Мой Босс Альфа

Аня Вьёри (2024)

— Пожалуйста, проходите. Секретарь, видимо, в чате, получила разрешение меня пропустить. Несмело вхожу. — Добрый день, Маргарита Сергеевна, — он даже не подсматривает никуда, запомнил мое имя. Еще бы! — Здравствуйте, — голос меня не слушается, откашливаюсь, — Тимофей Леонидович, — киваю. Стараюсь приветливо, но не получается, вижу это по его губам, расползающимся в улыбке и по желтеющим глазам. Что за хрень? — Прошу прощения, — делаю паузу, подбирая слова, — за инцидент в фойе… — Да что вы, — он смеется, показывая красивые белые зубы, — это я должен перед вами извиняться, — а взгляд колючий, испытывающий. — Я так неаккуратно преградил вам путь, — понижает голос, подается вперед, — в мой кабинет… Он хотел ее просто поглотить. Но она решила сопротивляться!

Глава 9

Тим

Мы расстаемся сразу после обеда. Она вернулась в офис исключительно за ноутбуком и термосом. Прижимаю его к себе:

— А можно залить кипятком еще раз? — словно выпрашиваю у нее конфетку.

Она смеется:

— Я завтра принесу тебе весь пакет! — и тут же одергивает себя. — Если это уместно.

— Конечно, уместно, — вскидываю брови, показывая глупость ее предположения, хотя она права. Ольга сильно удивится. Но промолчит.

— Тогда до завтра, — очень мило склоняет голову набок.

— Заходи после часа, — улыбаюсь ей в ответ, — с утра совет директоров.

Надо будет оставить сообщение Ольге. А то еще вздумает ее не пустить!

Рита кивает мне и уходит. Я, как и вчера, иду в зону отдыха сотрудников и смотрю, как она садится в свой тарантас. Вздыхаю. Что там дядь Леша хотел мне рассказать?

Не отрывая от нее взгляда, набираю старого друга отца, который сейчас возглавляет отдел собственной безопасности всей нашей фирмы. У него в подчинении маленькая армия и некрупный разведотдел. Отец всегда шутил, что если с Лешкой не дружить, то его надо бояться. Я совершенно с ним согласен, поэтому стараюсь с Алексей Дмитричем быть всегда уважительным и в конфликты не вступать. Последнее не сложно. Он привык быть в тени. Чаще работает чужими руками. Поэтому предложение созвониться настораживает вдвойне.

— Дядь Леш, добрый вечер, — здороваюсь, как только он снимает трубку. — Вы просили позвонить.

— Не просил, а предлагал, — старый волк негромко усмехается. — Запросы у тебя, Тим, интересные.

— Да чего интересного, — пожимаю плечами, хотя и понимаю, что он не может этого видеть. — Новая девочка, отдел ценной доставки. Если на ней висит что, так держать ее от фирмы подальше.

— Угу, — Алексей Дмитриевич молчит. Долго молчит. — А теперь еще раз, но только правду.

— В смысле? — притворяюсь удивленным, но понимаю, что не выгорит. Не с ним.

— Зачем она тебе, Тим? Я тебе досье на нее прислал. Все проверки она прошла. Для работы информации более, чем достаточно.

— Дядь Леш, — сглатываю, — вся эта история с покупкой. Ты же знаешь, на что мы все подписались? — собственно, это целиком и полностью мой проект. Я убеждал совет стаи расширяться в этом направлении. Если я проколюсь, это сильно ударит и по мне, и по отцу.

— Значит, — тянет старый волчара, — не хочешь начистоту…

— Дядь Леш! — возмущаюсь я и замолкаю. Он тоже молчит. Я понимаю, что отпираться дальше бессмысленно, промолчать я уже не имею права. Закрываю глаза и срывающимся голосом признаюсь: — Моя она, дядь Леш. Никогда не верил, что так бывает, а увидел ее и…

Я замолкаю, потому что голос совершенно неприлично дрожит, да и сказать больше нечего.

— Поня-ятно, — тянет Громов. — Я, знаешь, что-то такое и предполагал, — то ли кашляет, то ли усмехается. — Еще до того, как она у тебя в кабинете до полуночи оставаться стала.

Я стискиваю зубы: конечно, охрана ему доложила.

— Девочка тебе попалась непростая, Тимох, — сокрушенно вздыхает. — Точно твоя? Не ошибаешься?

— Дядь Леш, — я начинаю злиться. — Что ты от меня скрываешь? Куда она деньги тратит?

— Да никуда! — с наигранной легкостью отзывается эсбэшник. — Родителей содержит. Дачу им покупала, дом в деревне постоянно каких-то трат требует. И у отца лечение восстановительное. Она дважды в год его в санаторий отправляет с матерью. Вот и все расходы. Сначала они, чтобы ее к жизни вернуть, все сбережения спустили, а теперь она вроде как долг им отдает.

Его беззаботный тон никак не вяжется с мельком прозвучавшей фразой.

— Что значит «к жизни вернуть»? — спрашиваю я, а у самого все холодеет внутри.

— Я же указал в досье, — откашливается Алексей Дмитриевич, — на нее было совершено нападение.

— Что за нападение? — я отказываюсь играть в эти его «вокруг да около», а он молчит. — Говори, дядь Леш.

