Теория адекватности. Поиск оснований. Часть I

А. Руснак, 2021

В книге речь идет о необходимости определить основания, о «теории адекватности» и противостоящей этому «неадекватности», о взаимном исключении и одновременном присутствии такого для каждого. В данной части актуализируется «проблема оснований», которые могут быть предложены для преодоления существующей тотальной неопределенности представленного бытия. Оцениваются особые глобальные мысли о происходящем процессе включения каждого в происходящее как бы безумие, или во что-то иное, что совершенно неопределимо для итогового, последнего обнаружения. Предлагается очередной вариант вскрытия понятий «идеология» и «пропаганда».

1. Бесполезные разговоры о благе и теория адекватности

Тот, кто производит реальность, видимую адекватность, думает, что такое его производство — это нечто сверхважное, и таковым необходимым может казаться, например, управленческая, научная, хозяйственная, военная, образовательная, дипломатическая, спецслужбистская деятельность, или… И, конечно же, — это все нужно, и без этого никак, но в итоге может оказаться, что это все нечто пустое, и бессмысленное…, если не присутствует «нечто то», к чему это все сводится в итоге, или если отсутствует «нечто то», что определяет все это внешне-адекватное в нечто скрыто-адекватное.

Происходящее происходит, но что «есть» это происходящее? Чем оно является на самом деле? Является ли? Происходит ли? Все это загадка, и тут могут возникать различные мысли о такой загадке. Но тот, кто скажет, что он знает последнее разрешение этого, или то, что у него наличествует окончательный ответ о том, «что же это все?» — он либо лжец, либо заблуждающийся.

Последнее происходящее — это нечто непонятное. И такой формат присутствия в присутствии — это и есть то проклятие, с которым приходится жить, единственно, конечно же, можно присутствовать¹, но не знать о таком. И такое проклятие незавершенности — это и значительное преимущество, и подарок, и бессилие, являющееся в итоге источником бесконечной силы.

Может ли человек жить не-в-вымышленном мире, то есть в прямой эмпирической данности? Увы, увы, немного опыта присутствия, и оказывается, что для движения в любом направлении включается мышление (ментальность), и такое сразу же предполагает неэмпирическое пространство. И в этом пространстве возникает масса того, что не существует в прямой непосредственности, и в нем наличествует значительность всего того, что видимо и невидимо, но оно присутствует в обращении в том-этом мире.

Если «мышление о сущности происходящего» — это бессмысленность, тогда почему «мышление о тех аксиомах», которые сегодня являются способами объяснять происходящее — это иногда табу для обсуждения? Казалось бы, ну что за польза от мышления, от этого непрактического мышления об основаниях, если оснований нет? Но действительно ли это так? Или основания наличествуют всегда, но именно незаметность оснований — это и есть суть оснований.

Основания являются тем, что позволяет производить особую неадекватность в этой неадекватности, и любая атака на основания — это конкретное разрушение чего-то действительного, того что всегда опирается на некие эфемерные основания, или это обрушение конкретных субъектий, цивилизаций. Но и сами основания подвержены постоянной атаке со стороны происходящего, и они устаревают, остывают. Поэтому вопрос об основаниях — это сверхважная проблема для тех, кто брошен в этом мире, или все же направлен кем-то и для чего-то?

Бесполезные «разговоры о благе», о которых говорит Аристотель в «Политике», и являются отличительной чертой правящих от других, тех, кому не интересны такие не-разговоры. Неправящих интересует конкретность, та конкретность, которая это удел скотов, некая практичность, какое-то «есть», есть других, наживаться и другое… мещанство, обуржуазивание.

А различные как бы пустые разговоры о благе, они вроде бы, бесполезны. Предположительно это разговоры: о прекрасном, о морали, о справедливости, о войне, о предназначении, о запредельном, о мире, о цели, о любви, о смерти, об истине, о господстве, о праве, о распределении благ, о связи, об отчуждении, о вертикали, об эксплуатации, о собственности, о свободе…

И это все как бы бесполезное, никчемные разговоры.² Но отсутствие таких размышлений — это показатель того, что скоро придут другие правящие, очередные действительно-правящие, те, кто будет определять ход судьбы тех, кто решил стать скотами. Отсюда «праздные разговоры о благе» (согласно Аристотелю³) — это в обязательном порядке нечто бесполезное для тех, кому уготована участь…

Умение свободно понимать и говорить на определенные сложные темы — это показатель «образованного» ума, созданного особым образом, ума, с которым долго работали, ума, на который воздействовали, и не для того, чтобы воспроизвести «инструмент»: болт, винт, выключатель… Наоборот, именно для того, чтобы такой ум, в итоге, стал самодостаточным, самоочевидным, самостоятельным, начал думать сам, перестал жить чужим мышлением; начав создавать что-то собственное, свое мышление и практику затем; конкретную политическую, экономическую, научную и другую реальность после.

Способность «производить свои мысли» — это показатель образованного ума, созданного автономного мышления, которое способно: и на самостоятельность, и на борьбу, становление, особое первенство-господство, и на субъективизацию себя в границах чего угодно…, то есть на саморазвитие.

Люди физически различаются незначительно. Телесная сила одного человека может превосходить силу другого максимум в несколько раз, но, в отличие от такого, интеллектуальная мощь может производить различие в тысячи крат. На старте умственные показатели почти равны, но по мере усложнения — разница становится существенной. Поэтому любой законсервированный правящий, периферии или стремящийся к закреплению господства в старой гегемонии, будет создавать условия, которые бы позволили ему закрепить именно такое — интеллектуальное превосходство.

