязанности Альфа входило приносить и уносить инструменты.

В тот момент, когда монтировщики не могли сказать и слова, Альф расхаживал вокруг да около и жаловался на спину. Он повис на башне с софитами, немного подрыгал ногами и подтянулся около пятнадцати раз. Лёлик, потеряв дар речи, снял Альфа с перекладины, схватил его за шиворот и куда-то поволок. Заподозрив неладное, завмонт побежал спасать Альфа, а после отпаивал его валерьянкой, Лёлик сокрушался, обходя стороной слова из орфоэпического словаря.

В этот драматичный момент на сцене появился Михалыч, он еле стоял на ногах.

— Ты же сказал, что пойдёшь за беляшом? — удивилась заведующая.

— Беляшика не было, — ответил он, поправив оправу, — я мороженца покушал.

Гений художника превзошёл все наши ожидания. Конструкция, если её вообще можно назвать декорацией, представляла собой подобие строительных лесов пятнадцатиметровой высоты. В театре готовилась грандиозная постановка оперы Гектора Берлиоза «Троянцы».

Это романтическое произведение, словно Эверест, пыталось покорить множество режиссёров, но ввиду того что продолжительность оперы составляла более пяти часов, не всем это удавалось. Режиссёр нашего театра, очевидно, предположив, что зрители уже запаслись подгузниками, поверил в то, что именно он сможет покорить недосягаемую вершину.

Не знаю, как «Троянцы» завоёвывали мировые подмостки? В нашем случае реакция неподготовленных зрителей напоминала отрывок из фильма «Человек с бульвара капуцинов»: два оскорбления в один день — это слишком многовато. Мало того, что эту штуку повесили на стену, нас ещё заставляют смотреть на неё!

Здесь нужно сделать небольшое отступление, чтобы рассказать об устройстве сцены. Пол называется планшет. Под ним в нашем театре был трёхметровый трюм для хранения декораций и всякого барахла осветителей. Толщина планшета составляла не более десяти сантиметров бруса, плотно уложенного в ряд на швеллеры, пропущенные через бетонные опоры.

Замысел спектакля был идеален. На трёх первых этажах лесов должны были петь артисты хора, а на двух последних, очевидно, расшатывать леса балет. Ни один режиссёр и ни один художник никогда не советуются с монтировщиками. Напротив, придумают что-нибудь этакое, не соответствующее законам физики, и бегают потом озадаченные по сцене: «А давайте так лучше, если вот это переместить туда…».

Собрав конструкцию, мы обнаружили, что планшет начал проминаться, более того, стойки под настилами мотало в разные стороны. Как таковых фиксаторов не было, стяжками служили перила. Монтируя четвёртый ярус, у меня подкашивались ноги, на пятом я вовсе ползал на брюхе. Карл одной ногой стоял на декорации, другой на штанкете, не имевшем опоры. Когда я посмотрел на него, у меня закружилась голова. Моя ненависть к художнику теперь не знала границ.

— Ты бы хоть надел страховочный пояс, — обратился я к Карлу.

— Да на хер он мне нужен, — пыхтел Карл, удерживая одной ногой равновесие штанкета на пятнадцатиметровой высоте.

Спустившись вниз, после дюжины сердечных аритмий, я задал вопрос руководству, почему из-за каких-то авантюристов рискуют жизнью сотрудники? Внятный ответ я так и не получил.

Оценочные суждения вокруг театра очень многим, не относящимся к нему людям, не дают покоя. Они распускают слухи о том, что в театре много гомосексуалистов. Это не так. Они есть, но их очень мало, и они держаться особняком, а вот «пидорасов», которые хотят выехать за счёт других, на пальцах не пересчитаешь.

Вот если серьёзно задуматься! Вы слышали о случаях, когда на сцене погибали люди из-за того, что на них что-то упало или чем-то придавило? В таких ситуациях вина автоматически ложится на монтировщиков, а ведь это неправильно. Кандалы нужно примерять по цепочке, начиная с тех, кто всё это придумал и продвинул, заканчивая теми, кто это допустил. И это, поверьте мне, очень острый вопрос. Когда в картине нужен камин, зачем вокруг него строить стены каменного замка? Что, живописными кулисами не обойтись?!

Кстати, раз уж коснулся темы нестандартной ориентации, прекратите вникать в эту чушь. Неважно, кто перед вами, артист или музыкант — кто-то из них занимался спортом и имеет разряд, кто-то служил в морской пехоте, кто-то даже побывал на войне или просто вырос на улице с рогаткой и футбольным мячом. В театре много мужчин, которые могут дать сдачи!

Только устроившись к нам, решил как-то Дикий свернуть антенну на автомобиле дирижёра. Зачем, спросите вы? Потому что дикий! Тогда он не знал, что у дирижёра афганское прошлое. А когда узнал, то ходил по театру так, что даже мы его порой не замечали. Потом ему всё-таки пришлось очень старательно извиняться, к этому он приложил много усилий и в дальнейшем не рисковал более связываться с представителями богемы. Так, отвлеклись. Продолжим!

На декорацию артисты хора взбирались, как на Голгофу. Хоровиков было больше пятидесяти человек, под их ногами скрипели настилы, декорация ходила ходуном. Тем, кто оказался на третьем ярусе, было уже не до пения. Голосовые связки могли выдавить только панический бархатный стон. А меж тем, вслед за ними, балету предстояло подняться выше. Глядя снизу вверх, они покорно поднялись на четвёртый ярус и дружно спустились, заявив, что участвовать в этом не будут.

Первоначально на монтаж и демонтаж спектакля уходило две недели, в это время репертуар театра стоял, как памятник искусству, покрытый мхом. Я всё время показывал вышестоящему руководству, как под опорами проминался планшет, на что заведующая постановочной частью пожимала плечами — Ну а что я могу сделать? — говорила она.

Другая грандиозная постановка чуть не стоила жизни двум актёрам. По замыслу мы должны были поднять их на полусфере на трёхметровую высоту, но противовес штанкета потащил их под почти тридцатиметровый купол театра. Кое-как, на семи метрах, нам удалось остановить ход. Но, чтобы спустить их на землю, монтировщикам пришлось вскарабкаться по сетке рабица, разрезать её между галёрок и снять несколько грузов с калкаша. Держась одной рукой за сетку, завмонт снимал шестнадцатикилограммовый груз, другой рукой подавал плитки по цепочке остальным, находясь на опасной высоте. Я спросил у художника, делал ли кто-нибудь расчёты? Он пожал плечами.

В скором времени оба спектакля убрали из репертуара…