Ковидалипсис. Книга 1. Новый Разумный

Артём Андреевич Шелудков, 2020

Будущее. После века утопии, которому предшествует контакт с внеземным разумом, смертоносный Вирус Сарса в считанные дни уничтожает практически всё население Европы, а оставшаяся часть человечества начинает вымирать, претерпевая демографическую катастрофу. Но пришельцы, уже более ста лет наблюдающие за Землёй, одаряют людей технологиями выращивания человека в промышленных масштабах, тем самым спасая цивилизацию от гибели. 501-й – "бракованное изделие". Он ищет смысл своего существования, пытается понять, кто же он на самом деле, мечтает о космосе. И вот его замечает террористическая организация под названием "Человечество"…

Глава 2 Крис

16 августа. Европейский Заповедник. Человек.

В предрассветных сумерках лес кажется серым. Серые пни и коряги, серые стволы сосен, серая хвоя на серых ветвях. Те скрипят, когда человек отводит их. При каждом шаге под ногами хрустит, щёлкает.

Человек поудобнее перехватывает дрона — проклятая железяка выскальзывает, ладонь ездит по гладкой поверхности. Перешагнув через поваленную сосну, ветви которой уже высохли и обломились, останавливается, бросает этот металлический диск, садится сверху, чтобы перевести дух.

Тишина. Только шелест несильного, нежного ветра, беззаботно гуляющего меж деревьев.

Закрыв глаза, человек поднимает голову, медленно вдыхает. Пахнет хвоей и сырым мхом.

К шуму ветра добавляется новый звук. Капли барабанят по респиратору, прохладными бусинами начинают падать на щёки. Человек морщится, грязной ладонью проводит по глазам.

Дом недалеко. Уже отсюда сквозь стволы сосен виден его бревенчатый бок.

Человек поднимается, подбирает дрона, идёт.

Небольшая поляна. На ней — старая маленькая избушка. Лет сто назад здесь, наверное, жил лесник. Покатая, поросшая темно-зеленым мхом крыша, черные стены, сложенные из бревен, вокруг — кустарник. Лишь перед входом растения расступаются, образуя коридор. Человек тянет скрипучую дверь, нагнувшись, переступает порог. Снимает куртку, вешает на крючок. Смотрит в единственную комнату — чёрные силуэты немногочисленной мебели в полумраке. Из кармана потёртых армейских штанов достает коробочку старых походных спичек, но тут же кладет обратно: всё равно скоро рассветет. Аккуратно, чтобы не задеть печь и не измараться об её проржавевший бок, проходит на середину комнаты, со стуком бросает дрона на пол, отчего половицы страшно скрипят. Немного постояв, поднимает руку, нащупывает плафон светильника, свисающего с потолка. Затем идет к единственному окну, садится рядом на табурет — тот жалобно скрипит.

За мокрым стеклом с каждой минутой всё светлее. Появляется цвет: серые стволы сосен становятся коричневыми, их пышные кроны — темно-зелёными, а кустарники у корней вновь обрастают зелёной листвой, пружинящей от всё чаще бьющих капель. Утренний лес освещается жёлтым — солнце вышло из-за туч. Дождь, профильтрованный через крону, блестит в воздухе, на кустах, траве.

«Есть же места, не тронутые прогрессом, — думает человек. — Жалко, что и сюда рано или поздно доберётся».

Он смотрит на это великолепие природы, в голову закрадываются воспоминания. О том, как таким же дождливым утром полвека назад так же смотрел в окно. Но не на лес, дышащий свежестью и жизнью, а на мегаполис, выдыхавший углекислый газ миллионами ноздрей.

Тогда человек жил на сто первом этаже московского небоскреба, и звали его Крис.

Он стоял перед большим — во всю стену — окном, видел стеклянные небоскребы, полированной поверхностью отражавшие свинцовые облака. Они были похожи на мегалитический лес сталагмитов, пронзивших небеса своими пиками. Наверное, поэтому и шёл дождь. Но Крис конечно знал, что уколы стеклянных игл не виноваты, и что облакам и без них свойственно плакать. Ведь Крису было уже семь лет, и он многое понимал.

