Лес разбуженных снов

Антон Леонтьев, 2007

Неожиданно для себя доктор психологии Стелла Конвей поспособствовала развалу обвинительного процесса против маньяка-убийцы Вацлава Черта. Когда-то она сама едва не стала его жертвой и пыталась это скрыть. А в результате адвокат Черта представила дело так, словно Стелла была его любовницей! Выйдя на свободу, маньяк решил довести начатое до конца и снова начал преследовать девушку… Начальник доктора Конвей спрятал ее в глухой провинции. Но Стелла и там оказалась в опасности: в городке происходят загадочные убийства, которые приписывают мифическому существу – вулкодлаку. Конечно, девушка не верила ни в каких чудовищ. Пока во время приема в старинном замке во дворе не возник зловещий силуэт… Вулкодлак! Неужели этот монстр существует на самом деле?

…На небольшом расстоянии от сэра Чарльза виднелись совершенно свежие и четкие…

— Следы?

— Следы.

— Мужские или женские?

Доктор Мортимер как-то странно посмотрел на нас и ответил почти шепотом:

— Мистер Холмс, это были отпечатки лап огромной собаки!

Артур Конан Дойл.«Собака Баскервилей». Пер. Н. Волжиной

Вулкодлак! Вулкодлак! Вулкодлак!

Завидев улыбающуюся физиономию Лешека, Ванда вздрогнула и поперхнулась куском эклера. Взгляд девушки переместился с большого окна кондитерской, за которым ее любимый корчил смешные рожицы, на суровый лик тети Клары.

— У меня что, прическа не в порядке? — спросила тетя Клара и полезла в большую сумку, гордо именовавшуюся ридикюлем.

— Да нет же, тетечка, — едва сдерживая смех, произнесла Ванда.

Пока тетка копалась в кожаном ридикюле цвета подгнившей черешни, пытаясь отыскать пудреницу, девушка погрозила Лешеку кулаком. Молодой человек, послав воздушный поцелуй, исчез за углом, и вовремя, потому что тетя Клара, вытащив наконец старинную деревянную пудреницу с треснувшим зеркальцем, заметила, как племянница обменивается пламенными взглядами с кем-то за ее спиной, и быстро обернулась. Ванда перевела дух: не хватало еще, чтобы она увидела Лешека! Ее драгоценного, шаловливого, хотя и безголового Лешека.

— Тетечка, хотите еще пирожного? — отвлекла внимание своей дуэньи Ванда на первый взгляд невинным, а в действительности коварным вопросом.

Тетя Клара, дама постбальзаковского возраста и мегарубенсовских размеров, обожающая платья с рюшами, вязаные гольфы и котов, была двоюродной сестрой матери Ванды. Тетя Клара гордилась тем, что у нее никогда не было мужа или хотя бы любовника, она исправно помогала католическому священнику и усердно потчевала племянников и племянниц, в том числе и Ванду, нравоучениями, досаждала обличением грехов и призывала к воздержанию и полному самоконтролю. Всю свою нереализованную энергию тетя Клара отдавала религии и сладостям. Поэтому-то Ванда и зашла с теткой, якобы ненароком, в кондитерскую, что открылась недавно, но пользовалась всевозрастающей популярностью.

Убедившись, что с прической все в полном порядке, а за спиной не прячется ретивый молодой человек, только и жаждущий одного — лишить ее дорогую племянницу Ванду невинности (однако едва тетка отвернулась и потянулась к тарелке с аппетитным трехцветным пирожным-безе, как за окном кондитерской снова возник Лешек), тетя Клара со вздохом произнесла:

— Как же я рада, что ты наконец-то вняла доводам разума и церкви, дорогая моя! Твои родители и, конечно же, я были очень рады, когда ты порвала с этим мерзопакостным проходимцем, молодым оболтусом, юным преступником…

Она запнулась, подыскивая подходящее словосочетание, характеризующее в полной мере греховность того, кто сейчас, прильнув к окну кондитерской, целовал стекло и показывал на часы, намекая, что пора избавиться от нудной тетки.

— Тетечка, твои слова открыли мне глаза на то, как подобает вести себя, — едва сдерживая смех, лицемерно произнесла Ванда.

