Кровь Луны

Анна Малышева, 2008

Молодая девушка ждет любви, верит в дружбу, мечтает о славе… И ни в чем не находит счастья. Катя считает, что ей не везет, но забывает о своих проблемах, когда гибнет соседка за стеной. Она тоже умела мечтать, но эти мечты стоили ей жизни…

Глава 2

Вопреки своим ожиданиям, Катя попала на работу не раньше обыкновенного, а напротив, опоздала на целый час. Проводив Глеба (тому явно не хотелось расставаться, он продолжал изливать душу, уже стоя одной ногой в подъезде), девушка решила принять душ, чтобы смыть накопившееся напряжение. Она часто исправляла таким образом испорченное настроение — струи воды словно уносили прочь, в водосток все страхи, обиды и недовольство собой. В плохие дни Катя могла принять душ три-четыре раза. Спрятав волосы под купальную шапочку, она плескалась в душевой кабине, забыв о времени. Завтрак по случаю отсутствия кофе был отменен. Пить чай, которым она угощала гостя, Катя не решилась. Девушка по-беличьи сгрызла на ходу сушку, наскоро оделась и, взглянув на часы, обнаружила, что сильно опаздывает.

«Ну конечно, — расстроилась она. — Так всегда и бывает, когда думаешь, будто есть запас времени…»

Особой трагедии в этом опоздании не было, Катя не ждала выговора и была более чем уверена, что за такую малость ее не уволят. Она была на хорошем счету среди сценаристов, работала со своей фирмой уже на четвертом сериале, и хотя работа была договорная, по сути временная, Катя привыкла ее считать чем-то постоянным. Два с половиной года назад, когда она только пробовалась на это место и участвовала в конкурсе, должность сценариста была овеяна для нее почти сказочным флером. Карина, к тому моменту уже год работавшая на сериалах сюжетчиком, предупреждала подругу: «Сбавь эмоции, кино здесь ни при чем. Творчество тоже ни при чем. И талант тут не нужен. И вообще — погаси фары и успокойся! Это конвейер!» Она, как всегда, оказалась чересчур радикальна в своих оценках, но Кате пришлось согласиться с нею в главном — литературный труд, поставленный на поток, заключал в себе очень мало творческой свободы. Он отнимал много сил и нервов, но давал стабильный доход; порою Катя получала от него некоторое удовольствие, но чаще воспринимала, как повинность… В целом эта была надежная гавань, где она надеялась задержаться подольше, так как не относилась к людям, любящим частые перемены. До сих пор Катя не боялась за свое будущее — ее только хвалили. Правда, похвалы эти имели чисто платонический характер, зарплату ей не повышали, премий не назначали, но девушка считала, что гарантированная тысяча долларов в месяц — не повод просить прибавки. Ее более требовательная подруга оценивала свой труд дороже, однако оставалась на проекте, а значит, все же была довольна этим местом. «А если Карина довольна — мне и подавно нечего волноваться!» — говорила себе Катя. Она и не волновалась до последнего времени… Но месяц назад в сценарной группе появилась новая редакторша, и девушку все больше тревожило, что у них до сих пор не нашлось общего языка.

«Хотя у Светланы ни с кем из наших контакта нет», — утешала себя Катя, вспоминая леденящие душу взгляды новой начальницы. Та на всех смотрела с плохо скрытым подозрением, и в ее присутствии подчиненных невольно начинали мучить угрызения совести. Вспоминалось все — небрежно написанная «пустая» сцена, критическое слово в адрес начальства, сказанное за обедом, не сданный вовремя текст… Еще никто не был наказан, но морально все уже приготовились к экзекуциям. «Пока что я к вам присматриваюсь, — вымолвила на днях Светлана, сопровождая это признание жуткой улыбкой. — Но мнение о каждом из вас у меня уже составилось».