Не понимал только, где мама и маленький брат. Обыскал все два этажа квартиры. В первую очередь обшарил свою комнату, заглянул под кровать, в комод, в коробку с игрушками, из которой на мягкий пол вывалил всё содержимое; потом побывал на кухне, заглянул под белый шестигранный стол, в 3Д-печь, даже в утилизатор грязной посуды; затем искал в ванной, в сауне, в прачечной…

Мама целых полгода ходила с животом, который постепенно рос. Она говорила, что там живет маленький братик Криса, а в последнее время обещала, что они скоро смогут вместе поиграть. И вчера вечером, когда все уже легли спать, из коридора сквозь двери детской проник странный шум. Крис ещё не уснул и, сидя на кровати по горло укутавшись в одеяло, услышал незнакомые мужские голоса. Потом оханье и вскрики мамы. Он испугался. На дрожащих ногах спустился на ворсистый ковер, хотел забраться под кровать, но тут дверь в комнату открлась. С ужасом глядя на сверкающий проём и на силуэт в нем, Крис закричал. Но глаза привыкли к резкому свету, и мальчик увидел отца. Тот подошёл, присел перед сыном, нежно обнял. «Все хорошо, — шептал он. — Не надо плакать». Странно, но наутро мама не пришла будить.

…В комнатах для гостей тоже было пусто. Проходя по коридору, Крис увидел приоткрытую дверь в кабинет папы. Интересно, может, братик и мама там? Крис, заговорчески озираясь, на носочках подкрался но, услышав голос, доносившийся изнутри, отскочил.

–…да, спасибо. Этот удар… дай бог такое пережить. Марта ещё в больнице, к концу дня обещали отпустить… — Голос папы дрожал. Крис медленно подошёл, заглянул в дверную щель.

Большой светлый кабинет был из дерева: пол, книжные шкафы вдоль стен с ретро-книгами на полках, стол посреди, стул-трон. Дальняя стена — стеклянная, открывала вид на город. Снаружи по ней текли струйки воды, а внутри бегали какие-то графики, мелькали картинки и знакомые по рекламе эмблемы корпораций.

Папа ходил из одного конца кабинета в другой. Руки сцеплены за спиной, взгляд направлен в пол. Папа разговаривал. К его правому уху был прикреплен фон, из которого что-то доносилось так тихо, что не разобрать.

— Я ездил, просил пустить к жене, — говорил отец, — но врачи сказали: нельзя. А у меня тут сын маленький… Да я там не один такой был, в больнице. Просто толпы отцов, у всех глаза на мокром месте. В новостной ленте прочитал, что сейчас чуть ли не каждый третий ребёнок рождается мёртвым… — Его голос надломился. Вновь что-то донеслось из фона.

Крис нечаянно задел дверь, и та немного сдвинулась. Папа заметил, повернул голову. Крис одновременно вздрогнул и со звуком вздохнул, попятился и побежал…

Он стоял в гостиной перед огромным окном, за которым беспощадно лил дождь.

Солнечный луч, скользнувший по лицу, заставляет вернуться в настоящее. Уже совсем рассвело, и в тени показалась немногочисленная мебель, оставшаяся от давно покинувшего это место хозяина: проржавевшая кровать на пружинах, застеленная ветхим матрасом, и стоящая рядом тумбочка без дверки. Её полки завалены проводами, системными платами, истратившими заряд батарейками и прочим хламом. Посреди комнаты — небольшая печь, круглая труба уходит в потолок. В дальнем углу избы куча какого-то бесцветного тряпья, давно истлевшего и проеденного жуками. По всем стенам — полки, заставленные пыльными, заросшими паутиной стеклянными банками различного размера. В некоторых что-то есть, забродившее, густое. Видимо, чьи-то старые припасы, но человек до сих пор не решился заглянуть ни в одну из банок.

Около окна стоит его большой походный рюкзак. В нём всё необходимое: сменная одежда, недельный запас провизии, мелкие походные принадлежности, фонарик, лазерный резак, связка импульсных гранат, пара зарядов для пистолета.

Человек смотрит на дрона, лежащего посреди избы. Электрический разряд сжёг все его схемы, восстановлению не подлежат. Неплохие гранатки, не то, что самодельные «хлопушки»: дрон оживает через пару часов после обезвреживания. А этими дорожная полиция раньше останавливала лихачей. Как шарахнет такая, так электрокар сразу в автоматику и к обочине… Машину, конечно, после этого только в утиль, но меры действенные.

