Самая темная луна

Анна Тодд, 2020

Карина и Каэл любят друг друга, но однажды между ними пролегла пропасть, которую, кажется, не преодолеть. Именно из-за Каэла налаженная жизнь Карины дала трещину. Из-за него она может потерять брата и нарушить хрупкий мир, что воцарился в ее семье. Карина словно бредет во тьме, где один неверный шаг – и потеряешь то, что тебе дорого. Но Карина не хочет терять Каэла. Пусть они теперь друг от друга бесконечно далеки, он – лучшее, что с ней случалось. Его невозможно забыть.

Глава 6

Судя по виду, брат не спал неделю. К тому же напоминал дикобраза: спереди и по бокам торчали светлые волосы, ко лбу липли мокрые пряди, с них стекала вода.

Явился, надо же, — в синей футболке и черных джинсах с прорехами на коленях, ошалевший и растерянный.

Злость на него взыграла с новой силой. Остин проскрипел черными кедами по половицам. Я пошла на него:

— Какого черта тебе тут надо?

— Кари, да ладно тебе…

Его усталый взгляд перескочил с меня на Элоди, и Остин тут же рванул к ней.

— Е-мое! Что с тобой?! — крикнул он, затем повернулся ко мне: — Что с ней?

Мое сердце бешено стучало, грудь вздымалась от ярости.

— Исчезни из моего дома, Остин! Не до тебя сейчас. Наши разборки подождут.

Ну и наглец! У него материнские нервы.

И отцовские тоже. Просто с ума сойти.

Он вдруг стал похож на мальчишку. Остин никогда не умел контролировать свои чувства, мы были близнецами во многих отношениях — но не в этом. Его взгляд, обращенный на Элоди, напомнил мне о маленьком зеленоглазом мальчике, который плакал из-за того, что папе продлили срок боевой командировки. Остин рыдал каждый раз, когда отцу предстояло участвовать в войне. Я же не рыдала, наоборот — испытывала облегчение. Оно росло вместе со мной. Хотя я никому не рассказывала.

— Что с тобой? — вновь спросил Остин у Элоди.

Она дрожала, согнувшись и обхватив живот руками.

— Я… живот… странное ощущение… ребенок… — Элоди покачала головой. — Наверное, ерунда, я к себе чересчур прислушиваюсь.

— Ты беременна, и тебе нехорошо. Давай позвоним врачу или еще кому-нибудь?

Ну и кому я позвоню за советом? Не маме же. И не Эстелле.

— Нужно ехать к Мартину, — заявил Остин.

— Что?.. — ахнула я, но умолкла.

Черт — ну да, у нас же в гарнизоне госпиталь имени Мартина.

— В больницу, — пояснил брат.

— Да понятно! — огрызнулась я. Не хватало еще, чтобы он заподозрил меня в мыслях о Каэле.

— По шкале от одного до десяти, какой силы у вас… — передразнил Остин гипотетического доктора.

— Так ты себе врачей представляешь? — спросила Элоди, тяжело дыша.

— Угу. Прости, я не доктор Стюарт, или как там зовут Патрика Демпси в медицинском сериале?

Брат сумел вызвать у нее улыбку, однако бледность Элоди усиливалась на глазах.

Я паниковала, но изображала уверенность и тоже смеялась. Причем смех был искренним. Я чувствовала пустоту и цельность, тревогу и спокойствие… Забавная штука эмоции, мы столько всего можем ощущать одновременно. Способность быть разной в одну и ту же секунду, бремя навалившихся проблем — что это? Суровое наказание от бездушного древнего бога? Боль, трудности, психологическая травма, несчастная любовь, все обрушилось на одного человека… А тут еще Элоди собралась преждевременно рожать у меня на кухне.

Мысли бешено скакали, а Элоди смеялась над «Анатомией Грей». Надо же.

— Не расстраивайся, я все равно больше люблю Дага Росса из «Скорой помощи», — утешила подруга Остина.

Говорила она неровно, в паузах между тяжелыми выдохами. Придерживала живот и выгибала спину.

— Не знаю, кто он такой, но…

Элоди вытаращила глаза:

— Как не знаешь? Это же американский сериал. Джордж Клуни! А ты не знаешь? — Она вновь выгнулась дугой.

— Ребята? — позвала я наконец вслух после того, как трижды сделала это мысленно.

Оба посмотрели на меня. Элоди напоминала привидение. Она согласилась со мной прежде, чем я успела открыть рот.

— Хорошо. Хорошо. Надо ехать.

— Элоди, сможешь встать? Наверное, лучше сразу в «Скорую», а не к врачу? Я гляну в «Гугле», на всякий случай.

Я понимала, у нее что-то вроде приступа панической атаки. Это может быстро пройти, а может ухудшиться, тут не угадаешь. Лучше не рисковать, тем более после недавнего сообщения доктора о низком уровне сахара в крови. Я погуглила и убедилась, что в таком состоянии беременную надо везти в «Скорую».

— Да, поехали. Эль, вперед.

Мобильный на столе вновь засветился, вспыхнуло фото отца Элоди. Я покосилась на нее — не видит? — и перевернула телефон экраном вниз.