— Так вот ведь! — изрекла тетя Клара и позолоченной вилочкой отсекла половину пирожного. — Твои родители поступили мудро, обратившись ко мне! Я знаю, что современная молодежь так падка на призывы слабой плоти, в дьявола сейчас никто не верит, немодно, видите ли, но он существует! Поверь моим словам, дорогая племянница, нечистый поджидает нас на каждом шагу, у него легион фальшивых лиц, он завлекает мишурным блеском сладкой жизни и туманит разум плотскими желаниями. Но все те, что попадутся на его удочку, отправятся прямиком в ад. Ибо рогатый не дремлет, он всюду! И в тот момент, когда беспомощное, юное создание, доверившееся некоему проходимцу, чьей душой управляют бесы, поддастся на уговоры и решит подарить этому недостойному то самое ценное, что следует беречь для суженого, с кем соединят тебя пред алтарем нерушимыми узами церковного брака…

Ванда вздохнула и отхлебнула остывшего кофе. Если бы тетя знала, что «то самое ценное», о коем она вещает с таким запалом, ее племянница подарила Лешеку еще в начале лета, и никакой дьявол не явился по ее душу, дабы покарать за приятные минуты на чердаке, то поперхнулась бы немедленно пирожным. Но она ничего не знала и тем же тоном вещала:

— И в тот самый момент, моя дорогая, когда грешнику кажется, что он превыше Создателя, дьявол и появляется. О, и это будет уже не миляга-друг или веселый сосед, се будет ужасный, пощады не ведающий монстр, от коего нет спасения! И вырвет он из груди грешника душу, и несчастный, променявший свое божественное предначертание на жалкие наслаждения, отправится прямиком в геенну огненную! Прямиком в преисподнюю!

Тетя могла твердить о подобном часами, недаром же она посещала все службы в церкви, смотрела в рот падре, обрушивающемуся с чуждой истинному христианину непримиримостью на тех, кто нарушает десять заповедей, и отмечала в особой тетрадочке имена тех, кто не явился на мессу. Тетя Клара никак не могла смириться с тем, что церкви, внезапно наполнившиеся молящимися после краха коммунизма в Герцословакии, начали через несколько лет столь же стремительно пустеть — люди разочаровывались в вере, отдавая все свои силы поискам денежной работы и тех самых наслаждений, ранее находившихся под запретом компартии.

— Тетечка, я заказала тебе еще два пирожных, — проворковала Ванда, и официантка поставила перед тетей Кларой две тарелочки с изумительными творениями кондитерского искусства: шоколадным, с засахаренной вишенкой, и ананасово-клубнично-виноградным, с желе.

Тетя Клара посмотрела на часы, висевшие на стене кондитерской, и с тоской в голосе произнесла:

— Почти семь, тебе через четверть часа нужно быть в музыкальной школе…

— Тетечка, кушайте на здоровье! — воскликнула Ванда. Она знала: тетке потребуется не меньше получаса, чтобы справиться со сладостями. — Школа-то всего в трех шагах отсюда, я сама до нее доберусь.

— Но я обещала твоим родителям… — начала тетя Клара, но ее голосу не хватало уверенности. Дьявол, подумала Ванда, добрался и до тети Клары — в форме вкуснющих пирожных и тортов.

Ванда поднялась со стула, засунула под мышку папку с нотными листами и произнесла:

— Тетечка, вы же знаете, что можете мне доверять! История с… ну, вы знаете, с кем… осталась в прошлом! Я прекрасно понимаю родителей и одобряю то, что они, уехав в командировку, попросили вас приглядеть за мной. Так что оставайтесь в кондитерской, а я пойду на занятия. В половине десятого я буду дома!

Тетя Клара, в чьи обязанности входило не спускать с Ванды глаз, пока родители ездили в столицу по делам фирмы, быстро пошла на компромисс с собственными убеждениями и, главное, со страстью к пирожным.

— С занятий я сразу отправлюсь домой, — заверила ее Ванда и, чмокнув в щеку, вылетела в ноябрьскую тьму.

Лешек поджидал ее за углом. Молодой человек привлек Ванду к себе и поцеловал. Девушка ударила его нотной папкой и, поправив беретик, прошипела:

— Только не здесь! А что, если нас увидят? У тетки везде имеются осведомители!

Юноша, прищурив зеленые глаза, от которых Ванда сходила с ума, небрежно произнес:

— Твоя помешанная на религии тетушка снова внушала, что заниматься сексом до брака грешно? И опять дьяволом голову морочила?

* * *

Ванда познакомилась с Лешеком прошедшим летом, через день после того, как ей исполнилось пятнадцать. Лешек был водителем микроавтобуса, на котором приехали музыканты. Ванда сразу обратила внимание на невысокого, ладно сложенного темноволосого молодого человека, занимавшего водительское сиденье и лениво курившего сигарету.

Она никак не могла выбросить незнакомца из головы, и когда на следующий день столкнулась с ним около дома, то оторопела: как он попал сюда?

— А ты симпатичная, малышка, — сказал он.

Ванда покраснела — она находила свои уши слишком большими и оттопыренными, нос — горбатым, а волнистые русые волосы — невыносимыми.

— Меня зовут Лешек, — произнес он и улыбнулся. — Я сразу приметил, что ты на меня запала. Так ведь?

Лешек стал для Ванды самым большим секретом того лета. Он был на семь с половиной лет старше девушки, подрабатывал то здесь, то там частным извозом, покуривал марихуану и обожал «Раммштайн».

