Право на меч

А. Л. Легат (2024)

Устав от коварства отца и брата, молодой дворянин Лэйн бежит из родного дома в далёкую страну Воснию. Ему говорили, что там, за морем, одни дикари, а золото меняет руки быстрее, чем куртизанка — своих кавалеров. Что короли материка жестоки и глупы, а их алчности нет предела. Что земли Воснии прокляты, и только безумец, ищущий смерти, решится стать их гостем. Лэйн думал, это лишь способ удержать его в клетке домашних стен, и полон надежды обрести в Воснии новый дом. Он начинает свой путь на боевых аренах, но тот ведёт его на поля сражений грядущей войны. Во тьме будущего ждут грабежи, мародёрство, предательства и реки крови. И когда Лэйн признаёт, что отец был прав, тьма уже захлёстывает его с головой…

IV. Не больше года

Через три года, Криг

Я завел клинок мальчишке за спину, прихватил его за затылок и отправил на землю, ударив по голени. Меч выпал из слабой хватки, колени с локтями встретили пол. Обернувшись, я уже держал чужой подбородок на острие меча. Деревянного, тупого и совершенно бесполезного меча…

— А, проклятье! — проворчал Кин. — Еще раз?

Я кивнул и отошел в сторону.

Кин быстро отряхнулся и вернулся на ноги. Мальчишка смотрел на меня глазами, полными восторга. Как-то так смотрит паломник из Эритании, представ перед королевой Орон-До. За три года я так и не смог запомнить ее имени.

«Наверное, поэтому ты все еще не под флагом, а?»

Я сделал слишком резкий выпад, и Кин замычал от боли. Выдохнув, я отступил на два шага, сделал вид, что так и было задумано.

— Внимательнее. Ты зазевался.

Кажется, на мальчишке я оставлял куда больше синяков, чем Саманья — на мне.

— Есть, так точно! — пропищал Кин, подражая гвардейцам.

А может, в глубине души я, наоборот, желал, чтобы его отец вышвырнул меня за порог.

«Я не беру учеников», — огрызнулся я после очередного слитого боя. Три к одному. Семь золотых, второй год. Ни одной короны с турнира.

Аристократы Воснии отличались странным упорством: «Что же, я не отступлюсь. Мой сын достоин лучшего. Что насчет двенадцати золотых за сезон? Полагаю, с вашим мастерством было бы оскорблением предлагать меньше».

Я чуть не поперхнулся. И еле выдавил из себя, что мне надо подумать. Вместо унизительного: «Когда начинать, господин Лэнгли?»

И вот я здесь. Луплю знатного отпрыска, совершенно не представляя, как сделать из него бойца. Сам не бывавши под флагом…

В часовне отзвенел полдень. Мальчишка вытер пот со лба, но все еще был полон надежд.

— Может, покажете еще раз тот прием, как вы уронили того эританца на третьем бо…

Я вздохнул от скуки.

— Увы, мне нужно спешить на другое занятие. Ведь вы бы с отцом не простили меня, если бы я явился с опозданием? — Я очень быстро смотал ремнем тренировочные мечи и скинул их на стол.

Этот вопрос, как обычно, озадачил Кина надолго. Я переобулся и поменял рубаху, хоть после уроков практически не пачкал одежду. Меня и правда ждали. На бесконечный бой с трезвостью в Криге.

— Вы правы. — Голос выдал мальчишку. Кажется, его могло огорчить и облако в небе.

— Что же, увидимся через два дня, верно? Не забудь, четыре круга утром…

— И разминка через час от обеда, — угрюмо повторил Кин.

Интересно, хоть кому-нибудь нравилась эта рутина? И думал ли Саманья то же самое, пытаясь меня натаскать. В одном я был уверен точно: наставник не пил со странным приятелем, улыбаясь страшным женщинам. У него был выбор.

Меня же ждала непокорная чертовка Восния: улица Милль, улица Привоза, переулок Железногор…

Я надеялся, что не запомню их. Что уже год как буду колесить по Северному перевалу, собирая честную славу. Что суверен оценит мою верность и мастерство. Или на крайний случай приметит маршал похода. Предводитель второго, третьего Дола, двух Восходов. Пока что меня не боялся даже Гекли.

«Не больше года, как же. Ну ты и лжец, Рут. Или дурак».

Я смотрел на кирпичную башню Восходов и не испытывал ни волнения, ни азарта.

