Vobis parta

Артём Соломонов, 2023

Четвёртый век нашей эры, константинопольский Рим времён полубезумного философа и поэта Юлиана, одержимого возрождением античной культуры. Запустение в храмах, упоение местных жителей немыслимой роскошью и праздностью, пылающее святилище Аполлона, бесконечные религиозные распри и обагрённые кровью венцы мучеников.

Глава пятая

Спустя год у Юлиана родился сын. Но мальчик был так слаб, что умер сразу после рождения.

В это время император почти не общался с женой. Елену окружали придворные дамы, с которыми она прибыла из Милана. По мнению Юлиана, такой образ жизни её вполне устраивал, хотя её здоровье из-за трудных родов пошатнулось. С Еленой он всегда чувствовал себя неловко: никак не мог забыть, что она сестра его врага. Долгое время Юлиану было не ясно, на чьей она стороне.

Юлиан придерживался строгой дисциплины, вёл аскетический образ жизни, питался как обычный рядовой солдат. Днём он участвовал в учениях, проводил совещания, отдавал распоряжения. Для работы над собой оставалась только ночь. Цезарь разделил её на три части. Сначала он отдыхал, потом решал текущие канцелярские дела, подписывал документы, составлял отчёты для Констанция. Затем читал, молился своим богам, учился. А книг у него было немало благодаря императрице Евсевии.

357 год начался для Юлиана с того, что он с малым отрядом был осаждён в Сансе, и остальная армия не пришла ему на помощь. Однако мысли о Елене, которая временно находилась в Италии, сохранили ему жизнь, а империи — город.

Предательство было настолько очевидно, что сам Констанций сменил командующих: назначив Юлиана главнокомандующим, он отправил к нему в качестве командующего пехотой (а фактически южной армией численностью двадцать пять тысяч человек) палача его брата — Барбациона. Северная же, которой командовал Юлиан, состояла из тринадцати тысяч. Барбацион, действуя на свой страх и риск, погубил вверенный ему отряд, и Юлиан со своими тринадцатью тысячами оказался при Страсбурге (Аргенторате) против более чем шестидесятитысячного войска Хнодомара: потери римлян составили несколько сот человек, потери германцев, по разным источникам, — от шести до ста двадцати тысяч.

В конце лета 357 года после победы под Аргенторатом Юлиан построил мост неподалёку от Мюнстера и перешёл Рейн. Его солдаты опустошали германские земли на том берегу, жгли дома, построенные уже на римский манер, попутно освобождали пленников, захваченных за рекой в предыдущие годы. Римляне дошли до покрытых лесом склонов гор, где набрели на давно заброшенную крепость, построенную двести пятьдесят лет тому назад во времена императора Траяна. Юлиан оставил в ней сильный и хорошо снабжённый гарнизон, а алеманны, опасаясь, чтобы он не задержался в их землях на всю зиму, заключили мир, клянясь всеми богами, что на крепость не нападут, а в случае необходимости даже доставят продовольствие.

После этих успехов Юлиан вернулся за Рейн, поскольку уже начиналась осень. Начальник его кавалерии Север, который вёл военные действия вблизи Кельна, тоже стал отступать к западу. Это он первым наткнулся на следы франкского отряда в шестьсот воинов, который, пользуясь отсутствием римских войск, вторгся на земли у Мозы, а затем занял развалины поселения на берегу этой реки. Юлиан немедленно повернул и окружил городок укреплёнными кордонами. Наступил декабрь. Франки и не думали сдаваться, а Юлиан, заботясь о своих людях, не пытался их штурмовать. В январе ударили морозы. Оголодавшие и измученные франки сдались на пятьдесят четвертый день осады. Их отправили ко двору Констанция, чему тот был несказанно рад.

А весной 360-го Юлиана перед многочисленным войском провозгласили императором, а его жену Елену — императрицей.

— Да здравствует август! Да здравствует августа! — раздался крик легионов, к которому примешивался грозный лязг красных щитов. — Великий и вознесённый вождь! Счастливый покоритель племён и царей!

— Давно уже, Юлиан, я тайно стерегу двери твоего дома, желая возвысить твоё достоинство, и уже несколько раз я удалялся, словно отринутый. Если и теперь я не буду принят, когда столько людей единодушно желают тебя возвысить, то я уйду в унижении и горе… — тихо произнёс его преданный друг Марцеллин. — Да здравствует август! — затем воскликнул он, облачив Юлиана в императорскую порфиру.

Конец ознакомительного фрагмента.