Ванда влюбилась в Лешека без оглядки, и, когда тот потребовал от нее доказать искренность своих чувств, она забралась с ним на чердак (родители были дома и не подозревали, чем занимается их единственная дочь). Окрыленная словами Лешека, уверявшего, что они поженятся еще до Рождества, Ванда поведала обо всем своей лучшей подруге Милославе, с которой была неразлучной с самого детства. Ванда рассказала ей и о планах сбежать из ненавистного родного городка в столицу — Лешек уверял, что найдет хорошее место.

Планы так и не реализовались: вечером того же дня отец, выпоров Ванду, запер ее в комнате, запретив покидать дом, а сам отправился в полицию, дабы обвинить Лешека в растлении малолетней. Оттуда отец вернулся вместе с дородной дамой, представившейся работницей полиции. Ванда не хотела никого видеть и, накрыв голову подушкой, лила слезы, то ли из-за синяков на попе, то ли из-за того, что так и не удалось сбежать в Экарест.

Отец стащил девушку с кровати и заставил выслушать рассказ полицейской. Та прихватила с собой копии кое-каких документов из дела Лешека. Выяснилось, что он начал карьеру в возрасте десяти лет с кражи в овощном магазине, в двенадцать попался при попытке раскурочить банкомат, в пятнадцать оказался замешанным в изнасиловании — сам Лешек в истязании жертвы участия не принимал, доверив это дело старшим товарищам, однако стоял на шухере, где и был пойман с поличным бдительным гражданином. Лешеку дали полтора года и отправили в колонию для малолетних. Когда его через восемь месяцев выпустили за примерное поведение, подросток вернулся домой, где его ждали вечно пьяный отец и прикованная к кровати из-за перелома позвоночника мать. В восемнадцать лет Лешека арестовали по подозрению в ограблении виллы заместителя мэра, но отпустили в связи с отсутствием доказательств. С тех пор Лешек находился на примете у полиции — молодого человека подозревали в распространении наркотиков, организации подпольного тотализатора и рэкете. Он в самом деле был водителем — у шефа одной из преступных группировок городка, а частным извозом подрабатывал тогда, когда требовалось найти богатеев, чью хату можно было бы обчистить.

— Он приходил в наш дом в мое отсутствие? — вопрошал отец. Он и мама работали в организованном ими туристическом агентстве, у которого не так давно появилось два новых филиала: дела шли как нельзя лучше. — Ты водила его по нашему дому? Показывала, где мы храним деньги? Он ведь через тебя подбирается к нашим кровавым потом заработанным ценностям! Господи, за что господь ниспослал мне такого глупого ребенка!

Ванда не могла поверить тому, что Лешек лгал и использовал ее как источник информации. После того как тетя Клара провела несколько воспитательных бесед, более похожих на проповеди, и миновало больше двух месяцев с момента разоблачения козней Лешека, Ванде было дозволено ненадолго покидать дом. К несчастью, ее всегда сопровождал кто-то из родственников: родители боялись рецидива и, несмотря на заверения дочери, что Лешек для нее ничего не значит, справедливо полагали, что береженого бог бережет.

Встретиться с Лешеком Ванде удалось в городской библиотеке: тетя Клара надолго застряла в буфете, и девушка могла украдкой обменяться несколькими фразами с молодым человеком, который днем ранее прислал ей записку, в которой указал, где они смогут увидеться.

Лешек не отрицал, что проник в дом Ванды по заказу своего шефа.

— Но тебя я полюбил по-настоящему! — заявил он. — Эй, малышка, неужели ты думаешь, что я способен на подлость? Я люблю тебя!

У Ванды отлегло от сердца. Они с Лешеком разработали коварный, но эффективный план: она изображала из себя пай-девочку, усыпляя внимание родителей и тетки, и постепенно контроль ослабевал. Ванда снова смогла встречаться с Лешеком, и они принялись обдумывать план побега: юноша считал, что в Экаресте можно по-настоящему широко развернуться и они в два счета станут богатыми.

— А когда деньги есть, то на всех наплевать, — рассуждал он. — Когда тебе исполнится шестнадцать, мы поженимся, и твои родители ничего сделать не смогут. У меня есть в столице на примете несколько человечков, которые заправляют в теневых структурах, и если на них работать, то можно высоко взлететь. Начну с должности шофера, а через несколько лет стану боссом. И тогда, малышка, у нас все будет: и своя вилла с бассейном, и дюжина лимузинов, и шмоток у тебя завались…

От подобных головокружительных перспектив у Ванды сладко щемило в сердце и щекотало в носу. Родители же что-то заподозрили и снова приставили к Ванде тетю Клару. Однако девушка знала, как можно вывести из строя свою дуэнью, и частенько оставляла ее в кондитерской, отправляясь «на занятия в музыкальную школу».