Узнавать это мнение, а также опаздывать и привлекать к себе лишнее внимание Кате не хотелось. Девушка торопливо собрала сумку, набросила куртку и выскочила из квартиры, на ходу хлопая себя по карманам, проверяя наличие телефона, кошелька и ключей. Позже, томясь от духоты в вагоне метро, Катя никак не могла вспомнить, закрыла ли входную дверь.

— Прошу прощения, — задыхаясь, выговорила она, приотворив дверь кабинета, где заседали сюжетчики. — Я…

— Садись и слушай! — Светлана вынула изо рта карандаш и ткнула обгрызанным концом на свободное место за круглым столом. — Твою серию обсуждаем.

— Мою? Без меня? — Катя протискивалась к своему стулу за спинами коллег. Лицо горело — по коридорам «Мосфильма» она уже бежала, в панике глядя на настенные часы, щедро развешанные на каждом шагу. — Как это?

— А что делать, если тебя не было? — возразила начальница, устремляя на нее загадочный, неподвижный взгляд маленьких черных глаз. «Она смотрит, как ящерица — без всякого выражения!» — сказала как-то про нее Карина.

— Я пыталась позвонить из маршрутки, но телефон не брал… — Катя с трудом перевела дух. — Я задержалась, потому что… Понимаете, у меня соседка из окна выбросилась.

С минуту Светлана смотрела на нее, сдвинув брови, словно обдумывая, как отреагировать на это сообщение. Эта зловещая пауза кончилась, как обычно, ничем — она просто опять уставилась на экран своего компьютера. Карандаш несколько раз стукнул по столешнице. Все молча ждали, когда редакторша заговорит. Одна Карина не совладала с любопытством и шепотом поинтересовалась у подруги:

— Что, с седьмого выбросилась? Насмерть?

— Да, — еле слышно ответила Катя. Ей не хотелось снова привлекать к себе внимание.

— Я ее знаю?

— Я сама ее почти не знаю.

— Так, фрау, обсудите свои секреты за чашкой кофе, — внезапно очнулась Светлана, оторвав взгляд от экрана. — А пока хотелось бы понять, что ты, Катерина, хотела донести до нас вот этой сценой, где внезапно является медсестра. К чему она тут? Новое действующее лицо, новый интерьер, а что, почему — до меня не доходит. Ты о производстве думаешь иногда, нет? Понимаешь, сколько оно стоит? Это же не бумага, которую ты пачкаешь, моя драгоценная, это кино!

— Новый интерьер? — пробормотала Катя, пытаясь вытащить из сумки ноутбук. Тот некстати застрял, «молнию» заело, и чем больше девушка торопилась, тем хуже подавался замок. — Сейчас я посмотрю… Неужели там новый интерьер?

— Такое впечатление, что ты это с бодуна писала, — Светлана с интересом следила за ее попытками извлечь ноутбук. — А мне тебя еще хвалили… Не знаю, по-моему, зря. Да что там у тебя?

— «Молния»… — Катя отчаянно дернула замок и едва не выронила сумку. Ее перехватила Карина. В ее длинных гибких пальцах «молния» открылась сразу. Ставя на стол ноутбук, она успела шепнуть подруге:

— Да успокойся ты, она с утра уже всех обхамила. Дыши ровнее.

Следующие полчаса, пока обсуждали и коллективно переделывали злополучную сцену, Катя старалась вообще не дышать. Она молча принимала критику коллег по группе, с горящими щеками слушала язвительные реплики Светланы и мечтала только о том, чтобы эта пытка скорее кончилась. По ее расчетам скоро должен был наступить перерыв. Начальница была отчаянной курильщицей, а так как все руководство компании было почти поголовно некурящим и к тому же активно сотрудничало с еще более некурящими американцами, Светлане приходилось объявлять коротенькие перерывы чуть не через каждый час. Дольше она без сигареты не выдерживала — у нее, словно от сильной зубной боли, искажалось лицо, голос становился резким и крикливым, и выглядела она такой несчастной и напряженной, что Катя в такие минуты даже меньше ее боялась. «Эта мегера тоже имеет слабости… Да только мне это никак не поможет».

