Казаки. Осознание себя. Казаки, Церковь и политика

А. Дзиковицкий

Как известно, религия и политика всегда были тесно связаны и именно на этой связи были основаны все религиозные войны. Казаки – народ в основном религиозный и поэтому связь казаков с вопросами религии и политики весьма крепкая и давняя. Об истории взаимотношений всех этих понятий в основном и говорится в этой книге.

ЧАСТЬ 1

ЦЕРКОВЬ В РОССИИ

1. ЦЕРКОВНАЯ ЖИЗНЬ КАЗАКОВ ПРИ РОССИЙСКИХ МОНАРХАХ

…неизменно придерживаться старой веры […]

священников, не выполняющих волю Круга,

считать еретиками и изгонять…

«Заветы» атамана Игната Некрасова.

С первых веков христианства казаки (точнее, те их предки, которые приняли христианство) в религиозном плане были напрямую связаны с Константинопольским патриархом, которого они признавали как своего духовного владыку. И так продолжалось во времена гуннов, хазаров, Киевской Руси, Золотой Орды и первых десятилетий Московского княжества.

Интересна связь знаменитого Азовского сидения с христианской идеологией казаков в XVII веке. Напомним: Азовское осадное сидение — это взятие и затем 5-летняя оборона крепости Азак казаками, начавшееся весной 1637 года, когда армия донских и запорожских казаков в 4.500 воинов захватила эту на то время сильную турецкую крепость. Действовали казаки самостоятельно, без какой-либо помощи со стороны, зная, что это — их древняя столица.

В низовых донских станицах в присягах обществу существует и поныне и, конечно, была во времена возрождённого в начале ХХ века Донского государства клятва: «Обещаюсь помнить престол Ивана Предтечи». Церковь с таким названием когда-то находилась в Азаке (Азове). Во время Азовского сидения это был храм в ведении Вселенского (Константинопольского) патриарха. Собственно, то, что храм находился во владении мусульман, и было идеологической основой изгнания турок казаками из бывших христианских городов.

Церкви Ивана Предтечи давно нет. Иконы из неё, которые долго хранилась в монастыре в Воронеже, пропали во время Гражданской войны начала ХХ века. Но память о религиозном обосновании взятия Азака осталась, со временем даже став чуть ли не основным мотивом Азовского сидения…

Чуть позже, в 1654 году, на Казацкой Раде в Переяславле был заключён союзный договор между козацким гетманом Войска Запорожского Богданом Хмельницким и царём московским Алексеем Михайловичем. Из года в год затем самостоятельность казаков урезывалась, а власть царей возрастала. И уже во второй половине XVII века союз с Москвой не ставился генеральной старшиной под сомнение. Но, в то же время, в религиозной жизни автономия запорожцев от церковных властей в Москве оставалась незыблемой. Более того, она была чуть ли не специально демонстрируемой. Наглядным свидетельство таких независимых отношений может служить изображение козаков на самой почитаемой ими иконе «Покрова Пресвятыя Богородицы», написанной во второй половине XVII века. На ней, вопреки официальному церковному преданию, как его принимали в Москве, в нижней части картины изображены представители козацкой старшины, кошевых атаманов, гетманов. Но такая же вольность в иконописи имела место быть не только в Запорожье, но и на Дону, и даже в более позднее время.

Пришедший к власти в Московии царь Пётр I с чрезвычайным напором и жестокостью «ломал через колено» страну и общество, стремясь уничтожить все старые обычаи и правила жизни, насадив вместо них всё чужеземное, европейское и, прежде всего, немецкое. Не осталась без его внимания не только бытовая и общественная жизнь подданных, но и духовно-религиозная. Но не столько на уровне сознания, сколько в организационном плане, подражая при этом, видимо, в какой-то мере протестантским монархиям Европы. В этом ключе Пётр I взялся также за переделку церковного управления казаков. Войско Донское было лишено особого церковного статуса. Уничтожив Московскую патриархию, Пётр лично решал церковные дела (подобно английским монархам), и именным указом 2 июня 1718 года передал донские храмы и монастыри из ведения Крутицкого митрополита в Воронежскую епархию.

Получив о том грамоту из коллегии, Войско в который уже раз пришло в смущение. До того времени, по старому войсковому праву, всеми церковными делами на Дону ведал войсковой Круг и никаких епископов, как начальствующих лиц, не признавал. Однако, уступая царскому повелению, Круг согласился по церковным делам быть в непосредственном ведении Священного Синода, о чём возбудил соответствующее ходатайство.

Царь эту просьбу отклонил. Он думал, что достаточно одного его повеления, чтобы разрушить вековой уклад духовной жизни целого народа, правда, уклад своеобразный, отличный от византийско-московского, но освящённый веками. Он ошибся. Донские казаки, как и в старое время, продолжали в Кругу своём, по станицам и в самом городке Черкасске, избирать из среды своей достойных лиц и поставлять их в духовное звание, предварительно посылая их для рукоположения в другие, но не в Воронежскую, епархии.

Как особый самобытный народ, посылавший своих епископов на 1-й и 2-й Вселенские Соборы, донские казаки в течение веков усвоили и древние взгляды на церковные обряды и таинства, не отказавшись и при Петре от них, считая уже эти обряды и таинства своими самобытными. Вот почему они всегда так чуждались всего московского и позднейших наслоений в Греческой Церкви, называемой казаками «еллинской», а не истинной, апостольской. Поэтому не только Донское Войско, но даже станицы, иногда недовольные присланными им священниками, лишали их места.

Усвоив себе главные догмы Христова учения, как они были установлены первыми Вселенскими Соборами, казаки, будучи долгое время оторванными от всего христианского мира и притом считавшие себя выше и сильнее других наций, во всей остальной духовной жизни остались верными своим старым заветам. Это характерно сказалось во взглядах казаков на некоторые церковные обрядности и, в частности, на «таинство брака».

Брак на Дону даже в первой половине XVIII века считался не таинством, а гражданским союзом супругов, одобренным местной казачьей общиной, станичным Сбором. Венчание в церкви или часовне было не обязательным, хотя многие из этих союзов, после одобрения общины скреплялись церковным благословением. Развод производился так же просто, как и заключение брака: муж выводил жену на майдан и публично заявлял Сбору, что «жена ему не люба» и только. Женились 4, 5 и более раз и даже от живых жён. Несмотря на указы Петра I и его преемников, а также настоятельства воронежского епископа о воспрещении этого «противнаго» явления, донское казачество продолжало следовать в отношении брака своим старым обычаям, как это раньше делали и их сородичи, готские казаки новгородских областей.

* * *

В 1722 году Пётр I предпринял Персидский поход. Во время похода царь познакомился с гребенскими казаками. Но, общаясь с гребенцами, Пётр обнаружил, что они старообрядцы. Причём, не стали таковыми под действием расколо-учителей, а выяснилось, что церковные реформы сюда просто не дошли. Законы Софьи против старообрядцев Пётр отменил, но и сам их не жаловал, взимал с них двойной налог, приказывал нашивать на одежду позорные «тузы».

Хотя на Дон и послана была строгая грамота императрицы Елизаветы 20 сентября 1745 года о воспрещении вмешиваться в церковные дела и не допускать среди казаков этого «противнаго святым правилам» явления, как жениться от живых жён и четвёртыми браками, она не помогла делу. Казаки продолжали твёрдо держаться за свои старые устои, следуя древнему обычаю жениться и разводиться с ведения и согласия станичного Круга. Освящение этого гражданского акта церковным благословением было предоставлено совести верующих и юридического значения на Дону не имело. Брак, одобренный станичным Сбором, считался законным.

В 1762 году воронежский епископ Иоаким доносил Священному Синоду, что «казаки, под страхом наказания, запрещают своим священникам слушаться распоряжений архиерея и судят их по своему обычаю в Кругу»; а атаман Иловайский прямо писал, чтобы архиерей не смел вмешиваться в духовные дела казачьих приходов, так как причты их определяются по утверждению «казачьяго Круга и старшин».

Церковная жизнь донских казаков сохраняла известное отличие от общепринятой в Российской империи. Так, в 1765 году воронежский епископ Тихон I доносил (уже не в первый раз) Священному Синоду, что в трёх черкасских благочиниях 58 лиц самовольно определены Кругом без его, архиерейского, благословения и что беспорядки казачьих церквей (то есть не подходящих под порядки московские) исправить нет никакой возможности.

Кроме того, Тихон доносил, что «Войско Донское и ныне, самовольно властвуя, в духовныя дела вступает, в церквах в дьячки и пономари определяет и грамоты даёт. Посвящённых в стихари собою отрешает, в казаки записывает и священников (из других епархий) к себе собирает».

В 1767 году Воронежская Духовная консистория требует от Войска Донского, чтобы Войсковая Канцелярия давала команды по требованию духовных правлений к осмотру и изъятию в казачьих куренях икон, писанных не по утверждённому Священным Синодом канону, а также, чтобы «в городе Черкасске и во всех станицах разных чинов людей обязать подписками, чтобы иконописцы к писанию таких образов допускаемы не были».

В ответ войсковой наказной атаман Сидор Кирсанов 5 сентября 1767 года отписал в Военную коллегию, что «казаки Войска Донского со всеми семьями заражены расколом (так называли тогда старообрядцев. — Примечание А. Дзиковицкого) и имеют в своих домах образа не по преданиям церковным […], а по церковным преданиям образами писанными явно гнушаются. […] если привести в исполнение распоряжение преосвященнейшего Тихона по указу Священного Синода об отобрании икон чрез команды, произойдёт замешательство».

Военная коллегия, получив это донесение, рапортовала Синоду, что, «во избежание замешательств и ожесточения со стороны раскольников Войска Донского, необходимо при отобрании икон употребить приличные средства, не прибегать к помощи воинских команд, в которых находится много раскольников, и не разглашать о том народу».

Священный Синод, приняв в соображение сказанное, разъяснил, что в синодальном указе не говорится об осмотре икон в домах и о привлечении команд, да и вообще речь идёт не о раскольниках. Приказали: послать преосвященнейшему Тихону указ, чтобы «команд не требовать, икон ни в церквах, ни в домах городков и станиц не осматривать, отобрания икон не чинить и подписок не требовать».

Около того же времени священник Терновской архангельской церкви за донос о старообрядцах был станичным атаманом и казаками забит в большую колоду и отослан в Войсковую Канцелярию. Войско настаивало, чтобы воронежский епископ до детей донского духовенства не касался, «потому что духовные причётники, — как говорится в представлении, — производятся из казачьих детей». Для обучения их, а также детей священников, дьяконов «и прочих церковных детей» на Дону имелись уже школы с самого начала XVIII века. В казачьей иконописи так же, как и среди казаков на Днепре, сохранялось своеобразие. В частности, на одной иконе, написанной в начале 1770-х годов, личник изобразил стоящую на облаке (которое прогнулось) Богородицу, по сторонам от которой стоят Святитель Николай и Архистратиг Михаил. Под ними — две группы казаков, вместо положенных групп апостолов и Андрея Юродивого с Епифанием. С логической точки зрения «иконника» (иконописца) чубатые казаки вполне вписываются в образ, и тем самым событие VIII века оказывается максимально приближенным к реальной действительности.

В Донском Войске даже после присоединения его к Российской империи право казаков самим избирать себе тех священнослужителей, которые были им любы, отстаивалось неукоснительно. Так, в 1768 году «по приговору» аксайских казаков некий казак В. П. Власов, уроженец Черкасска, был представлен к посвящению в сан священника в новой Троицкой церкви. 25 октября Власов был уволен с казачьей службы и в тот же день наказной атаман Войска Донского С. Кирсанов написал преосвященнейшему Тихону прошение о назначении ктитора церкви Донской Богоматери Власова на одобренную казаками должность. 26 октября в храме Донской Богоматери отец Василий преосвященнейшим Тихоном был рукоположен в диакона, а 28-го — в иерея.

На Дону отношения казаков с Церковью были весьма своеобразны. В частности, вдовые священники на Дону служили с незапамятных времён. У днепровских казаков всегда священники в Сечи и её паланках были из монахов, и в Черкасске с запорожцами были тоже священники-монахи, а на Дону это было совсем необязательно. На Николин день на Дону освящали водку вместо воды, и разносили молящимся в храме. Подобных донским церковных обрядов и обычаев не было на всём остальном пространстве Российской империи. Общемосковских церковных порядков не было также и в епархии Сугдейско-Азовской, ведению которой принадлежали древние готаланы.

* * *

За поимку вождя восстания Емельяна Пугачёва донской полковник А. И. Иловайский грамотой Екатерины II был назначен наказным атаманом Войска Донского и награждён чином армейского полковника, а через год пожалован войсковым атаманом. Иловайский, несмотря на участие в подавлении казачьего восстания за свои права и вольности, оставался в душе истым казаком. Поэтому он старался поддерживать старые казачьи устои и оградить самобытность Войска от каких-либо нововведений и поползновений фаворитов царицы.

Подтверждением этому в делах Синода имеются донесения епископа Воронежского, что атаман Иловайский запрещает ему вмешиваться в духовные дела казачьих приходов, так как причты их определяются с утверждения «Казачьяго Круга и старшин», и даже набил колодки на протопопа Черкасского собора за то, что тот осмелился власть своего архиерея поставить выше «веча», то есть Круга Старшин. Епископ доносил также, что казачьи церкви не ведут венечных записей и метрик.

Этими донесениями объясняется многое. Атаман Иловайский не был ни изувером, ни крамольником, напротив, считался человеком просвещённым и заботился о насаждении образования на Дону и поднятии его экономического развития. Иловайский действовал так в отношении «московской Церкви» под нравственным влиянием Войскового Круга, состоявшего в то время ещё из наследников вольных казаков.

Запорожское Войско являлось идеологической, организационной и военной базой в борьбе днепровских казаков за свою самостоятельность. В какой-то мере свидетельством этого может служить написанная в XVIII веке казачья икона «Покрова» с изображением на ней совсем не вписывающегося в строгие каноны московской Церкви символа казацкой независимости — гетмана Богдана Хмельницкого.

Казаки крепко держались своего быта и по мере сил берегли свою автономию. Возможно, благодаря этому глухому сопротивлению была 5 апреля 1829 года учреждена самостоятельная Новочеркасская и Георгиевская епархия, которую специально для казаков выделили из состава Воронежской епархии, давно погрязшей в спорах и склоках с казаками в связи с особенностями церковной жизни и обрядности последних. Правительство пошло по пути, некогда намеченному в Золотой Орде, и включило в новообразованную казачью епархию Область Войска Донского, Черноморское Казачье Войско и Кавказскую Область, то есть территории проживания донских, запорожских и терских казаков.

В 1832 году в пределах Рогожской слободы в Москве прошёл знаменитый Рогожский собор, куда съехались старообрядцы со всей России, в том числе казаки. На Соборе обсуждался замысел утвердить епископство за границей, поскольку иметь своего епископа старообрядцам не разрешали власти. Дальнейшие поиски архиерея по всему миру увенчались успехом и новоизбранный митрополит Амвросий начал служить в Белокриницком епископстве на территории Австрийской империи (ныне это территория Украины), стал рукополагать в сан епископов и священников для старообрядцев.

Продолжая линию на раздробление казачества, решением правительства от 17 июля 1842 года казачья Новочеркасская и Георгиевская епархия, просуществовав всего 13 лет, была расчленена. Из её состава была выделена Кавказская епархия (на землях Черноморского Казачьего Войска и Северного Кавказа). А остальная часть Новочеркасской и Георгиевской епархии была переименована в Донскую и Новочеркасскую.

Казаки-некрасовцы, находясь столетиями в эмиграции в Турции, продолжали пользоваться «Заветами Игната». Писанный свод своих законов некрасовцы утеряли, но ещё и в ХХ веке пользовались «Заветами» по памяти. В духовной жизни «Заветы» требовали неизменно придерживаться старой веры, никонианское и греческое духовенство у себя к службе не допускать, старообрядческих священников, не выполняющих волю Круга, считать еретиками и изгонять, за богохульство убивать. Но двуперстие, старая вера только вдохновляли некрасовцев в боях, а не служили основной целью их движения. И в начале XVIII века на Дону и Кубани, и позднее на турецком Майносе религия оставалась лишь частью национальной идеологии некрасовских казаков, а не самоцелью.

Несколько иной облик приобрела община, оставшаяся в Добрудже, — «дунаки» или «хохлы», как их называли майносцы. Эти постепенно потеряли казачьи национальные черты и обратились в эмиграцию религиозную. Некрасовцы дунайской ветви принимали к себе всех уходивших с родины старообрядцев — и русских, и украинских. Поэтому впоследствии они ассимилировались с позднейшими выходцами из России, утратили язык своих предков, обычаи, фольклор, предания и песни об Игнате, его «Заветы». Не потеряли только желания называться казаками.

Со временем кубанцы-майносцы стали различаться с дунаками и по религиозному обряду. В то время как первые отказались от всякого духовенства и остались при своих начётчиках (их называют «беспоповцами»), вторые стали принимать к себе духовных пастырей белокриницкой или австрийской иерархии. В начале XX столетия среди дунаков стало распространяться «единоверие», причём их причётники рукополагались в священники московскими епископами.

2. СПАСИ БОГЪ?

Кровь казачья вовсе не водица.

Нет, ничто её не заменяет!

Опустели старые криницы.

Новые Господь не наполняет…

А. М. Долгопятов, казачий поэт ВОЦ.

«Хутора безмолвные».

Мой хороший знакомый казак А. Н. Азаренков, любитель покопаться в архивах, написал статью «Спаси Богъ?», отрывок из которой, напрямую касающийся именно казаков, я привожу ниже.

В 1881 году население по вероисповеданиям, живущее на войсковых казачьих территориях (коренные и пришлые иногородние и собственно казачье народонаселение) записано так.

Христиан обоего пола. Православных 2.756.717 человек, единоверцев 52.566, раскольников 197.737. Христиан других вероисповеданий 11.341. На тот период казачьих земель, казачьих территорий имелось 10 — по числу казачьих Войск. По переписи 1897 года войсковых казаков оказалось 2.928.842.

По статистическим отчётам за 1880 год в 10 казачьих Войсках раскольников, то есть поповцев, безпоповцев (молокан, духоборцев…), исключая, конечно, старообрядцев-единоверцев, вышло так. Приемлющих священство 155.203 человека и неприемлющих священство 36.968 человек. Тут берётся как войскового сословия (казачьего), так и других лиц, живущих на войсковых территориях.

На самый-самый конец XIX века в казачьих Войсках и Областях староверов, приемлющих священство, записано 192.51 человек. Неприемлющих священство — 92.435 человек. Статистика 1908 года даёт более точное число казаков-старообрядцев (лиц войскового сословия). В 10 казачьих Войсках дворян-староверов 672 человека войскового сословия. Казаков — 270.136 человек. Причём, в Донском Казачьем Войске казаков-недворян — 131.318 человек старой веры, так называемых «раскольников». В Уральском — 66.209 казаков, в Терском — 12.542 казака.

При этом донских казаков в процентном отношении, «раскольников» войскового сословия к войсковому населению 10,2%, а уральцев 45,9% — «раскольников» войскового сословия к войсковому населению Уральского Казачьего Войска. Заметим себе, что на 1881 год, по статистическим данным, в Уральском Казачьем Войске православных было 9.017 человек, единоверцев (православных старообрядцев) — 42.149 человек, «раскольников» (староверов) — 49.727 человек. Христиан других вероисповеданий отмечено лишь 14 человек.