Играть на виолончели Ванда ненавидела, тусклые сонаты Баха и унылые сарабанды Скарлатти навевали на нее тоску, но родители отчего-то считали, что их дочь создана для пиликания на виолончели, и твердили, что Ванда, став взрослой, поймет их правоту и будет благодарить за то, что ее отдали в музыкальную школу.

По средам, вечерами, Ванда посещала занятия по сольфеджио и музыкальной литературе: первое длилось час, второе — сорок пять минут. На сольфеджио Ванда тщетно напрягалась, пытаясь постичь секреты мажорного и минорного лада, на музыкальной литературе откровенно зевала, выслушивая биографии сто, двести, а то и триста лет тому назад почивших композиторов.

Родители знали, что Ванда без особого энтузиазма ходит в музыкальную школу, поэтому когда с середины октября дочь вдруг перестала ныть, требуя прекратить занятия в «камере пыток», как именовала она музыкальную школу, и с большим усердием собирала папку, не в состоянии дождаться, когда же тетя Клара зайдет за ней, чтобы проводить на урок, мать с отцом вздохнули с облегчением.

— Такое бывает, я читала в последнем номере педагогического журнала, — авторитетно заявила мама. — Когда у подростка заканчивается период траура по первой неразделенной любви или, как в случае с нашей Вандочкой, траур по растоптанным чувствам и обманутым надеждам, они отдают себя всецело новому, сугубо эстетическому увлечению, например, литературе, музыке или театру.

Они и не подозревали, что Ванда на самом деле организовала огромную инсценировку, в которой она и Лешек были режиссерами и главными исполнителями, а родители вкупе с тетей Кларой — ничего не подозревающими зрителями.

Знакомый Лешека, невропатолог, согласился за деньги подтвердить на официальном бланке с внушительной фиолетовой печатью, что Ванда страдает повышенным внутричерепным давлением, по причине коего не может регулярно посещать занятия сольфеджио. Ванда появлялась в музыкальной школе, приносила очередную справку, оправдывающую ее многочисленные прогулы, играла роль больной и затем исчезала снова на несколько недель.

Однако каждую среду она уходила на занятия в музыкальную школу. Если тетю Клару не удавалось сплавить в кондитерскую или ее отводили отец или мама, она прощалась с ними в вестибюле школы, приветливо махала на прощание рукой и, дождавшись, когда взрослые скроются, покидала здание школы с единственной целью — встретиться с Лешеком. Правда, в таких случаях у них было не больше полутора часов, затем девушке приходилось тащиться в школу, дабы встретить в холле родителей, явившихся забрать свое чадо, и заявить им: «Нас отпустили на пять минут пораньше», — а затем побыстрее уносить ноги, чтобы не столкнуться с товарищами по группе или, чего доброго, с учительницей сольфеджио.

Посему Ванда изо всех сил старалась затащить тетю Клару в кондитерскую, где та объедалась пирожными, в то время как племянница спешила на рандеву с Лешеком. Тетка зачастую теряла счет времени и, набивая желудок, иногда могла провести в кондитерской по два, а то и три часа кряду. Тогда Ванда могла миловаться с Лешеком подольше и сама приходила в кафе, где заставала тетку с затуманенным, как у наркомана, взглядом за столиком, уставленным полудюжиной пустых тарелочек.

* * *

— Куда мы пойдем в этот раз? — спросила Ванда.

В прошлую среду они посетили жилище одного из друзей Лешека, но Ванде не понравился продавленный матрас, использованные шприцы в углу и засаленные плакаты с изображениями гологрудых красоток на облупившихся стенах.

Лешек прижал к себе девушку и утробным голосом ответил:

— Там, где нас никто никогда не отыщет! В гости к вулкодлаку!

Он указал на старинный замок, возвышавшийся на нависшей над городком горе. Ванда поежилась: любой знал, кто такой вулкодлак — помесь оборотня и вампира. Согласно легенде, князь-воин, прославившийся ратными деяниями в мрачном Средневековье, не был принят ни раем, ни адом из-за своих многочисленных прегрешений и был обречен скитаться то ли в виде огромного волка с горящими глазами и клыкастой пастью, то ли гигантской летучей мышью в местах, где когда-то сеял зло.

Родной городок Ванды под названием Вильер располагался в горах, поросших лесом. Там все еще водились волки и медведи, и случалось, что охотники, грибники или туристы натыкались на изувеченное тело с оторванной головой или распотрошенным животом где-нибудь в чащобе (наверняка работа дикого зверья!), и тогда оживали суеверия, и жители шептались, что-де он снова принялся за прежнее.

Он — вулкодлак.

— Что, вулкодлака боишься? — спросил Лешек.

Ванда повела плечами и, фыркнув, ответила:

— Еще чего! Это все бредни, такие же, как и сказки про Санта-Клауса или снежного человека.