— Перекур, — Светлана порывисто поднялась из-за стола и, уже стоя, одним пальцем впечатала в текст последнюю фразу. — Десять минут. Не разбегаться!

— Светлана Викторовна, — бросился к женщине бледный сутулый парень, сидевший рядом с нею, — можно, я пока посижу за вашим компьютером, посмотрю поэпизодный план на завтра?

— Смотри, коли хочется, — снисходительно разрешила та и вышла из кабинета. За ней потянулись остальные курильщики. Карина, однако, осталась на месте. Она не сводила глаз с парня, уже усевшегося на место редакторши, и наконец, не выдержав, окликнула его:

— Петя, что ты с нею сделал? Как она тебе разрешила?

— Не мешай, пожалуйста, — откликнулся тот, впившись взглядом в экран. — Я пытаюсь работать.

— Отстань от него, — прошептала Катя, трогая подругу за локоть. — Охота тебе…

— Рожденный ползать — везде пролезет, — таким же шепотом ответила Карина. — Всего неделю на проекте, а уже в фаворитах. Заметила, как он вокруг нее увивался все эти дни? Спорим, через полгодика он будет главным автором на каком-нибудь новом сериале? Паренек с амбициями.

— Потише, если можно, — кротко попросил Петя, все еще не поднимая глаз. — Можно и в коридоре поговорить.

— Можно, — согласилась Карина. — И в туалете тоже можно. Но нам удобнее здесь.

В другое время эта словесная пикировка окончилась бы настоящей перепалкой. Отношения внутри группы сложились непростые, почти все сценаристы были друг с другом на ножах, а те немногие, что ладили с коллегами, как правило, оказывались стукачами. Интриги, сплетни, зависть, ревнивое наблюдение за чужими успехами и провалами — все это, казалось Кате, являлось неотъемлемой частью написания сериалов. Но сегодня Карина была увлечена иным событием, и даже внезапное возвышение новенького не могло ее долго занимать. Она лишь бросила в сторону Пети: «Ладно, старайся!» — и вновь обратилась к подруге:

— А кто выбросился-то? Ты с ней, значит, незнакома? Видела тело?

— Слава Богу, нет! — выдохнула та, прикрывая глаза и пытаясь вызвать образ черноволосой девушки, похожей на античную богиню. — Я видела ее только живой… Она очень красивая! Была… Просто на редкость!

— А отчего выбросилась? — Любопытство Карины было уязвлено еще больше. — Уже известно?

— За стеной какой-то скандал начался на рассвете, я даже на балкон выглянула, думала возмутиться… Но к этому моменту она уже спрыгнула. На балконе стояли только ее мать и сестра.

— Ужасно, — Карина содрогнулась, поводя узкими плечами, обтянутыми тонким черным свитером. — У них на глазах спрыгнула?! От такого можно с ума сойти!

— Эти не сойдут, — с внезапной уверенностью возразила Катя. — Они вообще не были потрясены. Так, растерялись.

До сих пор она не понимала, отчего утреннее событие так ее мучило, ведь в конечном счете гибель соседки не имела к ней никакого отношения. И вот сейчас это смутное ощущение оформилось в слова — мать и сестра погибшей девушки отреагировали на ее страшный прыжок довольно странно. Катя не услышала в их возгласах и тени горя. Отчаяние, ужас, запоздалое раскаяние — вот чего можно было ожидать от них в первые минуты после смерти дочери и сестры. «А они продолжали ругаться друг с другом — беги, не спи, чего стоишь, дура… Милая семейка, нечего сказать!»

— У тебя такой вид, будто это тебя лично касается, — подруга не сводила с нее внимательного взгляда. — А говоришь, не знала ее! Ты в самом деле из-за этой самоубийцы опоздала?