В дореволюционной литературе, как правило, «староверы» именуются «раскольниками», но ещё при Екатерине II слово «раскольник» официально было рекомендовано не употреблять. Бытовало самоназвание «староверы» с прибавлением указания на принадлежность к определённой Старообрядческой Церкви. «Староверы» или «старообрядцы» подчёркивали в самоназвании древность своей веры и отличие её от веры новой. А само их название «старообрядцы», «староверы» — общее, так как течений, направлений, выделившихся в результате церковных реформ патриарха Никона, с годами стало соответственно умножаться. От Церкви новой, государственной, они на первой стадии получили имя «раскольники». Но с годами «время залечивает раны». Старые обряды признаны pавночестными с принятыми в Русской Православной Церкви.

Поместный Собор РПЦ, подтверждая постановления Временного Священного Синода от 23 апреля 1929 года, после доклада митрополита «Об отмене клятв на старые обряды», признал клятвенные запреты, наложенные Соборами 1656 (Московский Собор 1656 года) и 1666—1667 годов (Большой Московский Собор 1667 года) на древние русские богослужебные обряды и на придерживающихся их, «яко не бывшие», засвидетельствовал спасительность старорусских обрядов, отверг порицательные о них выражения и подтвердил православие русских богослужебных книг, употреблявшихся до патриарха Никона (так называемая «книжная справа», которая по факту началась ещё после Смутного времени).

Сказать иначе: в 1971 году на Поместном Соборе РПЦ утвердили постановление о равнозначности обрядов старой и никонианской традиции. Действительная реабилитация дониконовского богослужебного уклада была подтверждена на Поместном Соборе 1988 года. Так, в России и патриарх до конца лета 1917 года был запрещён! Восстановление института патриаршества произошло перед самым большевистским переворотом инда во время его.

От себя дополняю ещё или напомню читателю, что единоверие (другие самоназвания — «православное старообрядчество», «новоблагословенное согласие», «церковное старообрядчество», «духовская вера», «старообрядные приходы Русской Православной Церкви») — это приходы, где служили по старым обрядам и книгам, для которых по старым книгам ставили клириков. Движение было регламентировано ещё в 1800 году и стало официально называться «Единоверием» («Вестник „Казачий архив“» №22, сентябрь 2014 г.).

Тут особо отметим и приметим казачество. Возьмём Уральское Казачье Войско, имевшее когда-то название Яицкое, где процент староверов или, как их называли в старые времена, «раскольников» был очень и очень высок.

Внимание! После 1905 года определение «раскольники» к старообрядцам было уже вовсе не приемлемо. Но по обыкновению ещё употреблялось.

В Уральском Казачьем Войске раскольники (пишу их, как писали в конце XIX столетия) большею частью поповских согласий, «поповцы». «Поповцы — общее название старообрядцев, приемлющих священство или принимающих духовенство главенствующей Церкви. В числе же безпоповцев, если взять их общее число с «направлениями», находились раскольники, бывшие неодинаковых толков старообрядцы, а в особенности Старопоморского и Федосеевского. Разных же течений безпоповцев (беспоповцев по советскому правописанию) имелось более двух десятков.

По статистике, на конец XIX столетия в казачьих Войсках различных старообрядцев обоего пола было так. В Донском Казачьем Войске раскольников-дворян — 286 душ или человек, кому как удобно прочитать. Простых казаков — 98.341, других сословий — 2.049. Всего — 100.676. Процентное содержание войскового сословия раскольников к войсковому населению — 11,6 и раскольников ко всему православному населению 8,0. Причём, православные соединены с единоверцами. А «единоверцы», «православные старообрядцы», как мы помним, это… «правильные» староверы.

В Терском Казачьем Войске раскольников (читай «старообрядцев») дворян — 492 человека. Простых казаков — 21.830, раскольников других сословий в Войске набралось 179 человек. Всего — 22.501. Процентное содержание войскового сословия раскольников ко всему войсковому населению — 17,4 и раскольников к православному населению 18,9 (православные соединены с единоверцами).

В Уральском Казачьем Войске дворян-раскольников — 93 человека. Простых уральских казаков — 48.937, других сословий 697 человек. Всего — 49.727. Процентное содержание раскольников войскового сословия ко всему войсковому населению — 52,7 и раскольников к православному населению 97,5 (православные соединены с единоверцами). А единоверцы, напомню читателю, — это были лояльные староверы (См. об этом: «Всеподданнейший отчёт о действиях военного министерства за 1881 год», представлен Государю Императору 1 января 1883 года, СПб., тип.: Гогенфельден и Кº, 1883 г., стр. 22—25).

Следовательно. К концу XIX столетия наиболее развит «раскол» был в Войсках: Уральском (52,7% всего населения), Терском (17,4%) и Донском (11,6%). На четвёртом месте Оренбургское Казачье Войско. В остальных казачьих Войсках цифра раскольников ничтожна, причём в Семиреченском, Забайкальском и Амурском Войсках раскольников, то есть староверов, почти нет, а в Сибирском они составляли тогда лишь 0,4%. Необходимо всегда помнить, что старообрядцы — те, что единоверцы, — не относились к определению «раскольники» ещё с 1800 года.

«Спаси Христосъ» или «Спасётъ Христосъ» — обычное выражение благодарности у казаков и казачек Уральского Казачьего Войска («Сборник слов и выражений, употребляемых Уральскими казаками», издание Войскового Хозяйственного Правления Уральского Казачьего Войска, Уральск, Войсковая типография, 1913 г., стр. 69). «Спаси Христос» говорят и казаки-некрасовцы («Словарь говора казаков-некрасовцев», Ростов-на-Дону, изд-во Ростовского ун-та, 2005 г., стр. 272).

Донские казаки говорили доброжелательно так: «Спасёть Христос» — читай: заменяя спасибо. «Спаси Христос». Спаси тя Христос, родный батенька, что ты приупотчил мою пир-беседушку. А «спасибо»? — благодарить словом «спасибо» у казаков было не принято. Чаще всего отвечали и отвечают: «положи за пазуху своё спасибо».

3. СЫН ТИХОГО ДОНА — ПРАВОСЛАВНЫЙ ПАТРИАРХ ХОРВАТИИ. Часть I

Не на год — на тысячи вперёд

Флаги и знамёна развернутся.

И любой на знамени прочтёт:

«Казаки от казаков ведутся».

Сергей Горбунов.

«Казаки от казаков ведутся», 1999 год.

В одной из прежних книг из серии «Казаки. Осознание себя» уже была приведена одна глава, написанная Судьёй Всеказачьего Общественного Центра Кириллом Эдуардовичем Козубским. Теперь — его новая работа из трёх частей, посвящённая донскому казаку, священнику, затем епископу, казачьему архипастырю Всевеликого Войска Донского, митрополиту Хорватской Православной Церкви, а под конец своего земного бытия Хорватскому патриарху Гермогену, который с казачьим чувством долга и ответственности пронёс через всю свою жизнь тяжкий крест великомученичества.

Донской казак Григорий Иванович Максимов родился 22 января (н.с.) 1861 года, в станице Нагавской, 2-го Донского округа Области Всевеликого Войска Донского. Григорий был рождён в православной семье нового обряда, его отец был псаломщиком, и Григорий также избрал для себя церковную стезю. Планируя сделаться (и сделавшись) женатым священником, Григорий Максимов совершенно не мог предположить предстоявшие ему необычайную духовную карьеру и широкое международное поприще.

Будучи коренным донцом и патриотом Тихого Дона, он надеялся стать именно казачьим пастырем. Сбылось, однако, и то, и другое: и казачье пастырство, и международное поприще.

Окончив церковноприходскую школу в родной станице, Максимов в 1872 году поступил в Усть-Медведицкое духовное училище, которое закончил в 1876 году по I разряду. В 1876—1882 годах обучался в Донской духовной семинарии в Новочеркасске, которую также окончил по I разряду и был назначен к поступлению в Киевскую духовную академию. В 1886 году окончил академию со степенью кандидата богословия. Тема диссертации: «Славяно-греко-латинская академия (в Москве) и отношение её к академии Киевской и представителям нового направления русской литературы».

15 июня 1887 года Григорий Максимов был назначен псаломщиком Петропавловской церкви в Старочеркасске — прежней столице Всевеликого Войска Донского. Кратковременная служба псаломщиком являлась для образованного выпускника своего рода стажировкой. 4 декабря того же 1887 года он был рукоположен во иерея. Сначала служил в Троицкой церкви, а 5 июля 1888 года переведён в Вознесенский кафедральный собор Новочеркасска.

Следует особо подчеркнуть, что церковные службы совершались тогда во временном деревянном соборе (а каменное здание кафедрального собора возводили, со всеми приостановками и двумя обрушениями, ровно 100 лет). В 1889 году Максимов был назначен законоучителем и инспектором классов Донского епархиального женского училища и членом Новочеркасского отделения Донского епархиального училищного совета. В 1892 году — наблюдателем церковноприходских школ города Новочеркасска. А 19 марта 1894 года назначен смотрителем своего родного Усть-Медведицкого духовного училища.

При закладке училищного храма Максимов произнёс торжественную речь, опубликованную в «Донских епархиальных ведомостях». С 1896 года он был председателем Усть-Медведицкого отдела Донского епархиального училищного совета. В 1902 году, по приглашению архиепископа Владимира Сеньковского, Григорий Максимов уехал на Кавказ, где 1 ноября 1902 года стал настоятелем кафедрального собора во Владикавказе — столице Терского Казачьего Войска. 14 ноября 1902 г. он был возведён в сан протоиерея; с 4 декабря того же года — штатный член Владикавказской духовной консистории. В 1904 году назначен председателем совета Владикавказского епархиального женского училища.

В 1905 году Григорий Максимов произнёс проповедь против охвативших почти всю империю революционных выступлений (в которых активно участвовали большевики). В том же году скончалась его супруга, оставив мужу шестерых детей — от одного года до шестнадцати. Григорий Максимов в одиночку вырастил детей, все они получили образование.

В 1906 году Григорий Максимов был определён смотрителем Владикавказского Духовного училища, но в том же году назначен ректором Саратовской духовной семинарии. 21 августа 1909 года Григорий Максимов постригается в монахи под именем Гермоген, 23 августа того же года был возведен в сан архимандрита. А 9 мая 1910 года в Троицком соборе Александро-Невской Лавры Гермоген был хиротонисан в сан епископа Аксайского, викария Донской епархии. И вернулся в родные края.

Вообще же, бо́льшая часть домонашеской духовной карьеры Максимова прошла на исторических казачьих землях, будь то Области Всевеликого Войска Донского, Терского и Волжского Войск (Владикавказ и Саратов, соответственно), а также Казацкой Гетманщины (которой принадлежал Киевский округ при Богдане Хмельницком). Здесь приобрёл он драгоценные знания и опыт, очень пригодившиеся в дальнейшем, здесь Гермоген многократно мог удостовериться в существовании особого казачьего менталитета. Притом, что в конце XIX — начале ХХ века многие русские политики и чиновники (как широко известные, так и анонимные) экстраполировали полную ассимиляцию казачьего народа: ставя при своём антинаучном посыле подлую цель, с гибельными последствиями. К примеру, в 1906 году вышел циркуляр Военного министерства, по которому духовенство казачьего происхождения в ряде станиц лишалось земли на том основании, что «принявший священный сан выбывает из казачьего сословия». Это была циничная подножка, обездоливавшая (в числе прочих) и детей епископа Гермогена (в скобках отмечу, что данный циркуляр едва ли исходил непосредственно от тогдашнего военного министра А. Ф. Редигера, в целом благожелательного к казакам).

В Новочеркасске взорам епископа Гермогена предстал каменный Вознесенский собор, 5 лет тому назад достроенный и освящённый. Который стал третьим по величине православным храмом России. Все купола его были покрыты червонным золотом, а изготовленный в Чехии главный крест инкрустирован горным хрусталем. Отныне в свете яркого солнца кресты и купола собора были видны на много километров. И кафедральный собор уже получил прозвание: Второе Солнце Дона! Здесь Гермогена встретил его старый и новый начальник — архиепископ Владимир Синьковский; прежде окормлявший Северо-Восточный Кавказ, а с 16 сентября 1908 года — Область Всевеликого Войска Донского.

4 (17) октября 1911 года здесь произошло событие общедонского значения: епископ Гермоген возглавил церемонию перезахоронения в Нижнем Покровском храме Вознесенского собора останков четырёх донских героев и архиепископа Донского и Новочеркасского Иоанна Доброзракова.

«День 4 октября 1911 года в летописях Дона останется навсегда. В этот день Войско Донское торжественно чествовало память своих героев: Войскового Атамана графа М. И. Платова, генерал-адъютанта графа В. В. Орлова-Денисова и генерал-лейтенантов И. Е. Ефремова и Я. П. Бакланова.» — сообщали «Донские областные ведомости».

Ровно в 8 часов утра на вокзал прибыл траурный поезд. Как только гробы вынесли из вагона, в соборе и в монастырской церкви начался погребальный перезвон колоколов. Процессия медленно двинулась по Крещенскому спуску к Вознесенскому собору. За гробницами следовало духовенство, Войсковой Наказной Атаман Павел Иванович Мищенко (днепровский казак, герой Хивинской, Русско-турецкой, Китайской и Японской войн), донские офицеры и чиновники. На соборной площади стояли войска в пешем и конном строю, учащиеся учебных заведений. Пять гробов внесли в собор. Когда епископ Гермоген отслужил литургию, их перенесли в церковь Покрова Пресвятой Богородицы и опустили в саркофаги. Одномоментно раздались орудийные и ружейные залпы!

«Пусть память этих славных сынов Дона передается и свято хранится в отдалённом потомстве донского казачества, пусть у могил их молодые поколения учатся так же, как эти герои, горячо и беспредельно любить родной край свой, пусть у прахов этих героев донцы черпают вдохновение на верную службу Царю и Отчизне» — написал в своей книге «Герои Дона» будущий Походный и Войсковой Атаман Петр Харитонович Попов.

На другой день с южной стороны собора, вновь при огромном стечении народа, открыли памятник легендарному герою Кавказской войны Походному Атаману Бакланову, перевезённый из Санкт-Петербурга вместе с его останками. Теперь Вознесенский кафедральный собор с трёх сторон окружён был памятниками знаменитым казачьим героям: Ермаку Тимофеевичу (1904 год), Матвею Ивановичу Платову (1853 год) и Якову Петровичу Бакланову (1878 год). Наперекор подленьким интригам ассимиляторов — донские казаки утверждали себя!

В мае 1914 года епископ Гермоген был приглашён в Москву и принял участие в торжественном переложении мощей Святого Патриарха Гермогена в новую раку в Успенском соборе Московского Кремля. Так символически встретились два Гермогена. Два донских казака. Два Патриарха!

11 июля 1914 года архиепископ Владимир Синьковский был, согласно его прошению, уволен на покой, с правом управления Московским Заиконоспасским монастырём. А в Новочеркасск взамен был прислан его тёзка: архиепископ Владимир Путята, давно уже успевший прославиться своими любовными похождениями.

С самого начала 1-ой Мировой войны епископ Гермоген неделями ездит по хуторам и станицам, укрепляет дух мобилизованных казаков, помогает их семьям, успокаивает, проповедует, собирает пожертвования. В силу частой смены Донских архиепископов, сама судьба выдвигала викарного епископа Гермогена в Главные пастыри Тихого Дона.

5 декабря 1914 г. в Новочеркасск приехал Николай II. Первым делом он, согласно его дневнику, посетил «новый громадный собор». При большом стечении народа на соборной площади, Государя, подъехавшего к паперти на автомобиле, встретило всё новочеркасское духовенство. Гермоген и Владимир вручили ему 20 тысяч рублей, собранные в донских приходах на нужды действующей армии. После торжественной службы Николай II посетил несколько лазаретов и госпиталей, где лично наградил раненных казаков, а затем побывал в Донском кадетском корпусе. Возможно, что 5 декабря произошла первая и единственная встреча епископа Гермогена с Николаем II. Оба они стяжали венец святости. Но, похоже, что в разные периоды своей жизни Владыка по-разному относился к Государю.

Между тем, под давлением донского общественного мнения, Синод 10 января 1915 года произвёл ротацию. Переведя Владимира Путяту на Пензенскую кафедру, что было явным понижением. Архиепископом же Донским и Новочеркасским стал Митрофан Симашкевич… прежний епископ Пензенский и Саранский. Он был уроженцем и краеведом Подольской губернии (древней страны казаков-болоховцев). В домонашеской период своей жизни, в 1884 — 1905 годах, Симашкевич служил в Новочеркасске, в ту пору могло состояться и его знакомство с Григорием Максимовым.

Гермоген ввёл своего очередного начальника в курс огромной благотворительной работы, которую вела Донская епархия. В 1915 году архиепископ Митрофан утвердил устав Богородично-Введенского братства вспомоществования нуждающимся воспитанницам епархиального женского училища, председателем братства стал епископ Гермоген. 25 августа 1915 года, в связи с наплывом беженцев на Дон, был учреждён епархиальный комитет «по устройству быта беженцев и для попечения о военнопленных православного и греко-униатского исповедания», под председательством Митрофана Симашкевича. А епископ Гермоген в 1916 году отправился на фронт, где посетил несколько Донских казачьих полков и благословил их доблестную боевую работу. 1-ая Мировая казалась тогда необычайно суровым испытанием. Но судьба готовила нечто более страшное.

В ноябре 1916 года Гермоген участвовал в торжественном открытии Высших женских богословско-педагогических курсов в Москве. А потом… события закрутились. Трудно с абсолютной достоверностью сказать, как воспринял епископ Гермоген начало Февральской революции. Но в телеграмме обер-прокурору Синода Митрофан Симашкевич и Гермоген Максимов выразили «совершенную готовность своим горячим пастырским словом разъяснять народу, что смена власти произошла для его блага». В эти же дни на заседании градского пастырского собрания духовенства и мирян Новочеркасска была озвучена идея созыва Чрезвычайного епархиального съезда — «первого в летописях Дона свободного собрания духовенства и мирян».

Донской чрезвычайный епархиальный съезд начал свою работу 26 апреля 1917 года в Новочеркасске, в здании Донского епархиального женского училища. Участвовало более трёхсот делегатов. Съезд был санкционирован священноначалием, однако первые лица — архиепископ Митрофан Симашкевич и викарный епископ Аксайский Гермоген Максимов на его заседаниях не присутствовали. Исполняющий должность Войскового атамана полковник Евгений Волошинов поставил на съезде вопрос о необходимости оказать помощь жителям Донской области, пострадавшим от наводнения в апреле 1917-го и о сборе пожертвований на сооружение памятника свободы в городе

Новочеркасске. В обоих случаях съезд постановил «произвести сборы». На аналогичных съездах во многих епархиях были переизбраны епархиальные архиереи, так было в Петрограде и в Москве. Однако, на съезде в Новочеркасске полномочия Митрофана Симашкевича и Гермогена Максимова были подтверждены. Съезд приветствовал свержение монархии, призвал паству Донской епархии к продолжению войны до победного конца и к послушанию Временному правительству.

18 апреля 1917 года на главной площади Новочеркасска, у памятника Атаману Ермаку, прошёл первомайский митинг (так как это было 1 мая по н. ст.). Присутствовали Митрофан Симашкевич и Гермоген Максимов. В новочеркасской газете «Вольный Дон» (№12, 1917) была процитирована праздничная речь епископа Аксайского Гермогена: «За народ пострадал и Исус Христос, и с воцарением свободы начинается истинно Христово воскресение. Засияло солнце радости и наступит благоденствие мира!».