— Снежный человек существует, — заявил авторитетно Лешек и пощекотал Ванду за ушком. — Это уже наукой доказано на все сто!

Ванда взглянула на темную громаду замка и вдруг воскликнула:

— Посмотри-ка, там свет!

И действительно, одно из окон замка, который многие годы пустовал, пока не был переоборудован под пансионат для членов ЦК коммунистической партии Герцословакии, а затем снова был забыт, светилось призрачным желтым цветом. Уже стемнело, и городок стал заложником долгой ноябрьской ночи, поэтому светлое пятно на темном пятне громады замка казалось таинственным, загадочным.

— Неужели старый князь бродит в ночи, желая отправиться на охоту… — пробормотала Ванда.

— А как же! — подвывая на почти полную луну, заговорил Лешек. — Старый хрыч покоится в саркофаге в домовой капелле. Я подростком с пацанами туда на спор лазил ночью, мы даже по очереди на крышке с зажмуренными глазами сидели. Одного оставляли в капелле, а другие выходили и закрывали тяжелые бронзовые двери. Там даже три засова имеется — снизу, сверху и посередине. Как будто склеп от кого закрывают, чтобы нечисть оттуда не вылезла…

— Прекрати немедленно! — воскликнула Ванда, кусая губы.

Но Лешек не внял ее требованию.

— Никто из моих товарищей больше трех минут не продержался, все орали благим матом и просили, чтобы их выпустили. Уверяли, что крышка саркофага под ними начинала шевелиться. Когда моя очередь настала, уселся я на княжеский гробик… Сижу, весь трясусь — хотя лето стояло, но в капелле ледяной холод. И вдруг чувствую — крышка начинает мелко дрожать…

— Замолчи! — взмолилась Ванда, которая не понимала, как Лешек может обожать совершенно идиотские фильмы ужасов и до невозможности примитивные комиксы про оживших мертвецов и красногубых упырей.

— И скрежет такой противный раздался, как будто кто-то когтями по камню стучит… Ну, думаю, вот и настала пора повидаться с вулкодлаком. А у меня был крест припасен освященный, а еще я облатку прихватил — говорят, если ее в рожу вулкодлаку кинуть или лучше ему в пасть засунуть, он и сгинет. Но так надо бороться с теми, кого старый князь, выпив кровь, своими слугами сделал. А чем взять его самого, главного паразита? Ему ведь больше полтыщи лет, он столько душ загубил, столько кубометров крови высосал и вагонов человечьих костей разгрыз, так взматерел, что ни молитвой, ни облаткой, ни крестиком оловянным его не возьмешь…

— Ты хочешь, чтобы я ушла? — уже начала возмущаться девушка.

А Лешек, расплывшись в хитрой улыбке, продолжал:

— Как видишь, малышка, вулкодлак меня не слопал. В общем, я рот раскрыл, чтобы заорать, да крик в глотке застрял. И тут что-то черное вылезает из-за крышки саркофага. И шасть ко мне!

— Вулкодлак… — помертвевшими губами прошептала Ванда. — Или ты все врешь? Вечно истории сочиняешь!

— Это была крыса, — ответил Лешек. — Только такая, что я подобных не видывал, — размером с жирного кота твоей тети Клары, не меньше. Наверное, их там много, грызут княжеские кости да припасы в погребах, что от коммунистических заправил остались. А еще говорят, что в тюрьме, которая в горах расположена, заключенных раньше грохали и трупы выбрасывали около замка, вот крысы и расплодились. Той зверюге я ногой хребет перебил, она еще долго лапами дергала, пока не сдохла. В общем, я один из всех пацанов продержался в капелле целых пятнадцать минут!

Ванда натянуто улыбнулась. Ну конечно, никакого вулкодлака не бывает!

— А в замке свет горит, потому что наследник объявился, какой-то мужик то ли из Франции, то ли из Германии приехал, — сообщил Лешек. — Когда частную собственность снова ввели и старым хозяевам все земли и угодья отписали, замок долго пустым стоял — вроде вымерли все из княжеского рода. А вот недавно, в газетах писали, нашелся один — то ли племянник, то ли сынок последнего князя, я не помню. Он замок и оттяпал, а тот, хоть и развалюха, стоит миллионы в баксах. Наследник собирается его переоборудовать под шикарный отель и открыть в подземелье что-то вроде парка ужасов. Будет, одним словом, зарабатывать деньги на суевериях!

Молодые люди отошли от кондитерской на приличное расстояние и оказались перед каменистой дорогой, уводившей в горы.

— Сегодня мы отправимся туда! — торжественно произнес Лешек и указал на замок.

— Но если там наследник живет… — заикнулась Ванда.

