Слепни. Двусловная поэма

Антон Шевченко (Аншеф), 2023

«Слепни» – первое опубликованное произведение Антона Шевченко (Аншеф). Маленький город, маленькая семья, маленькие люди и огромное пространство по имени Россия, порабощающее всех и вся проклятыми вопросами из прошлого и настоящего. Представление жизни как мрачного гротеска на грани безумия, размышления о попытке очеловечиться и вернуться в раз и навсегда потерянную нормальность, о поиске нового языка и средств самовыражения в эпоху жестокости и цинизма – вот основные темы авангардистской поэмы «Слепни».

Глава первая

О Волга,

России мать!

С Севера

До юга

Течёшь ты

Барыней вальяжной,

Разделяешь лоно

Равнины европейской.

В истории

Тебе досталась

Ва́жна роль:

Вдоль тебя

Роились города,

Строились селения;

Плыли баржи,

Пароходы, корабли

По воде

Темнеющей, зелёной.

Мохнатые бурьяны

На дне

Песчаном хулиганисто

Росли и

Гладили корму

Ползущих суден.

Сколько ж

Лет глубинные

Леса безмятежно,

Мирно расцветали?

Может, динозавры

Видели лохматость

Подводную сию?

Значит, Волга

Была тысячелетней.

Из этого

Последует тогда

Величие большое.

Седая древность

Сковала воды

Могучего потока.

Сколько мечт

И сколько

Разных бед

Пови́дела река:

Где рождение,

Где гибель!

Волга есть

Библейско чудо.

Каждым утром

Туман-сквалыга серым

Телом кроет

Воды богатства,

Чтоб рука,

Чужая, неизвестна,

Не лезла

В вотчину

Природы русской.

Сегодня — Волга,

А завтра

Не устоит

Мошка́рная тайга?

Кто-то где-то

С ружьём

Наперевес так

Циркульно шагает,

Но уверенность

Ли есть,

Сродни кавалерийской,

О помощи

Реальной, неформальной

Со стороны

Надсмотра лесника?

Пытается Природа

Сама свои

Владенья защитить

От полчищ

Ненасытных крыс.

Не всё

Седого стража

Видит глаз,

Когда богатства

Пилят, режут,

Раздают за

Жалкое копьё^[1].

Хоть Волга

Держится: её

Никто, коварный,

Пирогом разрезать

Не решился.

Да, ты

Воду не

Разрубишь тесаком,

Ведь сталь

Намокнет гранью,

Заржавеет быстро,

Вскорости умрёт!

Но позабудем

Грустные мотивы,

И так

Полно грязюки.

Может, о

Хорошем и

Безоблачно-красивом

сто́ит

Нам подумать?

Широка река,

Покойна степь.

Засеяны поля,

Цветут сады,

Блестят теплицы.

На фермах

Слышится мычанье.

Да! Здесь

Не то,

Что по

Другой России:

Бескрайние просторы

С вкраплениями

Малых деревень,

Грустящих по

Уюту городов.

Мертвы посевы,

Не клокочут

Железны трактора.

Как-то держится,

С трудом,

На ладан

Дышащий совхоз.

В наличии —

Косоворотные крестьяне,

Хоть ныне

Двадцать первое

Столетье. Скажу:

О космосе

Потребно грезить,

А здесь —

Тихонько выживают,

Без шороху,

Без писка.

Помолятся, понегодуют

На кухнях,

В погребах.

Притворно пластиком

Обьют, вид

Внешний придавая

Стареющим хоромам.

Вроде современно,

Так-то убого

Не стои́т,

Вниманье лишне

Не влечёт…

Виден дом.

А за

Окном — рабочий,

С каменным,

Недружеским лицом.

Он устал

От смены

На заводе:

Подшипники маячат

Перед носом —

Про клятый конвейер!

Жена — тихоня,

Сера мышь —

С больницы

Только что

Домой пришла,

Свершив осмотр

Старушек бесконечных

С боля ми

В пояснице,

В голове.

Она устала,

Но молчит,

Поскольку знает:

Если слово

Вылезет нежданно,

То кулак

Упрямо пронесётся

Пред лицом…

Вот о́н —

Слесарь, цеховик!

