Интервью

А К (2024)

Всему, что у неё есть, Инга была обязана лишь самой себе и никому более. И в том, чего у неё нет, она так же не винила обстоятельства. В целом, жизнь удалась, только крепкой семьи не получилось. Ну и ладно. Она довольна тем, к чему пришла на сегодняшний день. Интервью в рамках цикла статей о героях современности должно было стать вишенкой на торте, заслуженным признанием её заслуг, но вместо этого беседа с юным амбициозным журналистом оборачивается началом конца. ******************************************************************************* Действие происходит в альтернативной вселенной, где Советский Союз не только не распался, но и преумножил своё величие, переродившись в сверхгосударство Русь.

Глава 2

Сознание возвращалось медленно и рывками. Я почувствовала грубоватую ткань обивки щекой, и вновь провалилась в небытиё, потом на каком-то крутом повороте, я съехала по сидению вперёд и, ленясь пошевелиться, недовольно думала о том, что требуется маневр, способный откинуть меня назад. Сделать над собой усилие не получилось, и вновь задремала. Когда наконец я пришла в себя окончательно, то поняла, что машина стоит на месте, припаркованная в тени, а солнце уже высоко над горизонтом. Непозволительно высоко.

Я села и потрясла головой, пытаясь отогнать сон. Что чёрт возьми это было. Я видела ребёнка с глазами Андрея! Это невероятно! Надо ему сказать. Я оглянулась и только тут поняла, что нахожусь в салоне одна.

По телу пробежал неприятный холодок, мгновенно смывая сон. Он ведь мог уйти, даже не прощаясь, даже не оставив записки. Зачем? Итак понятно и место встречи, и условно конечный пункт назначения. Мне бы оставалось только найти документы и сесть за руль, добраться за два дня через полстраны и улететь в Таджикистан. Документы к этому располагали.

Знакомый конверт лежал на переднем сидении поверх бесформенного пакета, вероятно с вещами. Я тяжело вздохнула, подавив слёзы. Нет времени раскисать, в самом деле. Я знаю, что делать.

Но было безмерно неохота надевать штаны поверх грязного белья и лезть за руль. Потом ехать ещё неизвестно сколько часов до того, как попадется подходящий мотель, где можно будет поесть, переодеться и принять душ.

План в голове был, и сработал бы даже без телефона с ГИС-системой. Опыт многочисленных командировок по стране позволял примерно прикинуть расписания транспорта и маршрут. Элементарный навигатор старого поколения на машине поможет добраться до ближайшего крупного города, и один перелёт плюс восьмичасовой путь на поезде или машине позволит мне успеть к вечеру второго дня в пункт назначения, даже со всеми накладками расписания и прочими перипетиями, которые могут случится в дороге.

Я на несколько секунд задумалась, не слишком ли мы перемудрили. Гораздо проще улететь из Внуково. Или хотя бы прилететь в Терехово из небольшого окружного аэропорта, надеясь, что за те часы, которые я проведу в ожидании рейса, никто не обнаружит меня по новым документам.

Нет, страховаться нужно как параноик, максимально. И новые документы уж лучше не светить без необходимости. Если девушка родом из Таджикистана слетает из одного мелкого аэропорта в другой это пройдет незамеченным, а вот перелёт в международный аэропорт тут же поставит эту гражданочку на карандаш. Скорее всего это никак со мной не свяжут, но всё равно кто-то из мафии скорее поищет концы, просто чтобы выслужится, любой бы умный цеплялся б за соломку. А тут достаточно сравнить фото со своей базой нежелательных лиц просто из излишнего рвения. Это первое, что сделает ретивый новичок. И будет прав, чертовски прав.

Тяжело вздыхая, я с неохотой натянула мятые брюки и полезла на переднее сидение, не выходя из машины. Вряд ли Андрей оставил меня спать под камерами, но всё же. Противный чужеродный холод не отпускал, и каждое действие давалось с ощутимым усилием. “Ещё не всё” — напомнила я себе, рисуя в воображении неряшливый пляж Негомбо и почти нырнула туда, но вовремя остановилась. Сил нет, я не ела, и когда поем непонятно, а опрометчивый бессмысленный рывок на год вперёд отправил меня в нокаут почти на полдня, лишив возможности даже объяснится с Андреем. Теперь уже нельзя рисковать по пустякам. Только вопрос жизни и смерти, но не ради уверенности в завтрашнем дне. Не ради девчаковых капризов. Я нарисовала себе в воображении картинку счастливой парочки на берегу океана и постаралась в неё поверить.

Подняла глаза на лобовое стекло, с надеждой обозревая окружающее пространство. От супермаркета прямо ко мне ковылял субтильный парнишка, закутанный в джинсовую куртку. Я сфокусировалась на его лице, пытаясь понять, не опасен ли он. Всё же прямо к машине направляется.

Андрея я не узнавала, наверное, целую минуту. Сначала разглядела в чертах что-то знакомое, потом вспомнила парнишку-журналиста и только затем почувствовала всплеск радости. Не бросил. Всё будет хорошо.

