Одинокий мужчина с кошкой

Анна Яковлевна Яковлева, 2016

Все идет как всегда: Ксения Баркова возвращается с пробежки по парку, пребывает в приятных размышлениях о скором отпуске и о своем близком друге Никеше Рассветове – инструкторе по фитнесу. Встреча с ротвейлером и его хозяином оборачивается для Ксении чередой неприятностей. Кто заступится за одинокую девушку? Кто подставит свое могучее плечо – коллега, которого Ксения терпеть не может, или любимый инструктор по фитнесу?

Глава 12

…От резкого запаха нашатыря Ксения задохнулась, поморщилась, завертела головой — затылок упирался во что-то твердое — и услышала мужской голос:

— Очухалась? — голос звучал издалека, будто его принесло ветром, тогда как лицо в складках морщин висело прямо над Ксенией.

Ксения обвела глазами скамейку, на которой лежала, сделала попытку подняться, неосторожно задела палец и застонала.

Боль вернула Ксении память, она вспомнила Крона и субъекта из подъезда…

— А вы кто? — с трудом ворочая сухим языком, спросила она.

— Я хозяин собаки, которая на тебя напала. Сейчас в больничку тебя доставлю. Ну-ка, держись.

Без лишних слов Ксения обняла безымянного спасителя за шею.

Все запуталось еще больше.

Как ни крути, хозяин собаки даже отдаленно не напоминал имбецила, который выгуливал Крона в то злополучное утро.

Приговаривая что-то утешительное, субъект транспортировал Ксению к авто — в ее спутанном сознании запечатлелся благородный абрис «Мерседеса».

— Осторожненько. — Горе-собачник пригнулся и усадил Ксению бочком на сиденье, так что ноги ее свесились из машины.

Неожиданно в голове у Ксении прояснилось.

— Вы Холин, — совершив сложную аналитическую работу, констатировала она.

— Не угадала. Я — Бакшатов.

— А как зовут вашу собаку?

— Это кобель. Кроном зовут.

Значит, она все-таки не ошиблась с ротвейлером.

Стараясь не замечать кровавое пятно, проступившее сквозь платок, Ксения устроила на груди руку.

— Ты не беспокойся, факт нападения я не отрицаю, — заверил радетель, оправляя на себе джинсовую куртку. — Все оплачу, все расходы на лечение.

Задвинув ноги Ксении в салон, он захлопнул дверцу.

Палец пульсировал, Ксению мутило, она откинулась в кресле и закрыла глаза.

Сиденье под водителем вздохнуло, завелся двигатель, машина стронулась с места.

Ксения заставила себя разомкнуть веки, повертела истерзанный ремешок, раздвинула молнию и сидела так довольно долго. Потом что-то подсказало ей: документы и ключи от машины. Все оказалось на месте — в маленьком отделении, вместе с телефоном.

До травмпункта они с водителем не обменялись ни словом.

В продолжение следующего часа перед Ксенией мелькали белые халаты, чьи-то руки совали в нос ватку с нашатырем — она все норовила потерять сознание, как только уяснила, что белые нитки, торчащие из фаланги, это порванные сухожилия.

— Я теперь инвалидом останусь? — вяло поинтересовалась Ксения, когда хирург, худой мужчина в хрупких очках, сшил сухожилие и уже накладывал наружные швы.

— Глупости! — удивился очкарик. — С какой такой радости? Посидите на больничном — это обязательно. Потом купите кистевой эспандер и будете разрабатывать палец. Все как на собаке заживет. Простите. Не хотел, — извинился он, спохватившись. — Про собаку — это фигура речи.

— Я поняла, — прошелестела Ксения.

Кабинет хирурга Ксения покинула под конвоем медсестры, дебелой девицы. Девица довела пострадавшую по коридору к выходу, и Ксения увидела Бакшатова — он ждал ее в холле, сидя на подоконнике.

Голова у Ксении немного кружилась, и она повисла на крепких руках.

По навесу барабанил дождь, и Ксения вспомнила о зонтике и сразу же — об «Ауди».

Держа подопечную за талию, Бакшатов доставил ее к «Мерседесу», и только оказавшись в салоне, Ксения поняла: в таком виде сразу домой нельзя. Никак нельзя.

