Лабиринт Просперо

Антон Чиж, 2016

Знаменитый сыщик петербургской полиции Родион Ванзаров уходит в отставку. Но и тут ему нет покоя! Он становится первым в России частным сыщиком – таким же блистательным, как и на государевой службе. И вот уже он получает заказ… не расследовать преступление, а предотвратить его. Изощренный ум Ванзарова сталкивается с не менее изощренным умом человека, который задумал и обставил будущее преступление как театральную постановку, – и в конце ее Ванзарову уготована награда: черноокая красавица. Но Родион этого еще не знает… В своем новом романе «Лабиринт Просперо» писатель Антон Чиж впервые в истории мирового детектива выводит на арену сразу трех конкурирующих частных детективов. Чем закончится их схватка? Такого еще не было…

4

Нежданный гость терпеливо ждал, когда ему позволят войти. Что само по себе было маленьким чудом, не говоря о появлении в такой час. Не обращая внимания на взгляд, не суливший хозяину ничего хорошего, Ванзаров придирчиво осматривал пальто, шляпу и ботинки.

— Для роста рогов у меня почвы не имеется, а крылья отрастить непозволительно, — заметил гость, все еще недопущенный в тепло дома. — Так что вы там ищете, Ванзаров?

В голосе его слышалось нешуточное раздражение.

— Аполлон Григорьевич, пешком шли?

— Прогулялся с Гороховой, — последовал ответ. — Погода чудесная, так и метет… Так я могу наконец…

— Значит, минут десять…

— Бегом даже к вам не побегу, бесценный друг. Знал бы, что так встретите…

— Снег засыпал, но вы его… Стряхнули в парадной…

— Поразительное открытие! Как вы догадались? Гениально…

— Человек, пришедший со снегопада, так и должен поступить…

— Эксперименты на мне ставите? Ну так я вам не…

Гость, повернувший к лестнице, был пойман за рукав и дал себя втянуть в квартиру. Подобное обращение он готов был стерпеть только от одного человека во всей вселенной и окрестностях.

Великий и ужасный Лебедев был не только гением криминалистики, что признавала вся Европа, но обладал самым страшным, мерзким, скандальным и вспыльчивым характером. Выходки которого терпеливо сносил Департамент полиции.

Обладая безграничными знаниями во всех отраслях научных методов раскрытия преступлений, Лебедев был не менее щедро награжден природой богатырским телом и бешеным нравом, не терпевшим дураков всех видов. Что ставило большинство чиновников департамента в безнадежное положение. Ходили легенды, как однажды он вырвал папиросу из губ начальника департамента, позволившего себе закурить на месте преступления, или про несчастного пристава, перечившего ему, за что тот оказался выброшенным в реку Мойку, неглубокую, но грязную. Начальство старалось лишний раз не беспокоить гения, а вот несчастным полицейским приставам, околоточным и городовым деваться было некуда: они вынуждены были вызывать криминалиста на место совершенного преступления. Служивым оставалось только молиться, чтобы пронесло нелегкую. Но часто не проносило.

К Ванзарову Лебедев испытывал трудно объяснимое логикой чувство восхищения умом и талантом. Между ними было не менее двадцати лет разницы, но в общении они держались сложноуловимого кодекса взаимного уважения. Лебедев сильно горевал, узнав первым, что Ванзаров подал в отставку, и заявил, что последняя надежда Департамента полиции превратиться из сборища идиотов в эффективное оружие борьбы с преступностью потеряна навсегда. Говорил об этом громко и при любом удобном случае. Ванзаров ни разу не посмел обеспокоить друга в своих частных практиках, даже когда это было чрезвычайно нужно. Он знал, что Аполлон Григорьевич будет поставлен перед трудным выбором: отказать другу нельзя, но и работать на сторону государственному чиновнику, статскому советнику, было неприлично. Тяжкий выбор — это не то, чем надо проверять мужскую дружбу. Лебедев никогда бы не признался, но в душе он был крайне признателен другу за такую чуткость.

Не прекратив одевания, Ванзаров демонстративно посмотрел на часы.

— На бал рано одеваться, — сказал Аполлон Григорьевич, кидая на стол серый министерский конверт. — Вот, подлизываются, приглашение велели передать…

— Благодарю, — ответил Ванзаров, заправляя сорочку. — В ресторан «Европейской» сегодня обедать не поеду. Никак не могу. Очень жаль. Вчера было чудесно.

Дружба порой требует взять грех на душу. Он не стал критиковать вчерашний обед, который превратился в лекцию о новейших достижениях криминалистки одного великого криминалиста, которыми требовалось восторгаться. Лебедеву порой нужен был сеанс детской лести. Водка и отличная кухня облегчали нелегкую задачу. Но меру надо знать…

— А куда это собрались? В такую погоду или нетрезвых барышень на «лихачах» катать, или в бане сидеть. Вы что выбрали?

— На денек съездить в Сестрорецк…

На лице Аполлона Григорьевича образовалось выражение, в котором удивлению не хватило границ.

— Опять?

— Довольно расплывчатый тезис, как я полагаю.

— Тезис! Фуф! В прошлый раз, года четыре назад, ваша поездка в Сестрорецк закончилась горой трупов и прочими радостями… ^[4] Жуткое место, аж дрожь пробирает… — Лебедев вальяжно повел плечами.