— Хотя бы убедимся в том, что малыш в порядке. Это недолго. Я тебя отвезу.

— Сейчас в отделении «Скорой» народу немного, — заверил ее Остин. — Я с вами.

— Ладно. Ладно. Надеюсь, мы и правда быстро. — Элоди кивнула.

В отделении «Скорой» народу всегда много, но я решила не возражать. Главное — успокоить Элоди, остальное не важно. Она кивнула, и Остин, нагнувшись, подхватил ее под коленки и поднял, точно пакет с покупками.

— Я могу идти, — возмутилась Элоди.

Остин лишь надвинул капюшон дождевика ей на голову. Элоди вздохнула, но вырываться не стала. Пока Остин нес ее через двор, я искала ключи, которые обнаружились в кармане формы. Руки дрожали, хотя все вроде было нормально. Ну, не совсем нормально, но ведь не как в кино, где люди кричат, бегают, плачут и кругом дурдом.

Я вдруг вспомнила про работу. Смена началась! Не жизнь, а черт-те что.

Я обогнала Остина, открыла заднюю дверь машины, и он бережно опустил Элоди на сиденье. Мне очень хотелось сказать брату, чтобы он сел сзади, — а лучше вообще ушел. В его присутствии ей явно полегчало; наверное, она думала, причем справедливо, что от меня сейчас толку мало. От Остина, между прочим, не больше. Хотя рядом с ним Элоди немного успокоилась, спрятала лицо в ладони и прислонила голову к его плечу.

Когда он распахнул пассажирскую дверцу, я с трудом смолчала, лишь демонстративно вздохнула и села за руль. Включила музыку, глянула, удобно ли Элоди. Она плакала. Остин смотрел в окно. Дергал ногой, как всегда в минуты волнения. Кажется, шевелил губами, но я ничего не слышала за голосом Райана Сикреста, ведущего на радио.

Едва выехали на шоссе, загорелась лампочка «Неполадка двигателя». Беда не приходит одна.

— Эль, военное удостоверение при тебе? — спросила я, перекрикивая скрипучие «дворники».

Без документа нас вполне могут не пустить за ворота. Если охранники окажутся не в духе, их не смягчит даже заплаканное лицо беременной, которой явно больно.

— Я прихватил удостоверение, оно лежало возле телика, — объявил Остин. — Кари, послушай… — начал он, когда я пошла на обгон грузовика с прицепом.

— Нет! — рявкнула я.

Брат сложил руки на коленях, и я добавила:

— Потом.

Я многозначительно покосилась в зеркало на Элоди. Она изучала свой живот, по лицу текли слезы. Поймав мой взгляд, Элоди сказала:

— До переезда сюда у меня таких приступов не случалось.

— Раньше ты жила по-другому. К тому же у тебя не было мужа на войне и ребенка размером с ананас в животе.

В ее глазах вспыхнул слабый огонек, уголки губ на мгновение приподнялись.

— Да. Это верно. Простите, что я вас переполошила.

Она уже не плакала, но плечи еще вздрагивали.

— Минут через десять приедем, — сообщила я.

Остин потянулся к моей руке — в детстве он делал так, когда родители спорили в машине. Обычно это происходило при возвращении с какого-нибудь «увлекательного» семейного уик-энда, навязанного мамой. Она не выдерживала долго в доме, а папа не выносил ее, и мама придумывала очередную эскападу. Видимо, они не могли провести бок о бок целых два с половиной дня, поэтому на обратном пути, в воскресенье, кричали друг на друга. Все начиналось с папиной «шутки» и заканчивалось тем, что мама хлопала дверью и ночевала на качелях на крыльце. Клянусь, там мама чувствовала себя лучше, чем внутри папиного офицерского дома; она не ощущала его своим.

Иногда из-за родителей мы с братом сближались, а иногда из-за них отталкивали друг друга. Сейчас я отдернула руку — в истории с вербовкой Остин выступал в отрицательной роли. В роли нашего отца. Тот наверняка поспособствовал зачислению Остина на службу, но в этот раз предали меня не родители, а брат, и я не хотела его прикосновений. Даже его присутствия в машине не хотела.

Брат прислонился к боковому окну и уставился перед собой. Знакомый взгляд. Тоска, жажда прощения и принятия. Я не в силах дать этого Остину. Он ведь не шину на моем велике проколол и не кукле голову отломал, как в детстве. Поступок брата совсем другого масштаба. Небо и земля. Пусть теперь тоскует, я не желаю сдаваться и прощать лишь потому, что не могу видеть Остина несчастным.

Он сделал выбор, хотя в детстве мы дали друг другу обещание. Остина отправят в лагерь для новобранцев. Затем в Ирак или Афганистан — или где мы там сейчас воюем? И что тогда? Армия погубит его, как губит все и всех. Только я пока не готова говорить с ним об этом. Не важно, сколько раз я проверяла телефон и перечитывала нашу последнюю переписку, на самом деле я не готова к этой битве.

Мы ехали в тишине, все трое страдали, каждый по-своему.