Через несколько дней я снова схлестнусь с новым противником на ристалище. Мне известно его имя, стиль боя, повадки, связи в Криге и еще кое-что. Самое главное.

Что я должен пропустить один удар в самом начале, повалять его в грязи на втором. И закончить бой один к трем. Иначе Симон потерпит убытки, я собью счет, расстрою династию, какого-то лавочника и его семейку. И Вард открутит мне голову на пути в «Перину». Улыбаясь вежливо, по-отцовски.

Я встал перед забегаловкой Шторха. Из-за закрытой двери можно было услышать, как Рут веселится. Я прикоснулся ладонью к ручке, не решаясь ее толкнуть.

Еще пара лет, и я забуду, как побеждать гвардейцев Воснии.

Улицы Крига через три часа

Кажется, я уже в четвертый раз клялся, что больше не потащу Рута до «Сухопутки». Мой приятель еле плелся впереди, собирая углы.

— Разве это моя вина? — я тяжело вздохнул.

Этот уверенный восниец, пока еще мог складывать слова без запинки, настаивал, что я глубоко несчастен. Пять раз предлагал мне заказать новую кружку. И смертельно обижался.

— Вот потому я и отказываюсь, — заметил я, прихватив его за шиворот и оттаскивая в сторону: по улице гарцевала конница.

Некоторым людям удивительно везет. В отличие от меня.

— И как тебя раньше здесь не затоптали, Рут?

Он обиженно махнул рукой и притих. Его молчание не продлится долго: сливянка память не бережет.

— Зачем ты так много пьешь? — Я спрашивал, зная, что останусь без ответа. — Зачем я пью?..

Хорошо, что ноги его пока держат. Воснийское пьянство опаснее войны. Мы прошли мимо постоялого двора для высокопоставленных рож. Знак династии — золотые шахты на севере, желтая нить на бордовом полотне, — большой стяг. И пять помельче. Их меняли каждый сезон. Выслужился — и флаг твоей семьи висит над входом. Не выслужился — сопровождаешь пьяниц до дома…

В нос ударил приторный аромат. У дверей расселась торговка маслами. Я остановился, признав запах.

Левкой. Сиреневые, белые, розовые цветы. В Содружестве так же пахли клумбы перед учебным корпусом. Кто бы из пантеона знал, для чего их там высадили. Приторный, почти медовый запах, совершенно не соответствовавший тому, что творилось в академии.

— Мне бы пригодилось… немного помощи. — Рут забыл не только обиду, но и как стоять без опоры.

Я подал ему руку. Посмотрел на результат. Вздохнул, закинул его локоть за шею.

— А я предупреждал.

Рут то веселился, то извинялся на моем плече, когда его совсем заносило в сторону. За каким-то дьяволом ему приспичило тащиться по самой людной улице в этот час. Мы прошли здание банка.

— Это в последний раз, слышишь? — Я не вызывался таскать мешки. Или людей, похожих на мешки.

Вместо ответа приятеля я услышал женский крик в спину:

— Какого дьявола ты тут ошиваешься? Пошел прочь!

Рут вздрогнул. Я вздохнул, придержав его вес. Осталось пройти всего два десятка домов.

В Криге меня и правда уже знали. Увы, совсем не тем образом, на который я надеялся.

— Простите, молдая гоп-псожа, — оправдался приятель, каким-то чудом хватаясь за мое плечо, — я вас никак н-не могу припомнить!

Я не оборачивался, узнав хамку по голосу, грубому и одновременно звонкому. Каждое слово — команда. Дочь первого банкира, как иначе?

— Сьюзан! — крикнула она еще громче. — Запомни это имя, червяк!

— Это не тебе, Рут, остынь. — Я заметил очевидное, так и не повернувшись: — Он страшно пьян, не сердитесь…

— Мой отец тебя вздернет! — крикнула Сьюзан нам вслед. — Слышишь? А?!

Я не оборачивался, привыкший к местному хамству.

Уже через пять домов Рут заупирался:

— Вот сучка. Эт-то вообще кто? В-вы знакомы? Я пдумал…

Думать, того более в пьяном виде, — явно не конек воснийцев.

— Понятия не имею, шагай прямо. Еще немного.

— Н-ну я и перебрал, во даю. Миленькое дело. — Рут выглядел абсолютно ошеломленным. Будто бы не надирался раз в месяц как черт. — Ты простишь? Меня? Сты-доба какая. Хорошие друзья, говор-рю же… они как враги!