Однако, епископ Гермоген был решительным противником немедленного мира, за который теперь уже в открытую агитировали большевики. Он неизменно призывал свою паству к мужеству, к продолжению войны до Победы, и вплоть до 31 августа 1917 года был лоялен Временному правительству.

18 июня (1 июля) 1917 года Войсковой Круг, собравшийся в Новочеркасске, избрал генерала-от-кавалерии Алексея Максимовича Каледина Войсковым Атаманом Всего Великого Войска Донского. Избрал — «по праву древней обыкновенности», прерванной более двухсот лет тому назад. Гермоген Максимов и Митрофан Симашкевич сочувствовали выбору донцов. Они отслужили молебен в Вознесенском войсковом соборе и благословили Войскового Атамана Каледина на труды во благо казачества. Характерно, что в тот же день в Петрограде большевики организовали пораженческую демонстрацию, под лозунгом: «Смерть врагам народа корниловцам и калединцам!!! Да здравствует советская власть!!!». А епископ Гермоген вскоре же совершил объезд донских приходов и монастырей. В своих проповедях он призывал казаков к возрождению и защите отчизны, к деятельной поддержке суверенитета Донского войска и Атамана Каледина.

8 августа 1917 года Гермоген председательствовал на епархиальном избирательном собрании, посвящённом созыву Всероссийского Поместного собора в Москве. Делегатом собора был избран Митрофан Симашкевич.

25 октября 1917 года Атаман Каледин выступил с обращением, в котором объявил захват большевиками власти в Петрограде преступным, и заявил, что впредь, до восстановления законной власти в России, Войсковое правительство принимает на себя всю полноту власти в Донской области. А 27 октября объявил в Области Всевеликого Войска Донского военное положение. Епископ Гермоген призвал казаков к защите Атамана и Круга, к эффективной обороне Новочеркасска. И к усиленным молитвам!

26 ноября 1917 года епископ Гермоген произнёс горячую речь над гробами двадцати донских партизан, павших в боях с большевиками. Вечером того же дня, в Вознесенском войсковом соборе, Гермоген объявил анафему большевикам и их прихвостням — «как слугам дьявола»! Да, не Митрофан Симашкевич, не номинальный глава Донской епархии (который, кажется, ещё не вернулся из Москвы) — но викарий Гермоген Максимов, местный казак, истинный казачий пастырь, анафематствовал безбожных большевиков. И это почти за 2 месяца до анафемы Патриарха Тихона Белавина (который, кстати, в своём знаменитом тексте упомянул большевиков лишь в неявной форме). Однако ж, голос епископа Аксайского не был услышан ни иногородними донскими крестьянами, ни даже такими изменниками из казачьей среды, как Голубов, Миронов, Подтёлков и Кривошлыков. Хотя все они, вроде, были крещёными людьми…

3 декабря 1917 года епископ Гермоген собрал градское духовенство и приходские советы на пастырское собрание, где предложил духовенству и мирянам обсудить меры и способы, «какие можно предпринять к умирению страстей и прекращению междоусобной брани». В итоге, было принято решение совершить крестный ход вокруг Новочеркасска, с произнесением проповедей на перекрестках и площадях. Крестный ход должен был продолжаться 5 дней — с 4 по 8 декабря 1917 года. Обращаясь к духовенству и прихожанам перед началом крестного хода, епископ Гермоген указал на недавние страшные события в Ростове и Нахичевани, где «произошло грандиозное сражение между большевиками — и казаками, кадетами, юнкерами, восставшими против большевиков». Здесь кто-нибудь захочет подправить Гермогена, что это ведь большевики восстали против законной Донской власти. Однозначно — так. Но можно предположить ход мысли святителя: История повторяется. Атаман Каледин — юридический наследник Атамана Булавина. И тому, и другому пришлось восстать против безбожной тирании, тянущей жадные щупальца к Вольному Дону!

Крестный ход, организованный епископом Гермогеном, привлёк большое количество жителей Новочеркасска. Как вспоминал протоиерей Захария Лобов (будущий священномученик) — «в последний день погода была плохая, дул ветер и шёл густой снег, но, несмотря на дурную погоду, народ густыми толпами сопровождал крестный ход!»

Между тем, положение становилось всё более тяжёлым. Со всей очевидностью выявилась геополитическая незащищённость Области Всевеликого Войска Донского, даже в рамках созданного по инициативе Каледина Юго-Восточного Союза. К 1917 году Донская держава не имела ни укреплённых границ, ни рокадных дорог. Ни даже абсолютного казачьего большинства. Отсюда-то и проистекала отмеченная многими мемуаристами растерянность казачьей массы перед нежданной угрозой от враждебной массы иногородних…

Основные вооружённые силы большевиков дислоцировались в Центральной России, и буфером между ними и Доном какое-то время была Украина, владевшая Харьковским железнодорожным узлом. «Центральной Рада разрешала Каледину переброску казачьих частей с фронта на Дон и отказываясь пропустить советские войска против Каледина, благодаря чему Совет Народных Комиссаров ультиматумом от 3 декабря 1917 года объявил войну Раде. В начале января 1918 года Киев был взят советскими войсками. «Рада бежала и вернулась только под защитой немецких штыков, оккупировавших Украину» — писал Л. Д. Троцкий.

26 января (8 февраля) 1918 года Атаман Каледин созвал расширенное совещание Донского правительства. Участники констатировали невозможность, при столь неравных силах, отстоять Новочеркасск — и предлагали эвакуировать правительство и Войсковой Круг в станицу Семикаракорскую или Константиновскую:

— Новочеркасск расположен слишком на отлёте; а непосредственное общение Атамана с центральными станицами может исправить дело.

Но Каледин решил твёрдо:

— Я считаю недопустимым для Атамана бежать из столицы Донского края и скитаться по станицам. Если ничего не выйдет, то я погибну здесь, в Новочеркасске!..

И через три дня Донской Атаман Алексей Максимович Каледин (как принято считать) покончил с собой. Однако, епископ Гермоген считал факт его самоубийства недоказанным, и позднее в своём Афонском послании он писал: «Преждевременною насильственною смертью погиб лучший сын Дона, его народный герой Атаман А. М. Каледин и грязной волной большевизм захлестнул всю Донскую землю!»

При захвате Новочеркасска большевиками, 12 февраля 1918 года, епископ Гермоген был схвачен и заключён под стражу вместе с Атаманами Назаровым и Волошиновым и архиепископом Митрофаном Симашкевичем. Но вскоре он был переведён под домашний арест с усиленной охраной. После казни Донских Атаманов, большевики собирались на следующий день казнить епископа Гермогена.

Однако, 27 февраля, в ночь перед расстрелом верные казаки выкрали Гермогена из дома, а затем укрывали его в ближайших станицах, перевозя с места на место. Большевики же в бессильной злобе объявили, что «накрошат мяса из архиерея».

В конце марта 1918 года епископ Гермоген присоединился к Кривянскому белоповстанческому отряду войскового старшины Михаила Алексеевича Фетисова. На рассвете 1 (14) апреля 1918 года его отряд вступил в Новочеркасск и атаковал красных оккупантов, которые бежали в Ростов. Вместе с храбрыми фетисовцами вернулся в казачью столицу епископ Гермоген! Правда, уже 17 апреля 1918 года Фетисов был вынужден покинуть Новочеркасск под напором численно превосходящих краногвардейцев. Но ненадолго! Отступив на ближние острова у Заплавской станицы, Фетисов провёл перегруппировку повстанческих сил и закрепился на островах. 22 апреля 1918 года казаки-фетисовцы нарекли делившего с ними все тяготы Гермогена казачьим архипастырем Всевеликого Войска Донского. 23 апреля 1918 года к фетисовцам присоединился вернувшийся из Сальских степей отряд Походного Атамана генерала П. Х. Попова, завершившего свой легендарный Степной поход 24—26 апреля 1918-го упорными боями за Новочеркасск. А пришедший из Румынии отряд полковника М. Г. Дроздовского помог очистить Донскую столицу от большевиков! И 26 апреля епископ Гермоген отслужил праздничную литургию в Войсковом соборе.

28 апреля (ст. ст.) общее собрание членов президиума Временного Донского правительства и делегатов от станиц и войсковых частей объявило себя Кругом спасения Дона. Владыка Гермоген открыл молитвою заседание Круга.

3 мая 1918 года Круг Спасения Дона избрал Донским атаманом генерала Петра Николаевича Краснова и принял его программу создания суверенной Донской республики, которая получила официальное имя «Всевеликое Войско Донское». Владыка Гермоген благословил Петра Краснова на атаманский пернач. Круг спасения Дона провозгласил Гермогена Максимова епископом Донской армии и флота. В тех чрезвычайных обстоятельствах постановление Круга было абсолютно легитимным. Оно не было опротестовано архиепископом Митрофаном Симашкевичем, а пленённый большевиками Патриарх Тихон Белавин не имел технической возможности санкционировать или не санкционировать назначение.

В Российской империи главным священником армии и флота был протопресвитер всего лишь в сане протоиерея — однако ж, 3 мая 1918 года Дон официально отделился от Российской империи. То есть: ни одна инстанция (ни церковная, ни гражданская) не опротестовала и не могла бы опротестовать провозглашение Гермогена епископом Донской армии и флота!

В новом качестве Гермоген продолжил свою прежнюю практику посещения фронтов. Он обращался к казакам и казачкам с проповедями и воззваниями, помогал церковными доходами организации Молодой армии ВВД и без устали призывал донцов держаться старых заветов и защищать своё возрождённое государство.

4. СЫН ТИХОГО ДОНА — ПРАВОСЛАВНЫЙ ПАТРИАРХ ХОРВАТИИ. Часть II

В центре — владыка Гермоген, по левую руку от него стоят легендарные кубанские генералы А. Г. Шкуро и М. А. Фостиков. г. Белград, 1936 г.

Дон по руслу древнему течёт

И назад ему не возвернуться,

А в народе заповедь живет:

«Казаки от казаков ведутся».

Сергей Горбунов.

«Казаки от казаков ведутся», 1999 год.

Круг Спасения Дона в мае 1918 года провозгласил отца Гермогена (Максимова) епископом Донской армии и флота. В новом качестве владыка Гермоген продолжил свою прежнюю практику посещения фронтов. Он обращался к казакам и казачкам с проповедями и воззваниями, помогал церковными доходами организации Молодой Армии ВВД и без устали призывал донцов держаться старых заветов и защищать своё возрождённое государство.

И повсеместно ужасающие картины представали его взорам! «Всё лежало в Войске Донском в обломках и запустении. […] Церкви были поруганы, многие станицы разгромлены, и из 252 станиц Войска Донского только 10 были свободны от большевиков», — писал П. Н. Краснов в своей книге «Всевеликое Войско Донское» («Архив русской революции» И. В. Гессена, т. 5, Берлин, 1922 г.).

«Там, где в пределах Всевеликого Войска Донского были или находились большевики, там всюду полное разрушение жизни, обращённое прежде всего на православных пастырей и православную Церковь. Святые храмы или разорены, или осквернены, или поруганы. Святыни православные подверглись и подвергаются всяческому кощунству… Над пастырями Церкви Донской производятся всякие издевательства и насилия… вплоть до мучений, напоминающих собою страдания первых христиан… Таких пастырей Донская Церковь насчитывает до сего времени почти до полусотни, о многих мучениках-пастырях ещё не собраны сведения ввиду разобщённости целой половины епархий с городом Новочеркасском, столицей Всевеликого Войска Донского», — писал Митрофан Симашкевич Константинопольскому патриарху Герману V (письмо было процитировано в книге: Б. П. Кандидов «Религиозная контрреволюция 1918—1920 гг. и интервенция. Очерки и материалы» — М., 1930 г.). «Язвы гвоздинные на теле Родного края!» — восклицал «Донской соловей» Фёдор Крюков.

Военный епископ Гермоген, объезжая фронты и станицы, вселял мужество в казаков, призывая их завершить освобождение родного края и уврачевать его язвы. Письмо Митрофана Симашкевича Герману V во многом основано на фактах, собранных Гермогеном в его поездках.

22 января 1919 года епископ Гермоген отслужил в Вознесенском войсковом кафедральном соборе, при стечении огромного числа молящихся, заупокойную литургию по случаю годовщины мученической смерти первого Донского партизана Василия Михайловича Чернецова. После литургии была совершена панихида (донская газета «Часовой» — 1919 г., 22 января).

То было жестокое время очередного массированного наступления красных на Донские юрты. И новые партизанские отряды уже создавались в оккупированных округах. Память полковника Чернецова вдохновляла их на борьбу с насильниками-большевиками!

7 (20) апреля 1919 года епископ Донской армии и флота Гермоген опубликовал Пасхальное послание:

«Берегитесь чада мои духовные, тех, которые в священных ризах обращаются к вам вместо креста с кровавым ножом и оружием в руках, ибо они не воинствуют за Христа, но за нечестивого, стремящиеся прельстить вас и отравить души ваши! Берегитесь всех тех, которые говорят о свободе под красной звездой, ибо там нету свободы, там только бедствие и несчастье. В их временном царствии владеет только одна свобода — хула на Бога Вседержителя, Его Воскресшего Сына и Духа Святого.

В христианской любви братском прощении, возлюбленные братья и чада наши духовные, поздравим друг друга с радостным Пасхальным приветствием — Христос Воскресе!». Это воистину огненное послание донской пастве — в судьбе самого Гермогена оказалось ПРОРОЧЕСКИМ.

19—24 мая 1919 года в Ставрополе-Кавказском, по инициативе протопресвитера Добровольческой Армии Георгия Шавельского, состоялся Юго-Восточный русский церковный Собор, на котором было сформировано Временное Высшее Церковное Управление Юго-Востока России (ВВЦУ ЮВР). Вплоть до возвращения из Австрии Киевского митрополита Антония Храповицкого, председателем ВВЦУ ЮВР был Митрофан Симашкевич. Собор наделил ВВЦУ ЮВР почти всей полнотой церковной власти, впредь до восстановления связи с патриархом Всея Руси Тихоном, после чего ВВЦУ ЮВР должно было сложить свои полномочия и самораспуститься.

На Соборе было принято решение о преобразовании Приазовского викариатства Екатеринославской епархии в Ростовскую и Таганрогскую епархию, которую возглавил епископ Арсений Смоленец. Таким образом, каноническая территория Екатеринославской епархии уже не включала в себя земли Всевеликого Войска Донского.

После Ставрополя, заседания ВВЦУ ЮВР проходили в Екатеринодаре (5 июня — 6 июля), в Новочеркасске (18 — 20 июля и 23 — 24 августа) и в Таганроге (7 — 10 августа 1919). В самом конце декабря 1919 года (или уже в январе 1920) ВВЦУ ЮВР переместилось в Новороссийск, а оттуда в Севастополь.

На рассвете 28 июля/10 августа 1919 года начался знаменитый Мамантовский рейд — блестящая и трагическая страница казачьей истории… Гордо реющий в советском тылу сине-жёлто-красный флаг Всевеликого Войска Донского… Торжественный колокольный звон… Ночное зарево взорванных мостов!.. И объятые ужасом комиссары!..

В 1984 году в серии «Пламенные революционеры» вышла книга Н. М. Давыдовой «Выбор оружия» — биография Александра Вермишева, большевика, комиссара и сатаниста. Этот гнусный и, в общем-то, малозначительный субъект был 2 сентября 1919 года казнён казаками-мамантовцами в городе Елец. Однако, в книге Давыдовой был опубликован уникальный исторический документ: приветственная телеграмма епископа Гермогена — генералу К. К. Мамантову, отправленная в августе 1919 года:

«С чувством глубочайшего умиления прочитал сообщение Ваше о последних блестящих победах Донской конницы над богопротивными супостатами. Уже видны ярким светом блистающие главы древних храмов Первопрестольной. Уже слышен радостный торжественный звон Великого Ивана, уже несметными толпами собирается народ на площадях и улицах Москвы, уже ликует Кремль, вознося молитвы и благословение от гробов святителей, нетленно в них почивающих, — то народ православный встречает своих избавителей…

Дерзай же, славный генерал! Дерзайте, храбрые донцы!

Есауловской станицы казак, военный епископ Гермоген».

Здесь, конечно, можно обратить внимание на фактическую ошибку. Что Гермоген был казаком Нагавской станицы, а не Есауловской. Однако, эта путаница встречается и в других источниках, включая трёхтомный «Казачий словарь-справочник», составленный Г. В. Губаревым и А. И. Скрыловым (США, 1966 — 1970 гг.). В нескольких статьях словаря-справочника Гермоген именуется то нагавским, то есауловским казаком. Вполне возможно, Гермоген вручил секретарю неподписанный текст приветствия, а тот по ошибке сказал телеграфисту, что военный епископ Гермоген является казаком Есауловской станицы. Сомневаться же в подлинности телеграммы нет оснований. Ибо вся стилистика — его!

Мамантовцы не дошли до Москвы, не достигли цели, поставленной перед ними донским командованием, не наступили на горло большевизму. О причинах неудачи до сих пор спорят…

1 сентября 1919 года Гермоген в сослужении донского духовенства освятил в Новочеркасске, на месте расстрела большевиками в феврале 1918 года атаманов Назарова и Волошинова, площадку под строительство храма в честь иконы Божией Матери «Нерушимая Стена». Предполагаемый храм наречён был «Храмом Спасения Дона» (Донская христианская мысль. 1919 г. №38/39). Увы!!! Он так и не был достроен.

23 сентября 1919 года на Юго-Восточном Соборе обсуждался — и был отклонён как «несвоевременный» — проект создания самостоятельного викариатства на севере Донской области (с охватом тех округов, которые имели железнодорожное сообщение с Новочеркасском лишь через «внешний» Царицын). Предполагалось же, что новое викариатство возглавит Гермоген. Но вскоре он получил совсем другую епархию.

В ноябре 1919 года ВВЦУ ЮВР вплотную занялся проблемой Украинской Автокефальной Православной Церкви. Архиепископ Екатеринославский и Мариупольский Агапит Вишневский был запрещён в священнослужении «за учинённый им на Украине раскол» и сослан в Балаклавский Георгиевский монастырь. На освободившуюся таким образом Екатеринославскую кафедру был назначен Гермоген.

