Сердце жизни. Книга шестая

Анна Цой, 2022

Шестая книга цикла «Сердца трех миров».Битва продолжается! Колесо сансары делает новый оборот, в то время как я планомерно двигаюсь к своей цели.Я смогла попасть в клан отца, любимый мною в детстве и ненавистный теперь. Здесь моя задача отходит на второй план, а мысли становятся по-детски наивными. И именно сейчас я осознаю один неоспоримый факт: отец никогда не был неоправданно жесток. Все его действия объяснялись чем-то важным для него. Я же разрывалась между здравым смыслом и любовью.Можно ли было любить двоих своих близких, находящихся по разные стороны баррикад? Если оба они добры и злы одновременно? Если каждый мой шаг так или иначе подводит одну из сторон к гибели? Ведь проигрыша на Танатосе не бывает.А посередине оставались я сама, мама, Фил и те, кто был мне дорог. Будто от моего выбора решится вся проклятая судьба мира. От этого в душе росла волна панической ненависти.Содержит нецензурную брань.

Глава 3

Это был первый раз, когда я не стала оправдывать своё молчание. По большей части оно было спровоцировано её вопросами и нежеланием отвечать на мои, а ещё странным отношением — она считала меня совсем маленькой и несмышлёной, потому и не утруждала себя серьезными разговорами, как делал это отец.

С другой стороны были набегающие на меня воспоминания при зрительном контакте с какой-нибудь маленькой деталью, будь то столб для наказаний, от которого меня покоробило, или отдельный вход в наш отсек для купания, созданный, чтобы меня не проносили по общей длинной части и не вводили в ошеломление кучей неодетых людей.

Волшебным казалось всё здесь, начиная от деревянных резных поручней на мостике, и заканчивая четырьмя высокими стенами, фонтанчиком посередине и длинной синей лозой с широкими листьями, устилающей почти все вокруг. С трёх сторон здесь были выстланы широкие доски и опоры, с одной я заметила лавочку, а с противоположной — сильную каменную отмель, очевидно, насыпанную лично для меня, потому что в других местах было слишком глубоко.

— Я была у бабушки, — пошла на откровенную провокацию я.

Что-то мне подсказывало, что мама отцу об этом не расскажет, как и о многом другом, что по её мнению сможет мне как-то навредить. Осталось только выбирать нужные слова, что в моём положении было достаточно сложно.

— Бабушки? — удивилась Риайя.

Её серебристые волосы упали на мой лоб, когда она ставила меня на землю. От её помощи я отмахнулась, отойдя на пару метров в сторону и потянувшись к сандалиям (орудие пыток для моих пальцев, не иначе).

— Бабуля Агератум, — как бы невзначай добавила я.

И подняла взгляд, чтобы увидеть её реакцию. А она последовала: мама вспыхнула, её глаза загорелись, а челюсти были стиснуты с силой.

— И… и что же она тебе рассказала? — её взгляд был прямым и холодным, как будто Герой была я сама, — она тебя не обижала?

Я качнула головой и радостно вскочила на ноги уже босиком. Теперь был черёд рубашки.

— Не обижала, — я улыбнулась и дёрнулась от того, что открылась дверь.

Хорошо, что их здесь было две, и когда открывается одна, с улицы ничего не видно.

В отсек вошли две девушки, поклонились сперва мне, а потом маме. Всё согласно иерархии стаи.

Я дождалась, пока они обе поставят принадлежности прямо на настилы и удалятся. Хлопок внешней двери стал мне сигналом:

— А сказала, что ты зря её не любишь — она помогла бы тебе сбежать и укрыться от папы, — слова лились из моего рта соразмерно спуску на каменный настил.

Мама купаться не планировала, потому опустилась коленями на пол и скривилась. А после сделала так, как делала всегда при волнении — потерла переносицу. Я соскучилась по этому её жесту.

— Сбежать? — повторила мама устало, — сбежать, — странный взгляд на меня, — она думает, что мне требуется помощь для этого?

Я села в теплую воду по шею и пощупала камни под ногами — тёплые. И совсем не скользкие.