Я торопливо переложила конверт в бардачок, а пакет бросила на заднее сидение. Он тяжело и неуклюже плюхнулся на водительское место и запрокинул голову назад, тяжело дыша, как будто не просто прогулялся неторопливо, пусть и по жаре, а пробежал супермарафон. Я приблизилась и поцеловала его в уголок губ, немного преодолевая себя — сейчас он казался совсем чужим и почти ребёнком. И почувствовала запах крови.

— Ты ранен? — я обеспокоенно дёрнула полу куртки, но он не дал распахнуть, прижав мою руку к себе. И я послушно замерла, с резко возросшим беспокойством следя за беспорядочным биением его сердца.

— Всё в порядке, — соврал он уверенно.

— Ну что за чертово лицемерие? Мы же оба понимаем, что это не так.

— Я не в лучшей форме, — тяжело вздохнув, признал он и переложил мне на колени бумажный пакет, который сжимал в другой руке, — тут пара пирожков и кофе. Настолько сладкий, какой я только смог найти. Я туда всю сахарницу высыпал и на меня орала продавщица.

Он с трудом приподнял голову и беспомощно улыбнулся.

Достав немного расплескавшийся кофе из пакета, я принялась старательно размешивать сахар пластиковой ложкой, которая гнулась, не выдерживая движение сквозь весьма солидный слой сахарной кашицы. Андрей и правда постарался.

— Ты не в лучшей форме, но? — повторила я, возвращая разговор к более насущной проблеме и вгрызаясь в мясной пирожок с запахом кофе.

— Рана перевязана…и я… в порядке, — он опять выдохнул чрезмерно тяжело, — Это совершенные пустяки, пуля прошла на вылет. Кости целы и крови… было совсем немного..

— Но есть нюансы? — просто мысль вслух. Я обреченно смотрела как он закрыл глаза и побледнел. Совсем неестественно, как полотно, — конечно, это тело гораздо слабее того, к чему ты привык в прошлой жизни.

— Инга, я не взял его поносить, я в нём жил все эти годы, конечно, оно сильное. На столько, на сколько может быть! Кроме воли и разума есть ещё и некоторые биологические пределы. Тело ограничивает. — он опять сделал вынужденную паузу, чтобы отдышаться, — оно проигрывает… на десять сантиметров в росте и почти на двадцать килограммов в весе… Я тяжелее переношу потерю того же объёма крови. Просто биологически. Извини.

— Намного тяжелее, — констатировала я очевидный факт с тяжёлым выдохом, разглядывая совершенно белое лицо подростка, который по нелепому стечению обстоятельств и был моим любимым мужчиной.

Наверное влиял и слишком юный возраст, и усталость бессонной ночи. Внутри пробежал мерзкий холодок от осознания того, что моя ошибка вынудила его не спать. А теперь уже ничего не исправить. Знакомое чувство неумолмой неизбежности медленно оседало горьким свинцом внутри. Это ощущалось совсем не так панически, как в юности, но в два раза горше, оттого что повторялось вновь.

— Значит, перелезай назад и отдыхай, — я выплёвывала все мысли наружу, уже не подвергая их никакой критике, просто тараторила и думала вслух, — улетим вместе, или уедем, просто далеко уедем. В Сибирь, в глушь, ты восстановишься и попробуем ещё раз. После взрыва. А пока найдём место подальше. У нас огромная страна, почти полмира…

— Треть, — обрубил снисходительно он и спохватившись, добавил — Хотя со всеми территориями теперь действительно выходит половина.

— Они не могут и не станут разрушать все территории, весь континент, мы уедем очень далеко, до нас волна не дойдет. Улетим потом. Или сейчас на машине в Казахстан. Улетим за границу оттуда.

— Кто они? Как будто мафия пустит нас в сухопутку. Границы под контролем почище аэропортов.

— Значит, выждем чуть и уйдём пешком.

— Надо просто дать тебе сказать,да? — он невесело усмехнулся и замолчал

— Наркотропы, у нас есть опыт, мы пройдём.

— Биосканеры.

— Не может быть, что везде.

— И у Государства, и у Мафии хватит сил закрыть границу сплошной линией, а значит, это уже сделали и те, и другие.

— Не могли, — я продолжала спорить по инерции, упрямство и умение находить выход никогда не подводили, а значит, получиться и сейчас. Но Андрей просто зашел с другой стороны

— Ты потратила все силы, чтобы глянуть вперёд почти на год и увидеть нашего ребёнка, — устало прошептал он

Я утратила пыл и мгновенно сжалась, ожидая вполне справедливых нотаций.

— Я знаю…я…

— И как он? — перебил Андрей и совершенно неожиданно улыбнулся типичной “отцовской” улыбкой, равно неподходящей ни прошлому суровому воину, ни этому хрупкому подростку.

— Прекрасен, как и все младенцы, — справившись с эмоциями, нашла я достойный ответ.

— Вот и нигде ты не ошиблась, как считаешь, всё было сделано верно. Или будет сделано.

— Это было просто…

— Безумием, да. Не перебивай пожалуйста, — он вздохнул и наконец посмотрел на меня, — Твои видения верны. Не знаю, как это работает, но им я доверяю, потому и продумал всё от обратного, а не как ты считаешь, спланировал заранее. Я не думал разделяться с самого начала. Хотел стартануть на машине во Внуково и лететь оттуда милой интернациональной супружеской парой. У меня узбекский паспорт, а мусульмане частенько не расписываются в ЗАГСе. Ты могла бы быть моей русской женой. Но в парандже. Как же я смеялся, узнав что ты…таджичка. Такая запретная любовь. Так гораздо веселее получается. Ну ладно.