Часть украинских националистов склонна обвинять ВВЦУ ЮВР в бездушном формализме, в отрыве от реалий Гражданской войны, а Гермогена — в чисто человеческой непорядочности. Но в отношении Гермогена это не так, а в отношении ВВЦУ ЮВР — не совсем так. Ибо следует вспомнить, что 2 января 1919 года Агапит Вишневский торжественно встретил триумфатора Симона Петлюру, въехавшего в Киев на белом коне. Возглавив в тот же день Синод Украинской Православной Автокефальной Церкви, Агапит запретил поминовение за богослужением патриарха Всея Руси Тихона (Белавина) и митрополита Киевского Антония Храповицкого…

Эти обстоятельства не помешали Агапиту явиться через 5 месяцев на Юго-Восточный русский церковный Собор — где почётным, а потом и реальным председателем стал как раз Антоний Храповицкий! Можно спросить: ну, а на что Агапит вообще-то рассчитывал? Причём, для Гермогена особо неприятным был тот факт, что Агапит Вишневский активно поддержал восстание Симона Петлюры против гетмана Павла Скоропадского. Гетман был надёжным союзником донского атамана Петра Краснова. Ведь именно возрождённая Гетманщина, включившая в себя в 1918 году часть бывших земель Слободского Казачьего Войска, в 1651—1765 годах в состав Гетманщиы не входившего, контролировала Харьковский железнодорожный узел и, таким образом, прикрывала Землю Всевеликого Войска Донского с наиболее угрожаемого северо-западного направления. К тому же, некоторые видные петлюровцы (тот же Владимир Винниченко) на момент антигетманского восстания были в сговоре с большевиками. Вследствие чего это восстание и проторило большевикам путь на Киев, на Харьков, а через Харьков — на Верхний Дон! Но, как бы там ни было, а посетить свою новую епархию Гермоген не смог. Ибо в Екатеринославе в конце 1919 года хозяйничал Нестор Махно — который тогда тоже был союзником большевиков…

В самом конце 1919 года, перед оккупацией большевиками Новочеркасска, Гермоген покинул донскую столицу и ушёл в отступ, тогда как Митрофан Симашкевич решил остаться на Дону. «В декабре 1919 года Гермоген, вместе с сыном-гимназистом и келейным дьяконом на обычной телеге отправился из Донского края на Кубань под охраной 1-ой сотни Донского Кадетского Корпуса, переживая и голод и холод, как и многие тысячи беженцев. Но бо́льшая беда таилась в измученных душах людских, которые уже ни во что не верили, а ещё были и те, кто имел наживу на горе человеческом, несмотря на наступающий большевисткий ужас…

Прибыв в Новороссийск, где уже находилось Высшее Церковное Управление на Юге России, епископу Гермогену было дано место на больничном пароходе «Владимир» среди тифозных больных, в качестве судового священника. 14 марта 1920 года «Владимир» вышел в Крым, но, получив новое распоряжение, направился в Константинополь (Стамбул), а оттуда в Солунь (Салоники), где и были сняты раненные и часть больных, а остальные (до 2-х тысяч) отправлены на угрюмый остров Лемнос, где владыка Гермоген и поселился в военной палатке. Остров Лемнос стал той землёй, где владыка провёл первые свои полгода после потери горячо любимой Родины.

По его инициативе здесь была освящена палаточная церковь в память Вознесения Господня, потом создана школа для детей беженцев. Весть, что среди русских беженцев на острове находится православный русский архиерей скоро распространилась по Лемносу. Произошли встречи и совместные сослужения литургий с греческим православным духовенством. «Необыкновенно праздничным было шествие к митрополиту Лемноскому Стефану с большим церковным хором, регентом которого был Сергей Жаров. Великим духовным утешением послужило это в безотрадной изгнаннической жизни для владыки Гермогена», — пишет казачий историк Юрий Милекесов.

Здесь необходимо добавить, что именно Гермоген добился высадки тяжелобольных казаков не на Лемносе, а в более комфортабельных Салониках.

Известно, что в июле 1920 года владыка Гермоген отказался служить панихиду по Николаю II. И тогда её провёл протопресвитер Георгий (Шавельский) — но уже по «гражданину Романову», а не по Государю. Доподлинно неизвестно, как Гермоген аргументировал свой отказ. Не исключён и такой вариант, что владыка в те дни уже готовился к тайному отбытию с Лемноса на Афон. Ибо почувствовал настоятельную потребность в молитвенном уединении.

А на Святом Афоне епископ Гермоген неожиданно появился в августе 1920 года. Он приплыл туда на вёсельной лодке — в нарушение наложенного греческими гражданскими властями запрета на посещение Афона иностранцами. Притом, что сама Афонская «монашеская республика» против зарубежных гостей не возражала…

Владыка Гермоген поселился в скиту Новая Фиваида Свято-Пантелеймоновского монастыря. Владыка установил тёплые личные отношения с настоятелями многих афонских обителей: Свято-Пантелеймоновского монастыря — архимандритом Мисаилом, Свято-Андреевского скита — архимандритом Митрофаном, Свято-Ильинского скита — архимандритом Иоанном, скита Новая Фиваида — иеросхимонахом Ионой, сербского монастыря Хиландар — архимандритом Митрофаном и болгарского монастыря Зограф — архимандритом Владимиром.

Часто Гермоген проводил службы в различных храмах Святой Горы. И неустанно размышлял над трагическими казачьими судьбами…

Между тем, в ноябре 1920 года из Крыма на кораблях Врангелевского флота эвакуировался в Константинополь основной состав ВВЦУ ЮВР во главе с митрополитом Антонием Храповицким. В декабре 1920 года ВВЦУ ЮВР было преобразовано во Временное высшее церковное управление за границей (ВВЦУЗ). В самом конце 1920 года из Константинополя в Королевство сербов, хорватов и словенцев (КСХС) был направлен секретарь ВВЦУЗ Е. И. Махароблидзе для переговоров о переезде российских иерархов и перенесении ВВЦУЗ в пределы КСХС. Махароблидзе встретился с проживавшим в банатском городе Бела-Црква архиепископом Евлогием Георгиевским (будущим сталинистом), в январе 1921 года они были приняты новым Сербским патриархом Димитрием Павловичем.

Патриарх Димитрий любезно предоставил в распоряжение митрополита Антония Храповицкого патриарший дворец в городе Сремские Карловцы — бывший центр упразднённой 12 ноября 1920 года Карловацкой патриархии. На заседании 19—21 апреля 1921 года ВВЦУЗ приняло окончательное решение о переезде в Сремские Карловцы. А в ноябре 1921 года в Сремские Карловцы прибыл с Афона епископ Гермоген — для участия в I Русском Всезаграничном Церковном Соборе, вошедшем в историю как Карловацкий Собор…

Из Сремских Карловцев владыка вернулся на Афон. И, как мне удалось установить, именно на Соборе епископу Гермогену удалось «навести мосты» с атаманом Петром Красновым. Который к тому времени проживал в Германии и уже вынашивал идею создания боевой организации «Братство русской правды».

На Афоне владыка в канун нового 1922 года (по старому стилю) составил «Архипастырское воззвание к донским казакам епископа Гермогена (Максимова)», которое затем распространялось в форме листовки в районах проживания донской диаспоры. В самом начале воззвания Гермоген упомянул опубликованное немногим ранее открытое письмо атамана Краснова:

«Донцы! Слышали ли вы голос вашего бывшего Атамана? Слышали ли вы этот боевой плач седого Казака, испытанного трудами боевой бури генерала Краснова? Читали ли вы открытое к вам письмо, горькими слезами и казачьей кровью написанное? Слышали и читали. И я, ваш архипастырь, слышал, а недавно и прочитал это письмо Донского Атамана.

Как оно правдиво изображает наше тягостное положение, вольные сыны Дона! Какой смелый и, однако, осуществимый рисует оно план нашего освобождения от тягостных оков рабства. И вот я, Гермоген, милостью Божьей епископ Донской Армии к вам обращаю Архипастырское слово моё. Христолюбивые Воины! Христом Богом прошу я вас, умоляю во всем последовать его совету, исполнить в точности все то, что указано вам в письме».

Данный план Краснова не был реализован. Сводился же он к тому, чтобы «войти в тесную неразрывную связь с Армией генерала Врангеля» (Краснов к тому времени начал переписку с Врангелем) и открыто, без прежних отсылок к Учредительному собранию, выдвинуть лозунг реставрации монархии.

В этом воззвании владыка Гермоген сделал упор на монархические чувства, которые тогда питали многие (П. Н. Краснов, многое сделавший для создания суверенного Донского Казачьего Государства, находясь в эмиграции, вынужден был призывать становиться под монархические знамёна). Владыка говорил: «Путь, указанный им для захваченной когтями сатаны дорогой Родины нашей, Великой и Славной России, а с ней и милого всем донцам отца нашего Батюшки Дона Тихого, единственно верный.

Только этим путём можно восстановить некогда великую и грозную, а ныне в прах поверженную Российскую Империю, укрепить в Ней Веру Православную и возвратить попранную власть Помазанников Божиих в руки законных, Богом венчанных Царей наших Православных.

Только этим путём вы можете возвратить себе прежнее вековое, Царями Русскими вам дарованное достояние ваше и стать полными хозяевами ваших станиц и хуторов, ваших степей и займищ «со всеми выгонами и угодиями»».

Здесь кстати будет вспомнить общий печальный контекст. К 1921 году Белое движение уже понесло огромные потери, почти вся территория Российской империи была порабощена большевиками. Погибли десятки легендарных вождей — Духонин, Караулов, Чернецов, Каледин, Бардиж, Назаров, Волошинов, Бирюков, Корнилов, Дроздовский, Марков, Мамантов, Колчак, Каппель, Калмыков… среди них были убеждённые республиканцы и убеждённые монархисты. 6 февраля 1921 года чекистская пуля настигла Оренбургского Войскового Атамана Александра Ильича Дутова, республиканца до мозга костей… В поисках потенциальных лидеров многие казачьи патриоты всё чаще вспоминали Михаила II. Долговременное отсутствие официальных подтверждений его казни (в отличие от расстрела Николая II) порождало слухи об иной, не столь трагичной, судьбе Михаила. Его доблестное имя вдохновляло на борьбу Белых подпольщиков Крыма (начало 1918 года) и Западной Сибири (начало 1921 года). В Восточной Сибири енисейский казак Иван Соловьёв назвал его именем свой Горно-партизанский отряд. И 21 мая 1921 года барон Унгерн-Штернберг издал приказ №15 «русским отрядам на территории Советской Сибири», которым объявил о начале похода на захваченную большевиками территорию. На своём знамени барон изобразил вензель Михаила II. А 29 мая 1921 года в Баварии начал работу Первый монархический съезд русских эмигрантов (который торжественно открыл будущий сталинист Евлогий Георгиевский)… Именно таким и был общий настрой на 1 января 1922 года.

«На Россию направление. Ей надо помочь встать и воскреснуть. Её, родную, на путь истины направить, с Нею жить и Ей помогать, как помогали Ей наши герои: Ермак Тимофеевич, Атаман Межаков, что с Князем Пожарским в смутные годы шёл спасать Москву и первым положил на Земском Соборе писание о природном царе Михаиле Феодоровиче, как помогали Атаман Платов и грозный Бакланов и все те, кто служил по-казачьему честно и строил наш прекрасный Тихий Дон» — призывал Гермоген. Вместе с «направлением на Россию», напоминая прежние исторические заслуги донцов, владыка пробуждал казачью национальную гордость. Замечу, что выражения «помочь встать и воскреснуть», «на путь истины направить» подразумевали Россию МЛАДШИМ партнёром Всевеликого Войска Донскаго.

А далее епископ Гермоген подробно перечислил новейшие исторические заслуги Атамана Краснова: «Вы знаете, родные, Генерала Краснова. Да и как Донцам не знать его, родного станичника, своего доблестного отца и командира?

«Скажите, родные, — пишет он вам, — там, на войне, где косила нас смерть, где добывали мы славу казачью, разве не был я с вами, и в тяжёлые дни смуты не говорил ли я вам правду и не предсказывал вам той страшной кровавой пропасти, куда несёт вас враг, не стесняющийся никаким обманом».

Как Донцам не знать своего двукратно в одном году избранного Атамана, так энергично и так талантливо начавшего свою административную и военную деятельность на Дону. Знаю Генерала Краснова на этом высоком посту Атамана Всевеликого Войска Донского и я. В жуткое время появился он на Дону. Это было в те печальные дни, когда Донские казаки, опьянённые дурманом большевистских посулов, забыли на время долг и призвание казака. В те бесславные дни, когда преждевременною насильственною смертью погиб лучший сын Дона, его народный герой Атаман А. М. Каледин и грязной волной большевизм захлестнул всю Донскую землю.

От края и до края ея призывным набатом пронеслась тогда грустная весть об этой неожиданной смерти. Образумились казаки. Поняли они, куда ведут их большевики и дружным натиском изгнали из родного края красных насильников. Собралися тогда Донцы «во единый Круг, думушку задумали единую и всенародною молвою избрали Атаманом своим» Каргинского Казака боевого генерала Петра Николаевича Краснова.

Высокообразованный, пламенный патриот, с развитым умом и твёрдым характером, он не мог не внушить к себе доверия, и я первый на Большом Войсковом Кругу приветствовал его с единодушным избранием Донским Атаманом и первый же благословил его на предстоящий ему подвиг служения Казачеству, а через него дорогому Отечеству нашему — Великой России. И как славно началось это служение. Как благотворны были труды нового Атамана. В то время, когда по всему пространству необъятной России господствовала мерзкая власть богоотступников, на поток-разграбление предавая всё достояние родной страны, на Дону трудами Атамана Краснова создано было Русское Православное Правительство с доблестным участником Ледяного Кубанского Похода, всеми уважаемым генералом Богаевским во главе, честно держащее в своих руках бразды правления. В то время, когда знаменитая на весь Божий мир Русская Армия усилиями истерически больных главковерхов была разложена, на Дону талантливыми заботами Донского Атамана была создана Донская Армия, сослужившая столь великую службу Народу Русскому в борьбе с большевиками.

Та Армия, за спиной которой на том же Дону, а затем на Кубани выросла и окрепла грозная сила Армии Добровольческой, которая в победоносных подвигах своих едва не достигла Москвы. И достигла бы, «если в момент объединения Добровольческой и Донской Армий главное командование предоставлено было генералу Краснову».

Но этого не было, этого не захотели союзники. В своих собственных интересах и во вред интересам русского народа они «категорически потребовали ухода Краснова и объединения Армии под начальством Деникина». Результат не замедлил обнаружиться. Вынужденный обстоятельствами Генерал Краснов должен был принять отставку и уйти с поста Донского Атамана. Вскоре же по всему фронту Добровольческой и Донской Армии началось отступление, приведшее Россию к берегам Черного моря, а затем к бегству в заморские края».

Гермоген здесь напомнил донцам про страшную язву деникинщины. Как известно, Деникин монархистом не был. Он не возражал против демократических начал, но его идеалом была централизованная модель демократии, то есть более-менее формальная модель с сильным центром и слабыми регионами. Деникин ненавидел Казачью государственность. В 1944 году П. Н. Краснов писал о том, что Русская республика ВСЕГДА будет несправедлива к казакам. И упомянул в этой связи, как деникинская власть «убивала рябоволов, вешала калабуховых». Монарх же российский будет (как минимум) связан сохранявшимся при его предках особым статусом Области Войска Донского и ряда других казачьих областей.

Так думал Краснов, так думал и Гермоген. Итак, монархизм — в противовес деникинщине! И, по идее, покуда был жив атаман Краснов, он являлся действенным гарантом Донской Конституции перед лицом нового царя, обязанного ему Престолом.

А дальше Гермоген напомнил донцам про печальную современность: «У нас нет больше юртовых наделов, они переданы коммунистам, а казаки, оставшиеся ещё на Дону, выселены в северные пределы России, чтобы там навсегда исчезло даже самое имя казака. Вы изгнанники в чужих землях, разбросанные по белу свету. Вы влачите жалкое существование бездомных прихлебателей. Вас нигде не жалеют; вам не дают даже подчас работы, чтобы честным трудом поддержать свою сиротливую жизнь. Для вас теперь, пожалуй, смерть более желательна, чем такая жизнь. Вот к чему привели вас те, которые обещали вам рай на земле».

Епископ Гермоген брал на себя обязательство, которое, будь только план Краснова претворён в жизнь, он бы несомненно выполнил: «А когда исполните, когда соберётся новая грозная сила, когда сорганизуется новая Донская Армия и всё будет готово на врага, тогда дайте мне знать, и где бы я ни был, я, ваш Архипастырь, готов идти с вами. Я пойду впереди вас с животворящим Крестом в руках и буду благословлять ваше победное шествие на помощь России восстановить Престол Царский, вернуть Народу Русскому его Законного Царя. И пусть на Знамёнах ваших крупными огненными, как меч Херувима, словами будет написано „Боже, Царя Храни“».

И подписался: «Ваш Отец и Богомолец Гермоген, Епископ Донской Армии. Святой Афон, Новая Фиваида»

19 мая 1922 года епископ Гермоген выехал с Афона. «Трогательное было прощание владыки с братией скита Фиваида и Пантелеймоновым монастырём и по отбытию в Сербию в начале мая прибыл в Белград, где был принят патриархом Сербским Димитрием Павловичем чисто по-родственному в своих покоях», — пишет Юрий Милекесов.

30 мая 1922 года Высшее Церковное Управление Заграницей постановило:

1) ввиду выраженного митрополитом Афинским принципиального согласия на командирование в Афины одного из русских епископов, признать за русской эмигрантской организацией в Греции права самостоятельной епархии.

2) Управление означенной епархией поручить преосвященному Гермогену, епископу бывшему Екатеринославскому. […]

4) Подчинить преосвященному Гермогену русские православные общины на острове Кипре, а также в Египте, не состоящие в ведении Управляющего военным и морским духовенством.

5) Возложить на преосвященного Гермогена архипастырское попечение о русских монастырях на Афоне.

В том же 1922 году епископ Гермоген получил в качестве повышения сан архиепископа Екатеринославского и Новомосковского. 2 сентября 1922 года Гермоген был избран членом Архиерейского Синода Русской Православной Церкви Заграницей. 8 ноября 1923 года Архиерейский синод РПЦЗ под давлением греческой стороны упразднил Епископский совет при епископе Гермогене, с оставлением его, согласно указанию митрополита Афинского, духовным наблюдателем русских православных беженцев в Греции. А после переворота в Греческом королевстве и установления республиканской власти архиепископ Гермоген вернулся в Белград. А потом переселился в сербский монастырь Раковац. Оттуда он управлял своей епархией вплоть до 1929 года.

Иногда архиепископ Гермоген печатался в журнале «Двуглавый Орёл», — органе Высшего Монархического Совета в Берлине (1921—1926). Среди авторов этого еженедельника — митрополит Антоний Храповицкий, Е. И. Махароблидзе, великий князь Николай Николаевич, П. Н. Врангель, журналист И. А. Родионов (донской казак).

5/18 октября 1924 года Гермоген подписал протокол №2 Архиерейского Собора РПЦЗ об отношении Русской Православной Церкви Заграницей к распоряжениям пленённого патриарха Тихона, в котором было сказано:

«В случае появления и в будущем времени каких-либо распоряжений Его Святейшества, касающихся заграничной Русской Православной Церкви, роняющих её достоинство, и притом носящих столь же явные следы насильственного давления на совесть Святейшего Патриарха со стороны врагов Христовых, таковых распоряжений не исполнять, как исходящих не от его Святительской воли, а от воли чуждой; но в то же время сохранять полное уважение и преданность к личности невинного страдальца — Святейшего Патриарха…».

3 мая 1925 года, в бывшей черногорской столице Цетинье (отобранной в 1918 году у династии Негошей клевретами Карагеоргиевичей), архиепископ Гермоген и Самарский епископ Михаил (Богданов) совершили епископскую хиротонию албанского архимандрита Виссариона Джувани. В дальнейшем Гермоген теоретически рассматривался в качестве возможного главы автокефальной Албанской Православной Церкви. Однако ж не состоялось. В 1929 году архиепископом Всея Албании стал Виссарион Джувани.

А Гермоген был в том же 1929 году направлен в США в сане владыки Западно-Американского и Сан-Францисского. Но вследствие тяжёлой болезни он не смог выехать в Новый Свет и вступить в должность. Гермоген поселился в сербском монастыре Гргетег. Здесь его здоровье пошло на поправку.

В 1932 году Гермоген подписал Окружное послание Собора Архиереев РПЦЗ об антихристианской сущности масонства.