Человек тянется к рюкзаку, берет его на колени. Расстегнув один из многочисленных карманов, достаёт фонарик и резак — жёлтую рукоять с курком, как у пистолета и с небольшим пультом управления сверху. Проверяет заряд (шестьдесят два процента), щёлкает тумблерами мощности. Настроив прибор, поднимается, подходит к дрону. Нагнувшись, переворачивает. Что низ, что верх одинаковые: две круглые пластины разного диаметра, прикреплённые к одной большой. Нет углов, нет неровностей и выступов. Полная обтекаемость. Идеальный летательный аппарат.

Нажимает на курок — резак включается. Из него выдвигается красное лезвие сантиметров двадцать длиной. Оно мягко входит в металл, плывет по его поверхности, оставляя за собой багровую рану. Верхняя пластина срезана. Под ней — синие схемы, чёрные по краям (следы вспышки), их соединяют тонкие ребристые трубки, белые провода. Человек роется в дроне, что-то отрывает, с треском отламывает. Он похож на хищника, поймавшего жертву, ищет в её внутренностях вкусное. Некоторые детали не поддаются тяжелой руке, и тогда вступает лазер. Чёрный дымок поднимается к потолку. Пахнет сваркой.

Наконец, человек добирается до того, что ищет. Пять белых эллипсоидов, опутанные проводами и скреплённые серой лентой. Тянет их — провода с треском рвутся. Ломает ленту, отсоединяет друг от друга батарейки. Внимательно осматривает каждую. Две из пяти целые, остальные сгорели при вспышке. Но и этого хватит сполна.

Человек вставляет одну батарейку в фонарик, щёлкает пару раз — светит хорошо. С хрустом разогнув колени, поднимается, идёт к кровати. Со скрипом усевшись на неё, достает из тумбочки черный прямоугольный предмет. Древнее радио, корпус сделан из какого-то полимера, когда-то имевшего белый цвет.

— Ну что, старушка, — хрипло говорит он к прибору, — ты ещё послужишь.

Кладет радио на колени, переворачивает, открывает заднюю крышку. Старинный гальванический элемент. Давно мёртвый.

«Ничего, — ухмыляется человек, — и не таких воскрешали».

Берёт оставшийся эллипсоид, в боковое отверстие вставляет один конец провода, другой с силой вонзает в старую батарейку.

Радио, словно глотнувшее воздуха, с визгом оживает: «Ззииуззззчччшшш…»

Под респиратором растягивается улыбка, собирая старую кожу волосатых щёк в гармошку. Местами заклеенные пластырем грязные пальцы, выдвинув длинную антенну, щёлкают кнопками, крутят рычажки. Из динамика — лишь шум эфира.

Приёмник рассчитан на ФМ-1 и на ФМ-2 диапазоны. Такими давно никто не пользуется. Да и само радиовещание умерло уж лет как семьдесят назад. Тогда, если верить историческим хроникам, прошёл слух о сообщении Наставников, что электромагнитные волны с «зашифрованными» в них радиосообщениями засоряют космическое пространство, могут привлечь на планету нежеланных гостей. Мировое сообщество прислушалось, и радио, телевидение и сотовая связь так же, как когда-то бумажные газеты, журналы и книги окончательно и бесповоротно перебрались во Всемирное Информационное Пространство. В Систему, как сейчас называют. А вскоре даже частные радиосообщения стали вне закона. Впервые за несколько столетий Земля «замолчала».

Так на что же он надеется? Есть один знакомый радиолюбитель, мечтающий возродить ФМ-вещание. Возможно, за время отсутствия человека он всё-таки влез в шкуру диджея.

Сквозь шелест эфира что-то прорезается и вновь тонет в шуме. Человек напряжённо крутит обратно. Ещё, ещё…

Музыка. Какой-то древний инструмент… вроде струнный. Мужской голос. Поёт что-то… не разобрать. Покрутить ещё чуть-чуть…

— Мы можем помолчать,

Мы можем петь,

Стоять или бежать,

Но всё равно гореть.