У нее просто не хватит фантазии соврать что-то близкое к правде и сил объясняться с мамой тоже не хватит. Нужно морально подготовиться к встрече. Сейчас она, как и собиралась, поедет в офис. По субботам в офисе стоит музейная тишина, а тишина — это именно то, что придаст ей сил. Может быть, удастся поработать.

— Вам куда? Адрес говорите? — словно подслушав ее мысли, спросил Бакшатов.

Ксения встретила взгляд, отраженный в зеркале над лобовым стеклом.

Взгляд был строгим, но спокойным. Глаза карие.

— Мы должны поговорить, — вспомнила Ксения.

В это мгновение она впервые заметила виновника происшествия. То есть видеть она его видела, но не замечала.

Сделав подобное открытие, Ксения принялась незаметно разглядывать Бакшатова.

Лет пятьдесят с хвостиком, крепкий еще мужчина. Лето только началось, а он уже загорел. Вернулся с каких-нибудь островов или много часов находится на свежем воздухе? Может, коллега, строитель? Или садовник? В затуманенном мозгу Ксении вдруг возникла безумная идея сосватать маму за этого субъекта. Если он садовник, у них будут неоскудеваемые темы для разговоров.

— Поговорим, куда мы денемся, — согласился объект ее наблюдений.

— А где ваша собака?

— Дома, где ей еще быть? — Зеркало отразило карие глаза, полные непонимания.

— А вы где живете?

— Это допрос? — В глазах Бакшатова появились озорные искорки.

— Нет. Просто хочу познакомиться с вами поближе.

— Да ради бога. — Он потянулся к бардачку, в руке оказался паспорт.

— Нет, зачем? — запротестовала Ксения. — Я поверю вам на слово. Просто все очень странно. Очень.

Не вникая в бормотание Ксении, Бакшатов перебросил паспорт ей на колени:

— Мне скрывать нечего. Смотри сама. — Он сидел вполоборота и ждал.

Под его упорным взглядом Ксения решилась.

Пролистав первые страницы, столкнулась с тем же упорным взглядом на фото, прочитала: «Бакшатов Владимир Григорьевич».

— Ничего не понимаю. — Ксения подняла расстроенное лицо. — Иван Игоревич — он кто вам?

— Брат мой. Младшенький. — Лицо Владимира Григорьевича перекосило от недоброй усмешки.

Именно потому, что она была недоброй, усмешка эта легла на душу Ксении. Она вдруг увидела в Бакшатове если не союзника и единоверца, то сочувствующего.

— Брат?

— У нас мать одна, а отцы разные.

У Ксении отлегло от сердца: Аллилуйя!

Все, наконец, разъяснилось, она не спятила. Хозяина два, ротвейлер — один.

— Может, вы знаете, где он?

— Знаю, как не знать? Он в отпуске.

— В отпуске? А кем он работает?

— Он таксист.

В понимании Ксении к ее противнику были неприменимы такие мирные слова, как «отпуск» и «такси».

— А когда он вернется?

— На днях должен. А ты что? Влюбилась, что ли?

— Угу. — Ксения вернула паспорт владельцу и посмотрела в окно. Они все еще стояли на больничной парковке.

— Чей это ротвейлер — ваш или Ивана?

— Ивана, конечно. Пока он в отпуске, я переехал к нему и присматриваю за Кроном. Считай, я не справился с управлением, — добавил он, понурясь.

— Это я уже поняла. — Внутри у Ксении раскачивались качели, дурнота то подступала, то отступала. — Отвезите меня на Космонавтов. Там моя машина осталась.

— Какая машина? С ума сойти с этими бабами! — Добрый самаритянин скосился на нее. — Без пальца чуть не осталась, и о машине беспокоится. Ты за руль еще месяц не сядешь — в лучшем случае.

— Да бросьте вы, — устало отмахнулась Ксения. — Я взрослая девочка, сама за себя отвечаю.

— А как же рука?

— Справлюсь. Спасибо, хоть собака привита.

— Еще бы! — Бакшатов завел машину, еще раз посмотрел на пассажирку в зеркало и отчалил от парковки. — Ванька всю зарплату в Крона всаживает.