В 1935 году митрополит Антоний Храповицкий предложил создать Предсоборую комиссию под председательством митрополита Анастасия Грибановского, которая занялась бы подготовкой очередного Всезарубежного собора. В комиссию вошли архиепископы Гермоген (Максимов) и Феофан (Гаврилов), протоиереи Пётр (Беловидов) — донской казак, основатель Свято-Троицкой церкви в Белграде и Иоанн (Сокаль) — (будущий сталинист).

Первоначально было решено созвать собор осенью 1936 года. Но препятствием для созыва стали проблемы материального характера. Так, на содержание Предсоборной комиссии уходило 2000 динаров в месяц, что для Архиерейского Синода было серьёзной суммой. 25 ноября 1935 года работа комиссии была приостановлена.

Митрополит Антоний Храповицкий с неизменным уважением относился к архиепископу Гермогену.

«По благословению блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого) и с разрешения Святейшего патриарха Сербского Варнавы (Росича), был образован Комитет по чествованию архипастыря Донской армии — 50-летнего юбилея служения преосвященного Гермогена. Почётный председатель Комитета — митрополит Антоний (Храповицкий) Киевский и Галицкий, а почётный член (будущий первоиерарх РПЦЗ) Анастасий.

В 1936 году в Белграде прошло празднование полувекового священнослужения владыки Гермогена. Поздравительную речь от имени сербов произнёс профессор Л. Раич — от тех, кто были воспитанники русских духовно-учебных заведений. Н. Н. Краснов огласил приветствия от Атамана Всевеликого Войска Донского, а вслед за ним полковник Н. Номикосов огласил приветственные поздравления от атаманов и казаков — Кубанского, Терского, Уральского, Оренбургского, Астраханского, Сибирского, Енисейского, Амурского, Уссурийского и от генерала Бакшеева — председателя Дальневосточного Союза. После этого вышли казачата — три мальчика в черкесках и девочка в кубельке.

Дети поклонились иерархам и девочка с любовью в голосе прочла стихотворение, посвящённое владыке Гермогену. Депутация эта весьма растрогала как юбиляра, так и всех иерархов во главе с патриархом Варнавой. Ответные речи, воспоминания о далёком ныне Доне, песни, подарки лились будто из рога изобилия», — так пишет Юрий Милекесов. Некоторые авторы утверждают, что Пётр Краснов ЛИЧНО приехал на празднование — но, по-видимому, это ошибка.

Эмигрантские казачьи организации, участвовавшие в юбилейных торжествах, ходатайствовали о награждении преосвященного Гермогена, к юбилею 50-летия священства, титулом «Митрополита Казачьих Войск в рассеянии сущих».

10 августа 1936 года в Сремских Карловцах. скончался после тяжёлой болезни Первоиерарх РПЦЗ митрополит Антоний Храповицкий. Архиерейский Собор РПЦЗ, состоявшийся в Сремских Карловцах 15—29 сентября 1936 года, избрал новым первоиерархом митрополита Анастасия Грибановского. На Соборе был переорганизован Архиерейский Синод РПЦЗ, в который архиепископ Гермоген вошёл в новом качестве представителя (фактически — куратора) епархий Дальнего Востока. Архиерейский Собор постановил отложить созыв Большого Собора до 1938 года.

4 января 1938 года Архиерейский собор РПЦЗ постановил созвать Зарубежный собор с участием клира и мирян 14 августа 1938 года. На этом Архиерейском соборе Анастасий Грибановский напомнил участникам о казачьих ходатайствах провозгласить архиепископа Гермогена митрополитом всех Казачьих Войск в рассеянии сущих. Но тут при обмене мнениями зазвучали голоса, что по вошедшему в силу Временному положению звание митрополита есть «не награда, а должность» и что возведение в сан «митрополита всех Казачьих Войск» может, ЯКОБЫ, «привести ко многим недоразумениям в епархиях, в которых проживают казаки, между епархиальными архиереями и „митрополитом всех Казачьих Войск“».

И, к сожалению и к несчастью Казачьего Народа, эти голоса получили перевес. Так узкий формализм и чёрная зависть не позволили состояться церковному объединению казачьей диаспоры. И это произошло в канун 2-й Мировой войны, когда часть старых казачьих земель была временно освобождена из-под власти большевиков, когда не только продолжали быть в Европе и создаваться на землях освобождённого Присуда казачьи общины, но и, после долгого перерыва на казачьих землях и в Восточной Европе стали создаваться казачьи вооружённые формирования. Нуждавшиеся в духовном окормлении епископами и священниками, близко и родственно знавшими казачью паству! Для этих людей митрополит всех Казачьих Войск неизбежно стал бы архипастырем и высшим церковным администратором…

Но этого не случилось! Нетрудно представить себе, что при любом резком развороте событий (какие не однажды происходили во 2-ю Мировую войну) митрополит всех Казачьих Войск вполне мог бы подняться до уровня первоиерарха возрождённой после долгих лет забвения Казачьей Автокефальной Православной Церкви (правда, вряд ли старообрядческой, поскольку сам Гермоген не был старообрядцем), но на весь мир громогласно прозвучало бы его слово в защиту Казачьего Стана, XV Кавалерийского Казачьего корпуса, всех гонимых казаков СССР, Европы, Маньчжоу-Го и Синьцзяна! Но этого не случилось…

5. СЫН ТИХОГО ДОНА — ПРАВОСЛАВНЫЙ ПАТРИАРХ ХОРВАТИИ. Часть III

Беседа владыки Гермогена с Анте Павеличем

(Загреб, 1940-ые годы).

Дедовскую память сохраним —

Пусть чубы из-под фуражек вьются.

Детям постоянно говорим:

«Казаки от казаков ведутся».

Сергей Горбунов.

«Казаки от казаков ведутся», 1999 год.

Начну 3-ю часть статьи с небольшого исторического экскурса. Который поможет лучше понять причины последовавшего в 1942 году разрыва архиепископа Гермогена с Русской Православной Церковью Заграницей (Карловацкой Церковью). При другом раскладе Гермоген мог бы войти в историю как один из иерархов РПЦЗ, незаметно окончивших свои дни в изгнании. Но судьба готовила ему иное…

Вспомним, что Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев возникло в результате 1-й Мировой войны. А первый выстрел 1-й Мировой войны был сделан в боснийской столице Сараево. Которая вошла в состав Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев в результате 1-й Мировой войны. В 1929 году король Александр Карагеоргиевич переименовал КСХС в Югославию, утверждая мнимое единство страны, которая по духу вовсе не была единой…

В сентябре 1939 года Гитлер и Сталин развязали 2-ю Мировую войну! Поначалу — в качестве союзников… Многим казалось, что бедствия начавшейся в Силезии войны обойдут Югославию стороной. Принц-регент Павел Карагеоргиевич сделал всё, от него зависящее, чтоб обеспечить твёрдый нейтралитет своей державы. Однако ж, нашлись в Белграде генералы (с интеллектом гимназиста Гаврилы Принципа), решившие «не упустить свой шанс». Вот как это было.

14 января 1941 года СССР грубо вмешался во внутренние дела Болгарского царства, направив в Софию ноту протеста против присутствия в Болгарии ограниченных германских контингентов. Из чего любой непредубеждённый наблюдатель мог сделать вывод, что пресловутый пакт Молотова-Риббентропа дал трещину. 20 января 1941 года Болгария присоединилась к Тройственному пакту Берлин-Рим-Токио. С болгарской стороны документ подписал премьер-министр Богдан Филов. А 4 февраля НКИД СССР разразился очередной гневной нотой. 14 февраля 1941 года в городке Фушль-ам-Зее (невдалеке от Зальцбурга) состоялась встреча Гитлера и Риббентропа с югославским премьер-министром Цветковичем и министром иностранных дел Цинцар-Марковичем. Была достигнута предварительная договорённость, что Югославия (по примеру Болгарии) присоединится к Тройственному пакту. Правда, Цветкович настаивал на ревизии некоторых пунктов проекта договора. Вообще же, для обеих балканских держав подобный дипломатический шаг являлся страховкой от наглого давления со стороны СССР.

1 марта 1941 года болгарский военный министр Теодосий Даскалов подписал приказ №82, согласно которому Германия могла беспрепятственно провозить вооружение через Болгарию. 2 марта 1941 года министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден вызвал в Афины британского посла в Белграде Кемпбелла и поручил ему передать конфиденциальное письмо Павлу Карагеоргиевичу. Где, в частности, было сказано:

«Греция и Турция собираются воевать на стороне Англии, а Югославия должна присоединиться к ним…». 3 марта в Болгарию были введены дополнительные германские контингенты. В тот же день СССР предложил Югославии заключить договор о дружбе и ненападении. 5 марта в Берхтесгадене прошла встреча Гитлера с принцем-регентом Павлом по вопросу присоединения Югославии к пакту. По возвращении из Германии Павел Карагеоргиевич проинформировал правительство о результатах переговоров, сказав: «Нам тяжело принимать такие решения, учитывая хорошие отношения с Англией и Грецией. Но надо спасти страну от войны любой ценой!».

6 марта княжна Мария Васильчикова (секретарша сотрудника МИД III Рейха Адама фон Тротт цу Зольца) записала в своём дневнике: «Судя по всему, надвигается кризис с Сербией».

17 марта 1941 года принц-регент Павел Карагеоргиевич тайно встретился с Гитлером и Муссолини. 22 марта Черчилль послал Цветковичу телеграмму с обещанием всяческой помощи — в обмен на вступление Югославии во 2-ю Мировую войну на стороне Англии. 23 марта 1941 года СССР повторно предложил югославскому правительству заключить договор о дружбе и ненападении — если Югославия откажется от союза с Германией! Итак, Сталин и Черчилль одновременно пытались подмять Югославию под себя. Но вот что поразительно — оба они противодействовали югославско-германскому сближению!!! Очень странная согласованность. Однако, если принять гипотезу Виктора Суворова (Владимира Резуна) о тайном сталинском плане нападения на Германию — то всё сразу станет на свои места.

В ночь на 25 марта 1941 года Цветкович и Цинцар-Маркович, по всем правилам конспирации, выехали в Вену с полустанка в Белградском предместье. В бывшей столице Австрии Драгиш Цветкович подписал 25 марта соглашение о присоединении Королевства Югославия к Берлинскому пакту 1940 года. Присутствовали Александар Цинцар-Маркович, Адольф Гитлер, Иоахим фон Риббентроп, министр иностранных дел Италии Галеаццо Чиано, японский посол Хироси Осима, представители Болгарии, Венгрии, Румынии и Словакии.

Югославское правительство поставило три условия, которые Гитлер принял без возражений:

— гарантия территориальной целостности Югославии,

— неучастие Югославии в военных акциях стран Оси,

— отсутствие на территории Югославии контингентов стран Оси и недопущение военного транзита через территорию Югославии (последний пункт не был опубликован в прессе во избежание недовольства Болгарии и Румынии).

Однако, Венский протокол так и не был ратифицирован. Его поддержала Хорватская крестьянская партия Владимира Мачека — а вот большинство сербских партий — нет. Хотя, казалось бы, Венский протокол как нельзя лучше соответствовал сербским национальным интересам. И уже 26 марта с раннего утра в ряде югославских городов прошли многотысячные митинги протеста против подписания договора с Германией. В 400-тысячном Белграде на демонстрацию протеста вышло не менее 80 тысяч человек. Один из лозунгов поражал своей безответственностью: «Лучше война, чем пакт!». По ходу было разгромлено немецкое информационное бюро. В ночь на 27 марта 1941 года группа офицеров-заговорщиков во главе с генералом Душаном Симовичем совершила государственный переворот, посадив на трон 17-летнего Петра II Карагеоргиевича, досрочно объявив его совершеннолетним и действуя от его имени.

Тронную речь Петра II за него зачитал по Белградскому радио один из генералов-заговорщиков. И в Белграде снова прошла мощная демонстрация — теперь в поддержку путчистов. Организатором этой демонстрации (а вероятно, и предыдущей) был югославский коммунист Иван Лола Рибар.

«Белград бурно отпраздновал день переворота как большой национальный праздник.… После обеда на улицах появились грузовики с какими-то суетливо-деловыми молодыми людьми… Грузовики сверху донизу увешаны плакатами и транспарантами с режущими глаз лозунгами… «Да здравствует Советский Союз!», «Требуем военного союза с Советским Союзом!», «Да здравствует Сталин — защитник Югославии!"… Лозунги не выдерживали ни малейшей критики и были в остром противоречии с элементарной логикой. Советский Союз был в это время лояльнейшим союзником Германии… Впрочем, 27 марта некогда было во всём этом разбираться. Лозунги лозунгами, а защитник, кто бы он ни был, — всегда не плохо, поэтому толпа радостно соглашается и вслед за агитаторами от всего сердца кричит «Да здравствует!»», — вспоминал ветеран НТС А. С. Казанцев в своих мемуарах «Третья сила».

Так вот. Сербский патриарх Гаврило Дожич благословил этот сталинистский шабаш! Он не мог не понимать, что путч Симовича, поддержанный коммунистами, развяжет руки антихристианским силам (как это и произошло). Не мог Дожич не отдавать себе отчёта и в том, что для тысяч белоэмигрантов этот путч станет смертельной угрозой! (и эта угроза тоже материализовалась). Вопреки широко распространённому мнению, далеко не все граждане Югославии сочувствовали российским эмигрантам. «На всём свете нет ни одного радио, которое бы столь возмутительно дискредитировало русскую эмиграцию, кроме… Белграда и Москвы!», — гневно писал ещё в 1937 году доблестный генерал Михаил Фёдорович Скородумов.

Кабинет Симовича, стремясь выиграть время при неизбежном «переобувании», подтвердил свою приверженность прежним обязательствам перед III Рейхом. Новый министр иностранных дел Момчило Нинчич (кстати, большой поклонник Г. В. Чичерина) 27 марта 1941 года посетил посла Германии в Югославии фон Хеерена и официально уведомил его о признании новым правительством Венского протокола. Тем не менее, кабинет Симовича так и не ратифицировал Венский протокол. Лукавство путчистов было очевидно для всех. Ведь, по свидетельству ветерана Русского Охранного корпуса Евгения Месснера, «бесчинствовавшая чернь оплевала на улице подле Соборного храма германского посла». По Сербии прокатилась волна немецких погромов, на улицах избивали любых немцев — и граждан Рейха, и местных фольксдойчей, а возможно, что и российских немцев. И вот на этом фоне митрополит Анастасий и глава Делегации по защите интересов русских беженцев В. Н. Штрандтман поспешили послать королю-подростку Петру II поздравительную телеграмму:

«Вознеся молитвы в Русской Церкви о здравии и благоденствии Вашего Величества по случаю принятия полноты Королевской Власти, русская эмиграция приносит свои поздравления и горячие пожелания счастливого и долгого Царствования под Сенью Всевышнего Господа на благо народа, на его процветание и славу, достойную его героического прошлого. Одушевлённые чувствами глубокой благодарности за оказанное нам братское гостеприимство в годины нашего величайшего национального горя, мы просим Ваше Величество принять выражение безграничной преданности Русской эмиграции и её стойкой верности и в будущем заветам наших предков».

Да! Анастасий не только не нашёл возможным осудить патриарха Гаврило Дожича, благословившего негодяев (не осудил Дожича и ни один из преемников Анастасия), но и сам расписался в «безграничной преданности» путчистам. И даже бывший посол Николая II в Белграде Василий Штрандтман присоединился к лакейской телеграмме!

30 марта 1941 года Штрандтман послал поздравительную телеграмму генералу Симовичу. 30 же марта правительство Симовича обратилось к Советскому Союзу с предложением заключить военно-политический союз «на ЛЮБЫХ условиях, которые предложит Советское правительство, вплоть до некоторых СОЦИАЛЬНЫХ ИЗМЕНЕНИЙ, осуществлённых в СССР, которые могут и должны быть произведены во всех странах».

Что тут сказать! С 1945 года в русскоязычной литературе укоренилось словосочетание «безоговорочная капитуляция», неточное само по себе. Ибо буквально «капитуляция» — это оглавление, то есть перечень каких-то условий. В мировой политической литературе советскому термину «безоговорочная капитуляция» соответствует словосочетание «безоговорочная сдача». Предложение клики Симовича как раз и было такой «безоговорочной сдачей». Дело пахло коллективизацией и Голодомором!

1 апреля 1941 года почти всё немецкое и итальянское население Югославии было эвакуировано из страны. 3 апреля клика Симовича выразила готовность принять на свою территорию ЛЮБЫЕ вооружённые силы СССР, в первую очередь авиацию». И кто-то считает, что это всё менее унизительно, чем Венский протокол! По свидетельству ветерана Русского Охранного корпуса Дмитрия Персиянова, в первые дни апреля югославскими властями составлялись списки белоэмигрантов, подлежавших превентивному аресту и заключению в концентрационные лагеря — только по Белграду в них были внесены 800 человек!

5 апреля в московском Кремле был подписан Договор о дружбе и ненападении между СССР и Югославией. А утром 6 апреля 1941 года, когда в Кремле только-только закончился советско-югославский банкет, — вооружённые силы III Рейха и Италии (а в дальнейшем — Венгрии и Болгарии) начали военные действия против Югославии, завершившиеся через 11 дней полным разгромом этой (будем говорить откровенно) лоскутной страны.

10 апреля 1941 года в Загребе, при участии Усташской хорватской революционной организации (УХРО), была провозглашена Независимая Держава Хорватская (НДХ). А 15 апреля в Загреб прибыл из Италии основатель УХРО Анте Павелич, восторженно встреченный загребчанами. Можно сказать, что с этого момента прекратила своё существование прежняя Югославия.

«Доктор Анте Павелич — Поглавник свободной и независимой Державы Хорватской. На Великий Четверг 10 апреля 1941 года провозглашена Свободная и Независимая Держава Хорватская! Руководство державой осуществляет Поглавник д-р Анте Павелич, коий 11 лет провёл в изгнании в Италии. Д-р Анте Павелич — крестьянский сын нашей сиромашной, каменистой Герцеговины. Ныне осуществилось желание хорватов иметь свою державу, какую имели они до 1102 года!», — писала в те дни усташская пресса.

В скором времени НДХ присоединилась к Берлинскому пакту 1940 года. Монастырь Гргетег, где проживал архиепископ Гермоген, оказался на территории НДХ. Вошли в пределы НДХ и Сремские Карловцы.

13 апреля 1941 года части Вермахта вступили в Белград. Был арестован Штрандтман (через два дня освобождён). А входивший в юрисдикцию РПЦЗ митрополит Берлинский и Германский Серафим (Ляде) отслужил в Берлине молебен «о покорении под нози христолюбивейшему вождю германского народа его врагов и супостатов!» (об этом писал в своих мемуарах Фёдор Степун). Таким образом, гражданская позиция Серафима (Ляде) была совершенно иной, чем у Анастасия (Грибановского).

14 апреля 1941 года Пётр II вылетел с Никшичского аэродрома в Афины (прихватив с собой 10 ящиков золотого запаса). 15 апреля в Афины вылетел и Симович вместе с женой и братом. Затем — через Иерусалим и Египет — Пётр II и Симович прибыли в Лондон…

По воспоминаниям Владислава Альбиновича Маевского, в апреле 1941 года Гермоген был арестован усташами, но через несколько дней освобождён. Учитывая неоднозначную личность Маевского, его плотные связи с беспринципным Гаврило Дожичем, мы не можем считать сообщённые им сведения абсолютно достоверными. Сам же сербский патриарх Гаврило Дожич был 23 апреля 1941 года арестован немцами в черногорском монастыре Острог. И вскоре переведён под домашний арест в монастырь Жича.