— Еще меня Сережа бросил, — машинально ответила Катя, а когда опомнилась и увидела расширенные глаза подруги, исправлять ошибку было поздно.

— Я знала… — после минутной паузы выговорила Карина. В ее голосе звучало сочувствие, смешанное с запоздалым пророческим пафосом. — Этим должно было кончиться.

— Ну, так и не удивляйся, — бросила Катя с неожиданным озлоблением. — И не надо меня жалеть! Я вот не знала, и ничего, как видишь — пережила! С балкона не спрыгнула!

— А что он сказал?

— Отвали!

— То есть, — не поверила Карина, — вот так вот, прямо…

— Это я тебя прошу — оставь меня в покое, хотя бы сегодня! Неужели трудно понять, что я не хочу говорить о нем!

Катя с трудом сдерживала накипающий гнев. Ей хотелось закричать, отхлестать по щекам назойливую подругу, которая требовала откровенности так бесцеремонно, как будто имела на это полное право. Прежде Катя первая предложила бы ей свою исповедь, выложила все в подробностях, обнажила бы все раны — это продолжалось из года в год и давно стало обычным ритуалом. Карина знала о подруге столько, что уже воспринимала ее личную жизнь как часть своей собственной. Катина реакция ее не обидела, а изумила. Откинувшись на спинку стула, она недоуменно смотрела на подругу. Ее миндалевидные карие глаза сузились, густые брови сошлись на переносице. Казалось, она не в силах была поверить, что ее искренний интерес отвергнут столь грубым образом.

— Я сама тебе все расскажу, потом, — Катя почувствовала легкие угрызения совести, и чтобы не скатиться в извиняющийся тон, повернулась к своему ноутбуку. — Да и нечего рассказывать.

— Как хочешь, — сдержанно ответила Карина и слегка отодвинулась вместе со стулом.

Перекур закончился; сценаристы, возглавляемые Светланой, снова разместились за круглым столом, и вплоть до обеденного перерыва подруги не обменялись ни словом. Разгромив серию, написанную Катей, редакторша, не переводя духа, взялась за Карину, а так как та обладала несдержанным характером и часто давала отпор, обстановка в кабинете накалилась — запахло паленым. Женщины обменивались взаимными претензиями, высказывая их все в более язвительной форме. Светлана предположила, что сюжетчица написала свою серию походя, за пару часов, «пока сидела в застрявшем лифте». Подобные экстравагантные обвинения были ее коньком. Карина, давно уже выведенная из себя нападками, ответила, что в этом самом лифте она вместе с начальницей не сидела, на брудершафт с ней не выпивала и вообще хотела бы в рабочее время обсуждать творчество, а не личности.

— Ненавижу бабские коллективы, — неожиданно заявила Светлана, выслушав ее гневное замечание. — У всех амбиции, а таланту — на грош! Вот ты, Полыхало, чего в пятую позицию становишься? Редактируют твой бред, так скажи спасибо! По-хорошему, этому мусору место в помойке.

— Этот мусор предложили вы сами! — взвилась Кристина. Она издевалась над своей работой, называя ее низкопробным сочинительством и литературным конвейером, но посторонних насмешек над своим творчеством не терпела. — Вторую неделю пишем по вашему сюжету!

— То-то, что писать надо уметь! — Черные маленькие глазки начальницы были бесстрастны и холодны, словно в ее жилах текла кровь пресмыкающегося. — Ты, Полыхало, себя Даниэллой Стил не воображай.

— Очень надо! — возмутилась та. — Нашли гения…

— Если бы ты умела писать, как она, — беспощадно заявила Светлана, — ты бы имела в месяц миллион долларов, а не твою жалкую тысячу. А пока сидишь здесь на ставке — будь добра, не демонстрируй свою дурость! Серию читать невозможно.

— Только мою или вы вообще всеми недовольны?!