Во дворе злополучного дома Ксении пришлось выдержать баталию, чтобы отвязаться от Бакшатова.

Когда она, наконец, пересела из «Мерседеса» в «Ауди» и осталась одна, почувствовала себя абсолютным хламом.

Глядя на лобовое стекло, на которое сыпался мелкий и частый июньский дождь, передернула плечами — в машине было сыро и холодно.

Жалеть себя Ксения не умела, но сейчас остро захотела на диван, под плед, чтобы мама спрашивала, что она будет ужинать, не хочет ли доесть оставшийся вафельный торт или, может, зефир в шоколаде…

Горло перехватило, и это никуда не годилось. Ксения заставила себя представить, как мама совмещает заботу с воспитанием: что с пальцем? Где была? Зачем тебя туда понесло, кто виноват и что делать…

Представить получилось в деталях.

Ксения осторожно стронула машину с места. Двор на Космонавтов медленно поплыл навстречу, остался позади и скрылся из виду.

…Парковка за офисом радовала глаз выбором свободных мест, но Ксения дисциплинированно припарковалась на своем, привычном.

Отогнув козырек с зеркалом, посмотрелась, чертыхнулась и с глухим раздражением вернула зеркало на место.

Следовало хотя бы причесаться, ни о чем другом уже она даже не помышляла.

Без всякой пощады продрав волосы, Ксения спрятала расческу, устроила сумку под мышкой, толкнула дверцу, распахнула зонт и выбралась из машины.

Щелкнул пульт, сработала сигнализация, и Ксения на ватных ногах поплелась к парадному.

С наивной мыслью, что в субботу она избавлена от нежелательных встреч с сотрудниками фирмы, поднялась по ступенькам, потянула на себя тугую остекленную дверь и придержала ее бедром, складывая зонт. Одной рукой делать это было до жути неудобно.

Справившись с кнопкой зонта, Ксения взглянула в вестибюль и тут же обнаружила проклятущего Гену Явкина собственной персоной — он курил и болтал с охранником.

— Нет, только не это, — пробормотала Ксения и чуть не отпустила дверь, но мужчины уже засекли ее. Прятаться было бессмысленно, и Ксения мужественно шагнула в вестибюль.

При ее появлении охранник — болезненный мужчина средних лет — тут же нырнул за перегородку, а Гена прирос к кафельному полу и с жадным любопытством рассматривал второго зама — та была сама на себя не похожа.

Во-первых, с распущенными по плечам волосами, во-вторых, в джинсах, в-третьих, с забинтованной кистью на перевязи, а в-четвертых, зеленее травы на газоне. И первое, и второе, и даже третье — все Барковой было к лицу, кроме зелени.

Зелень растеклась по лицу второго зама как-то неравномерно — ближе к вискам и под носом.

По мере того, как Гена рассматривал второго зама, любопытство на его физиономии сменялось сочувствием, он даже забыл сказать какую-нибудь скабрезность.

— Ксения Глебовна, что случилось?

— Геннадий Тимофеевич, — скучным голосом попросила Ксения, направляясь к лифту, — сгинь, а?

Гена не обиделся, напротив — он весь был воплощенное участие:

— Я серьезно. — Явкин оставил дымящуюся сигарету в пепельнице, выдохнул в сторону и прогарцевал следом за Ксенией к лифту.

— Что с рукой?

Из поведения Явкина следовало только одно: что выглядит она — краше в гроб кладут.

Совершенно неожиданно для себя Ксения сказала правду:

— Оскольчатый перелом фаланги большого пальца.

— Да ты что? Как это тебя так угораздило? Упала?

— Собака укусила, — тихо сказала Ксения и отвернулась.

Явкин приблизился к ней и рассмотрел растерзанный, со следами от зубов ремешок сумки.

— Ни фига себе. Большая собака?

— Ротвейлер. — У Ксении защипало в носу, и предательски задрожал подбородок.

Смутно представляя, как себя ведут со вторыми замами, покусанными ротвейлерами, Гена извлек из объятий Ксении сумку и зонт.

— Ну-ну-ну, Ксюш, уже все позади. Давай я тебе помогу.

На плечо Ксении опустилась ладонь.

Прислушиваясь к чужому теплу, переливающемуся в нее, Ксения сама не поняла, как позволила взять себя под уздцы и ввести в открывшийся лифт.