22 мая 1941 года приказом командующего германскими вооружёнными силами в Сербии генерала Ферстера было создано «Бюро по защите интересов и для помощи русским эмигрантам в Сербии». Его возглавил генерал-майор Михаил Фёдорович Скородумов. Человек прямой и честный, он зачастую рубил с плеча. Скородумов лишил денежного пособия (ранее регулярно выплачиваемого Делегацией по защите интересов русских беженцев, возглавляемой Штрандтманом) и митрополита Анастасия, и проживавших в бывшей Югославии членов Архиерейского Синода — архиепископов Феофана и Гермогена. Как видно, Скородумов не разобрался, что Гермоген совершенно не был причастен к составлению сервильной телеграммы Петру II.

Летом 1941 года белоэмигранты снова, как и в начале апреля, оказались под Дамокловым мечом. Первыми против германских контингентов выступили четники — приверженцы короля Петра II. Однако, многие из них побаивались немцев и создавали, скорее, видимость «сербской народной войны». Чаще они нападали на хорватские сёла, включая сёла хорватов-мусульман, если поблизости не было усташских или домобранских отрядов. Российских эмигрантов четники поначалу не трогали… только я прошу правильно понять смысл этой фразы: эмигрантов они не трогали лишь поначалу!

Но 27 июня 1941 года, то есть через 5 дней с начала военного конфликта между Гитлером и Сталиным, в Белграде был создан Главный штаб коммунистических партизанских отрядов во главе с Иосипом Брозом, взявшим себе загадочный псевдоним «Тито». Вышеупомянутый Иван Лола Рибар тоже вошёл в Главный штаб. 4 июля Политбюро ЦК КПЮ приняло решение о переходе ко всеобщему восстанию против немецких, итальянских, венгерских и болгарских оккупантов. Однако, ненависть красных партизан выплеснулась и на русских эмигрантов, которых стали вырезать целыми семьями! Генерал Скородумов в своих послевоенных мемуарах привёл цифру в 300 россиян, убитых титовцами летом 1941 года: мужчин, женщин, детей.

«В Русском доме Белграда, где находилось Бюро помощи эмигрантам, все подвалы были забиты голодными русскими беженцами! С большим трудом была создана бесплатная столовая, но это не решало проблему. Считая это своим долгом, я обратился к сербским властям с просьбой о защите русской эмиграции. Сербские власти ответили, что они бессильны что-либо сделать — „обращайтесь к немцам“. После этого я обратился к немецким военным властям. Немецкое командование ответило: „Защищайте себя сами!“ […] А тем временем ситуация в Сербии стала уже почти катастрофической: восставшие коммунисты уже подходили к Белграду, а проживавшие в городе Шабаце казаки после убийства коммунистами пяти казаков с семьями сами взялись за оружие и, сформировав две сотни под командой сотника Иконникова, отбивались вместе с немецкими частями от наступавших и окружавших их коммунистов», — вспоминал Скородумов. Добавлю к этому, что титовцами были зверски убиты есаул Максим Каледин и священник Сергий Булавин — носители прославленных атаманских фамилий Тихого Дона!

Никто из ведущих мировых политиков не желает вспоминать об этих преступлениях. Но мы должны помнить. Сейчас должны помнить. А тогда должны были действовать! И 12 сентября 1941 года генерал М. Ф. Скородумов отдал приказ о формировании Отдельного Русского корпуса, вскоре переименованного им в Русский Охранный корпус. На протяжении 2-й Мировой войны корпус несколько раз менял своё официальное название. Но в Историю он вошёл именно как Русский Охранный корпус. Охранявший эмигрантов от красной нечисти! В корпус вступили 95% проживавших на Балканах первопоходников.

29 октября 1941 года из хорватского города Осиека в Белград приехали казаки из дивизиона Собственного Его Императорского Величества Конвоя под командованием полковника Анатолия Ивановича Рогожина, терского казака. Этому человеку предстояло возглавить Русский Охранный корпус в самый критический момент его боевого пути… Конвойцы прибыли в корпус в своей старой форме и со своими штандартами. Ветераны были зачислены в 1-й полк как Гвардейская сотня под командованием полковника Николая Галушкина (кубанского казака), а хор трубачей дивизиона стал оркестром полка.

Вступил в Русский Охранный корпус и Сергей Григорьевич Максимов — один из сыновей архиепископа Гермогена, служивший регентом в русской церкви города Земуна. Он стал псаломщиком 1-го полка. То есть, даже несмотря на досадное недоразумение со Скородумовым, владыка благословил сына поддержать благое дело!

А что ещё важно здесь подчеркнуть: в первые месяцы своей партизанской борьбы югославские коммунисты активно сотрудничали с четниками. Тито дважды встречался с командиром четников Дражей Михайловичем, они обсуждали общую стратегию. В июне — сентябре 1941 года партизаны и четники провели ряд совместных операций. Уже 27 июня 1941 года (то есть в день создания Главного штаба коммунистических партизан!) титовцы совместно с четниками устроили резню хорватского населения в боснийском городе Дрвар (который вошёл в состав НДХ). А вскоре четники совместно с титовцами начали убивать белоэмигрантов!

Неожиданно для немцев позиция «немецкого пленника» оказалась для Гаврило Дожича морально удобной. Официально он теперь уже не руководил Сербской Церковью, а неофициально, через приближённых к нему духовных лиц, поддерживал четников. По его настоянию, Синод Сербской Церкви не осудил ни насилий четников против мирного населения, ни альянс четников с коммунистами, ни самый террор коммунистических партизан! И более того. В мае 1942 года служивший в Русском Охранном корпусе хорунжий Семён Бибик взял в плен сербского попа Мину — титовского агитатора с револьвером под рясой. Так сбылись пророческие слова из Пасхального 23-летней давности послания епископа Донской армии и флота Гермогена: «Берегитесь, чада мои духовные, тех, которые в священных ризах обращаются к вам вместо креста с кровавым ножом и оружием в руках, ибо они не воинствуют за Христа, но за нечестивого, стремящиеся прельстить вас и отравить души ваши!».

В июле 1941 года правительство НДХ постановило: изменить в официальных документах термин «Сербское православие» на «Греко-восточную веру». Тем самым усташская власть декларировала освобождение православной религии от этнического сербского контроля. Ни о каком угнетении православных не было и речи. Речь шла о нейтрализации нечестивого влияния Гаврило Дожича и его клевретов!

Отметим в этой связи, что митрополит Анастасий (Грибановский) счёл за лучшее поддержать Русский Охранный корпус. Вот если только это можно было назвать «поддержкой»… Итак, 26 сентября Анастасий назначил протоиерея Иоанна Гандурина корпусным священником, а иеромонаха Антония (Медведева) из монастыря преподобного Иова Почаевского в Словакии — капелланом 1-го полка. А 23 июня 1942 года вскрылся удивительный факт, о котором генерал Даниил Драценко доложил генералу Борису Штейфону (преемнику генерала Михаила Скородумова):

«Во время пребывания в Аранжеловаце священник 1-го отряда на службах молился за патриарха Сербского Гаврилу, короля и королеву. Является странным, что наши отрядные священники молятся за тех, кто поддерживает безбожников большевиков — разрушителей России, за тех, кто по радио поддерживает восстания в Сербии, то есть против немцев и нас!».

Осенью 1941 года партизаны — титовцы начали терроризировать полуостров Срем, расположенный на территории НДХ, на границе с Сербией. Архиепископ Гермоген был вынужден переехать из сремского монастыря Гргетег в лучше (на тот момент) защищённый монастырь Хопово (также на территории Срема). Впоследствии (12 апреля 1943 года, уже много спустя после отъезда Гермогена в Загреб) монастырь Хопово был взорван титовцами…

26 февраля 1942 года, выступая на заседании Хорватского Сабора, Поглавник Анте Павелич проинформировал депутатов о своём предложении учредить Хорватскую Православную Церковь. До сих пор среди историков нет единого мнения о том, кто же сделал первый шаг к созданию ХПЦ. Ряд историков утверждает, что инициатором была германская администрация на Балканах, заинтересованная в наступлении этнического мира между хорватами и сербами в Хорватии — когда можно будет передислоцировать немецкие контингенты из этой страны на Восточный фронт (Ф. Йелич-Бутич, Велько Джурич). Но среди историков и политиков также широко распространено иное мнение: будто б инициаторами были католические фанатики, имевшие дальний прицел плавно перевести проживавших в НДХ сербов в католицизм (Виктор Новак, Атанасий Евтич, И. В. Горячев). Эти две точки зрения являются взаимно исключающими — но обе они РАВНО продвигаются анти-усташской историографией! Причём, профессор Петербургской духовной академии М. В. Шкаровский одновременно поддерживает и ту, и другую версию. Вообще же, нападки на ХПЦ являются частью более широкой кампании по диффамации Усташской хорватской революционной организации (УХРО). Причём, враги и обвинители усташей (титовцы, сталинисты, четники, итальянские фашисты, британцы, Центр Симона Визенталя) сплошь и рядом противоречат друг другу почти по всем пунктам!

Научному сообществу хорошо известно, что инициаторами возрождения Болгарской Автокефальной Православной Церкви в XIX веке были православные болгары. И в наше время православные казаки ведут борьбу за создание Казачьей Автокефальной Православной Церкви. Отчего бы в таком случае не допустить, что у истоков Хорватской Православной Церкви стояли православные хорваты? Существование которых, кстати, упорно отрицают ведущие сербские политики.

В 1861 году хорватской национальный герой Евгений Кватерник (1825—1871), в письме бану (вице-королю) Хорватии Шокчевичу подчёркивал, что «в Хорватии должен быть православный Патриарх». Будучи католиком, Кватерник поддерживал чаяния православных хорватов. Евгений Кватерник был одним из основателей Хорватской Партии Права, на базе которой Павелич в 1929 году создал УХРО. 18 октября 1895 году православный хорват Марко Милеуснич, тоже член Хорватской Партии Права, напечатал в газете «Obzor» своё «Послание к тем православным хорватам, которые именуют себя сербами». «На нашу святую Православную Церковь повесили политическое знамя чуждой державы!», — негодовал Милеуснич. В 1902 году в «Обзоре» была опубликована статья, посвящённая необходимости создания Хорватской Православной Церкви. Её автор писал: «У сербов есть СПЦ, у русских есть РПЦ, значит, у хорватов должна быть ХПЦ, тогда православные хорваты будут избавлены от необходимости посещать сербскую церковь!». В 1911 году православный хорват Никола Беловучич издал в Дубровнике книгу «Триализм и Хорватская держава», где также выступил с проектом особой Церкви для хорватов православной веры.

А теперь я приведу текст парламентской речи Анте Павелича от 26 февраля 1942 года: «Нет в Хорватии никого, кто бы был против православной веры. Неправда, что Хорватское государство стремится обратить православных в католичество. Нет такой политики. Подобные действия останутся на чьей-то конкретной совести. Я лично составил циркуляр… к ответственным лицам… регистрировать переходы… и давать разрешение, только когда обращаемый совершает это по убеждению. Я сделал ударение на том, что должно быть сделано всё возможное для предотвращения любых видов насилия к кому-либо.

Несмотря на это, насилие случалось в самых разных формах — но оно исходило не от государства, а от отдельных личностей, творивших беззакония, или от официальных лиц, выходивших за рамки своих полномочий! Господа. Никто не трогает православие, но в государстве Хорватия места Сербской Православной Церкви нет. Я повторяю: это может быть не Сербская, может быть не Греческая Церковь. Почему? Потому что везде в мире православные Церкви — Церкви национальные. Сербская Православная Церковь — часть Сербского государства. Иерархия Сербской Православной Церкви управляется Сербским государством. Представители этого государства назначают Патриарха или, по крайней мере, участвуют в его избрании, и вся иерархия зависит от него: от епископа до священника. Все они зависят от сербских правящих кругов. Это так в Сербии, так было в несчастной Югославии — но так не может быть и не будет в Хорватском государстве. Всемирные Церкви, которые не зависят от государства, могут существовать в Хорватии, и такие тут есть. Но если Церковь не всемирная, тогда она может быть только Хорватской национальной Церковью, она может быть только Церковью, которая имеет полную свободу в духовной сфере и свободу совести, но во всех деловых вопросах должна находиться под контролем Хорватского государства. Поэтому здравомыслящие люди, обеспокоенные вещами духовными, должны собраться, чтобы проанализировать этот вопрос и найти удовлетворительно решение для православной веры, для благополучия людей и для блага Хорватского государства».

Эта речь произнесена была через 10 месяцев после провозглашения Независимой Державы Хорватской. Можно задать вопрос: если в усташских рядах были православные хорваты (включая таких высокопоставленных лиц, как генерал авиации Эмиль Узелац), то чего ж они так долго тянули? А ничего удивительного. Промедление было связано с новой реальностью, которую требовалось переварить. В Австро-Венгрии православные хорваты хотели канонически отмежеваться не только от Сербской Православной Церкви, но и от своих сербских соседей. А в Независимой Державе Хорватской возникла острая необходимость объединить в рядах Хорватской Православной Церкви хорватов и сербов. С тем, чтоб вывести последних из-под деструктивного влияния Гаврило Дожича, четников и титовцев. И остановить гибельное для НДХ кровопролитие!

Итак, именно католик Анте Павелич стал основателем Хорватской Православной Церкви, именно он предложил единственно возможную в том контексте компромиссную схему. Которую приняли православные хорваты. Которую сочли для себя приемлемой благомыслящие сербы. Которая не встретила серьёзных возражений ни со стороны хорватов-католиков, ни со стороны хорватов-мусульман. 3 апреля 1942 года Павелич издал распоряжение, имевшее силу закона, об основании Хорватской Православной Церкви, со статусом патриархии, с центром в Загребе. 5 апреля 1942 года в Преображенской церкви Загреба была проведена первая после долгого перерыва литургия, служил священник Васо Шурлан. Он же написал воззвание к православным гражданам НДХ с призывом переходить в ХПЦ. Оно было передано по Загребскому радио, а затем опубликовано в прессе. Начиналось воззвание словами: «Просим всех православных священников в помощь НДХ!».

5 июня 1942 года вступил в силу Церковный устав ХПЦ. Однако ж, для компромиссной церковной организации требовался компромиссный первоиерарх. Не хорват. Впрочем, на тот момент, кажется, и не было в наличии православных епископов хорватского корня. Не хорват, но и не серб. Такой архиерей вскоре был найден. Трудно сказать, кто именно первым упомянул архиепископа Гермогена. Но как только прозвучало это имя — Анте Павелич сделал решительный выбор в его пользу. И вот что показал Гермоген 26 мая 1945 года на допросе в титовских застенках, незадолго до мученической смерти своей:

«В начале весны 1942 года ко мне в монастырь Хопово приехал [сербский церковный юрист] Милош Оберкнежевич с предложением от Павелича, чтобы я и епископ Феофан (Гаврилов) учредили и организовали новую Православную Хорватскую Церковь. Он тогда сказал, что в Хорватии имеется два миллиона православных, но нет священников, поэтому было бы нужным самим заняться организацией Церкви и поставлением священников, так как без священников нет ни крещения детей, ни венчания, ни похорон. Мы двое согласились принять сделанное предложение. После нашего согласия Милош Оберкнежевич отбыл в Загреб докладывать Павеличу. В мае того же года он вновь вернулся в Хопово и предложил мне стать во главе всей Хорватской Православной Церкви с титулом митрополита. Епископу Феофану было предложено принять пост Сараевского епископа, но он отказался от этого предложения из-за того, что рефлектировал, что я буду глава Православной Церкви в Хорватии. Вскоре после моего отъезда он уехал в Белград, где умер 2 июня 1945 года […]

После моего прибытия в Загреб я был принят на аудиенции Павеличем. Он мне сказал, что я назначен главой Хорватской Православной Церкви и чтобы я как можно скорее занялся её организацией. Тогда он мне сказал, что нужно взять в нашу Церковь новый календарь, так как это будет лучше для школы и праздников. 7 июня было моё торжественное поставление митрополитом, которое происходило в Преображенской церкви. Там присутствовали священники, участвовавшие в богослужении: Евгений Ержемский, иеромонах Платон, Серафим Купчевский, иеромонах Вениамин Романов, Йоцо Цвеянович, Васо Шурлан, из Земуна был приглашён протодьякон Алексей Борисов. На чине поставления присутствовали Павелич и министры. Перед богослужением мне был прочитан декрет, который прочитал министр богословия Думанджич, которым я ставился митрополитом Хорватской Православной Церкви».

В этой цитате заслуживают особого внимания два момента:

1). Епископ Феофан (Гаврилов) умер 18 июня 1943 года. Здесь же указана ошибочная дата 2 июня 1945 года — то есть после происходившего 26 мая 1945 года допроса.

2). В литературе иногда встречается утверждение, что Гермоген был возведён в сан митрополита патриархом Румынским Никодимом (например, так утверждают М. В. Шкаровский, Андрей Кураев, Илья Горячев и другие). Однако ж, осветив на допросе обстоятельства своего поставления, Гермоген Никодима не упомянул.

Приняв должность первоиерарха Хорватской Православной Церкви, Гермоген взвалил на свои плечи огромный груз и вызвал на себя шквал звериной ненависти со стороны самых разнообразных политических сил! 6 июня 1942 года митрополит Анастасий обнародовал гневную резолюцию. За возглавление Автокефальной Православной Церкви Анастасий немедленно исключил казачьего архипастыря из Архиерейского Синода РПЦЗ. За «удар по братской Сербской Церкви» (то есть, по лукавому Гаврило Дожичу) он назначил над Гермогеном церковный суд (который, впрочем, так и не состоялся). При этом, предрешая судебную санкцию, Анастасий назвал действия Гермогена «каноническим преступлением». Всю информацию о действиях Гермогена Анастасий получил из хорватской прессы. То есть, он даже не предпринял попыток лично связаться с заслуженным архиепископом!

Нетрудно догадаться, что Анастасий торопился. Он запретил Гермогена в священнослужении за день до его поставления в митрополиты Хорватии! Однако ж, в любом случае, резолюция Анастасия не имеет канонической силы. Ведь на момент её подписания Гермоген уже принял предложение Павелича возглавить Хорватскую Православную Церковь — и тем самым автоматически вышел из юрисдикции РПЦЗ, не теряя архиерейского статуса.

8 июня 1942 года митрополит Гермоген присягнул на верность Независимой Державе Хорватской и её Поглавнику д-ру Анте Павеличу. Вскоре Гермогеном были поставлены наместниками: Серафим Купчевский в Загребе, Николай Ружнецов в Сараево, Анатолий Парадиев в Зенице и Василий Юрченко в городе Шид.

Первоначально Гермоген проживал с ближайшими помощниками в отеле «Эспланда», а летом 1942 года ему выделили под резиденцию здание на ул. Прилаз, 71.

«Мы, нижеподписавшиеся, проживавшие во время последней войны в Белграде, присутствовали в Белградской Свято-Троицкой церкви, когда владыка митрополит Анастасий в воскресный день с амвона сообщил о состоявшемся решении Архиерейского Синода об исключении архиепископа Гермогена из состава Русского Архиерейского Синода Заграницей и о предании его церковному суду при первой к тому возможности (наличие полагающегося числа епископов)», — вспоминала в 1948 году группа русских белградцев во главе с Илларионом Ланским.