— Думаю, в этот раз обойдемся без трупов. В крайнем случае: один-два, не больше, — сказал Ванзаров, натягивая твидовый пиджак и стараясь не смотреть на гостя, примерно зная, чего от него ожидать.

Аполлон Григорьевич ожидания оправдал: высказался бурно и цветисто о мозгах тех, кто уходит в отставку по собственной дури и становится похож на английского туриста. За неимением времени и за прочими не менее важными причинами Ванзаров на провокацию не поддался, но выводы сделал: там, в вершинах Департамента, настоятельно просили Лебедева намеком или напрямик убедить «его» вернуться. Что было в целом приятно.

— Да, кстати… — опомнился Лебедев. — Для чего мариновали меня на лестничной клетке?

— Был у меня утренний гость, который забыл, что настоящий посыльный старается стряхнуть снег сразу, как только входит в дом: растает, затечет за шиворот, а ему еще весь день бегать… Нелогичное поведение. Проверял на вас.

— Психологику свою драгоценную на безобидных вестовых оттачиваете?

— Психологика не требует заточки, она опасна, как бритва, — сказал Ванзаров, осторожно глядясь в зеркало. Что-то ему перестал нравиться этот удобный клетчатый костюм… Не так как-то он в нем выглядит, солидности той не хватает. Но времени переодеваться нет.

— А что принес подозрительный тип?

Ванзаров протянул сложенный лист, который уже устроился в боковом кармане мягкого и удобного пиджака в клетку.

Аполлон Григорьевич изучил послание и не выразил глубоких чувств.

— Выгодное дельце? — только спросил он. — Да и так ясно, что выгодное. Раз потащились в такую погоду в адские недра Сестрорецка…

— То есть ничего необычного вам в глаза не бросилось, — Ванзаров откровенно взглянул на карманные часы, делая совсем прозрачный намек. Лебедев ничего не заметил.

— Почерк каллиграфический, каждая буква выведена как рукой художника…

— Характер даже вы не сможете определить.

Лебедев замялся, словно не хотел вступать на шаткую дорожку.

— Шанс ошибки велик, — сообщил он.

— Благодарю, совершенно согласен. Это все?

— Бумага дорогая… Да ну вас! А что нам скажет острейшая госпожа психологика?

При всем научном складе ума Лебедев испытывал трудно объяснимую ревность к методу, который Ванзаров начал испытывать давно, но рассказал об этом только близкому другу. О чем не раз уже пожалел. Суть метода была простая и понятная: выводить логику поступков из логики характера человека. Несмотря на то что психологика изобличила не одного злодея, когда Ванзаров служил в сыскной полиции, да и частной практике без нее было как без рук, Лебедев упорно не признавал метод, считал его не методом вовсе, а лженаукой и при любом удобном и неудобном случае высказывал другу все, что думает. Ревность, что тут поделать…

— Она задаст как минимум три вопроса о трех странных фактах, — сказал Ванзаров, отправляясь в прихожую.

— Три? — в сомнении повторил Лебедев. — Пропустите один — отберу приглашение.

— Во-первых, человек в состоянии, близком к панике, пишет ровным, спокойным каллиграфическим почерком…

Аполлон Григорьевич признал, что этот вопрос нельзя просто так отбросить.

— Дальше! — потребовал он.

— Если у автора письма каллиграфический почерк, он или опытный письмоводитель, или художник. Откуда у него круг знакомых среди… ну, неважно кого, и безграничные финансовые средства.

— Еще что?

— Самое простое: не показалось странным, что некий господин просит спасти его, при этом не упоминает своего имени. Кого я должен спасти от смерти?

— Вы знаете автора записки?

— Он полагает, что его я знаю…

— Зачем же едете?

— Любопытство — мой порок. Не могу спать, пока не узнаю ответы…

Аполлон Григорьевич накинул на плечи могучее пальто.

— Ладно, убедили, пошли ловить извозчика…

Это было истинное чудо. Великий криминалист славился тем, что умел раздобыть пролетку в любое время и в любом месте столицы. Как ему это удавалось, было самой большой тайной, на которую чиновники департамента держали пари. Ванзаров и сам не мог найти логичного объяснения маленькому чуду: стоило Лебедеву свистнуть, как из-под земли являлся извозчик. Так и случилось. После могучего посвиста из снежной мглы выехал извозчик и даже сторговался на божескую цену.

— Вы там осторожней… — хмуро сказал Лебедев, хоть и не добавил: «без меня». — Не геройствуйте. Глупо погибать за деньги. То ли дело на службе…

— Не собираюсь погибать, меня на бал пригласили, — ответил Ванзаров. — Да и то надеюсь, к утру вернусь.

— Если не вернетесь, приеду спасать, — сказал Аполлон Григорьевич, крепко пожимая ладонь Ванзарова. — Ох, не к добру это…

Криминалист смотрел вслед пролетке, пока не растаял в снежной круговерти. Ванзаров плотнее закрылся одеялом и подумал, что напрасно пренебрегает оружием. «Браунинг» в кармане — не лишний при поездке в неизвестность.

Примечания

4

Об этом деле можно узнать из романа «Холодные сердца» того же Антона Чижа.