— Ну, не в сам замок, а около него, — подмигнув, ответил парень. — Там же, малышка, много укромных местечек. Шантрапы не бывает, потому что все вулкодлака боятся, а вот парочкам там сущий рай!

Ванда поежилась на холодном ветру и жалобно сказала:

— Погода не подходит. Может, в другой раз, Лешек? Летом?

Молодой человек обнял девушку.

— Да ты никак вулкодлака боишься? Запомни, малышка, со мной тебя ни одна нечисть не обидит. А если какой упырь позарится, я ему живо обломаю рога и копыта повыдергиваю. Тебе же хата, где мы были в последний раз, не понравилась? — Ванда замотала головой. — Ну, тогда в чем проблема, детка? Там, на полпути к замку, имеется егерская хибара, а у меня от нее есть ключики. — Он помахал перед лицом Ванды связкой ключей. — Там нас никто не потревожит, клянусь тебе, а идти не больше пятнадцати минут. Славно развлечемся, детка!

И его рука словно невзначай сползла с плеча на грудь Ванды.

Они отправились в путь. Дорога плутала по склону, Ванда запыхалась. Замок, теперь уже в нескольких окнах которого мигали огни, приближался. Внезапно девушка услышала протяжный вой, от которого кровь застыла в ее жилах.

— Что это? — выдавила она.

Лешек, крепко сжимавший ее ладонь в своей, произнес страшным голосом:

— Старый князь пробудился к жизни. Он поднялся из гроба и понял, что ему хочется свежей человеческой крови, такой вкусной и теплой. И вот он обратился в страшное существо — трехметрового исполина на двух ногах, но с мордой и лапами гигантского волка. И рыщет по здешним горам в поисках жертв…

Лешек остановился и с жадностью поцеловал Ванду. Нервы девушки были на пределе, ей хотелось одного — спуститься вниз и оказаться в уютной кондитерской рядом с нудной тетей Кларой. Все, что угодно, только быть как можно дальше от жуткого замка!

— Мы на месте! — объявил Лешек.

Они подошли к одноэтажному строению из красного кирпича. Молодой человек включил на крыльце фонарь, и Ванде сразу сделалось легче. Страхи отступили.

— Ну как, лучше? — спросил заботливо Лешек, открывая дверь.

Обиталище егеря было обставлено скудно — старый диван, застеленный клетчатым одеялом, умывальник, несколько полок с разномастной посудой, два стула и стол.

— Собственно, тут никто давно не живет, зато кое-кто проворачивает здесь прибыльные делишки, — произнес Лешек и вытащил из-под дивана небольшой чемоданчик. Он раскрыл его, и Ванда увидела бело-синие упаковки с таблетками.

— Наркотики! — воскликнула Ванда.

— Малышка, да любое лекарство, хоть от запора, хоть от поноса, может стать наркотиком, если принимать его в лошадиной дозе, — пустился в объяснения Лешек. — А это так, для резвых мальчиков и взрослых девочек на дискотеках. Если с пивком или с мартини выпить, настроение сразу улучшается, хандра проходит, гормоны играют…

Лешек подошел к Ванде и заметил:

— Да ты вся дрожишь! Все еще боишься вулкодлака? Ну-ка, забудь свои бредни! Мы тут совсем для другого оказались!

Лешек налил из-под крана воды в щербатую кружку, извлек из чемодана четыре таблетки, три закинул в рот, а одну протянул Ванде:

— Попробуй, сразу почувствуешь, что бояться нет причин.

— Но если это наркотик… — попробовала протестовать Ванда.

— Никакой не наркотик, а таблетка для клёвого секса! — отрезал Лешек. — А нам ведь именно это и требуется, да, малышка?

Ванда позволила себя уговорить и, не разжевывая, проглотила таблетку, запив ее двумя глотками ледяной воды. Лешек тем временем скинул куртку и свитер. Прижавшись горячим телом к Ванде, прошептал:

— Неделя прошла, как мы последний раз виделись, малышка, я весь извелся!

Он провел языком по щеке Ванды, дотронулся пальцами до шеи и пробормотал:

— Кровь, кровь, кровь… Какая ты аппетитненькая, детка! Будь я вулкодлаком, обязательно бы на тебя набросился!

Таблетка начала оказывать свое действие: Ванда отбросила страхи, а вместе с ними водолазку и лифчик. Она и Лешек целовались, как сумасшедшие, на скрипучем диванчике. Молодой человек начал стаскивать с девушки джинсы, и вдруг Ванда вскрикнула:

— Господи, что это?

— Где? — обернулся Лешек и уставился в незанавешенное оконце, выходившее в чащу. — Ветер, вот ветки и колышутся.

— Да нет же! — чувствуя, что желание спадает, а страх возвращается, ответила Ванда. — Я видела чью-то тень! Кто-то большой и… косматый прошел мимо окна!