— Не отвлекайся.

Мы прошли еще три дома.

— Нет, вот же сука! — вспылил Рут, обернувшись. — Как она псмела т-тебе такое сказать? Давай-ка вернемсь и все ей…

Его ноги перестали шевелиться. Нет, так мы никуда не дойдем и до утра. Я попытался его успокоить:

— Я не в обиде.

— Зато как я-а-а обижен! За тебя! — Он снял руку с плеча, пошатнулся и постучал по сердцу. — О-ой, не ценят себя люди, не… Золотой ты челов-ик-ечище, Лэйн.

— Мг-м.

— Я запомнил. Ее! Кожа да кости, раз-зве же это баба? От и злая как собака. — Рут пошатнулся. Я поставил руку. Терпел, как и всегда — не хуже столба для висельников. — Т-ты мне одно обещай, вот прям щас…

— Ты после этого пойдешь в «Сухопутку»?

Рут стал мазать лоб, будто и правда уважал Мать двойного солнца.

— Клянусь м-матушкой, какую захочешь…

Я кивнул. Оглянулся в сторону прохожих. Над нами не смеялись: в Воснии быть трезвым к вечеру хуже смерти.

— О-обещай, что накажем эту козу. Как-нибудь. Пр-роучим. Чего она х-худая такая?..

— Обещаю, — я усмехнулся.

Память у Рута избирательная, бояться нечего. Это и хорошо, и временами паршиво: иногда он забывал, что я держу свое слово.

— Т-точно?

— Я даже придумал как, — заверил я Рута. В его глазах загорелся азарт. — Но расскажу только в «Сухопутке».

Рут просиял и зашевелил ногами. Он и не догадывался, что после того, как я скину его бренное тело, Сьюзан сама придет в гости. Придет наказывать меня.

Руки затекли под поясницей. Прохлада сквозняка касалась ног. Я не жаловался: меня грели женские бедра. В комнате отчетливо кружил запах левкоя и пота.

— Он тебя точно вздернет, только… — выдохнула Сьюз, зажмурившись, — попробуй за… икнуться!

Я промычал что-то в ее ладонь. Неразумное, честное. Лишь потому, что меня не слышали.

— Молчи. В Воснии мужчины кричат в одном случае…

Она облизала губы, подалась бедрами вперед и вверх. Один раз, другой. Я и забыл, о чем мы говорили. Пока меня не обхватили ладонями за голову. Сьюз наклонилась и сказала чуть тише:

— От боли!

И упала мне на грудь, тяжело дыша. Я терпеливо ждал, пока она продолжит.

Ненасытная воснийка довела себя уже в пятый раз. А теперь еле-еле шевелилась. Чтобы помучить меня.

— А может, мне… больно, — соврал я.

Сьюз остановилась. Хмыкнула, слезла с меня, будто с мертвой кобылы.

— Эй, — я почти взмолился, — я солгал.

Она выпила разбавленное вино из кувшина. Так и стояла на нетвердых ногах, делая вид, что нет ей никакого дела.

— Конечно, солгал, — безжалостно заметила она, отставив кувшин. — Ты в любой момент можешь скинуть меня.

Могу, спору нет. И это был бы последний раз, когда я бы оказался в постели с кем-то по обоюдному согласию. Все-таки в Воснии встречались красотки. Одна уж точно.

Я посмотрел на подмерзшие ноги. Заметил сгусток крови на животе. Улыбнулся. Не дотерпела один день. Нашла меня раньше. Уговорила. Сама.

— Или тебе больше нравится валять крупных гвардейцев?

Сьюз присела на край кровати, не соприкоснувшись со мной. Устала — оно и видно. Бежевый. Розовый. Удивительно, как легко меняется цвет лица и у самой безжалостной девушки, стоит только оказаться в…

Я сжал губы и жадно вдохнул. Придется все доделывать самому.

— Лежать! — приказала она.

Я прошипел от досады, убрал руки обратно под поясницу. Хотелось только одного. Хотелось уже целую вечность.

Повернуться бы на бок, потереться о ее бедро. Кажется, и этого хватит.

— Можно?..

Скрипнула кровать: Сьюз села ближе, согрела телом.

— Попроси, — сказала она низким тоном и провела влажными пальцами вдоль моего бедра, — как следует.