И только тогда, когда предвидится рост и стремительное движение куда-то, что также, возможно, включает в себя и отражение внешней атаки, может возникать необходимость включения низов и предоставления им доступа к знанию. Но при обратном процессе, при сворачивании, будет происходить противоположное такому. Низы будут отрезаны от интеллектуальных (духовных, мыслительных) компонентов (практик), и правящий слой будет стремительно понижать их интеллектуальный уровень, и способов тут столько же, сколько их сможет выдумать изощренный ум.

Свободно мыслить, сила мышления, производство мышления

Умение свободно понимать вскрытое мышление, а в последующем — выражать собственные мысли средствами конкретного языка, при этом не превращать мышление в формулу поклонения словам — такое требует особого ума, школы, традиции и практики в последующем. И для возможности производить свободный разговор необходимо долго готовиться, учиться…

И иногда может показаться, что в философской или гуманитарной отрасли можно свободно и не профессионально говорить сколько угодно, а вот в естественно-научном ключе — такое невозможность. Но, скорее всего, все такие предположения — это нечто надуманное.

В случае, когда отсутствует способность производить действительное мышление, тогда, используя определенные схоластические методы, можно взять некие «камни», определить их размеры, содержание, посчитать их количество, а в последующем из них можно образовать мертвую определительную конструкцию. И в камень, и в конструкции из них — условно можно превратить что угодно, любое действительное мышление. И зафиксированная мысль уже косвенно превращается в такой камень. Увы, увы… И чаще всего именно подобный способ воспроизводства мышления предлагается некими «гуманитариями»… Но каково значение, последствия и польза от такого — якобы гуманитарного научного мышления? Все такое — это очередная мертвая бесполезная схоластика, предлагаемая в качестве гуманитарной научности… Но следом возникает и очередное пренебрежение к такому «мышлению».

Наличествуют те, кто не желает знать, как живут мысли, слова, или как существуют предметы. Ну, возможно — это дурная НАЛИЧНОСТЬ! Но существуют и те, кто обладает специфическим мышлением, которое почему-то умерщвляет мысли, и превращает их в слова, а после и в камни. А есть те, кто «хватает» такие камни, и у них от такого… И тут либо перестроение ума, либо какое-то жесткое различение камней и того, что можно воспринимать в качестве действительной мысли или действительно-разворачивающегося мышления. И когда присутствует определение «Философия — это…» или «Другое — это…» — тогда такое, скорее всего, это литература о камнях, а не о мышлении.

Производство мышления — это то, что позволяет присутствовать в реальности не в качестве предмета, инструмента, но и являясь активным участником. Поэтому умение думать, умение не просто пережевывать чужие «экспертные мысли», а и способность воспроизводить альтернативное мышление — это то, что является сверхважным для того, кто желает непосредственно понимать происходящее, а в последующем — и принимать в нем действенное участие, направляясь к результату, к очередной победе, прорываясь вперед. Но «вперед» — это не цель, и не причина, и это не то, зачем все это будет происходить или происходит сейчас, с этим все сложнее.

Активность способна воспроизводить рассказы, создавать схемы, разделяя затем все это на части, а дальше — и различные операции с этим всем. И дальше… Но все происходящее — жидкость, туман, текучесть, которую сложно схватить, а схватив, ее можно преобразовать в мысль, но такая мысль в последующем снова теряет форму, и становится чем-то другим, но чем? И тут снова вопросы: из чего состоит схваченная мысль? Куда исчезает мысль после? Во что она растворяется? Откуда она приходит? Как она схватывает происходящее? И чем является явленная мысль на самом деле?

Борьба с мышлением, чужое мышление, отсутствие мышления

Можно сколько угодно «обращать в ничто чужие мысли», объявляя их пустым местом, но для мышления такое безразлично. Мысль — это птица феникс, которая после каждого очередного ничто снова восстает из пепла, и для того чтобы бороться с чужим мышлением, нужно предлагать другое мышление. И если собственное мышление отсутствует, тогда остается только вот это, то есть голое отрицание чужого действительного производства. Но возвращаясь к началу абзаца, можно предположить, что все такое — пустая бесполезность. И победить чужое мышление можно другим, но только мышлением. И поэтому борьба с мышлением через запрет — это конец на горизонте таких борцов.

Отсутствующее производство мышления влечет за собой отсутствие действительной реальности. И если в сознании присутствуют чужие мысли, то воспроизводиться будет чужая действительность, так как в каком-то смысле, в сильном смысле — мысли руководят миром человека, но а может быть страсти, а может быть…, интересы…, желания…, влечения…, но а какая разница — пусть будут мысли… А бытие определяется таким чужим мышлением? Конечно же, в том числе…

Каждый «варварский народ», забредающий на развалины бывшей активности, обнаруживает «чужие мысли», и такие мысли могут стать началом путешествия, началом новой активности. Но только тогда, когда мысли оживут, и начнут воспроизводиться ново-пришедшими.

Иногда стареющая активность или кто-то из рядом, рядом с теми, кто утратил способность к самостоятельности, может использовать «мысли» в качестве оружия, в качестве инструмента для перенацеливания в пустоту новых варваров… Всякое бывает, различные «закономерности исторического развития».

Примечания

1

Возможно, мы как-то присутствуем где-то еще или как-то еще, но мы ничего об этом не знаем (Дж. Бруно)?

2

И все великие тексты — они об этом.

3

«Политика»