— Да, — честно ответила я.

Про себя честно. В этом контексте «Агератум» была именно мной. И я хотела её побега. И могла помочь.

— Твой папа не держит меня, милая, — она выдохнула и легла на пол, уложив голову на сгиб руки, — мне незачем сбегать и скрываться.

Я не смогла скрыть удивления.

— Ты меня украла тогда, — прошептала и осеклась.

— Я испугалась за тебя, Лесси, — на её губах появилась улыбка умиления, — но я очень сильно ошиблась, подумав, что твой папа плохой. И он меня простил.

Пришлось встать, отвернуться и подойти к лотку с шампунями, чтобы она не заметила моего состояния.

— Ты сейчас живешь в шатре Фила? — решила сбавить накал переживаний я.

Мама напряглась. Ощутимо и с долей испуга.

— Я ни в коем случае не… не подхожу к твоей привязке! — поспешное.

Она даже села и руками перед собой помахала. Я непонимающе её оглядела.

Однако проблему это не решило, потому что она только села ровнее, но так и не развеяла моё непонимание. Я же догадалась: раньше моей реакцией был бы гнев, и если, в отличие от папы, рукоприкладством я не занималась, то могла устроить ей кучу запретов или даже запереть на несколько недель в её шатре.

Я была ужасным ребёнком.

— Я знаю, — вышло немного грубее, чем я планировала, но старая Алесса так бы и поступила, — ты теперь переезжаешь ко мне.

Я набрала в руку шампунь, а после опомнилась и смыла его, чтобы сперва нырнуть с головой, а после повторить первое.

— Я кхм… тебе нужна моя помощь? — заботливо спросила она.

Но отстранённо и достаточно безэмоционально. Не так, как воспитывала она меня на Фобосе. Здесь у неё было много запретов в отношении меня. От простых, вроде — нельзя прикасаться без разрешения, до: в чьём-нибудь присутствии первой садиться должна всегда я.

Я покачала головой. Это было не так сложно, как борьба с сандалиями.

— Твой папа… — она замялась, — дал разрешение? Он может наругать меня за мой переезд.

Мой кивок и её радостная улыбка.

— Ты стала мягче, солнышко, — заметила она, — раньше ты не любила, когда я ночую с тобой.

Я пожала плечами и сказала то, что хотела сказать давно:

— Я больше так не буду, — прямой открытый взгляд, — и ты можешь вести себя так, как в Надежде.

Она даже вздрогнула от такого.

— Ты… ты сказала, что ничего не помнишь…

— Я ничего и не помню, — я вновь нырнула, смывая шампунь с волос.

Её взгляд следил за мной ещё с минуту, очевидно говоря об тщательном обдумывании ею моих слов.

— Не переживай, мама, — я слышала из своих уст тон отца, — скоро всё станет лучше.

Она на секунду зажмурила глаза, после распахнула их и мрачно вгляделась в моё непосредственное от предвосхищения лицо. Ехидное и довольное.

— Ты меня пугаешь, солнышко, — прошептала она, — но я тоже чувствую волнение, милая. Будто что-то плохое рядом. Но… папа обязательно нас защитит. Он не оставит нас.

Я не могла понять её слов сейчас — она, помимо того, что говорила со мной не так, как делала это обычно, ещё и всеми силами выставляла отца хорошим. На Деймосе я такого стремления не замечала.

— Он сделал тебе больно? — прямо спросила я.

— Кто, милая? — недоумевающий вопрос.

Я дохлюпала ногами до душистого травяного мыла на подносе. И не стала возвращаться, посчитав, что мне хватит места и у самого спуска. Теперь не нужно было промывать длинные волосы. И ещё я была рада тому, что в свои года умела мыться самостоятельно.

— Папа, — мне уже надоело дробить свои слова на миллион частей, потому в душе и поднималась злость.

Женщина нахмурилась.

— Почему ты спрашиваешь это, Лесси? — не сдавалась она.

Её палец прочертил знак на полу. Руну спокойствия. Это было забавно, учитывая то, что я её значения знать не должна.