Я рвано выдохнул, внутренне собрался.

— Вы знаете, я… в этом крайне плох.

— Не только в этом, — заметила Сьюзан, обхватив мой член рукой.

Ответить я уже не смог.

— Ну и глупое же у тебя лицо…

Я не помнил, что она говорила дальше. Миг тишины и блаженства. Не надышишься. Слишком короткий миг.

А потом снова появились стены, темная гардина, створки, шум Воснии за окном. И лицо Сьюз.

Мы оба играли в гордость. Моя стоила дешевле.

— Твой воснийский уже достаточно хорош, чтобы попросить должным образом. Хоть у меня, хоть у принцессы Орон-До, — уколола она еще раз и стряхнула семя с руки мне на живот.

— Мг-м, — ответил я, прикрыв глаза.

–…или отблагодарить меня за помощь, — я не разобрал, была Сьюз серьезна или подшучивала.

В Воснии и шутили все, как солдатня на войне.

— Мг-м, — я вытащил руки из-под спины. Кровь заколола онемевшие пальцы.

— Болван.

Я молчал, не сопротивляясь. Быть болваном — малая цена, чтобы тереться о ее лобок раз в две недели. А иногда чаще.

«Боги, кажется, я стал к этому привыкать». — Я приподнялся на локтях и раскрыл глаза.

Сьюзан уже бренчала серьгами и браслетами, выкладывая их на столе перед зеркалом. Я не знал, что страшнее — ее красота или острый язык.

Прикрыв ноги от сквозняка, я заметил:

— Вы всегда грозитесь отцом, но не мужем.

— Уилл и мухи не обидит. Он прекрасной души человек, — уверенно сказала Сьюз. — По крайней мере, был таковым два года назад, когда я видела его в последний раз.

— Когда вас венчали?

— Когда нас венчали, — улыбнулась эта прекрасная женщина уголком губ, полагая, что я не замечу.

Муж Сьюзан присылал ей живые цветы из Эритании. Я приносил на себе синяки с ристалища и нелепые извинения.

Мы оба играли в гордость. Но последнее время мне казалось, что ее-то у меня никогда и не было.

Я любовался, как Сьюз неторопливо влезает в нижнее платье. Неторопливо, но все еще слишком быстро, ибо после этого, как всегда бывало, она подойдет к выходу. Улыбнется, поправит волосы. И закроет за собой дверь, пригрозившись чем-нибудь.

Я всегда ожидал, что после этого в комнату нагрянут ее братья, а может, и обещанный отец. Сморщат воснийские носы. И забьют меня насмерть, пока я буду блаженно улыбаться в потолок, вспоминая шлейф левкоя.

— Кстати. Чтобы носа твоего больше не видела возле моего банка.

Величественное здание с табличкой «Арифлия и Коул» было в той же степени ее, как моими были поместья Буджуна Тахари. Но я лишь лениво вытер бок простыней.

— Я слышу эту угрозу в тридцать шестой раз, миледи…

— Ты что, считаешь? — Она чуть обернулась и изобразила возмущение.

В Воснии мне пришлось считать не меньше, чем иному гувернеру.

— Только если вам так больше нравится, — парировал я.

Она выпрямилась, уперла руки в талию. Под тонкой белой тканью все еще топорщились крохотные соски.

— И думать не смей, что мне это нравится. — Как обычно, приподнятый подбородок и гордый взгляд замужней женщины. — Я отдыхаю, ты меня обслуживаешь. Ясно?

Расческа в ее руке смотрелась ничем не хуже булавы.

— Тогда, пожалуй, мне и правда не стоит попадаться вам на глаза. — Я перевернулся на живот и накрылся покрывалом. Ничем не выдал свое веселье.

— Пустые угрозы. Ты все равно вернешься.

— Разве что за своими деньгами, — промычал я в подушку.

— Ах, деньга-ами, — протянула она. — Что, если в один из дней твое скромное состояние не найдут в стенах банка?

Я положил голову набок, чтобы видеть половину Сьюзан.

— Неужто я слышу угрозу, миледи?

Она фыркнула, вытянула спутавшиеся волосы из зубцов и скинула их на пол.

— Ты, конечно, болван, Лэйн. Но болван смышленый.

Мы говорили об этом не первый раз. И я уводил разговор в одно и то же русло:

— Выходит, я должен появляться, если вам будет угодно. И исчезать, едва надоем?