Повысить голос

Может невзначай:

Огрубши руки-то

Приносят пищу,

А посему

Тащи, супруга,

Хлеба корку

На кухонный

Клетча́тый стол.

Жена послушно

Волю исполняет.

Борщ свекольный

Половником разлит.

Хлебают люди

Ложки супа,

Слова забыты,

Что могли

Задеть кого-то.

Для счастья

Следует прощать

Ничтожные обиды:

И так

Живётся тяжело

Без лишних,

Несуразных склок.

Доеден ужин,

Поднимаются супруги,

Идут, сгорби вшись,

До кровати.

Спят закрыты

Тусклые глаза,

Лежат тела

В обнимку.

И предостаточно

Семей таких

Раскидано в

Теченье Волги.

Но есть

Лихая власть —

В особняках

Запёрлась, оградилась

Варваров элита.

У них

И катера,

И пристани

С охраной,

Сады, угодья,

Что похожи

На аркадские,

Пейзанские поля^[2].

Пастухи, пастушки,

Ряженые слуги

Послушно ходят,

В исполненье

Замыслы приводят

Бар самодурных.

Бывают те

И торгашами,

В погонах

Могут щеголять

Иль числиться

Чинушей очень

Важным, что

Вшивые указы

Спускает подчинённым

Каждый день.

А что

Бывает интересным

В документах

От господ?

О благе

Думают страны?

Как защитить

Права малоимущих?

Об интересах

Городов, земель?

Нет этого!

Ждать помощи,

Поддержки неимущих

Иль страждущих —

Явно не

Про них.

Им надо

Только денег

С распилов

Побыстрее накопить,

Чтоб дачи

В за́мки

Обратить: ведь

Феодалом лучше

Пред самим

Собой казаться,

Величье чуять,

Что твой

Любезный герцог!

Коль царь

На месте,

То фаворитов

И клевретов^[3]

Не хватает,

Чтоб ходили,

Неся цветастые

Знамёна царского

Двора, что

Имени Кремля.

Лоснятся, все

В мехах,

В каменьях,

В жемчугах.

Кто поближе,

Тот цепью

Шейною сверкает,

Вручённою лет

Несколько назад

(С рук

Маленьких князёвых)

За преданность

И честность

Перед лицом

Первейшего из

Первых феодалов.

Сапо́говый сафьян

Всеместно популярен,

Коль ты

Местечко занял

У кормушки.

Соболья шапка,

Шёлк цилиндра

Голову какую,

Богату плешь

Прикроет и

Ода́рит безвозмездно

Боярской спесью?

Московско царство

Завсегда ходило

Тенью бледной

За каждым,

Кто бразды

Подчас держал

В России:

Всяк хотел

Ивашкой Грозным

Черни показаться!

Или мохната

Шапка Мономаха

Была бы

Впору нуворишу!

А губернатор —

Чисто воевода,

Важный пан,

Не хрен

С горы —

Дове́рья человек

Немалого царёва,

Таким манером

Воеводит потихоньку.

На каждом

Метре Родины

Святой и

Богохульной старательно

Носы сопят

От жира

На боках,

Потеют лбы,

Платочек мокрый —

Духота повсюду!

Какой же

Климат неудобный

В низовьях

Волги, где

Бывает холод

От протоков,

Но воздух

Что яишня

На плите —

Предельно раскалён!

Но что

Поделаешь — отстроены

Дома, проспекты,

Цивильностью приви́та

Дикая земля.

Здесь конь

Скакал татарский,

Набеги совершал

Брадатый Тамерлан.

Пол-Азии собрал

В походы

На разорение

Ханств иных

И княжеств.

Горели городища,

Раскинулись сараи

На югах,

Где скучились

Пушистых шлемов

Острые верхи,

И речь

Степи монгольской

Мешалась со

Скромным пеньем

Рисовой страды.

Однако исчезают

Все империи,

Не лучше

И Орда —

Казань взята

Царём Иваном,

Отныне Волга —

Русская река!

Не ступать

Ноге чужой

По нашим

Волжским землям:

Ни немцу —

Рыцарю-тевтону,

Ни хитровану —

Наглому баскаку!