— Да все вы тут хороши, — отчего-то вдруг подобрев, заметила редакторша. — Ладно, займемся делом.

В любой другой день Катя попробовала бы остановить расходившуюся подругу — дернуть ее за рукав, пнуть под столом, шепнуть: «Не кипятись!» Две южные крови — армянская и украинская — мешали Карине относиться к чему-либо спокойно, а оскорблений она вообще сносить не умела. Однако сегодня Катя ни во что не вмешивалась. Она едва прислушивалась к перепалке, глядя на экран своего ноутбука, но видела не текст, ставший камнем преткновения, а лицо погибшей девушки. Оно вспомнилось ей с удивительной ясностью, словно выхваченное из прошлого лучом прожектора, и в этом сильном свете показалось ей еще красивее. Теперь от него не отвлекала ни современная одежда, ни резковатый, довольно вульгарный выговор девушки — Катя видела только лицо и только теперь понимала, что встречать подобный образец классической красоты ей еще не доводилось никогда. «Разве что в музеях, среди статуй и картин, но там это мрамор, масло, а здесь — живое дыхание, плоть и кровь… Какой ужас, какая жалость, что такая красота погибла! Что же там случилось, за стеной?»

Когда сценаристы спустились в столовую, обиженная Карина сделала попытку сесть за другой столик, но Катя, наконец опомнившись, выхватила у нее поднос и поставила рядом со своим:

— Еще не хватало нам с тобой ссориться!

— Я не ссорюсь, — заметила та, усаживаясь за стол. — Просто ты нынче вся в себе. Не хочется мешать, еще нарвешься на грубость. Мало мне мадам Милошевич!

Такую громкую фамилию носила редакторша, и в первые дни после ее воцарения это было поводом для шуток. Однако Светлана умудрилась нагнать на сценаристов такого страху, что веселье быстро сошло на нет. Она и сама по себе сделалась пугалом, фамилия оказалась лишним довеском.

— Я все думаю об этой девушке… — призналась Катя, удрученно разглядывая тарелки на подносе. Есть ей не хотелось совершенно. — Сама не ожидала, что меня это так заденет. Понимаешь, это все равно, как если бы на моих глазах драгоценную статую разбили или знаменитую картину кислотой облили. И так в этом мире красоты все меньше, и вот сегодня еще частица погибла. Почему, зачем? Я уверена, там какая-то нелепость.

— С ума сойти, — проговорила Карина, с усилием проглотив плохо пережеванный кусок. Стычка с начальницей отнюдь не лишила ее аппетита. — Я думала, ты заговоришь о Сереже, а ты о… И все утро только о ней думаешь?!

— Она просто вышибла его у меня из головы, представляешь? — Катя с изумлением поняла, что говорит правду. Она так мало думала о Сергее, словно их разрыв произошел по меньшей мере год назад. — Наверное, если бы не она, я бы пришла с опухшими глазами. Что скрывать, он меня смешал с грязью. Когда вот так бросают после двух лет, начинаешь себя презирать. Ищешь в себе недостатки, и понятно, находишь сразу кучу…

— Только вот этого не надо! — мигом пресекла ее самобичевание Карина. Она заметно ободрилась — подруга заговорила совсем как в прежние времена. — Никому эти твои самораскопки не нужны, и тебе самой меньше всех! Еще скажи, что он заслуженно тебя бросил! Сколько раз говорить — не смей раскисать, скажи себе, что он — барахло — и забудь!

— Вот именно, сколько раз… — иронично улыбнулась Катя этому наигранно-бодрому совету. — Когда тебя бросают и бросают, барахлом начинаешь считать себя. Да ты не переживай, я справлюсь. Справлялась ведь уже.