— Потому что он ругался на тебя сегодня, — выдохнула я и положила мыло на резную дощечку.

Она легла на спину, пренебрегая тем, что должна следить за мной.

— Он был строг, а не ругался, — осталась на своём она.

Да почему же?! Это уже нельзя было оправдать простым желанием показать Варга добряком! Да что с ней происходит?

— Я всё, — сдалась я.

На этот раз. Точнее, именно в разговоре с ней — у меня была ещё целая стая, чтобы узнать подробности.

Мама поднялась, справляясь с шёлковым нарядом ашерры, в котором она казалась практически принцессой: с её красотой, милой улыбкой и вплетёнными в серебряные пряди украшениями. Она не побоялась намочить ни широкие полупрозрачные рукава, ни летящую ткань на груди, подняв меня на руки и прижав к себе с той же теплотой, которая была всегда. Она никогда не была ласковой — в ней чувствовалась отточенная мечом и боями грубость и серьёзность, однако даже в такой ней была ощутима любовь ко мне.

— Папа высушит тебе волосы уже в шатре, — обычным тоном произнесла она, — у меня теперь запрет на её использование, — она спохватилась, — но я могу позвать его сюда, чтобы ты не простудилась. Или если тебе неприятно.

Я подняла на неё глаза.

Простуда у куртёнка? Что-то из рода фантастики. Вымученная забота или желание угодить?

— Пойдём так, — я дождалась, пока она вытрет меня.

С этим я никогда не справлялась хорошо, потому и терпела даже до переселения на Деймос.

Надевать пижаму на только что вымытое тело было неприятно — я вспоминала свои истерики раньше. Именно их она ждала. Не дождалась.

— Ты стала совсем взрослой, милая, — похвалила меня она, — ты всё ещё хочешь, чтобы я осталась спать с тобой?

Я кивнула, зевнув и вытерев набежавшие от ослепления слёзы. Мы вышли из своего отсека купален. Я теперь была замотана в сухое полотенце, чтобы, не дай Богиня, меня не увидел кто-нибудь в пижаме.

— Та… кого ты назвала бабушкой, — не выдержала мама, — это она освободила меня из-под печати хранителя?

Я положила голову на её плечо, ловя на себе заинтересованные взгляды людей и куртов, шагающих нам на встречу.

— Да, — солгала я, — я попросила её. И она сама хотела.

Женщина не сдержала шумного выдоха. Интересно, что сейчас было в её голове?

— Тебе не нужно верить ей, Лесси, — неожиданное продолжение, — она плохая. Очень плохая. И желает нам зла. Можешь спросить у папы. Он скажет тебе так же.

Я нахмурилась, не понимая такой резкой реакции. Неужели бабуля была права, говоря, что Рая никогда не примет мою Хакгардовскую суть?

Наверное, именно поэтому я промолчала. А ещё потому, что мы вошли под тень моего шатра, откуда доносились голоса отца и Фила.

— Твоя защита проституток Хакгардов только наталкивает всех на мысли о твоём шпионаже, Вольтер, — никак не мог унять своей злости папа, — не хочешь убежать к бабке, поджав хост, как всегда делает твой папаша?

Мы сделали шаг внутрь прежде, чем услышать то, что очевидно не должны были:

— Никогда не мог понять стремления Эллы защищать тебя — ты невыносим, Варг. Тебя спасает только родство с Лесси и связь с се… — на этом моменте Феликс поймал на себе мой взгляд.

Он осёкся и закинул ногу на ногу, выходя из оборонительной позиции со скрещёнными у груди руками.

— Я принёс тебе покушать, паучок, — понял всё отец, — отдай мне её.

Мама беспрекословно подошла к нему, спустила меня в руки и отошла обратно ко входу, замерев там с опущенной головой. Меня это подбесило.

Однако, папа не выдавливал из себя улыбку — он был искренне рад моему приходу, если его можно было так назвать, потому усадил меня на подлокотник своего кресла. Я устроилась поудобнее и наклонилась к столу.