До сегодня

Так идёт.

И хорошо,

Казалось бы,

Коль русский

К другим

Своим собратьям

Мирно относился.

На беду

Регалии раздали:

Есть верхи,

И есть

Сомнамбуличные низы…

Облака нависли

Сивыми бровями —

Небо негодует

На подлость

Родины моей!

Как могут

Пинать ногами

Свой народ?

Мне тоскливо

В век

Космических открытый

Глядеть на

Древнее насилье.

Оно и

В мелочах

Готово проявиться.

Не только

Глаженый пиджак

На братьев

Может обозлиться.

Когорта есть

С душком

Слегка крысиным,

А может,

И совсем,

Не чуть, —

Они умны

(Пусть так!)

Среди своих

И признаны

Как гении.

Однако их-то

Призрачный талант

Всего лишь

Чувство есть

Брезгливости

тщеславной,

Что каждый

Должен им

Дорожки кра́сны

Раболепно постелить.

Небось, они

Так современны,

Прогрессивны, как

Никто другой.

Для пафосу

Слова разбавят

Едким аглицизмом —

И часто

Не пришей

Кобыле хвост.

Казалось бы,

Смешно, но

Попугай такой

Считаться может

Важным человеком!

За что?

Не знаю.

Возможно, конформизм

Ему что

Мать родная.

Вот и

Любят потому?

Имеет кто

Хамелеонову повадку,

Тот счастлив

В обществе,

Ведь доброе

Княгиня скажет,

Марья Алексеевна,

Голуба наша!

Средь хищников

И травоядных

Тот вожак,

Кто пыль

В глаза

Пускать умеет

И, безусловно,

Обещанья раздавать,

Сверкать зубами,

Когда услышит

Дурацкий анекдот

От сослуживца

Иль начальства.

Молчалинская жилка

Всякому нужна,

Коль ты

Не хочешь

В бедности

Влачить существованье.

Интеллигентские осколки

В подобной

Позе ж

Ныне пребывают:

Они что

Подхалимы бытия!

Проснитесь вы!

Не жалко

Вам людей?

Иль ко́шты^[4]

Всех милей?

Огородились вы

Роскошным тыном

По столицам —

Это даже

Не башня

Из слоновой

Кости! Это

Есть кирпичный,

Слиточный забор

Из золота,

Что тает

На свету…

Может, я

Местами близок

К вам —

Покажет время,

Но я

На поводу

Инстинктов ваших

Не хожу.

Я альтруист,

Я дурачок,

Что в

Человека страстно

Верит, хоть

Не найти

На то

Причин весомых!

Я — Эней!

Хочу вести

Я странников

К рожденью

Рима — града

Не имперства,

Но свободы…

Не бывать

Моим мечтам,

Покуда спят,

К кому

Я обращаюсь.

Камнями я

Неистово кидаюсь,

Как мальчишка:

Вдруг глаз,

Что загноился,

От удара

Отпадёт, переродится?

Насилье — благо?

Если нет

Угрозы кулаками —

Слово хлеще

Будет всяких

Хуков правых!

Сатиры боли,

Желчи струи

При выдержке

Пера героя

Есть первое

Оружье пробивное.

И равных

Нет ему!

От негатива —

Коробит человека.

От позитива —

Отвернётся голова.

Забудется добро,

Но зло

Запомнишь ты:

Его дыхание,

Его амбре

Незабываемо разит!

И личность,

Что идёт

За ним

С пометкой

Всем известной,

Издалека заметной…

Я повторяюсь.

И пускай

На ахинею

Мысль моя

Не тянет,

Довольно я

Уж словоблудю.

К делу

Следует идти.

Конец прелюдии —

Всё сказано.

Примечания

1

Копьё — копейка, деньги.

2

Аркадский — идиллический, связанный с беспечной, счастливой жизнью на лоне природы. Пейзанский — идиллически-деревенский (от пейзанин — крестьянин, изображённый идиллически, слащаво).

3

Клеврет — чей-либо приверженец, приспешник.

4

Кошт — содержание, пропитание; денежные средства.