Гори, но не сжигай,

Иначе скучно жить!

Гори, но не сжигай —

Гори, чтобы светить!..

(Lumen — Гореть)

Замирает, вслушивается. Мелодия льется из старых хрипящих динамиков.

Человек вспоминает название инструмента — акустическая гитара. Песня обрывается бархатистым басом:

— И вновь с вами Макс Прохнов на волнах радио «Волга»! Пожалуй, единственного радио во всей Вселенной! Я унесу вас на крыльях прекрасной музыки в детство ваших прадедов!

«Как отыгрывает! — думает человек, довольно сощурившись. — Ты всё-таки нашёл антенну, да ещё такую мощную! Светлый Бор в трёх тысячах километрах отсюда, если не больше… Эх, Максим, последняя надежда радиовещания».

— Время земных новостей, — сообщает диджей Прохнов. — Новостная лента пестрит информацией о том, что какой-то японский чудак собрал телепорт в домашних условиях. Даже приложено видео, как он перемещает банан из одной комнаты в другую. Правда, в точке выхода вместо фрукта получилось банановое пюре! (Взрыв смеха «за кадром»). Ещё одна важная новость: патруль Новых сегодня ночью накрыл целый бандитский притон! Эти бедолаги называли себя «Последние Католики». Вот уж действительно — последние! (Снова смех, но какой-то вялый). И наконец: Совет Наставников одобрил инициативу Земного правительства по ликвидации…

Последние слова Прохнов прожёвывает. Сигнал пропадает, приемник вновь принимается недовольно шипеть. Пальцы крутят рычажки, шевелят антенну. Без толку. Человек, стукнув ладонью по корпусу, бросает радио на кровать.

«М-да, одно из давних желаний сбылось… Хорошо, в полдень нужно выдвигаться, до Города ещё идти и идти… Безумная затея. Но меня уже точно там ждут, не разочаровать бы…»

Радио свистит. Человек смотрит на приёмник, нахмурившись, скользит взглядом по проводу и видит батарейку, мигающую красным.

— Да ну… — Он вскакивает, быстро подходит к окну, недолго смотрит. Затем — к радио, резким движением вырывает провод. Свист прекращается, но батарейка всё равно мигает.

Дрожащими пальцами нашаривает на поясе кобуру с пистолетом. Внезапный страх овладевает всем телом. Странно, на поляне не испытывал ничего такого.

Человек бросает взгляд на развороченный остов дрона, безобидно лежащий на том же месте. Хватает рюкзак, выбегает из дома.

Лес не изменился, он так же спокоен и миролюбив. Но человек напряжен, идёт быстрым шагом, поглядывая в небо. Сквозь кроны сосен видны осколки облаков, белеющих на голубом фоне. И вроде всё хорошо, но тревога не отпускает. Человек бросает взгляд назад, глаза округляются. Сквозь лес, ловко лавируя меж стволов сосен и шаря изумрудным лучом, несётся серебристый диск.

Человек выхватывает пистолет, на ходу стреляет. Золотистые лучи сносят ветви, врезаются в деревья, с треском вырывая кору. Один попадает в цель, но отскакивает от брони, уносится в небо. Простое оружие тут бесполезно, нужно проверенное средство, но связка гранат в рюкзаке за спиной, успеть бы достать… Дрон в двадцати метрах позади — человек срывается на бег. Скользкая трава опутывает ноги, ветви-прутья хлещут по лицу, старые пни и поваленные деревья как специально бросаются под ноги… Гудение сзади нарастает — бегущий несётся так быстро, как только может. Слева чуть выше сосен летит ещё один дрон. Резко обгоняет, пропадает из виду. Справа — двое. Спускаются, срезая ветви, движутся возле.

Какая ошибка — дать бой Системе. О чём только думал, кидая гранату тогда, на поляне… всё равно был обречён — дрон нашёл бы и уничтожил. Похоже, человека вычислили ещё в небоскрёбах, и всю дорогу от них преследуют. Ничего, и не из таких передряг…

Лучи дронов шарят по пятам. Один упирается в спину, багровеет. Раздаётся искусственный голос, и человек, услышав его, резко сворачивает, отчего выстрел приходится по сосне. Ствол разлетается в щепки, от места удара по всему дереву расходится волна, превращая в прах.