Когда ты сказала, что в своём моменте улетала из Терехова, и в итоге одна, я понял, что этот план будет разрушен обстоятельствами. Придумал новый, где я в одиночку лечу из Внукова, а ты направляешься в Новосибирск, раз этот финал для тебя благополучен. Но потом уже в ночи, когда не смог привести тебя в сознание, понял, что не получилось бы у меня тебе так соврать, глядя в глаза. Значит, Внуково почему-то стало недоступно и я всё-таки решил попробовать маршрут через Терехово. Договорился с тобой но,… — он замолчал и звучно сглотнул — не смог по каким-то причинам. Я всё равно постараюсь, но ты лучше не жди, я слышал про “Аквамарин”. Как наступит час икс, если я не появлюсь, напиши на эту почту — он выложил на панель сложенный вчетверо потёртый розовый стикер. Стас отшельничает где-то в Норвежских лесах, но… напиши всё как есть… даже если не поверит, он поможет тебе найти хоть стажера-журналиста, хоть чёрта лысого.

— Если бывше-норвежские леса не пострадают от ядерной атаки…

— Если пострадают, то всё равно напиши. Кому нужны огрызки той Европы…

— Как бы то ни было, из относительно спокойных континентов остаются Африка и Австралия, если я хоть что-то смыслю в современной политике. А Стас со своими проблемами будет сидеть отшельником прямо в эпицентре конфликта, да ещё и за новым железным занавесом, по ту сторону от нас. Занавес ведь опустится?

— Сразу после первой же бомбардировки. И кто бы знал, где тогда будет Стас. А в политике ты всё равно ничего не смыслишь. Как только разнесут центра Империй, все наши республики вернуться к границам, в которых были до 90х годов прошлого века и перестанут быть частью Союза. Уйдёт Европа, и вряд ли как единое целое, скорее опять разлетится на кучу мини-стран, вся центральная Азия расколется назад и будет ожесточённо воевать между собой за крохи мнимых богатств, отвалятся и американские подпевалы. Наступит Ад на земле, а бомбить не будут разве что Антарктиду, хотя и тут может кому-то в голову взбрести поиграть в Отелло и Дездемону. Я бы прочёл тебе полноценную лекцию, но время… время. Там уже решите по обстановке, когда ты сможешь… Ещё год точно сможешь, ты видела, спокойно развивать свой дар.

— Мне всё равно категорически не хочется уезжать без тебя, — голос звучал ровно, без единой нотки обиды, не чета тем истеричным выкрикам двадцатилетней давности.

— По крайней мере, в этот раз я пойду на безнадежное дело за тебя и сына, а не по приказу Государства.

В этот раз. Как будто мне не хватило прошлого! И я сделала единственное, чтобы мог позволить мне Андрей — поцеловала его, отбросив все условности и обстоятельства, которые всегда играли против нас.

Двадцать один год назад (2009г. декабрь)

— Сейчас времени уже мало, если я вернусь, то мы не только поговорим. Нам не хватит пятнадцати оставшихся минут на что-то более существенное

Голос звучал настолько заманчиво-ласково, и я так рада была, что мы всё уже решили про нас, что остальное казалось несущественными мелочами.

Его особенности, о которых он рассказал и с которыми так и не научился нормально жить. Мой юный возраст, наша разница в целую жизнь. Работа, которая всё ещё оставалась смертельно опасной. Он же как-то выживал в своих бесконечных операциях целых восемнадцать лет, значит, сможет выживать ещё восемнадцать. Да и на пенсию уже пора при такой работе. Там и молодым непросто, и потому ребята чертовски суеверные.

Что-то царапнуло меня в этой мысли, но я слишком медленно думала. Андрей читал мои мысли по выражению лица гораздо быстрее, чем их осознавала я сама.

Он сказал “если”…

На моём левом запястье сомкнулись наручники, и руку резко потянуло в сторону.

…неосознанно последовав суеверию…

Я нехотя наклонилась вслед за рукой, пытаясь снизить болевые ощущения. Он определённо меня не жалел.

… про то, что нельзя заранее говорить “когда” или же…

Второе кольцо сомкнулось на стояке центрального отопления.

— Потому что вряд ли я действительно мог бы сказать иначе.

Ловушка захлопнулась с холодным металлическим лязгом.

Андрей ушёл, не оборачиваясь, а я могла только вслушиваться в его размеренные шаги.

Он сказал то, что и имел ввиду. Не банальное суеверие, а констатация факта. Если — событие возможное, но маловероятное.

В первый свой момент я прыгнула именно тогда, а не позже, как соврала ранее. Бессильно рванулась физически, желая остановить, и как будто продолжила движение сознанием, когда телу двигаться уже было некуда.

Я мало что понимала в творившимся хаосе. Кругом был огонь и дым, нестерпимо жарко и нечем дышать. До окон не добратся, дверь можно было найти на ощупь, по памяти, но что толку. Сил уже не оставалось, чтобы даже попытаться выбить замок. Только сползти на пол, облокотившись на неё, и прочувствовать, как меркнет сознание. Он знал, что смерть не бывает геройской, но и такая глупость….