— Боже, куда мужики смотрят! — вздохнула подруга, возмущенно сдвигая густые брови, которых почти не касались щипчики. Эта черта придавала ее лицу диковатый вид, что, впрочем, очень ей шло. Карина вообще предпочитала стиль «саваж» — разбросанные по плечам кудрявые черные волосы, леопардовые узоры на одежде, экзотические украшения. Сегодня в ее ушах качались тяжелые золотые серьги, украшенные бирюзой и янтарем. Карина тряхнула головой, и дикарские подвески зазвенели. — Ты ведь хорошенькая, тебя даже твоя ужасная одежда не портит!

— Спасибо, — сдержанно отозвалась Катя, но подруга не заметила ее иронии.

— Знаешь, чем больше я узнаю мужчин, тем меньше хочу замуж! — заявила она, воинственно размахивая вилкой. — Ну, что это за хомо сапиенс, если их надо ловить на какие-то первобытные приманки! Прическа, тряпки, макияж, немножко вкусной готовки и много лести — и за это они простят тебе и плохой характер, и глупые разговоры, и лень, и истерики, и все, что захочешь… И еще скажут друзьям, что им сказочно повезло, а те, козлы, будут завидовать и пытаться тебя закадрить. А выйдешь из образа, перестанешь их морочить, покажешься в старом халате — непременно бросят!

— Ну, не все же такие, — робко возразила Катя, но подруга пришпилила ее к месту беспощадным замечанием:

— Твой опыт говорит, что все! И мой, кстати, тоже, только я их сама бросаю, когда становится невмоготу. Нельзя ведь жить с человеком, которого презираешь! Во всяком случае, я не могу. Даже за большие деньги. Давай пойдем сегодня в ресторан? Отметим твое освобождение!

— Да я и так всю ночь в ресторане просидела, отмечала… — Девушка отодвинула прочь поднос с обедом. — Не могу есть. Хочешь, забирай все себе. Угостишь меня кофе, и квиты!

Карина с удовольствием приняла предложение — аппетит у нее был, как она сама выражалась, варварский. За всю жизнь она ни разу не сидела на диете и тем не менее оставалась обладательницей эффектной фигуры. Пышная грудь, округлые бедра и тонкая талия — мужчины раздевали ее взглядами, подруги, сжав зубы, завидовали, сама же она, пожимая плечами, говорила, что такая фигура мешает ей спокойно жить и работать.

— Меня не воспринимают всерьез, — жаловалась она Кате. — Люди считают, что к такому бюсту мозги не прилагаются.

И Катя сочувственно кивала, думая при этом, что согласилась бы мириться с такой проблемой. Сама она пользовалась успехом только у определенного типа мужчин. Это были спокойные, серьезные, не склонные к авантюрам кавалеры лет сорока, и как на подбор все поголовно женатые. Сергей тоже относился к этой категории. Это был уже пятый ее роман, первый она завела ровно десять лет назад, и тому возлюбленному тоже было под сорок… «Такое впечатление, что я встречаю одного и того же мужчину. Это как в блюзе, когда повторяется одна и та же тема, в разных вариациях. Кажется, что-то новое, а на самом деле это уже было».

Покончив с двумя обедами, умиротворенная подруга сходила к стойке бара и принесла два кофе. Она уже поглядывала на часы — перерыв кончался, а ей нужно было еще успеть в курилку. Столовая постепенно пустела, девушки остались одни за столиком, заставленным подносами с грязными тарелками.

— Скажи, — Карина пытливо взглянула поверх чашки, поднесенной к губам. — Мне кажется или ты на этот раз перенесла все спокойнее? Я имею в виду Сергея.

— Наверное, становлюсь взрослее, — Катя осторожно сделала маленький глоток. — В конце концов надоело терзаться из-за одной и той же чепухи. Кончено, значит, кончено. Это опять был не тот человек.

— А если тот так и не появится? — сощурилась подруга. — Может, его проще соорудить из подручного материала? Знаешь, иногда их удается переделать под себя… Лично я только жду подходящей заготовки. Не хочется переделывать все, понимаешь? Адский труд.