— Ну да, вулкодлак пожаловал! — усмехнулся Лешек. Разгоряченный эротическими ласками и таблетками, он навалился на Ванду. — Малышка, я по тебе схожу с ума! Когда в столицу рванем и обзаведемся своей хатой, то не будем вылазить из постели сутками!

Ванда, чье сердце учащенно билось, правда, не по причине быстрой любовной прелюдии и предстоящей бурной интермедии, а скорее от страха, закрыла глаза и откинулась на спинку дивана, позволяя Лешеку ласкать себя. В голове колыхался теплый кисель, хотелось одного — отдаться любимому. Так, наверное, вели себя одалиски в гареме султана…

Ванда распахнула глаза, когда на пороге что-то ухнуло. Лешек, оторвавшись от груди девушки, не мог не признать, что около хижины что-то происходит. Молодой человек подскочил, застегнул джинсы и вытащил из кармана валявшейся на полу куртки нож.

— Лешек, милый, прошу тебя… — захныкала Ванда, превращаясь из безудержной одалиски в пугливую девчонку, коей, собственно, и была.

Юноша, подкидывая нож в воздухе, хорохорился:

— Не исключено, что бомжи отираются, но я им живо мозги вправлю. Будут знать, как шастать по моей территории!

Он подошел к двери, отодвинул засов, повернул ключ и распахнул створку. В комнату хлынул поток холодного воздуха. Ванда поежилась.

— Накройся, а то простудишься, — приказал Лешек. — Я быстро.

— Милый, я не хочу оставаться одна, — промямлила Ванда. В голове запульсировало — неужто так таблетка подействовала?

— Вот видишь, на крыльце никого нет! — заявил Лешек, а Ванда, взглянув на черный лес, выдохнула:

— Там, посмотри…

Лешек, играя мускулами, повернул голову в указанном направлении.

— Так и есть, бомж! Эй ты, чего здесь делаешь, старая шваль? Тебе что, надоело носить по свету свои жалкие кости? Вали отсюда! Сейчас я тебя проучу, гад, как подсматривать в окна!

Ванда нечетко видела высокую фигуру, притаившуюся за разлапистой елью. Именно к ней и обращал свой монолог Лешек. Юноша сбежал с крыльца и, продолжая громогласно ругаться, ринулся к ели.

Резкий порыв ветра захлопнул дверь, и Ванда вздрогнула от неожиданности. На секунду воцарилась тишина. А затем до ее слуха донесся жалобный вскрик — кричал Лешек. Девушка моментально узнала его голос, полный страшной боли и всемерного отчаяния.

Ванда как будто приросла к дивану. Крик повторился, а секунду спустя внезапно оборвался, как будто кто-то выдернул радиоприемник из розетки. Хруст. Хруст… Шаги!

Нечто массивное приближалось к домику. Ванда, боясь вздохнуть, сидела на диване, поджав под себя ноги и чувствуя, как начинают шевелиться на затылке волосы.

Хруст прекратился. Стену хибары сотряс мощный удар, и тотчас вырубился свет: пристанище двух влюбленных погрузилось во мрак.

Дверь, заскрипев, медленно распахнулась. Ванда, словно завороженная, дрожа от страха, смотрела вперед, не в силах закрыть глаза. Под елью лежал Лешек!

Девушка выпростала левую ногу, затекшую от неудобной позы. Ванде было очень страшно, но она должна помочь любимому. И вообще, с чего она взяла, что… что на него напал вулкодлак? Какие, право, глупости! Лешек стал жертвой нападения бандитов, а она забивает себе голову сказками…

Ванда, нащупав водолазку, кое-как натянула ее и только потом сообразила, что надела ее наизнанку. Хотела переодеться, и тут вспомнила, что у Лешека имелся мобильный телефон, аппарат у него в кармане джинсов. Нельзя медлить!

Засунув ноги в туфли, Ванда вышла на крыльцо, посмотрела по сторонам. Почему она никак не может отделаться от ощущения, что за ней кто-то наблюдает? До нее снова донесся треск веток. Ванда подбежала к лежащему Лешеку и опустилась перед ним на колени.

— Милый мой, что с тобой! — простонала девушка.

Она дотронулась до лба молодого человека и отдернула руку — пальцы окрасились кровью. На шее Лешека зияла глубокая рана.

— Лешек, я тебе помогу… сейчас вызову подмогу, позвоню в полицию, в больницу… — лепетала Ванда. Но Лешек не отвечал. Ванда запустила руку в карман его джинсов и нащупала мобильный телефон.

Послышался хруст. Ванда в панике обернулась. Рядом с хижиной возвышалась темная фигура.

— Что вам надо? — попыталась воскликнуть Ванда, но из горла вырвалось только шипение. Фигура двигалась к ней!

— Лешек, Лешечек, мой хороший, поднимайся! — прошептала Ванда, тормоша молодого человека. Однако уже понимала: Лешек мертв. И убил его тот, кто приближался сейчас к ней.