— Похитили ее, Тим, — его голос меняется, наигранное веселье улетучивается. — И изнасиловали. Подруга заманила на блатхату, а там четыре подонка. Пять дней с ней творили, что хотели. Во всех смыслах этого слова. Девчонка была покалечена и физически, и морально. Они, похоже, живой ее выпускать не собирались. Ее отец нашел. Опер он у нее был тогда. Нашел дочку, вывез живой. Только ее год восстанавливали физически, а психологи с ней и сейчас работают. Вот на это все родители деньги и спустили. На психотерапию, на врачей. Дорого оно, знаешь ли, для среднестатистической семьи. Особенно пластическая хирургия.

Колени становятся ватными, и я медленно оседаю на пол. Это он сейчас о ком говорит? О моей Рите? Этого не может быть. Как? Не с ней! Только не с ней! Мозг отказывается работать, воспринимать информацию. Я только ошарашенно повторяю за ним последнюю фразу:

— Пластическая хирургия?

— Эти суки об нее бычки тушили, — с непрекрытой злостью выдает Громов. — Ножом полосовали. На ней было сто двадцать семь порезов. Я тебе говорю, они ее живой отпускать не планировали. Там и внутренние кровотечения, и… — слышу, как он раздраженно сплевывает, жмурюсь, унимаю дрожь в руках.

— Дядь Леш, — слышу свой голос, как со стороны, — они же все сидят, да?

— Сидят, — расстроенно тянет он. — Отец ценой своей должности и здоровья посадил.

— В смысле?

— Да там у одного из подонков папаша блатной был, — вздыхает эсбэшник. — Дело активно заминали. Вплоть до того, что его вывели из обвиняемых в свидетели. Он на суде прикалывался, что изнасилований не было, что она сама была на все согласная, — Громов зло фыркнул. — Отец ее, похоже, на кого-то компромат нарыл. Позиция прокуратуры вдруг переменилась, и подонка того по этапу все же отправили. Только вот и отца из органов выкинули. С волчьим билетом. Всех выслуг, всех льгот лишили. Он тогда первый инсульт и схватил. А чуть позже микроинфаркт… Как-то так. Он потом друзьям говорил, что ему плевать, главное, что дочь жива, и эти подонки сидят. Но, видимо, все это сильно по нему ударило. Он сейчас фактически инвалид. Маргарита твоя постоянно кого-то нанимает в деревне, то водопровод им прочистить, то забор подправить. Отец не в состоянии.

Я не могу ничего сказать, просто сижу на полу и молчу, уперев локти в колени. И эта девчушка час назад со мной хохотала? Это вот ее? Четыре подонка. Пять дней. Сто двадцать семь порезов? Год на физическое восстановление? Мою Риту? МОЮ?

— Ну вот, — вздыхает Громов. — Я подумал, что не стоит это все в досье указывать. Мало ли кто его захочет посмотреть.

— Дядь Леш, — сиплю в трубку. — Можно тебя попросить, если отец…

Договорить не успеваю, он обрывает меня:

— Мог бы и промолчать! Я без запроса ничего никому не рассказываю. А у твоего отца на твоих подчиненных пока запроса не было, — ерничает. Подчиненных. Как же…

— Спасибо, дядь Леш.

— Тим?

— Да?

— Ты себя точно не обманываешь?

Переживает, не ошибся ли я. А у меня кишки скрутило от боли за нее. Кожа горит, словно это не ее, а меня ножом вскрывали, горло пересохло. Нет брезгливости, нет отвращения. Только дикая ярость и желание убить этих тварей. Хорошо, что они сидят. Не обманываю я себя, дядь Леш. Совершенно точно понимаю, что не обманываю.

Я не отвечаю на его вопрос. Это лишнее. Он не имел права спрашивать. Да и не вопрос это был. Скорее, совет. Только за совет я бы точно ему глотку перегрыз.

— Спасибо за помощь, дядь Леш, — отвечаю уверенно. — Я надеюсь, что весь этот разговор останется между нами.

— Даже факт этого разговора останется между нами, — хмыкает наш эсбэшник. — Ты же на этаже один!

Мы все у него под колпаком. Намекает, что на него лучше не обижаться.

— Дядь Леш, — молчу в трубку, и он молчит. — Я не ошибся, — решаюсь наконец.

— Тогда набирайся терпения, — неожиданно выдает он. — Если она твоя — оно того стоит.

— Определенно стоит! — горько усмехаюсь в трубку и прощаюсь со старым другом отца.

Бросаю телефон на пол, обхватываю голову руками, стискиваю пальцами волосы. Боже, что же это творится! Как это вообще возможно? Как люди такое могут сделать с себе подобными? Волк никогда бы так не поступил. Волк может напасть, когда голоден или когда защищается, но просто так, от злобы, от зависти? Ни за что! Зачем? Почему ее?

Ни на один из вопросов нет ответа. Телефон пытается что-то напомнить, но я просто выключаю звук, с трудом поднявшись, иду в кабинет. Надо собрать презентацию с таблицами и диаграммами. Вадим Николаевич любит наглядность, да и Леонид Тимофеевич тоже. Я улыбаюсь, вспоминая ее смех в ответ на мою шутку про имя деда и коварную месть отцу. Становится немного легче. Все же это давняя история. Да, она не может представить себя с мужчиной, но она уже может рядом со мной смеяться. Это хорошо. Надо заставить себя думать о работе. О том, как вести себя с ней, зная все это, подумаю позже.

Телефон снова несмело гудит, только я на него не смотрю, бросаю на переговорный стол, сам сажусь за компьютер.