У Стаса были запасные ключи от андреевской квартиры, и с наручниками он расправился на раз два, но сказать что-либо более определённое про своего товарища не смог.

“Это было прощание” — кричала моя интуиция. Так в итоге и получилось.

Настоящее время.

Выжимая максимум из старенькой Короллы с помятым капотом и собирая штрафы, которые уже никогда не оплатят, я всё ещё чувствовала этот чудесный поцелуй на губах и отвлекалась на дорогу только тогда, когда предвидение мне показывало картинки предстоящих страшных аварий.

На фоне через неделю расцветшего в центре Московской агломерации гриба это было совсем не страшно и даже слишком буднично. Хотя казалось бы какая разница от чего умирать?

На грани истощения мой дар опять начал позволять мне скользить чуть вперёд. Такой вид предвидения был существенно ограничен, но и много сил не отнимал.

Андрей бросил вскользь: “Уже три, постарайся успеть”, опираясь рукой на крышу машины. И, как будто оттолкнувшись, неспешно поковылял прочь, а я, стараясь не вдавливать педаль в пол раньше времени, всё равно стартовала с парковки слишком быстро, направляясь в Тамбов — самый близкий аэропорт за пределами агломерации. Москва не резиновая. Кто бы мог подумать, что небезызвестная песня попсового исполнителя времён моей юности, станет настолько пророческой. Нижний был объективно ближе к моему местоположению, но совершенно не подходил по размерам. Слишком крупный.

Преимущество мало перспективных мест в том, что туда ссылали совсем уж неперспективных людей в качестве наблюдателей. Может оказаться, что в Тамбове от мафии не окажется никого, так как в день дежурства их человек будет похмеляться. Недостаток же состоит в том, что в них чужака хорошо видно другим местным, но это всё же безопаснее, чем попасть мафии в руки.

Под вечер, оплатив комнату в придорожном мотеле и заявив о своём желании остаться на ночь и спать до обеда, я постаралась плотно поужинать в местном кафе. Мой внешний вид, даже с условием того, что вместо пиджака я нацепила спортивную куртку и кепку, всё равно был слишком шикарен для данного места, но выбирать не приходилось — остальные три были слишком крупны, чтобы не иметь от мафии своего человека, который мог и опознать свежее лицо, невзирая на поспешный небрежный маскарад. Так что приходилось с аппетитом глотать куски плохо почищенной картошки и смириться с отсутствием мяса в подливе и удивленными взглядами прочих посетителей заведения.

— Неудачный день, малыш? — какой-то шофёр хлопнул меня по плечу по-братски и плюхнулся на жалобно застонавший от такого обращения пластиковый стул.

Он принял меня за проститутку? или нет? Ну не за друга Карлсона?

— Бывало и лучше, — нейтрально ответила я

— Не грусти, может ещё и наладиться всё, — он что-то пропел себе под нос, похлопывая ладонями по почти круглым ляжкам, и, решив, что переход достаточен, уточнил, — ты сколько берёшь?

— Сегодня мимо, извини, — сказала я, придав голосу интонацию ничуть не удивлённой таким поворотом продажной девки, — месячные

— Так ведь… — он заржал, пытаясь скрыть смущение, — эта.. орально сделаешь? Но подешевле… Есть полтораха….

— Надо две, — уточнила я, — как минимум.

И откинулась на стуле, раздумывая, не поковырять ли пальцем в носу для того чтобы отвадить нежданного клиента.

— Ну нету больше, — жалобно заканючил мужик, больше похожий на колобка, чем на человека, — и ты не в форме, да и вообще, у вас что ни день, давай подороже. Я трёшку месяц назад платил за полный фул, а она вдвое моложе тебя была, между прочим.

— Схожу в душ и буду в форме, — буркнула я уже по-настоящему злясь, — кто вообще даёт вам по цене разового похода в супермаркет?

— Разовый.. не разовый, — пробурчал он, поднимаясь со стула и кряхтя при этом как старый дед, — а ты в Радугу ходи, а не в Физалисы эти ваши московские.

Он отошел к стойке, и я уже облегченно выдохнула, пока не увидела, что товарищ возвращается с двумя кружками пива. Прилипчивый чёрт.

–Ты решил, что я буду добрее после кружки пива? — уточнила я, глядя ему в глаза с бесшабашной наглостью, — Я не торгуюсь! Прайсы все чёткие!

И, схватив кружку, отпила сколько смогла на одном дыхании, намеренно заглатывая противную жидкость вместе с воздухом. Поставила кружку на стол и смачно отрыгнула. Алкоголь ударил в голову тут же. Мир как будто сделался ярче и красочней, а в голове поселилась легкая бесшабашность и я чуть было не сболтнула что-то ещё, настолько захватил кураж.

— Полтора и подвезу тебя потом. Только один менетик, пять минут займёт, не больше. Да что тут делов! Ты с какой вообще точки, московская?

— Неее, я в Витебске работаю, — брякнула я наугад, надеясь, что он не оттуда и местных девчонок не знает наперечет, — но скоро московская буду, да. А сейчас домой поехала в Волгоград.