Я задержал дыхание, чтобы расслышать ее ответ. Сьюз не торопилась.

— Верно. Мне нужно послушание, не более того. — Рассказывая, Сьюзан проводила расческой по непослушным кудрям.

Черт, кажется, я испачкал ей волосы.

— Могу поспорить, в Криге найдется немало мужчин, готовых обслужить вас.

Сьюзан нахмурилась, грозно посмотрела в сторону плотной гардины, скрывавшей нас от целой Воснии. Она росла в лучах отцовской любви, при этом оставалась недовольна каждый час. Любой ученый муж Содружества назвал бы ее уникальной. Феноменом. Дивным чудом природы — наперекор и вопреки.

Главное — не слушать тот поток острот, который шел в комплекте с прекрасным лицом. Я почти освоил этот трюк.

— Им не хватает искреннего послушания. От всего сердца. Как у тебя, — обернулась она.

Я вздрогнул. Сьюз что-то сказала напоследок, прежде чем закрыть дверь. А я лежал и кутался в одеяло. Смотрел в потолок.

Думал, что стать подобием Рута — худшее, что могло приключиться. Я пил в два раза меньше, а то и в три. Почти не поминал Мать двойного солнца и совершенно не утомлял своей болтовней.

Я и не заметил, как стал чем-то гораздо хуже.

Полдень, ристалище Крига

— Два к одному! — кричал смотритель боя. Я чуть не оглох, сидя возле помоста. Вот тебе и «лучшие кресла» в ложе.

Справа то и дело подпрыгивала от нетерпения какая-то грузная воснийка. Рут бы оценил.

— Лупани его, кобелина, ну же! Мерин! Вот мерин проклятый! — то и дело исторгала она со страстью.

Этот шум был меньшей из моих проблем.

По кругу ристалища носилась точная копия Варда. Если бы этот валун когда-нибудь носил доспех, разумеется. Смотритель боя добавлял жару:

— А я напомню, что Беляк — частый гость турниров Воснии. Не только в Криге…

Даже через вопли смотрителя я разбирал низкое рычание, стоило только противнику Беляка увернуться или отбить выпад. Такими легкими можно раздувать огонь в кузнях.

Я собрал пальцы в замок и согнулся в спине. Подмечал каждое движение, искал ошибки, слабые места.

Беляк гонял противника. Тому, похоже, ничего и не оставалось, кроме как бесконечно отступать. Все медленнее и медленнее. Совершенно случайно они разменялись в начале боя — один к одному. С тех пор Амил не мог держать щит. Он прижимал раненую руку к груди. И отступал, отступал.

Как бы мне ни хотелось желать Амилу победы, сама Мать двойного солнца не смогла бы ему помочь. Беляк за первую минуту боя получил все преимущества.

И, к моему сожалению, за Беляка не платили: я видел, что оба бились без поддавков. Умом мой будущий соперник не блистал. Техника боя — типичный воснийский набор. Схвати большой дрын, весь взмокни, промахнись девять раз из десяти. Десятым зашиби насмерть.

Только Беляк, похоже, совершенно не взмок.

Я содрал кусочек кожи с кулака.

«В какой бы луже ты ни плескался, всегда найдется рыба крупней», — говорил Саманья и показал один из немногих шрамов.

«Что делать тогда?» — спрашивал я, задрав нос.

Сейчас, глядя на Беляка и его удары, я и без Саманьи знал ответ. Сложность заключалась в том, что сбежать мне не позволил бы другой громила.

Все недостатки, что водились у крупных бойцов материка, обошли эту гору мышц стороной. Гвардеец из Эритании — высокий и ловкий копейщик — пропустил удар. Что-то хрустнуло. Я поморщился.

— Три к одному! Победа Долов!

Кричали не только трибуны. Противник Беляка так и не поднялся, извиваясь на песке. Под его пальцами, на бежевых штанах с подвязками, расплывалось темное пятно.

Я вздохнул.

Нет никаких надежд, что Беляк продует толстозадому ставленнику Восходов. Какой бы дорогой ни была кираса с тремя солнцами.

Я проводил победителя взглядом и думал: «Мы сойдемся. В этом сомнений нет».

Выбравшись под дневной свет Крига, я спрятал руки за спину. Смотрел на редкие пятна облаков в небе. И долго думал, стоит ли корона переломанных ног.