— Ну нет, — решительно произнесла Катя, делая последний глоток и поднимаясь из-за стола. — Я никого переделывать не буду и сама притворяться другой не желаю. Пусть все будет, как будет. Останусь одна — значит, так суждено.

И подруга иронично поаплодировала этим словам. Из столовой они вышли вместе, Карина отправилась в курилку, на ходу доставая сигареты, а Катя задержалась перед доской объявлений. Сюда руководство компании вывешивало приказы, листовки с информацией и открытки с поздравлениями. До окончания перерыва оставалось десять минут, и девушка принялась изучать доску, чтобы убить время. «Нужны сценаристы на новый проект, прием на конкурсной основе… Пока мне это ни к чему, слава Богу. Набор в школу сценаристов и режиссеров, обучение за свой счет, лучшим выпускникам — работа в компании. Хорошая приманка для выкачивания денег! Плати, учись, становись лучшим — а потом получай нашу зарплату минус налоги. Поздравляем… О, у мадам Милошевич сегодня день рождения! Неужели?!»

Катя еще раз перечитала красивую открытку, украшенную матерчатыми фиалками. Поздравление появилось на доске только этим утром, вчера его не было. «И никто из наших не обратил внимания! Что же делать? Поздравить ее? После разноса, который она мне устроила… Это будет подхалимством. А не поздравлять — тоже нехорошо. У человека все-таки день рождения, и теперь все об этом знают».

У дверей кабинета, где заседали сценаристы, она столкнулась с Петей. Точнее, с букетом, который тот осторожно нес перед собой. Оранжевые герберы, огненные астромерии и лиловые папоротники — композиция была феерически яркая и выглядела роскошно.

— Хорошо, что догадались! — Катя одобрительно осмотрела букет и полезла в сумку за кошельком. — Я войду в долю.

— А я не собираюсь с тобой делиться! — высоким истеричным голосом выкрикнул парень. — Хочешь поздравить — иди купи цветы сама. Дай пройти!

— Я думала, это от всех, в складчину… — пробормотала девушка, пропуская его вперед. — И нечего так орать!

— Светлана Викторовна! — Петя больше не слышал ее. Он бросился к редакторше, которая уже сидела на своем месте и разбирала бумаги с записями. — Позвольте поздравить вас с днем…

— Что это? — отрывисто спросила та, подняв глаза на возникший перед нею огненный букет. — В честь чего?

— У вас день рождения, — настаивал Петя, хотя заготовленная улыбка заметно померкла под неподвижным взглядом начальницы. А смотрела Светлана так недобро, словно вместо букета ей сунули под нос нечто отвратительное — очередную бездарную серию, например.

— Ну, так и что? — оборвала его женщина. — Совершенно ни к чему эти веники по тысяче рублей. Убери, мне мусора на столе не нужно.

И так как ошеломленный даритель продолжал стоять столбом, держа в вытянутой руке злополучный букет, редакторша сделала выразительный отгоняющий жест — брезгливый и неприязненный, словно пыталась отмахнуться от назойливой осы.

— Я не ясно выразилась?!

— Страшная женщина, — шепнула Карина на ухо подруге. Обе уже сидели на своих местах и, затаив дыхание, наблюдали за фиаско, постигшим галантного коллегу. На Пете лица не было — он, правда, отступил от стола и опустил букет, но все не решался спрятать злополучный подарок. Удар был сокрушительный. Он усугублялся тем, что был нанесен в присутствии всей сценарной группы. Злорадствовали все — Петина вылазка к начальственному компьютеру настроила против него как заядлых подхалимов, так и тех, кто, подобно Кате, предпочитал держаться подальше от интриг, раздиравших группу.

— Отказалась от цветов, — зловеще шептала Карина, наблюдая за бесславным отступлением своего недруга. Потоптавшись еще немного за спиной у Светланы, тот вернулся на рабочее место и спрятал шуршащий букет под стол. — Очень плохой знак. Она еще меньше человек, чем я думала!