В голову лезли всякие глупости: что она скверно выглядит, что волосы не удалось нормально расчесать и что, возможно, у нее несвежее дыхание…

И тем не менее… И тем не менее все это не помешало ей прямо в лифте выложить Гене Явкину, злому гению отдела снабжения, своему давнему и отчаянному противнику, всю историю про Левку, от начала и до конца.

Явкин сопереживал Ксении, как ребенок. Он кивал, округлял рот и глаза, издавал возгласы — то удивления, то сочувствия, — задавал вопросы, и Ксения не могла остановиться.

Они уже вышли из лифта на ее, седьмом, этаже, столкнулись и даже не заметили эфемериду-менеджера — Танечку. Уже Ксения достала ключ, и Гена открыл кабинет, уже они внедрились в ее «аквариум», история уже была рассказана и даже местами повторена, а Гена все еще находился со вторым замом в одном помещении, дышал с нею одним воздухом, и она не умерла от скоротечного отека легких…

Более того! Геннадий включил чайник и сделал второму заму кофе…

После чего уселся на вертлявый, неустойчивый стульчик на колесах, вызвав у Ксении минутное опасение, что стульчик не выдержит тяжести и расплющится под Геной…

Под кофе они выкурили с Явкиным по сигарете, а она все изливала и изливала душу.

Самое странное: Гене как-то исподволь удалось внушить Ксении мысль, что вела она себя геройски.

А она-то думала, что вела себя как дура — ранение получила, а повестку не вручила, так и осталась при своих интересах.

— Нет, одной тебе, конечно, соваться туда нельзя. Если хочешь, пойдем вместе, — продолжал удивлять Явкин.

Предложение подействовало на Ксению отрезвляюще. Она будто очнулась от странного сна.

— Слушай, а что ты делаешь на работе? Сегодня же суббота.

— Дела привожу в порядок, как ты советовала. — Шутка получилась неудачной, Гена спохватился, но было поздно — доверительная атмосфера бесследно растаяла.

Что-то неуловимо изменилось в кабинете, словно в океане: океан тот же самый, а теплое течение сменилось холодным.

— Я дежурю сегодня, — объяснил Гена с виноватым видом. — Мы с Ганушкиным поменялись. Я — вместо него сегодня, а он вместо меня — завтра. У мамы завтра день рождения, мне нужен выходной.

— Понятно, — произнесла Ксения, и оба замолчали, испытывая неловкость.

В душе Ксении, как змей из-под колоды, выползло былое подозрение: нашла с кем откровенничать. Ей стало стыдно за свою слабость.

— Ладно, все, спасибо, что выслушал, Геннадий Тимофеевич. Поеду я, посмотрю документы дома.

Ксения свернула пластиковую папку трубочкой и сунула ее в сумку.

Явкин сразу уловил перемену в настроении зама и холодок, которым она себя окружила, как подпоясалась.

Они посмотрели друг на друга. В этот момент еще можно было вернуться и продолжить плавание в теплых водах, но у Гены зазвонил телефон.

— Прости, — бросил он, достал трубку из кармана, бегло взглянул на дисплей и ответил.

Обменявшись двумя словами с абонентом, Геннадий отключил звонок, но Ксения окончательно стала прежней Барковой

— Иди уже. — Она нырнула глазами в чашку с остатками кофе. — Мне, правда, пора.

Явкин поднялся с шаткого стула.

— Ты сама-то доедешь? Может, тебя подвезти?

— Доеду, не беспокойся.

— Уйдешь на больничный?

Ксения подняла окруженные тенями глаза, устремила осуждающий взгляд на собеседника:

— Не могу, Геннадий Тимофеевич. Из-за твоих темных делишек.

Гена потемнел лицом, но медлил, не уходил.

— А у меня кошка, — неожиданно сказал он, притормозив в дверях. — Матильда, голубая скоттиш-фолд. Шотландская вислоухая. Так что… Если понадобится помощь — обращайся. — Явкин толкнул офисный стул с прохода, тот откатился. Путь был свободен.

Чувствуя, как у нее отвисает челюсть, Ксения промямлила вслед:

— Вот оно что! Тогда конечно… Спасибо.