С. В. Троицкий, М. В. Шкаровский и В. И. Косик утверждают, что «ХПЦ была создана вопреки всем существующим церковным канонам». Но это неверно! Ибо митрополит Гермоген действовал практически по той же самой схеме, что и первый возглавитель Белокриницкой Старообрядческой Церкви греческий митрополит Амвросий (1846 год).

В июне 1942 года Гермоген совершил пастырскую поездку в Срем и торжественно открыл несколько ранее закрытых православных храмов. 7 июля 1942 года Гермоген посетил Хорватский Сабор, где имел продолжительную беседу с его председателем Марко Дошеном, героем Велебитского восстания 1932 года и дальним родственником Павелича. Дошен присутствовал на поставлении Гермогена 7 июня. Беседовал Дошен с Гермогеном по-русски. Ведь в 1890—1893 годах он работал в «Русско-славянском книжном магазине» Крунослава Геруца (С.-Петербург, Невский проспект, 74). Вообще же Гермоген к тому времени неплохо изучил хорватский язык, но говорил на нём с сильным акцентом.

Летом 1942 года митрополит Гермоген встретился с Загребским католическим архиепископом Алойзом Степинацем и с лидерами мусульманской общины НДХ. Все они приняли национальный лозунг, озвученный министром Йозо Думанджичем: «Дорог брат, а не его вера!».

«Моё отношение к властям НДХ, — подчеркнул Владыка на допросе 26 мая 1945 года, — за всё время было лояльным, и я все их распоряжения выполнял и приказывал подчинённым проводить их в жизнь». Донской генерал И. А. Поляков (в годы 2-й Мировой войны проживавший в Загребе) упомянул в своём письме епископу Никону (Рклицкому), что «Двери Поглавника (д-ра Павелича) были всегда для архиепископа Гермогена открыты. Посещая архиепископа Гермогена по несколько раз в неделю, и часто обсуждая с ним положение и разные вопросы, выдвинутые жизнью того времени, я встречал у него много посетителей, осаждавших его разнообразными просьбами. В числе последних нередко были даже русские военные, служившие в войсках д-ра Павелича. Владыко всем старался пойти навстречу, всем старался помочь».

Хоть и не все свидетельства И. А. Полякова заслуживают абсолютного доверия — данное представляется достоверным. Ведь в марте-апреле 1918 года Иван Поляков был начальником штаба белоповстанческого отряда войскового старшины Михаила Фетисова. И ещё с тех времён (если не раньше) Поляков лично знал Гермогена, которым искренне восхищался.

Символично, что первыми, или одними из первых нехорватских организаций, признавших ХПЦ, стали казачьи станицы городов Загреба (где атаманом был Иван Поляков) и Сараево. Сараевская станица признала ХПЦ 27 июля 1942 года.

Некоторые авторы утверждают, что через посредство МИД НДХ Гермоген получил каноническое признание от Вселенского Патриарха из Стамбула. Однако ж, судя по всему, его не было. 27 июля 1942 года Гермоген предложил служившему в Стамбуле настоятелем прихода при русском подворье Афонского скита Ильи Порока архимандриту Серафиму (Палайде) должность епископа ХПЦ. Серафим ответил отказом.

В начале августа 1942 года Анастасий с чего-то вдруг решил вызвать митрополита Гермогена в Белград. Гермоген отказался, прокомментировав:

«Эти переговоры не приведут к позитивным результатам, так как Анастасий односторонне проинформирован со стороны православного сербского митрополита!».

4 августа 1942 года Синод СПЦ, ранее уже объявивший ХПЦ неканоничной, обрушил громы и молнии на митрополита Гермогена. Все сербские священники, перешедшие в ХПЦ, вдогонку лишались сана и «подлежали церковному суду». Но здесь, как говорится, руки у Дожича были коротки! Синод постановил «рассматривать запрещающее архиепископа Гермогена определение Синода Русской Православной Церкви как своё собственное, просить митрополита Анастасия продолжить судебный процесс над архиепископом, вынести решение и передать соответствующие документы Сербскому Синоду». Но не было никакого церковного суда над Гермогеном. Было безбожное титовское судилище!

В связи с празднованием в Хорватии 15—16 августа 1942 года Дня жатвы в православных храмах страны в день Успения Божией Матери (15 августа по новому стилю) были совершены богослужения с благодарственными молебствиями. Митрополит Гермоген выступил по случаю праздника с посланием: «В этот день все мы вознесём свои тёплые молитвы Творцу Вседержителю за счастье и лучшее будущее нашего народа, нашего дорогого Отечества Хорватского и за здоровье и долгоденствие нашего державного Главы Государства — Поглавника!».

3 октября 1942 года владыка Гермоген совершил в Загребе молебен в связи с годовщиной восшествия на престол болгарского царя Бориса III.

Проживавший в США сербский епископ Дионисий 18 октября 1942 года написал и отправил государственному секретарю меморандум «Квислингское порождение — Хорватская Православная Церковь», в котором самоуверенно и антинаучно утверждал, что «православных хорватов не существует!».

Между тем, Гермоген добился государственного содержания православного хорватского духовенства и пенсий для вдов и сирот духовного звания. Причём, право на получение пособий получили также жившие в стране жёны православных священнослужителей, находившихся в безвестном отсутствии. С осени 1942 года священники ХПЦ начали преподавать Закон Божий в ряде хорватских школ. В ноябре 1942 года Гермоген написал листовку, в которой призвал рядовых партизан вернуться в свои дома, к мирному труду. «Семьи пропадут без своих лучших работников!», — подчеркнул Владыка.

В середине ноября 1942 года в селе Сербская Ясеница (на территории Боснии) титовцы организовали самочинную и непропорциональную «Скупщину». На которой «военные священники» из партизанских отрядов осудили Хорватскую Православную Церковь как «усташскую творевину». И эти вот «пастыри с кровавым ножом» (в изданиях РПЦ Московской патриархии их вежливо именуют «православными священнослужителями») назвали интронизацию Гермогена «соблазном и унижением для Православия»!

14 ноября 1942 года митрополит Гермоген отправил письмо Румынскому патриарху Никодиму. В нём были такие строки: «Волею Божией моё смирение было призвано возглавить Хорватскую Православную Церковь. Во время великих искушений, ниспосланных на часть святого Православия, мне было суждено оставить тишину монастырского уединения, занять эту должность, которую ныне выполняю, взять кормило Православной Церкви и собирать чад ея в одно стадо, по словам Первоначальника Господа Исуса Христа, восстановить покой и благочестие, любовь и правоверие Православия в Хорватии, где вихрь Мировой войны восколебал и смутил Православие, вызвал расстройство, растление и полное безумие».

Под «великими искушениями» владыка разумел просталинский настрой сербских народных масс. Далее Гермоген выражал надежду «на моральную поддержку, братское отношение, родственную любовь и одобрение».

Ответ Никодима через Хорватское посольство в Бухаресте последовал только 23 апреля 1943 года и оказался малоутешительным. Никодим сообщил о решении Румынской Православной Церкви официально не признавать Хорватскую Церковь, со ссылкой на позицию Константинопольского Патриарха. Однако, содержалось обещание оказать моральную помощь и принять для обучения в высших духовных школах Румынии молодых хорватских клириков. Из Никодимова ответа следует, что Вселенский Патриарх не признал ХПЦ. Из него же следует, что в 1942 году Никодим не мог рукополагать Гермогена.

Гермоген организовал издание православного календаря «Огниште» (Огнище). В первый календарь на 1943 год были включены фотографии и цитаты из выступлений Павелича, 10 апреля 1943 года Гермоген издал пастырское послание по случаю 2-летия со дня провозглашения Независимой Державы Хорватской. Оно было посвящено историческим заслугам Анте Павелича и прославлению жертвенной борьбы народов против Тито и Сталина.

1 июня 1943 года Гермоген в беседе со штурмбанфюрером СС Х. Хелмом рассказал, что получил из Боснии письмо, в котором он назван был «отступником и предателем сербов». А дальше в том письме содержалась угроза, что Гермоген «предстанет перед народным судом», как только партизаны придут в Загреб. Митрополит передал это письмо Павеличу.

О проблемах и трудностях становления Хорватской Православной Церкви повествует донесение немецкого чиновника Шрамма — референту германского посольства в Загребе М. Шумахеру:

«7 июля 1943 года прибыли из Сараево русский капитан Стырмов и русский поручик хорватской пехоты Головков с сербом Сертички. Эти господа были у патриарха Гермогена, говорили ему о разных вещах и жаловались ему, что аппарат Хорватской Православной Церкви не функционирует. Архидьякон Борисов им рассказывал, что весь аппарат церковного управления не функционирует из-за секретаря Цвияновича, везде саботирующего труд церковного отца Лазича. В связи с этим два хорватских офицера и Сертички сразу пошли к директору д-ру Црвенковичу и подали ряд предложений. На совещании присутствовали: д-р Црвенкович, директор Марич из полицейского управления, д-р Артукович и ещё один министр, имя которого мне поручик Головков не сообщил. Они требовали, чтобы хорватским православным священникам позволили выезжать в сёла и вести там церковную пропаганду.

Дальше, что только Церковь, соответственно, патриарх, могут поставлять священников, и что не смеют ставить священников без их одобрения. Они требовали ареста священника Максима Сича из Земуна, так как несколько дней назад тот был у партизан. Дальше, со стороны полиции нужно сместить священников, которые самовластно стали таковыми, как, например, священник в Тузле, или как архиерейский наместник в Мостаре (непонятно, о ком идёт речь. — К.К.), как и в других местах Герцеговины. Д-р Црвенкович сообщил, что сегодня между 17 и 18 часами все вопросы будут решены, и, между прочим, и то, что Гермоген может располагать 200.000 кун в год на нужды Церкви».

В июле 1943 года Гермоген направил своего представителя в Болгарию. Ему удалось установить контакты с Синодом Болгарской Церкви. В результате, 22 августа 1943 года было заключено соглашение о приёме в Богословский институт при болгарском Черепишском монастыре 30 хорватских граждан. В дальнейшем планировалось их обучение в Софийской и Пловдивской духовных семинариях. Но, при этом, Черепишский архимандрит сообщил Гермогену, что Болгарский Синод признал бы его, «но, в связи с военными событиями, желает избежать крупных разногласий с Константинопольским Патриархом». Ещё одно доказательство того, что Вселенский Патриарх пошёл на поводу у Сербского Синода!

30 августа 1943 года, получив сообщение о скоропостижной кончине царя Бориса III, владыка Гермоген совершил панихиду по новопреставленном Государе, на которой, помимо правительства Хорватии, присутствовал болгарский посол в Загребе Йордан Мечкаров.

В сентябре 1943 года из Белграда в Загреб прибыл вместе с семьей Сергей Максимов. Видимо, причиной его выхода из Русского Охранного корпуса стали интриги анастасьевцев… Вскоре Сергей был назначен преподавателем Закона Божьего. А спустя какое-то время он был приглашён в совет по строительству новой Православной Церкви.

10 сентября 1943 года произошло знаковое историческое событие. Анте Павелич вернул оккупированные итальянцами Далматинские и Истрийские земли в состав Хорватии. В усташской историографии они получили название «освобождённых краёв» (oslobodjene krajeve). С освобождением Далмации Хорватская Православная Церковь получила приращение числа верующих! — сказал по этому поводу владыка Гермоген.

17 сентября 1943 года в беседе с референтом германского посольства М. Шумахером Гермоген высказал своё прозорливое мнение об избрании в СССР Сергия (Страгородского) патриархом Московским и всея Руси: «Было бы сумасшествием верить в то, что Сталин вернёт Церкви её права! Выборы патриарха — только политический жест».

28 сентября 1943 года владыка Гермоген дал интервью, в котором также осудил избрание Страгородского. В частности, он сказал: «Противозаконное восстановление патриархата и лицемерное покровительство Сталина Русской Православной Церкви означает новый камень преткновения и новый экзамен для всего подлинного Православия. Выдержка этого экзамена потребует много усилий, чтобы Церковь при выполнении своей христианской православной миссии не понесла вреда от махинаций советских правителей!».

И это предостережение оказалось пророческим. Ибо махинации продолжаются до сего дня! Необходимо отметить, что в данном вопросе позиция Гермогена полностью совпала с позицией Анастасия.

В конце сентября 1943 года немецкий посол в Загребе Зигфрид Каше сообщил митрополиту Гермогену о предстоящем прибытии из Польши в Хорватию 1-й Казачьей дивизии Гельмута фон Панвица. Гермоген выехал приветствовать станичников и благословил их на борьбу с безбожными бандами Тито-Броза! Примечательно, что вскоре Анте Павелич назначил своим представителем при 1-й Казачьей дивизии сотрудника хорватского МВД Николая Богаевского, который в 1942—1943 годах «раскрыл и разгромил подпольные организации большевиков по хорватским городам» (проф. С. Гротов, «Парижский вестник» №107 от 8 июля 1944 г.). Это был донской казак, племянник Донского Атамана Африкана Петровича Богаевского (1873—1934), будущий автор героической поэмы «Кондратий Булавин» (под псевдонимом Николай Воробьёв).

По сведениям М. Шумахера, на ноябрь 1943 года «из 77 священников Хорватской Греко-православной Церкви за год убито 3 бандитами, 1 умер, неизвестно пребывание 8 священников, так как они находятся на бандитской территории, и не исключено, что они присоединились к бандитам. Церковь располагает 65 священниками, а ей необходимо минимум ещё 200».

В юрисдикцию ХПЦ перешёл из состава РПЦЗ русский приход в Загребе (в нём служба велась по юлианскому календарю). В конце 1943 года возник конфликт вокруг приходов РПЦЗ в Сараево, Земуне и Цриквенице, от которых Гермоген потребовал поминания на богослужении своего имени, а также имени Павелича. 14 декабря Синод РПЦЗ запретил поминовение Гермогена, но сквозь зубы должен был признать допустимым поминовение Павелича: «Независимую державу Хорватскую и Поглавника ея».

В календаре «Огниште» на 1944 год выделялась антибольшевистская статья «Православная Церковь в СССР».

18 марта 1944 года в Загребе прошёл парад 1-й Казачьей дивизии Гельмута фон Панвица. Сохранилось несколько сделанных в тот день снимков, часть их воспроизведена в книге Франсуа де Ланнуа «Казаки Панвица» (М., АСТ, 2006). На одном из снимков казак 4-го Кубанского полка отдаёт честь статуе хорватского национального героя бана Йосипа Елачича. Ни на одном из этих снимков нет Гермогена. Как и ни одного духовного лица. Но есть снимок (не знаю, за какое число), где Гермоген беседует с «казаками Панвица» в стенах Хорватского Сабора.

С апреля 1944 года в Загребе был налажен выпуск газеты «Глас православия».

В мае 1944 года Гермоген обратился к Гельмуту фон Панвицу с призывом подчинить военных священников его юрисдикции. Однако же, здесь встал стеной митрополит Анастасий!

В то же время улучшились отношения с Румынской Православной Церковью. 13 августа 1944 года в Загреб прибыли представитель патриарха Румынского Никодима (Мунтяну) митрополит Виссарион (Пуджу) и два румынских священника. 15 августа митрополиты Гермоген и Виссарион совершили хиротонию во епископа Сараевского архимандрита Спиридона (Мифки). Присутствовал также представитель Болгарской Православной Церкви. Для перевозки будущего епископа из Сараево в Загреб немцы предоставили архимандриту Спиридону самолёт «Юнкерс-52».

Отец Спиридон родился 9 апреля 1902 года в Самоборе (близ Загреба) в семье хорватов-католиков, в 1924 году он перешёл в православие из католичества, в 1927-м окончил Духовную семинарию в Сремских Карловцах. И вот именно его хиротония уже означала безоговорочное признание Румынской Церковью Хорватской Православной Церкви!

11 сентября 1944 года заместитель Сербского патриарха митрополит Скопленский Иосиф (Цвийович) направил Румынскому патриарху резкий протест, в котором писал, что отныне и впредь до возвращения интернированного немцами патриарха Гавриила и принятия окончательного решения Священным Синодом, Сербская Церковь не может иметь общения с Румынской Православной Церковью. Он сообщал, что Спиридон Мифка был 16 октября 1936 года церковным судом в Бане-Луке лишён священного сана, и что 28 ноября 1936 года это решение подтвердил Великий церковный суд в Белграде; а кроме того, Мифка женат и имеет троих детей.

В сентябре 1944 года, когда РККА, сопровождаемая титовскими бандами, приближалась к Белграду, митрополит Анастасий принял решение эвакуировать Архиерейский Синод РПЦЗ в Вену. Часть маршрута пролегла через Хорватию, которая героически сдерживала напор большевизма. Но при этом Первоиерарх РПЦЗ продолжал негативно относиться к усташам. А ведь не будь усташей — Белград давно был бы взят в сталинско-титовские клещи! Кстати, в сентябре-октябре 1944 года из Белграда были эвакуированы семьи корпусников — бойцов Русского Охранного корпуса. Главным образом — в Хорватию.

В октябре 1944 года митрополит Виссарион, узнав о демарше митрополита Иосифа и о запрещении Архиерейским Синодом РПЦЗ владыки Гермогена, посетил в Вене митрополита Анастасия и выразил сожаление о том, что «по неосведомлённости» относительно канонического положения Хорватской Православной Церкви, запрещения владыки Гермогена и «канонической неправоспособности» Спиридона Мифки, он принял участие в хиротонии последнего. Анастасий любезно принял эти извинения. И вот здесь надо сказать прямо, что Сербская Церковь пошла на грубейший подлог! Ибо Спиридон Мифка был рукоположен во священника в 1938 году. То есть, он никак не мог быть извержен из сана в 1936-м! А в 1940 году Мифка овдовел и в 1941-м принял монашество — то есть на момент хиротонии он не был женат. Тогда о какой же «канонической неправоспособности» Спиридона Мифки могла идти речь?!

18 октября 1944 года Русский Охранный корпус понёс большие потери, защищая подступы к Белграду у горы Авала. 20 октября 1944 года Белград был взят контингентами сталинской РККА и титовскими неудобопроизносимыми НОА и ПОЮ. И тут же начался красный террор в сербской столице, спецчасти СМЕРШ массово арестовывали белоэмигрантов! Своим постановлением от 14 ноября 1944 года Сербский Синод отменил действие определения Архиерейского Собора Сербской Церкви от 31 августа 1921 года о принятии под защиту Зарубежной Русской Церкви с сохранением её самостоятельной юрисдикции на территории страны. Это была чёрная неблагодарность «братской Церкви», но и она не образумила митрополита Анастасия, не смягчила его отношения к митрополиту Гермогену!

В первые месяцы 1945 года фронт в Центральной Хорватии в общем и целом стабилизировался. Однако, ни хорваты, ни казаки не питали особых надежд на будущее. Когда в феврале 1945-го на Московский патриарший престол вступил Алексий I (Симанский) — митрополит Гермоген заявил официальный протест.

В феврале же 1945 года проездом из Москвы в Белград сербская церковная делегация остановилась переночевать в Бухаресте, но возглавлявший её митрополит Иосиф ответил категорическим отказом на предложение советского дипломата С. А. Дангулова встретиться с патриархом Никодимом. Такая вот бешеная ненависть…

В марте 1945-го коммунистические контингенты начали массированный натиск на Независимую Державу Хорватскую. Титовцы захватили Сараево 6 апреля 1945 года, епископ Спиридон успел выехать в Загреб. 11 апреля в Спасо-Преображенской церкви состоялось последнее торжественное архиерейское богослужение владык Гермогена и Спиридона в присутствии представителей хорватского правительства, руководства усташей и немецкого посольства.