В сердце что-то дрогнуло, стоило увидеть небольшие кусочки мяса в немного кислом соусе — я чувствовала их вкус, даже не пробуя. Но главным было совсем не это, а то, что приготовил он их сам. Папа готовил для меня еду сам. Всегда. Принципиально не разрешая делать это другим. Бета как-то говорил, что он научился этому, узнав о моей непереносимости определенной пищи, поэтому подбирал всё самостоятельно. Но это «блюдо» никогда не пахло так вкусно, как вспоминались мне манящие горелые куски мяса в Садах Геры. Потому что в них не было человечачины — только мясо тех животных, которые подходили мне.

И именно сейчас в моей голове промелькнул один несменяемый факт: отец никогда не был неоправданно жесток. Все его действия обосновывались чем-то важным для него.

От этого было больно. Я разрывалась между здравым смыслом и любовью. Можно ли было любить двоих своих близких, находящихся по разные стороны баррикад? Если оба они добры и злы одновременно? Если каждый мой шаг так или иначе подводит одну из сторон к гибели? Ведь проигрыша на Танатосе не бывает. По крайней мере среди Высших.

А посередине оставалась я сама, мама, Фил и те, кто был мне дорог. За их жизнь я тоже переживала, как никогда. Будто от моего выбора стороны решится вся проклятая судьба мира.

От этого в душе росла волна панической ненависти.

— Я люблю тебя, папа, — кивнула ему и взяла в руку маленькую вилочку, — спасибо.

Отец растёкся в довольной улыбке, смотря только на то, как я втыкаю в кусочек зубья и отправляю его в рот.

— Всё ради тебя, паучок, — тёплый ответ.

— Я останусь в стае на некоторое время, — отвлёк отца Фил.

Тот с негативом дёрнул щекой и откинулся на спинку кресла.

— С чем связаны твои отчёты передо мной, Вольтер? Ты забрал у меня власть — иди наслаждайся, — усмешка на его лице стала видна даже не оглянувшейся мне.

Феликс не удержался от закатывания глаз и плотного сжимания губ.

— Прекращай паясничать. Оставь это для завтрашнего совета стай, — холодное.

Варг рассмеялся.

— От того, что ты заманишь их под крышу одного шатра, ничего доброго не произойдёт, — папа провёл по моей макушке, высушив волосы, — принеси гребень! — махнул он рукой маме, — думаешь, я идиот, неспособный свести их в одну стаю, Вольтер? — он забрал из рук бесшумно приблизившейся Раи расческу, — они сожрут тебя, Князь. Принципиально не присоединяй тех, у кого есть волчица — они никогда не уживутся. Только если в главной стае будет сильная Альфа, способная их успокоить, — он провёл гребнем по моим волосам. Я в ответ запищала и обернулась, забрав у него расчеёку:

— Я ем! — отвернулась от него, бросила предмет на стол и с яростью воткнула в тарелку вилку, едва ту не разбив.

Оба мужчины посмотрели на меня

— Она не подойдёт, — неожиданно продолжил папа, — слишком маленькая. И моя дочь. Не твоя Альфа. И станет ею, только когда вырастет и скажет мне о том, что её выбор доброволен. До этого времени держись от неё подальше.

— Волчица будет подчиняться своему Альфе, если я отдам приказ, — холодно осадил его Феликс, — их всего три — справиться будет нетрудно.

Отец тяжело вздохнул.

— Ты хоть представляешь, куда ты полез, Вольтер? — ехидный вопрос от папы, — встречал хоть раз обращённую волчицу? Твое умение управлять тебе не поможет с куртами. Другая организация. Беспрекословное подчинение по мыслесвязи. Как часто ты используешь её помимо срочных приказов?

Князь приподнял подбородок, смотря куда-то в сторону огня в центре шатра.

— Как я уже говорил: один мой приказ, и стаи вырвут твоё правление из груди, — Варг был доволен.

Я хмуро его оглядела, медленно жуя очередной кусочек.

— Пустые слова. Отдай приказ, я весь в ожидании, — усмехнулся Фил.

Папа покачал головой, будто и не видя моего смурного вида.

— Лесси права, — его пальцы прошлись по моим спутанным волосам, — теперь все проблемы твои, Князь. А мои руки больше не связаны.