Вард имел привычку портить и без того паршивый момент.

— Я принес вам хорошие вести, молодой господин.

Я хотел огрызнуться, заметить, что всю мою молодость сожрала Восния. Хороших новостей Вард не приносил никогда. Но я кивнул, по привычке ссутулившись.

— Симон сказал свое слово. — Вард выдержал паузу и потрепал меня по плечу. Я старался устоять на ногах. — Корона турнира уйдет Излому.

Сначала мне показалось, что я ослышался. Я присмотрелся к Варду в сомнениях. Тот довольно закивал.

— Одолеть Беляка?..

Будто бы этой беды мне мало, валун уточнил:

— Конечно, есть ряд условий, но…

Радости я не выказал и до того, а тут и вовсе поник. Вард замолк и впервые нахмурился:

— Неужели вам понравилось проигрывать, молодой господин?

Поздний вечер, у причала

Старая часть пристани и сливянка. Я напился самого дешевого пойла. Можно. Завтра не будет боя. Нужно. Выпивка глушит боль и дрянные слова Варда в голове.

Видит солнце, я мечтал их забыть.

— Два удара пропустить, слышишь? — я обратился к жирной вороне, что чистила перья у канатной ограды. — Затем один в плечо, три… промаха на грани и, — я поморщился, вспоминая, — быстро уронить на спину. Не просто так, подсечкой! Этого медведя, что весит больше меня! Отыграться…

Мечтал забыть и боялся, что забуду. Снова придется идти в седьмой дом или искать Варда по рынку, у борделей, за стенами у конюшни…

Теперь свой среди подлецов, худших отбросов Крига.

Ворона чистила перья, не отвлекаясь. Я сел напротив нее, прямо на брошенные ящики. Разделил с птицей причал.

— Хочешь выступить на манеже, милая? Будешь первой мечницей!..

Пернатая блеснула бусинами глаз, брезгливо раскрыла крылья и улетела прочь.

— Согласен, так себе почести. — Я не держал зла.

Горизонт плыл, соединяясь с морем. Черная полоса, синяя полоса. Пропасть. Содружество.

Все это уже случалось. Я сидел так же в другом порту и смотрел на толщу воды, мечтая сбежать. Только тогда я сидел по ту сторону моря, совершенно трезвый. И не чувствовал холода.

— Не там твой дом, — сказали позади, — и не здесь.

Я дернулся, потеряв равновесие. Неошкуренный бок ящика кольнул поясницу. За спиной никого не было.

— Ох. — Перед глазами все еще плыло, я пошарил руками по штанам, нащупал нож. Мой новый друг на переулках Воснии. — Опять?..

На причале никого не было. Я пощелкал пальцами возле левого уха. Дешевое пойло для прихлебателей Варда и дешевые чудеса.

— Вот каким я стал, Саманья. Гордись! — На причале не было ничего более жалкого, чем моя нелепая улыбка.

На самом краю пристани, где плескалась вода, разбиваясь о столбы, собирались тени. Криг дышал чужим горем. Я вздохнул и вытер глаза.

Ветер растрепал волосы и кинул их мне в лицо. Будто наглой, задирающей оплеухой одного из бандитов.

— Найти ли иголку в поле? — шепнуло возле моего уха.

Я даже не обернулся. От дрянного пойла сон путался с явью. К дьяволу эту помойку Лилли и их порченую сливянку. Захочешь забыться — и за деньги не дадут.

— Ждут ли всходов по зиме? — шептали воды в Криге.

Их перебил странный звук. Я закашлялся, посмеявшись с пересохшим горлом.

Скрипучий полуголос-полушум становился все разборчивее:

— Где ищут то, чего еще не видели?

— В Воснии и хер в штанах не найдешь! — огрызнулся я.

Что-то коснулось плеча, и я достал нож. Повернулся вслед за ударом. Железо не нашло цели, земля потянулась ко мне. Я растянулся на спине, как распятый.

— Дьявол…

Я приподнял голову. Дальше выругаться не получилось. За моими коленями, прямо посреди ящиков, стояла сгорбленная старуха без глаз. Сухие бледные губы зашевелились, потревожив сеть морщин.

— Под флагом, — трескучий, почти смеющийся голос. — Под флагом твой дом.

Слышать песни в ночи — одно дело. Другое — видеть старух, парящих над землей.