–Землячка тем более, а ты в каком районе обитаешь? — он прищурился, может заеду к тебе, пока гостишь? Я ведь и сам домой пустой еду и трое суток простоя будет! Аванс заплатят и гульнём как положено. Я не куркулькуль, ты не думай, просто правда денег нет. А знаешь, довезу я тебя! Прямо до вокзала! и полтораха, ну давай, а? Так какой район?

— Прям у Ленина живу, — ответила я, тихо радуясь, что во время своих поездок успевала ещё и осматриваться и даже запоминать что-то, дома там такие красивые, последний этаж, окна на аллею выходят. Красотааа!

И сделала вид, что присосалась к пиву, вспоминая название района. Шлюзовой? или Ленинский? да как же его там. Из всех волгоградских я помнила только Тракторный… Тракторозаводский, но он совершенно точно находился на другом краю города.

— У меня подружайка Любка тоже в Красноармейском живёт! — обрадовался Колобок, — мож, тоже знаешь её?

— Я аж трёх Любок знаю! — уверенно заявила я заплетающимся языком и сама охренела от своего развязного поведения. Так пугающе быстро вжилась в роль. И почти представила свою незавидную жизнь в старых домах на окраине Волгограда. Что было бы если — любимая игра уставшего от сумасшедшей действительности мозга.

Была бы ли я в таком случае проституткой? Или продавщицей в местном супермаркете? Ой ли, в нашем городе жить было не лучше, и всё же я здесь. Вот только стоила ли выделки овчинка?

— Моя большая, такая как я! — тем временем продолжал собеседник, радостно поглаживая себя по необъятному животу, — а бюст какой шикарный у неё! Седьмой размер, не меньше.

Третий глоток пива пошел уже легче, но до дна кружки всё равно оставалась ещё далеко.

— Неее, тогда твою не знаю, — с сожалением выдала я и выдержав паузу добавила, — Я пойду в душ в мотеле попрошусь, подождёшь полчасика?

— Конечно, в чём вопрос-то? А потом поедем сразу, к утру уже дома будешь. Ну так что?

— Ты же пиво пил? — уточнила я недоверчиво, — как поедем?

— О, нормально, не боись, мне литруха, что водица, через два часа ни один алкометр не покажет ничего.

— Хорошо, — вздохнула я и добавила, спохватившись, — только моё пиво не пей!

— Там выветриться всё за полчаса-то, — недовольно пробурчал он, скосив взгляд на оставшуюся треть — я тебе лучше ещё одно возьму на дорожку.

В номере я обессиленно рухнула на кровать лицом вниз. И долгих три минуты предавалась фантазиям сомнительной эротичности о том, как бы я могла искать член колобка в его жировых складках, если бы мне действительно были бы так нужны эти полторы тысячи и трансфер на фуре до Волгограда. Просто мерзость какая-то! Неужели так люди живут до сих пор? Хотя в последнее время жили всё хуже и хуже… а будет ещё хуже.

Я поднялась и стала стаскивать с себя одежду. Неплохие в целом шмотки казались костюмом бомжа после того как я не снимала их почти двое суток. Намазав лицо, шею и руки дешевым автозагаром, купленным здесь же в минимаркете, я натянула целлофановые перчатки и принялась разводить краску для волос, стараясь не думать о том, что порчу многолетние труды косметолога термоядерной косметикой, на которую кожа скорее всего отреагирует самым плачевным образом.

Голова ещё слегка кружилась от алкоголя и во рту была противно от выпитого. Какая из меня мусульманка с перегаром?

Я упаковала измазанные в краске волосы в шапочку для душа и влезла в ванную. Эмаль давно уже слезла от старости, но обновлять её, конечно, никто не думал. Я встала босыми ногами на щершавую поверхность и включила воду. Есть вещи и похуже. Потный член немытого толстого дальнобойщика за щекой, например. Стоя под хиленьким напором из забившейся душевой лейки, я дважды почистила зубы жёсткой щеткой из одноразового набора путешественника. Подумав о вкусе мерзкого пива, почистила ещё, на этот раз не забыв щёки и язык. Вода из чуть тёплой уже стала совсем холодной и я, не став больше ждать, переключила её на кран, чтобы смыть краску. Промыв для верности ещё и шампунем, я замотала голову полотенцем и осторожно выглянула в коридор, где висели часы. Прошло 35 минут. Плохо, как бы колобок не потерял терпение и не отправился на рецепцию в поисках меня.

Я бросила мокрое полотенце на пол. Оно приземлилось неровным грязно-серым комком, вызвав приступ брезгливости. Всегда ненавидела это качество в людях и гордилось его отсутствием у себя. Зря-зря. Ох, зря. Жизнь в хороших условиях меняет всё. А падать больно.

Покачивая головой из стороны в сторону я трясла патлами, в которые превратилась “роскошная грива золотисто-каштановых волос”. Он должен был написать это в своей проклятой статье, Должен был!

От этой мысли сердце неприятно кольнуло, и оно в ответ неуклюже бултыхнулось в груди. Я крепко зажмурилась, выжимая из глаз собравшееся там слёзы. Не сейчас! Это просто необходимость пользоваться дешёвой косметикой их вызвала, и всё.