Теперь нельзя в Город. Эти придут следом. Лучше пусть убьют лишь его, но не всех. А как же информация, ждущая там? «Человечество» должно узнать, что есть ещё шанс на спасение…

Впереди откуда-то сверху сваливается дрон, зависает в паре метров над землёй. Беглец бросается в сторону, еле избежав столкновения с сосной. Не оборачиваясь, несётся сквозь густеющий лес.

Изо рта вместе с воздухом вырываются хрипы, сердце бешено барабанит о грудную клетку, в ушах стучит кровь, в печени беспощадно колит. Чёртов возраст. В молодости дал бы им фору, но теперь… Было время, когда шестнадцатилетний вместе с пока ещё немногочисленной группой энтузиастов, набив карманы «хлопушками», ходил по ночной Москве, выслеживал патрули «жестянок», тогда ещё лишь выполнявших функцию автоматизированной полиции, сжигал их контакты и лихо уносился по дворам от преследования. Обычное хулиганство, но для зарождавшегося «Человечества» казалось целой диверсией.

Земля проваливается. Человек с треском летит вниз, падает на что-то жёсткое, ударившись спиной. Раздаётся пронзительный скрип.

Дико дыша и обливаясь потом, смотрит по сторонам. Он в канаве. Опускает взгляд: огромный ржавый капкан растопырил зубцы вокруг правой ноги. Человек медленно отводит её, убирает из опасных объятий. Повезло, что не захлопнулось до конца. Проклятые древние браконьеры! Это ж надо: в заповедной зоне…

Что-то загораживает падающий сверху свет. Человек замирает, поднимает голову. Дроны. Они летают вокруг, ощупывают всё лучами.

Аккуратно, вытягивает из-за спины рюкзак и с тихим скрипом расстёгивает. Достаёт связку гранат, отцепляет две, на каждой выставляет таймер — три секунды. Держит, зажав предохранители. Пытается успокоиться, умерить бешеный галоп сердца.

Если обнаружат, то всё. И как же раньше не заметил преследования?.. Ведь делал стоянки по пути, причём не минутные и даже не часовые. Почему ждали? Почему не накрыли сразу? Думали куда-то приведу? В штаб «Человечества»? Да вы сами уничтожили его ещё десять лет назад! А Город, куда сейчас иду… Нет у вас ничего против людей, живущих там, чёртовы жестянки!

Что-то светит прямо в глаза — изумрудные лучи проникают в канаву. Резко выдохнув, человек подкидывает гранаты, сгибается, накрывает голову руками. Вспышка. Спину обжигает.

Сидит, прислушивается. Наконец, решается выглянуть. Канава неглубокая, метра два. Выбирается. Вокруг чуть посеревшие стволы сосен, скрученная в жгутики ломкая трава. На ней — три железяки.

Ха! Получили! Бездушные машины. Победа всегда за добром. А добро — Человек. И скоро он вновь будет гордо и без страха ступать по своей планете. Главное — дойти до Города.

Внезапный свист сзади. Всё тело напрягается, холодный пот по спине. Нет, нет…

Человек разворачивается, держа рюкзак и связку оставшихся гранат, видит в трёх метрах от себя зависший на уровне лица железный диск. Успевает заметить белую линию цифр на его поверхности… Багровый луч упирается в глаз.

— Кристофер Прохнов, — раздаётся электронный голос из нутра дрона. — Согласно статьи номер шестнадцать дробь семьсот шестьдесят четыре «Геноцид» Всемирного Кодекса вы приговорены к ликвидации.

Резкое движение — рюкзак и гранаты летят в палача, закрывая человека от смертоносного луча. Начинают растворяться — дрон выстрелил. Гранаты детонируют.

Как кувалдой ударяют в грудь — рёбра лопаются. Ноги отрываются от земли, одежда и волосы обугливаются, кожа на лице пузырится. Взрывная волна относит метров на пять, и только тогда человек врезается спиной в сосну, чувствуя резкую боль в позвоночнике.

Падает. Последнее, что успевает заметить: чёрные шатающиеся стволы, земля, покрытая пеплом, на ней — четыре мёртвых дрона.