На Пасху 23 апреля 1945 года владыка Гермоген повторил своё Пасхальное послание от 7 (20) апреля 1919 года: «Берегитесь чада мои духовные, тех, которые в священных ризах обращаются к вам вместо креста с кровавым ножом и оружием в руках, ибо они не воинствуют за Христа, но за нечестивого, стремящиеся прельстить вас и отравить души ваши! Берегитесь всех тех, которые говорят о свободе под красной звездой, ибо там нету свободы, там только бедствие и несчастье. В их временном царствии владеет только одна свобода — хула на Бога Вседержителя, Его Воскресшего Сына и Духа Святого.

В христианской любви братском прощении, возлюбленные братья и чада наши духовные, поздравим друг друга с радостным Пасхальным приветствием — Христос Воскресе!».

27 апреля 1945 года к югу от Загреба впервые были объединены в одно целое все части Русского Охранного корпуса. Командование маршевой колонной принял оберст А. И. Рогожин. 29 апреля состоялся парад Русского Охранного корпуса в Загребе, которым командовал генерал-лейтенант Б. А. Штейфон. После парада Штейфон отстоял церковную службу в одном из храмов ХПЦ. 30 апреля 1945 года ему стало плохо. В 17.30 генерал Б. А. Штейфон умер от сердечного приступа (хотя существует версия, что он принял яд). В тот же день, согласно устному распоряжению командующего группы армий «Е» генерал-полковника А. Лера, корпус возглавил оберст А. И. Рогожин.

Ему был дан приказ двигаться в Словению, в сторону Любляны. Номинально корпус к тому моменту подчинялся командованию КОНР, но в оперативном отношении — как и прежде, командованию Вермахта. В мае-июне 1945 года, благодаря мужеству и дипломатическим талантам Рогожина, удалось вывести корпус в Австрию и там спасти его от намеченной выдачи Сталину.

В литературе встречаются упоминания, что Гермоген «провожал казачьи части, спешно уходившие от коммунистов Тито, прощался с атаманами, отдавал благословения навсегда уходящим казакам и казачкам». Вероятно, так было и 30 апреля 1945 года. Не исключено, что Сергей Максимов покинул Загреб вместе с Русским Охранным корпусом (и по этой причине не угодил в Блайбургскую бойню). А Гермоген остался в столице Хорватии.

3 мая линия фронта приблизилась к Загребу и вскоре титовцы, преодолев геройское сопротивление усташей, захватили Загребскую радиостанцию в южном предместье. Но Павелич не терял присутствия духа. Он настоял на том, чтоб Гермоген принял патриарший титул. Интронизация патриарха ХПЦ Гермогена (Максимова) состоялась 6 мая 1945 года в Спасо-Преображенском соборе Загреба.

7 мая 1945 года поглавник Анте Павелич, перед лицом превосходящих титовских сил, объявил Загреб открытым городом. Боевые единицы усташей и домобранов, правительство страны, а также огромные массы гражданского населения двинулись в сторону австрийской границы, предполагая сдаться в плен англичанам. Павелич предложил Хорватскому православному патриарху Гермогену, а также Загребскому католическому архиепископу Алойзу Степинацу присоединиться к правительственной колонне. Но оба они ответили отказом.

Утром 8 мая в Загреб вступила 1-я пролетарская ударная бригада. Партизаны-титовцы тут же приступили к планомерным грабежам и бессистемным (в первые дни) расстрелам. Патриарх Гермоген и протоиерей Алексий Борисов вскоре были схвачены и избиты коммунистами. По воспоминаниям загребских старожилов, 84-летнего святителя водили голым по улицам! А сербский священник Илия Чук сделал восторженную запись: «В день освобождения Загреба (8 мая 1945 г.) перестала существовать Хорватская Православная Церковь!».

Гермогена трижды допрашивали: 23 мая, 26 мая и 20 июня 1945 года. Причём, 3-й допрос был проведён по просьбе Синода СПЦ! 29 июня 1945 года состоялся суд Военного трибунала при коменданте Загреба, под председательством капитана Р. Владе, над 23 священнослужителями различных конфессий (в том числе шестью православными) и 35 мирянами. Из них 49 человек были приговорены к смертной казни. Патриарха Гермогена обвинили в том, что он «принял должность и титул митрополита Загребского, а в перспективе и патриарха так называемой Хорватской Православной Церкви, которая была создана по приказу Павелича, чтобы как можно легче осуществилась оккупация Югославии и чтобы единство сербского народа в Хорватии было расколото, что обусловило братоубийственную войну…»

Патриарха Гермогена расстреляли из пулемёта. Безбожные титовцы убили не только православного патриарха Хорватии. Они убили в его лице и епископа Донской армии и флота! И нам — казакам — не след забывать об этом!

Епископа Спиридона, двух католических священников и трёх мирян титовцы повесили. Останки 49-ти мучеников были сожжены в кремационной печи на Палмотичевой улице.

Прошли десятилетия… И 3 мая 2014 года возрождённая Хорватская Православная Церковь канонизировала патриарха Гермогена (Максимова).

6. КАЗАКИ И ЦЕРКОВЬ ХРИСТОВА

ПЕРВЫЙ ВЗГЛЯД ИЗВНЕ

Душу снабдевать надо словом Божиим,

ибо слово Божие есть хлеб ангельский,

им же питаются души, Бога алчущие.

Преподобный Серафим Саровский.

Почему эта глава и несколько нижеследующих названы «взглядами извне»? Потому что, как мною было сказано в предисловии к этой книге, написаны они автором, не являющимся специалистом в теологии, но пишущим эти «взгляды» на фундаменте логического осмысления положения ситуации и церковных порядков.

Итак. Для начала попробуем разобраться в элементарном, без чего мы не сможем понять последующего: что из себя представляет сегодня христианство в организационном плане. Сразу же бросается в глаза, что при общем названии «христианство» даже внутри двух из трёх основных его ветвей — в протестантской и в православной — имеется множество особых юрисдикций, которые у православных называются «каноническими», либо «неканоническими». В третьей, католической ветви христианства, установлена вроде бы строгая организационная подчинённость единому главе — римскому папе. Однако при этом возникли и национальные католические Церкви, имеющие значительные автономные права. Например, Галликанская Церковь — французско-католическая Церковь, имеющая собственное самоуправление.

В православной ветви к каноническим Церквям относятся те, которые таковыми взаимно признают друг друга. Это 15 так называемых «центров мирового Православия». Все они имеют собственную автокефалию, то есть полное самоуправление. Вот их список:

1.Вселенский Константинопольский патриархат,

2.Александрийский патриархат,

3.Антиохийский патриархат,

4.Иерусалимский патриархат,

5.Московский патриархат,

6.Сербский патриархат,

7.Румынский патриархат,

8.Болгарский патриархат,

9.Грузинский патриархат,

10.Кипрская Православная Церковь,

11.Греческая Православная Церковь,

12.Польская Православная Церковь,

13.Албанская Православная Церковь,

14.Чехословацкая Православная Церковь,

15.Православная Церковь Америки.

Стоит заметить, ряд автокефальных православных Церквей возник самочинно, без одобрения ранее их возглавлявших церковных властей, то есть, по церковной терминологии, путём раскола. Так появилось 18 Церквей (частью канонических, частью неканонических), среди которых Русская Православная Церковь. Она берёт своё автокефальное начало от Константинопольской Церкви в 1448 году — с самостоятельного, против воли Константинопольского патриарха, избрания в Москве собором епископов предстоятеля Русской митрополии. После избрания первого патриарха Русской Православной Церкви Иова в 1589 году, по представлению патриарха Константинопольского Иеремии II вопрос о законности (каноничности) Русской автокефалии был снят.

Кроме этих имеются ещё автономные православные Церкви, которые иначе называются поместными. А ещё — есть такие православные Церкви, которые в настоящее время исчезли или стали неправославными. К каким же можно было бы причислить исчезнувшую ныне так называемую Казачью Церковь (хотя собственно «Казачьей» она не называлась и носила имена лишь своих епархий, по смыслу и составу священнослужителей и прихожан именно таковой она и была). Скорее всего, поскольку она подчинялась Константинопольскому патриархату и при этом имела большое число своих специфических особенностей и особых прав, её можно отнести к автономным, иначе поместным Церквям. Поместная церковь обладает самостоятельностью в вопросах внутреннего управления на правах экзархата или епархии. Глава автономной Церкви избирается на Поместном Соборе с последующим утверждением патриархом. Сегодня имеется 5 поместных православных Церквей: Синайская, Финляндская, Китайская, Эстонская, Японская.

Кроме 15 автокефальных канонических православных Церквей, перечисленных выше, существуют другие де-факто независимые Церкви, возникшие в XVII — XXI веках. Многие из них не признаются 15 каноническими православными Церквями. Однако протоиерей РПАЦ (Российской Православной Автономной Церкви) отец Алексей Лебедев, считающий, что автономная и поместная Церковь — это разные понятия, хотя источники, которыми я пользовался, говорят об их тождественности) в этом месте уточняет: «Слово „канонический“ просто узурпировано РПЦ МП, но это не более, чем их собственный сленг, хотя и взятый из Книги Правил. Просто они решили, что они канонические. Есть одна Поместная церковь — Российская. Просто РПЦ МП, или РДЦ, или „осколки РПЦЗ“ (РПАЦ, РИПЦ и так далее) считают, что именно они принадлежат к этой Поместной Церкви, а другие нет. Поэтому речь не идёт о появлении „новых Церквей“, а только об определении границы одной единственной Поместной Церкви». Но такие споры, как мне представляется, нас, мирян, особо не касаются. Пусть богословы-последователи разных юрисдикций треплют нервы друг другу по этим или любым иным привлекающим их внимание вопросам, а простым казакам важно другое — всего-навсего иметь свою национальную Церковь с особыми казачьими правами и обыкновениями, о которых мы ещё расскажем в дальнейших публикациях.

К самостоятельным Православным Церквям относятся следующие:

1.Российская Православная Автономная Церковь (РПАЦ),

2.Русская Истинно-Православная Церковь (РИПЦ),

3.Русская Православная Старообрядческая Церковь (РПСЦ),

4.Древлеправославная Поморская Церковь (ДПЦ),

5.Русская Древлеправославная Церковь (РДЦ),

6.Украинская Автокефальная Православная Церковь каноническая (УАПЦ), ныне она вошла в самостоятельную ПЦУ Киевского патриархата (Поместную Церковь Украины),

7.Белорусская автокефальная Православная Церковь (БПЦ). Протоиерей Алексей (Лебедев) уточняет про неё: «она была образована в годы ВМВ и после войны её епископы присоединились к РПЦЗ».

Имеется и такая — Русская Православная Церковь Заграницей (РПЦЗ). 17 мая 2007 года в Москве был подписан Акт о каноническом общении РПЦЗ и РПЦ, ознаменовавший вхождение большей части РПЦЗ под юрисдикцию Московского патриархата на правах самоуправляемой Церкви.

* * *

А теперь мы должны рассмотреть вопрос о потенциальной возможности восстановления, если того пожелают сами казаки, их былой Казачьей Церкви в качестве автономной (поместной). Есть два пути: один из них — это восстановление от одной из автокефальных Церквей. (Логично в таком случае обращаться за получением автономии к Константинопольскому патриарху, поскольку Казачья Церковь до поглощения её Москвой, с первых веков христианства, относилась именно к Константинополю. — Примечание А. Дзиковицкого). Таковой вопрос регулируется специальным документом. Привожу его.

Святой и Великий Собор Православной Церкви рассмотрел вопрос «Автономии и способа её провозглашения» и обсудил текст, предоставленный ему Пятым Предсоборным Всеправославным Совещанием (Шамбези, 10 — 17 октября 2015 года), одобрив его с некоторыми незначительными поправками в нижеизложенной редакции.

Вопросы документа, которыми занимался Собор, относились:

а) к понятию, содержанию и различным формам института автономии;

б) к предпосылкам, на основе которых местная Церковь может просить автономию у Автокефальной Церкви, каковой подчиняется;

в) к исключительной компетенции Автокефальной Церкви инициировать и завершать процедуру предоставления автономии части своей канонической юрисдикции, при том, что на территории православной диаспоры автономные Церкви не учреждаются, и

г) к последствиям, которые имеет это церковное деяние для отношений провозглашённой автономной Церкви как с Автокефальной Церковью, к которой она относится, так и с прочими Автокефальными Православными Церквами.

1. Институт автономии выражает каноническим образом статус относительной или частичной независимости конкретной церковной области от канонической юрисдикции Автокефальной Церкви, к которой она канонически относится.

а) При применении этого института в церковной практике сформировались различные степени зависимости Автономной Церкви от той Автокефальной Церкви, к которой она относится.

б) Избрание Главы Автономной Церкви утверждается или осуществляется компетентным церковным органом Автокефальной Церкви, Предстоятеля которой он поминает и находится с ним в каноническом соотношении.

в) В функционировании института автономии существуют различные формы его применения в церковной практике, определяемые степенью зависимости Автономной Церкви от Автокефальной.

г) При некоторых формах автономии степень зависимости Автономной Церкви выражается посредством участия её Главы в Синоде Автокефальной Церкви.

2. Инициирование и завершение процедуры предоставления автономии какой-либо части канонической юрисдикции Автокефальной Церкви входят в её каноническую компетенцию, к которой относится Церковь, провозглашаемая автономной. Таким образом:

а) Если местная Церковь, которая просит об автономии, имеет все необходимые церковные, канонические и пастырские предпосылки для этого, она обращается с соответствующим прошением к Автокефальной Церкви, к которой относится, объясняя серьёзные причины, побудившие её подать такое прошение.

б) Принимая это прошение, Автокефальная Церковь оценивает на Синоде предпосылки и причины прошения и принимает решение о предоставлении или не предоставлении автономии. В случае положительного решения она издаёт соответствующий томос (церковный указ), который определяет территориальные границы Автономной Церкви и её отношения с Автокефальной Церковью, к которой она относится, в соответствии с установленными критериями Церковного Предания.

в) Предстоятель Автокефальной Церкви сообщает Вселенской Патриархии и прочим Автокефальным Православным Церквам о провозглашении автономной Церкви.

г) Автономная Церковь участвует в межправославных, межхристианских и межрелигиозных отношениях через Автокефальную Церковь, от которой она получила свою автономию.

д) Каждая Автокефальная Церковь может предоставлять автономный статус только той Церкви, которая находится в пределах её канонического географического округа. На территории православной диаспоры Автономные Церкви не учреждаются, кроме случаев всеправославного согласия, обеспечиваемого Вселенским Патриархом согласно всеправославной процедуре.

е) В случае предоставлении двумя Автокефальными Церквами автономного статуса в одной и той же географической церковной области и, как следствие, возникновения разногласий по поводу этих автономий, участвующие стороны совместно или отдельно обращаются к Вселенскому Патриарху, чтобы тот изыскал каноническое решение вопроса согласно действующей всеправославной процедуре.

3. Последствия, вытекающие из провозглашения автономии и касающиеся автономной Церкви и её отношений с Автокефальной Церковью, следующие:

а) Глава Автономной Церкви поминает только имя Предстоятеля Автокефальной Церкви.

б) Имя главы Автономной Церкви не включается в Диптихи.

в) Автономная Церковь получает Святое Миро от Автокефальной Церкви.

г) Епископы автономной Церкви избираются и поставляются её компетентным церковным органом и подсудны ему. В случае, если для автономной Церкви это совершенно невозможно, она получает помощь от Автокефальной Церкви, к которой она относится.

* * *

Однако, и это следует особо подчеркнуть: если ни одна из автокефальных Церквей (канонических) не сочтёт возможным предоставить под своим главенством права автономии Казачьей Церкви, казакам не стоит особо расстраиваться и считать своё дело безнадёжным. У них остаётся второй путь создания своей автономной Церкви — это возможность обратиться с таким предложением к любой из православных неканонических Церквей, не вхожих в число православной «элиты» из 15 «канонических».

Ранее такая попытка уже была предпринята через обращение к главе Истинно-Православной Церкви, однако закончилась неудачей, поскольку её первоиерарх митрополит Рафаил (Прокопьев) отказал казакам в праве называться народом и сравнил их с крестьянами, для которых не до́лжно создавать отдельной автономной Церкви — им, по его мнению, следует состоять в одном церковном лоне с другими слоями (сословиями) населения. Но, как говорится, свято место пусто не бывает. Кроме ИПЦ имеется много других православных Церквей, готовых признать Казачий Народ именно народом. Правда, этот процесс затормозился ввиду наличия большого числа казаков, не готовых перестать считаться пасомыми РПЦ МП в силу массированной пропаганды и незнания истории.

Это что касается организационного устройства современного Православного Мира и потенциальных возможностей для казаков в учреждении, а вернее в воссоздании своей древней Казачьей Церкви.

Лично я подхожу к вопросу, поднятому в этой статье, чисто с практической точки зрения. Для меня вполне очевидно то, что вопрос национальной Церкви для православных (и не только!) народов всегда являлся важнейшим фактором своего политического существования. Прежнее отсутствие такой возможности в католицизме как раз и породило возникновение протестантизма, ставшего для многих народов способом создания национальных Церквей. А оставшиеся в католическом лоне государства стали заключать с Римом особые договора (конкордаты), оговаривающие определённые автономные права национальных католических Церквей.

Борьба религиозная всегда являлась элементом любых общественно-политических процессов. Вспомним борьбу государства в России в XVII веке со старообрядцами, борьбу с «условной внутренней автономностью» казаков в XVIII веке. В начале XX века пришедшие к власти большевики повели яростную борьбу с новообрядческой Русской Православной Церковью, прекрасно понимая, что она является духовно-идеологическим фундаментом иного, небольшевистского мировоззрения. А как только распался СССР и Украина стала незалежной, в ней началась борьба за создание своей национальной православной Церкви — Украинской Православной Церкви Киевского патриархата — и за вытеснение со своей территории приходов Русской Православной Церкви Московской патриархии.

Религиозное и политическое очень сильно переплетено между собою и их порой невозможно даже различить в отдельности. Однако даже среднеразвитому уму, если он только удосужится подумать об этом, вполне по силам расставить всё по местам. И именно этим объясняется столь болезненная реакция Кирилла Маленького (епископа Ставропольского и Невинномысского МП РПЦ) на первые же сообщения о воссоздании Казачьей Церкви.

Но, я полагаю, если казаки хотят действительно быть Народом, а не каким-то приложением к чему-то, то им исторически предопределено рано или поздно воссоздать именно СВОЮ Казачью Церковь. Как имеют её болгары, русские, украинцы, румыны, греки, сербы и другие народы. Как говаривал знаменитый Шерлок Холмс в таких случаях, это же элементарно, Ватсон! А что казаки действительно хотят воссоздать свою Церковь, подтверждает высказывание Валерия Швейделя — межрегионального координатора Всеказачьего Общественного Центра по Терскому округу. Он заявил: «Не хочу сказать, что в РПЦ поголовно все плохие священники, но то, что в ней творится, — отбивает всё желание идти на исповедь к этим попам. Бизнес! Одни деньги на уме. Нужны казаки-священники. Нужна казачья Церковь!!! Только такой батюшка поймёт душу и помыслы нашего многострадального народа!».

Конец ознакомительного фрагмента.