Я всё же провела ещё несколько минут в прострации, оправдывая эту передышку не высохшими волосами. Потом решительно подошла к зеркалу. На лицо автозагар лёг хорошо, в том смысле, что ровно и без пятен. Сам цвет был ожидаемо ужасен, да и кожа на щеках отчаянно пылала. Вот с руками всё прошло хуже, мне были очевидны все неровности и причина грязной кожи вокруг ногтей. Лишь бы никто не приглядывался. Хороший французский маникюр смотрелся явно чужеродно и вызывающе богато. Возникла шальная мысль хотя бы приглушить пилкой глянец, но я не стала. Может, достать лак и покрасить ногти поверх?

Как сработала краска было ещё непонятно, но волосы точно стали темнее. Я воткнула расчёску прямо у корней спутанных прядей и с силой провела вниз. Она ожидаемо застряла на середине. Я выпутала её сделала то же самое в другом месте с тем же результатом. Ну и ладно. всегда мечтала расчёсываться одним лёгким движением руки. И я запустила руку в сумочку, где с легкостью нашлись обычные канцелярские ножницы. Гулять так гулять! И я, раскидав волосы по двум сторонам головы, повела расчёской от корней вниз.

Нажав на расческу со всей силы, когда та застряла, обрезала натянутые волосы, как делала это на собаке с колтунами. Псина после такой стрижки неизменно получалась патлатая, но без лишней шерсти бегала по району гордая и повеселевшая, ничуть не смущаясь своего нелепого вида. Иногда нам есть чему поучиться у собак.

Я тоже получилась патлатая. И сразу куда то ушел весь внешний лоск. Из зеркала на меня смотрела абсолютно посторонняя женщина слегка за сорок. Неприязни к ней не было никакой, и жалость к себе куда-то испарилась. Я просто не могла воспринимать изображение, как своё отражение.

Вдоволь насмотревшись, скрутила волосы в жгут и собрала неаккуратный пучок, который с легкостью закрепился резинкой. Мокрые руки и плечи пришлось вытирать простыней, но мне было всё равно — спать здесь я не собиралась. Оставалось только максимально быстро добраться до аэропорта и умудриться улететь.

Я вытряхнула пакет с одеждой на расправленную кровать и начала перебирать вещи. Удобное бельё, два комплекта, один тут же натянула на себя, а второй отложила в сторону. спортивные штаны, чёрные, как и носки. Белая футболка из непонятной ткани, которая уже сейчас казалась застиранной, просторное чёрное платье без каких-либо вырезов и с длинными рукавами.

Дальше было сложнее. Мне остро не хватало телефона, мусульманская одежда совсем не та тема в которой я разберусь без дополнительной информации.

Я замерла в нерешительности, комкая в руках огромный платок. Все знакомые мне мусульманки носили что-то непонятное на голове и плечах, но как соорудить это “что-то непонятное” правдоподобно я понятия не имела. К счастью, на кровати остался ещё один предмет одежды — нечто, отдалённо напоминавшее лыжную шапку, но из другой ткани и с полностью открытым лицом, как оказалось. Я с облегчением нацепила её, а расправленный платок просто накинула на голову, перекинув один конец через плечо назад.

Крайне неудобно, но беглый взгляд в зеркало давал нужную картинку и я решила смириться. “И зачем было портить прекрасные волосы, если они всё равно надёжно скрыты?” — поинтересовалась я и тут же ответила своей возмутившейся женственности привычным уже голосом Андрея — “ всё должно соответствовать до мелочей. В аэропорту вполне могут попросить снять все головные уборы, и хиджаб не исключение”. Плюс, всю эту красоту возможно придётся скинуть в определённый момент, чтобы не напоминать клоуна среди якобы “своих”. “Буду напоминать пугало” — решила я. Приподнятое настроение вроде бы начало возвращаться, хотя хмель почти полностью отступил. Мысль об общей плачевности положения никуда не делась, но, благодаря многолетней практике, даже не портила настроение, скорее только подстегнула кураж, необходимый, чтобы решиться выйти на улицу в таком виде.

А ведь были времена, когда я всерьёз боялась даже в кино сходить в одиночестве. Я позволила смешку соскочить с губ. и он совершенно неуместно зазвучал в пустой комнате. Осознать, что ситуация намного серьёзнее, сейчас никак нельзя. На пляже в Негомбо, не раньше.

Рядом с унитазом как нельзя кстати стояло мусорное ведро. Я Быстро сгребла свои волосы в пакет и кинула на дно. сверху положила все свои вещи. В сумочке оставила только паспорт и наличные деньги, коих было ровно разрешенное к перевозке количество. Все прочие документы так же безжалостно оставила в ведре. В данном случае они играли против меня, оставляя русские ниточки.

Я сунула ноги в тапочки-миллионники и, стараясь ступать небольшими шагами, вышла из номера. На часах была половина восьмого. В аэропорт следовало прибыть до десяти, чтобы иметь хорошие шансы улететь.

План был достаточно хиленький. Вся моя решимость основывалась только на том, что я видела успешный финал. На навигаторе в машине я успела посмотреть название ближайшего к аэропорту посёлка и собиралась назвать его как пункт назначения всем остановившемся дальнобоям в надежде, что кто-то из них довезёт. Оттуда пешком оставалось дойти около четырёх километров. Такой путь вполне можно осилить даже в тапочках.