Зажав в руке мобильный телефон, девушка бросилась в чащу. Она неслась, не разбирая дороги, то и дело оборачиваясь. Зловещая фигура исчезла. Ванда, зацепившись ногой то ли о ветку, то ли о камень, полетела на мокрые, источающие запах гниения листья.

Одна из туфель слетела с ноги, и Ванде пришлось достаточно долго ползать на карачках, отыскивая ее. Сильно болело плечо, а поднявшись на ноги, девушка поняла, что подвернула левую лодыжку: бежать она больше не могла, да и каждый шаг давался с большим трудом.

Ванда, прислонившись к стволу могучей лиственницы, прислушалась. Лес был полон странных и страшных звуков: угукали филины, каркали вороны, шелестели листья. Со всех сторон доносился треск веток, и Ванда никак не могла понять — движется ли это человек, убивший Лешека, или просто играет ветер.

Слезы потекли по грязным щекам Ванды. Ведь всего десять минут назад она и Лешек наслаждались друг другом, а потом… Что же случилось потом? Непроизвольно взгляд Ванды упал на черный силуэт замка. А что, если тот, кто охотится за ней, вовсе и не человек, а… вулкодлак…

Девушка внезапно ощутила пронзительный холод. Еще бы, из одежды на ней были лишь тоненькая льняная водолазка да трусики! Но самый страшный холод поселился внутри, сковал сердце. Внезапно в голову Ванде пришла простая и потрясающая мысль — ведь в руке у нее зажат мобильный телефон. Она набрала три заветные цифры.

— Служба спасения! — раздался после нескольких показавшихся бесконечными гудков далекий женский голос.

— Помогите, прошу! — зашептала Ванда. — Он напал на Лешека и гонится за мной!

— Пожалуйста, говорите громче! — потребовала дама. — Вас очень плохо слышно. Где вы находитесь? Кто гонится за вами?

— Вулкодлак! — выпалила Ванда. — Господи, сделайте же что-нибудь!

Из ночного мрака донеслись завывания волков. И вдруг к заунывным руладам серых хищников присоединился леденящий душу стон, переходящий в вопль. И тот, кто его издавал, был неподалеку.

— Девушка, перестаньте меня разыгрывать! — произнесла женщина. — Хэллоуин уже прошел! Если вам требуется помощь, четко скажите, в чем дело и где вы располагаетесь. Только в этом случае я смогу выслать вам на подмогу полицию или медицинскую бригаду.

Но Ванда уже не слышала ее слов. Выронив из ослабевших пальцев телефон, она ковыляла по лесу, стараясь отойти подальше от источника страшного воя.

— С вами все в порядке? — произнесла работница службы спасения. — Девушка, отвечайте!

Тот, кто подошел к мобильнику, лежавшему на листве, со всей силы наступил на аппарат. Раздался треск пластмассы, связь пропала.

Ванда, плача, шла по лесу. Она корила себя за то, что выронила телефон, за то, что согласилась подняться с Лешеком в горы, за то, что обманывала родителей и тетку. Быть может, права была тетя Клара, и дьявол наказывает за прегрешения каждого? Неужели тот, кто преследует ее в ночи, и есть нечистый?

Девушка снова упала — нога запуталась в сплетении древесных корней, а острый сук пропорол плечо. Ванда попыталась ползти. Хруст ломающихся веток приближался. Девушка из последних сил прильнула к пню и, обхватив лицо грязными, вымазанными в земле и глине руками, принялась громко молиться, с трудом вспоминая слова. Тетя Клара обучала ее когда-то молитвам, но она откровенно зевала на воскресных мессах в церкви, а «священные» книжки, которые подсовывала тетка, навевали на нее тоску.

Ветки перестали трещать. Ванда знала, отчего: тот, кто преследовал ее по темному лесу, стоял всего в паре метров от нее. Она слышала его тяжелое, звериное дыхание и улавливала странный запах.

Медленно, как в замедленной съемке, Ванда обернулась, дабы разглядеть того, кто убил Лешека и намеревался (в этом она уже не сомневалась) сделать то же самое и с ней. Глаза девушки давно привыкли к темноте.

Он стоял перед ней. Громадный, черный, пылающий злобой, полный жажды крови. Его лицо… Нет, то было не лицо человека, а морда адской твари! Девушка поняла, что тетя Клара была права: сатана самолично забирает души грешников, и вот властитель ада явился и за ней.

— Вулкодлак… — прошептала Ванда, и звук ее голоса потонул в громком вое волков.

Тот, кто стоял перед ней, запрокинул морду, и через секунду по лесу пронесся раскатистый, устрашающий, тоскливый вой. Вой не человека и не зверя. Вой вулкодлака!

А затем тварь бросилась на беззащитную Ванду…