Я хватал воздух и часто моргал, пытаясь припомнить хоть какую-нибудь молитву. Матери двойного солнца? Пантеону Содружества? Старому Богу морей?

— К дьяволу эту сливянку, — шепнул я вместо этого. Ущипнул себя за бок. Больно, с чувством.

Старуха и не думала пропадать. Призрак, злой дух, знамение или?..

Я поднялся, постарался с достоинством отряхнуться. Сделал несколько осторожных шагов в сторону. А сам не отрывал взгляд от черного силуэта с мертвецки белым старушечьим лицом.

Что бы это ни было, оно повернуло голову следом. Незрячую голову без глаз.

Я ускорил шаг и поспешил к улице.

— Найдешь, потеряв все! — крикнуло мне вслед. — Дом — все. Дом или…

До поворота на улицу Привоза я бежал. Оглядывался, словно за мной спешила сама смерть.

Призраки, знамения, вороны, толща воды. Кажется, кинжал я забыл там, у черного балахона.

Бухало сердце, отбивая ритм в висках. Выколачивало чужие слова.

Два пропустить, один в плечо. Уронить. Отыграться. Ристалище. Манеж. Дом.

Я убегал прочь. Дальше от пристани, гнилых домов Варда, складов Симона, башен Долов, лика Матери и ее солнца. Оттого, что я, быть может, схожу с ума.

Следующий день, порт Крига

На пристани хуже пчел трудились моряки, денщики, самые отчаянные из девиц легкого поведения, зазывалы, певцы…

Я шел против течения толпы, еле пробиваясь в мелкие зазоры между плечами, корзинами, поклажей.

— Скажите, как давно «Луций» бывал у причала? — крикнул я мастеру склада.

Он не расслышал меня в первый раз. Во второй — расслышал, но не захотел отвечать. На третий я расплатился серебром.

— Вы не из Крига, верно? — Старший тщательно осмотрел монетку.

Глупым людям важнее всего знать, кто откуда пожаловал. Я хотел сострить, отыграться за свои же деньги, но старший склада продолжил:

— «Луция» не видали более полугода. Говорят, политика.

— Что?..

— А я думаю, все сложней. Такое доходное судно, как «Луций», точно попало в неспокойные воды. Как уж тут торговлю вести, когда по ту сторону нет короля, да? Дикари, — пожал он плечами.

Я прислонился спиной к складу и, повременив, спросил:

— Выходит, больше в Содружество никак не попасть?

Старший закатил глаза. Работать он явно не любил: ни бесплатно, ни за деньги.

— Может, «Пичуга» еще ходит. «Пичуга» по записи будет швартоваться в начале зимы. Точнее не знаю, спросите кого другого.

И замахал на меня рукой, будто это я просил монеты в обмен на плевое усилие — парочку слов.

Так мы и разошлись. Побродив по порту, я убедился: «Пичугу» видели совсем недавно, а значит, ожидать ее от трех недель в лучшем из случаев. Замены «Луцию» не было. И, похоже, еще долго не будет.

Я дошел до пристани, на которой клялся себе, что не вернусь к семье. Похоже, у чертовки и правда водились уши. Дороги назад нет.

«Только когда некуда будет отступать, ты поймешь, на что способен», — обещал Саманья. Я улыбнулся кромке воды, смотря в сторону Содружества.

Не было ни дня, когда я бы скучал по тебе, наставник. Все оттого, что твои уроки всегда со мной. Слова почти ничего не стоят — слышишь ты их или произносишь сам. Но именно они остаются, даже когда человека давно нет.

И как я обошелся со своим же словом? Я вздохнул и исправился. Пристань слушала, а шум прибоя и говор моряков скрывал мой голос.

— Маловато просто обещать остаться в Воснии, милая. Я уже понял. Если переживу бой с Беляком, даю слово — покину Криг. Встану под флаг, найду другой город, где меня примут. Довольно.

Я покинул манеж в Содружестве, чтобы найти такой же в другом краю.

Легко тянуться к знакомому. Не заметишь, как пляшешь под старую песню. Все оказалось сложнее, чем я думал. Чтобы получить новое, не стоит прикипать к старью.

— Может, я пришлю тебе письмо, — пошутил я. — Из дальнего города…

Оттуда, где все сойдется, как надо. Где я действительно смогу решать, что мне делать. Кого побеждать, с кем воевать и какие друзья мне по нраву.