Если никто не стартует в ближайшее время, то оставался только автостоп, который для мусульманской женщины по моим понятиям неприемлем совершенно. Интересно, а для мусульманской бабушки? По паспорту мне было 45. Очень соблазнительно было сделать документы, по которым я моложе, но это был бы слишком предсказуемый ход. Так что, смирив недовольство, я выпросила паспорт “постарше”.

На парковке стояло четыре фуры и три из них пустовали. Водитель одной из них, тот самый колобок, всё ещё сидел за столиком и тоскливо смотрел в окно. перед ним стояла батарея пустых кружек. Я чуть сгорбилась и засеменила к последней.

— Здравствуй, не подбросишь немного в сторону Тамбова пожилую женщину? — спросила я щупленького мужчину с ранними залысинами

— Не, мать, я на Москву, — разбил тот мои надежды не глядя — вон, Гришку попроси, он в баре сидит, толстый такой, сегодня как раз туда.

Я медленно пошла в сторону кафе, пытаясь сообразить, что делать дальше. Обращаться к Грише явно не стоит. Он может и не узнает меня, увидев, но вполне может разобраться при близком соседстве в машине.

Можно было плюнуть на предосторожности и уехать на многострадальной королле, но тогда весь маскарад с переодеваниями летит прахом. Кто-нибудь вспомнит, на чём приехала я и может вполне разгадать маневр. Или решит, что моё новое “я” угнало машину. Тем более, она действительно угнана.

Я подошла к подъехавшей на заправку Ладе и без особой надежды на успех поинтересовалась у семейной пары:

— Вы в сторону Тамбова?

Они отсутствие надежды вполне оправдали:

— Попутчиков не берём! — брезгливо отрезала женщина, прячась за мужа.

Я отошла, не тратя время на дальнейший диалог. К стоящей поодаль блестящей ауди с молодым пареньком за рулём даже соваться не стала.

— Тут маршрутки из Москвы периодически заправляются, спросите. если места будут, они возьмут, — сказал мне мне заправщик, помахивая пистолетом.

— Благодарю, — ответила я ему, и медленно отошла в сторону, чтобы у него не возникло желания продолжать беседу.

Спустя сорок минут мне повезло, и я села-таки в маршрутку, заплатив символические сто рублей водителю. Женщина, которая сидела у окна, учуяв запах моей косметики, демонстративно отодвинулась и стала махать рукой перед лицом. Ну ничего, всего сорок минут ехать. Я с наигранным тяжёлым вздохом уселась поудобнее и стала смотреть через водительское окно. Главное, не пропустить поворот. На картах я присмотрела пару ориентиров, теперь опознать бы их на местности. С водителя станеться про меня забыть просто проехать мимо.

На кассе в аэропорту на меня посмотрели странно — ещё бы, обычно люди берут билеты через интернет и заранее — но подобрали перелёт без проблем. Прямых рейсов не было, в Омск летали раз в неделю, и как раз вчера, пришлось лететь через Волгоград. Зачем вообще нужны самолёты из Тамбова в Волгоград?

Представитель Мафии в наличии был, но стоял ко мне спиной и вообще вёл себя расслаблено — всё время или курил снаружи или лениво переговаривался с охраной на входе. Тем лучше для меня.

Самым тяжёлым в эту ночь было ожидание — без телефона возможностей развлечься в аэропорту было маловато — три плаката и один ларёк. Я решила стоически изображать знаменитое восточное спокойствие, села поближе к окну и уставилась невидящем взглядом на скучный пейзаж взлётного поля. После того как улетел самолёт в Москву, оно было совершенно пустым, если не считать уставшего работника, лениво гоняющего метлой пыль туда-сюда. Тот факт, что человек просто изображает работу, был очевиден — никакого собранного мусора рядом не наблюдалось, движение равномерное, из стороны в сторону, перемещение по полю совершенно хаотичные.

Я несколько раз проваливалась в свои не самые приятные мысли, но сразу же себя одёргивала. Было всё сложнее отметать тот факт, что я бегу из обречённой страны. Все эти люди умрут, пока я буду загорать на берегу океана. Может, не все. Пара молодых парней — лет 25, не более — живо обсуждали отдых в Тайланде. Они ждали рейс на Новосибирск, который улетит на полчаса раньше моего, но явно были на взводе.

Для них это первая поездка. Было заметно, что ребята волнуются, столько незначительных мелочей они пытались угадать в своей беседе. Достануться ли им удобные места, сколько раз будут кормить в полёте и чем, куда идти после высадки. Как правильнее будет спросить по-английски что-либо, и какие фразы им действительно имеет смысл построить в голове. Тут же проверяли в переводчике и спрашивали друг у друга, яростно споря на счёт произношения. Как будто тайцы говорят лучше.

В первый раз за границу я летала в 2015 году. Со своих денег старательно накопленных с предыдущих зарплат. Это был мой первый отпуск, который мне разрешили отгулять в феврале, когда жизнь на объекте совершенно замерла и делать стало почти нечего. Я тоже ужасно боялась и бесконечно задавала себе те же вопросы. Мои губы шевельнулись сами собой, беззвучно отвечая на вопрос одного из ребят “А как спросить, где находятся стойки туроператоров?”.