Я отложила вилку и подала ему гребень, будто спиной чувствуя, что ему сейчас это нужно. Его лицо даже посветлело от этого. Он перенёс меня к себе на колени и начал перебирать жёсткие Варговские пряди, такие же как у него, только длиннее.

— Ты остаёшься Альфой крупнейшей стаи и Лордом материка, — сжал челюсти Феликс.

Я не могла понять, почему ему это не нравится. Папа же отошёл… Зачем тогда злость?

— Мелочи, — хмыкнул Варг, — пара сотен лет, да, Лесси?

Почему здесь было обращение ко мне?

— А что после? — поинтересовался Феликс, не сводя с мужчины пристального взгляда.

Папа провёл в очередной раз по моим волосам гребнем.

— А потом моя дочь вырастет, — честный ответ, от которого мне стало не по себе.

— Почитаешь мне, папа? — попросила я, зная, что он не откажет.

Он кивнул, махнул маме и отчеканил:

— Мой шатер, седьмая полка, книга десять. Не вырони закладку.

— Да, мой ашерр, — прошептала она и выскользнула на улицу.

Мы же остались одни.

— Ты непоследователен, Варг, — откинулся на спинку Фил.

— Плевать, — ответил ему отец, — я тебя предупредил. Волчицы перегрызут тебе шею, стоит тебе сделать что-то не по их желанию. И друг с другом они никогда не договорятся. Как и не примут твою власть, пока рядом не будет твоей Альфы.

Князь сложил руки на груди.

— Как в таком случае с ними справлялся ты? — прямой вопрос.

— Никак, — безразличие сквозило из каждого звука, произносимого им, — закон всегда будет стоять на их стороне. Если совсем надоедают, то можно пару раз наказать чью-нибудь пару. Для виду — они понятливые, хоть и мстительные. Не перебарщивай и останешься с сердцем без дыр.

Фил кивнул, принимая информацию. В этот момент вошла мама, принеся толстую коричневую книгу в твёрдом переплёте.

— Пора ложиться, паучок, — папа подхватил меня поперек живота и забрал у Риайи книгу.

Меня донесли до мягких волосатых шкур на пьедестале и положили в самый центр, укрыв самым обычным одеялом, которое отец успел достать из сундука рядом. Я бухнула руками по бокам от себя. Он сел рядом и ожидающе уставился на Вольтера.

Тот понял всё сразу — поднялся, кивнул Варгу и улыбнулся мне.

— Спокойного сна, Лесси, — милая улыбка, и он вышел из шатра, пройдя мимо всё так же склонённой мамы.

— Хочу, чтобы мама села в кресло, — попросила отца.

Он лишь махнул ей рукой, и она сразу же послушалась, кажется, чувствуя эти жесты макушкой.

— Мы остановились на барьерах, — открыл на месте закладки папа.

Я кивнула, но вопреки себе села, ухватившись за корешок книги. Мужчина не стал противиться и отпустил сразу же. А я захлопнула её и открыла конец, чтобы прочитать рунную подпись «Собственность библиотеки висталочьего монастыря», а ещё начерченное красными чернилами «Просрочено дней: восемьсот шестьдесят одна тысяча двести три. Нарушитель: Ариэлла В.»

С моего лица кажется сошла вся краска. Папе это не понравилось, пусть он и не понял причины.

— Начнём? — поторопил меня он, — у тебя глазки слипаются.

Я кивнула и откинулась головой на мягкую подушечку.

Это была её книга. И он хранил её всё это время. Даже читал её мне.

— Барьер семи колец служит потоковым ограничителем воздействия извне… — начал было папа, но я не сдержалась:

— Ариэлла В. «В» — это Варг? — мой вопрос был звонким и совсем не таким, каким я хотела показать его.

Он лишь улыбнулся грустно, насколько это было возможно, и ответил:

— Ариэлла Верховная — имён рода у висталок нет. Им дают статусы лишь по уровню силы. Продолжаю?

Я медленно и неуверенно кивнула, вспоминая, что у этой конкретной имя рода было. Двух родов.