В чертовом Криге пристань и Содружество слишком близки. Путь к отступлению. Якорь. И он утянет меня на дно.

— Рыба! Много рыб! — бормотала девочка у ящиков, спрятавшись за углом. — Свежая! Свежий рыб!

И опасливо смотрела на улицу пошире — туда, где шатаются патрули. Я заметил торговку лишь потому, что всегда смотрел в тот угол на перекрестке Привозов. Паршивая ночлежка для шестерок Варда. Прикрывая кошель пальцами — Восния научила меня многому! — я шел дальше, к восточным воротам. Сегодня я был страшно богат, пусть и ненадолго.

А вот и переулок Железногор. Двенадцатая лачуга по левую руку, с большой уродливой трубой. Даже у Гекли есть свой дом.

Я помнил их лица и знал, где живут прихвостни Симона. Обещался, что возьму стилет и прирежу подонков во сне, как закреплюсь в городе. Только их было слишком много. Я даже не успею насладиться возмездием — к утру меня уже отыщут.

Шутка ли, при суровых указах отца я видел больше свободы.

Выбравшись за стены Крига, я проверил, не следит ли кто за мной. Чудная Восния: только Лэнгли интересовался моим мастерством в мечах. Остальные предпочитали знать, с кем я пью и что покупаю.

В пригороде и дышалось легче. Я встал перед конюшней. Запах конского навоза все еще лучше, чем топленый жир. Я подошел ближе к стойлам и неуверенно спросил у старика на скамье:

— Вы торгуете конями?

Он пожевал соломинку, передвинул ее языком из одного угла рта в другой. Причмокнул:

— И меринами, и кобылами, коль у вас деньжата есть.

Я заглянул за его плечо, присмотревшись к товару. И похлопал по кошельку — монеты послушно зазвенели.

— Показывайте.

Самый мирный город Воснии не мог похвастаться добрыми ценами.

— Энтот, третий слева, уходит за два десятка. Гордость Крига! Точнее, наших пород, а еще точнее…

Я не слушал бормотание старика. Все, что я делал в Криге, — кривил душой. Удивительно, что мое сердце еще бьется после того, как я его не слушал.

Бьется ли?

Из всех скакунов мой взгляд привлек лишь один. Я подошел ближе.

Белый. Почти такой же, какого я украдкой вывел из отцовских конюшен, чтобы проверить, насколько быстро мчится чистокровный жеребец. Я потер старый шрам на руке. Крепко мне тогда досталось.

— Вон тот, что в яблоках, — лучший для турнира. Спокоен, как валун. Послушнее, чем шлюхи Его Величества…

— А как звать этого красавца? — я кивнул на денник перед собой.

Старик пожамкал губами, то ли вспоминая, то ли прикидывая, как бы завысить цену.

— Карий.

Я протянул руку. Светлый нос ткнулся в мою ладонь.

— Но он же белый?..

— Как уж есть, молодой господин, — развел старик руками. — Я вам не враль какой.

«Хорошо хоть, что назвали не Беляком», — усмехнулся я.

— Мерин-полукровка, норов шелковый, сам целехонький, без изъяну… Мать с воснийских низин, коли знаете тамошнюю породу, а отец со степей здешних, дикарь. Мягкая спина…

— Сколько?

Старик явно рассчитывал мне продать того, что подороже. И не мог найти рукам место.

— Вам в поход, хозяйство, на бой? Для приплоду уж не выйдет…

— Я знаю, что такое «мерин». — Я вздохнул и стал объяснять, для чего мне нужен скакун: — В поход — точно. Про бой — как пойдет.

— Тогда присмотритесь-ка вот к кому…

Старик уже собрался всучить мне вороную кобылу, но я одернул его:

— Значит, изъян все-таки есть. Рассказывай, — я стал говорить грубее. — Не хочу шею свернуть по дороге. Или этого возьму, или уйду. Другого не жди.

Мой собеседник явно раздумывал, можно ли надуть человека с правом на меч и при этом уцелеть.

— Одна беда — с водой не дружит, — дернул плечами старик. — Коли не пойдете вброд или спешитесь на мосту, то мелочи…

За «мелочи» цену мне почти не скинули.

Я докупил то, что требовалось в долгий путь. Оплатил постой для Карего от пяти дней. Оставил почти все, что взял с собой.

Дорого? Все еще дешевле, чем если бы я остался в Криге на еще одну зиму.