— Смотри, молится, — шепнула девочка-подросток своему отцу, — надеюсь, она не взорвёт наш самолёт?

— Оставь, — лениво-насмешливо протянул тот, — она скорее всего просто узбечка, приехавшая в Россию заработать. Посмотри, глаза косые?

Я, стараясь не спешить, закрыла лицо платком и утонула в кресле глубже, как будто собиралась подремать. Мне не нужно, чтобы меня помнили и замечали.

— Вроде,да. — неуверенно протянула девочка шепотом, — да, точно да, ещё темно карие.

— Точно, не надо бояться, — ответил папа, зевая совершенно расслаблено.

Я моментально посчитала в уме когда девчонка родилась, и старательно поразмышляла о том, откуда родом её страх. Основной пик нашествия террористов-смертников случился ещё до её рождения. Да что там, последний раз, когда я видела, чтобы подобный случай упомянули в новостях хотя бы мельком, примерно совпадал с вычисленной наугад датой. Ошибиться я могла лишь на пару-тройку лет, и то скорее отодвинув дату рождения девочки на более ранний срок. Кто-то в её семье пострадал при таком теракте? Или она слышала в детстве какой-то чрезмерно эмоциональный диалог родителей на эту тему? Я почти придумала невероятно трагическую историю о девочке, которая получила подобную моральную травму в раннем детстве, вследствие чего повышенный интерес привёл её к отношениям с человеком, оказавшимся замешанным в террористических действиях. В конце истории она становилась смертницей и совершала теракт.

На самом деле, судьба девочки была скорее всего куда трагичнее, если они летят не за границу. Очень захотелось спасти весь мир. Предупредить правительство или просто встать посреди улицы и настойчиво рекомендовать людям бежать. Их это не спасёт, меня — похоронит.

Жалко было всех людей, многочисленных вроде бы друзей, коллег, Андрея. Жалко себя и только вчера зачатого сына. Так запросто, с первого раза после стольких лет метаний и сомнений во всём — в мужчинах, себе, государстве, даже в собственной фертильности. Так легко и так… не во время. Горло неожиданно туго стянула невидимая удавка. Так, что невозможно было вздохнуть. Я поднялась и поспешно направилась в туалет.

Присев на закрытое сидение унитаза я длинно и рвано задышала, стараясь не кричать в голос. Нужно было найти успокоительное, только как? Если только спросить в аптеке не безызвестные сердечные капли, которые вовсе и не сердечные. Однако “от сердца” помогают вполне в русской манере — успокаивают.

Где то далеко сейчас полумертвый от потери крови Андрей пытается и не может покинуть страну. Ему пришлось пойти на это из-за моей забывчивости. Я попросту спала, пока он решал за нас двоих. И даже не дала ему достаточно информации. Возможно, мы бы поехали сразу, напрямик, не было б никакой необходимости разделяться, если б не риски с возвратом к брошенной машине почти сутки спустя. Можно было сразу вытащить треклятые документы. И расходовать силы рациональнее. И тогда…

Вероятно тогда мои прыжки могли бы и не показать ядерного взрыва. И стояли бы мы вдвоём, держась за руки и наблюдая своими глазами апокалипсис — невероятно красивое зрелище, которое возможно увидеть лишь раз в жизни.

Совсем недолго оставалось нам на него смотреть. Оставалось бы. Умирать не хотелось. Даже в приятной компании. Несмотря на скорбь по гипотетически погибшим, сама я чувствовала облегчение, что жива.

Много раз я ломала голову над тем, что из себя представляют мои моменты, можно ли изменить любой из них? Могут ли сами они измениться, независимо от моих действий? Хотя о какой независимости может идти речь, если я уже видела будущее и с этим знанием принимаю решения в настоящем? В минуты слабости полагала даже, что это просто мои галлюцинации, а не настоящее будущее. Сама придумала и сама воплотила. Ответов так и не нашла и продолжила пользоваться, как телефоном и телевизором. По принципу: “понятия не имею как это работает, но мне нравится”.

Приступ истерики понемногу отпустил и я, убедившись что никто снаружи не караулит, вышла к умывальнику. Стянув с головы всё лишнее, наклонилась ниже и тщательно промыла глаза водой. Далеко не факт, что поможет, но если этого не сделать, они точно жутко опухнут. И похоже это будет на алкоголика, а не на азиата, кто бы что не шутил по этому поводу.

Объявили посадку на Новосибирск, и я не спеша надела хиджаб и вышла проводить своих новых знакомых. Парни встали в очередь и нетерпеливо приплясывали в ожидании большого приключения.

Я спокойно села на свободное место и стала наблюдать за очередью, отыскивая среди них возможных охотников за моей головой. Да и откуда тут они на самом деле? Я просто слишком устала от всего этого. На душе было пусто и муторно, сидеть вот так, наедине с собой просто невыносимо.

Кое-как отмучившись в бесконечных внутренних диалогах, я наконец дождалась, когда объявили мой рейс, и тоже двинулась стоять в очереди, чтобы продолжить в самолёте то же самое. Однако в полёте неожиданно стало легче, и я попросту задремала, очнувшись только при приземлении.