— А мне кажется… — начала было Катя, но подруга не дала ей договорить, крепко сжав ее руку.

— Т-сс! Это еще кто?

Катя поймала направление ее взгляда и тоже посмотрела на дверь. Теперь и она заметила девушку, неслышно вошедшую в кабинет и застывшую в ожидании, что на нее обратят внимание. До сих пор ее никто не видел, все были заняты Петей. Наконец и до Светланы дошло, что все сценаристы смотрят на дверь. Она повернулась к гостье:

— Вам что?

Тон ее вопроса был так резок, что невинная, в общем, фраза могла быть воспринята как оскорбление. Однако девушка не смутилась и не обиделась. Бледно улыбнувшись тонкими губами, не тронутыми помадой, она отделилась от дверного косяка и представилась:

— Меня приняли в группу, я прошла по конкурсу.

— Этого еще не хватало! — буркнула Светлана негромко, но явственно. Однако новенькая по-прежнему не смущалась. Оглядевшись, она заметила свободный стул и принялась к нему пробираться, не дожидаясь приглашения занять место. Девушка была худенькой, как подросток, и подниматься, чтобы пропустить ее, никому не пришлось. Она уселась рядом со сконфуженным Петей и с очень довольным видом положила перед собой на стол большой блокнот и ручку. В общем, она имела вид человека, который наконец получил что-то очень желанное, и мелкие неприятности не могут испортить ему настроение.

— Представься нам хотя бы, — узнав, что гостья является всего-навсего очередной сценаристкой, Светлана мгновенно принялась говорить ей «ты». — А то обрадовала меня и села.

— Лариса, — приподнялась с места новенькая и, подумав секунду, добавила: — Петрищева.

— У кого раньше работала? — отрывисто поинтересовалась начальница. В ее голосе звучало явное опасение, что ей подсунули очередного непрофессионала, и она оказалась права. Новенькая беззастенчиво созналась, что прежде сценариев не писала.

— Но я прошла конкурс, — гордо добавила она. — С хорошими результатами.

— То есть написала пробную серию? — хмуро спросила Светлана.

— Две! — уточнила девушка. Она по-прежнему излучала довольство и оптимизм, зато редакторша мрачнела на глазах.

— Две пробные серии, и тебя уже суют на рейтинговый проект, — в ее голосе звучало подавленное бешенство. — Значит, в месяц ты обязана будешь выдавать четыре серии как минимум, а когда нас нагоняет производство, и все пять-шесть. И если ты с чем-то не справишься, за тебя будут работать твои товарищи или лично я собственной персоной. Причем все это — без прибавки к жалованью. Уяснила?

— Я постараюсь справиться, — безмятежно ответила та. Этот простой ответ, не заключавший в себе и тени бунта, взорвал Светлану. В ее маленьких черных глазках вспыхнул гнев, и, засучив рукав свитера, она постучала пальцем по циферблату своих наручных часов:

— Ты начала свой первый день с того, что опоздала! Не буду уж говорить на сколько!

— У меня…

Но Светлана не собиралась слушать объяснений. Обведя зловещим взглядом притихших сценаристов, она заявила:

— До сих пор это вам сходило с рук, но больше я терпеть не намерена! Сегодня же поговорю с начальством и буду добиваться учреждения системы штрафов! Я посмотрю, как вы будете отсыпаться, если при расчете начнут снимать тридцать процентов гонорара! На прежней фирме, где я работала, всех штрафовали, и это действовало!

— Но у меня объективная причина! — Лариса поднялась из-за стола, пытаясь привлечь к себе внимание расходившейся редакторши. При этом она наступила на спрятанный Петей букет, издавший громкое шуршание, и испуганно воскликнула: — Ой, что там?!

— Корова… — еле слышно прошипел ее сосед, бросая страшный взгляд под стол. Судя по выражению его исказившегося лица, великолепный букет погиб безвозвратно. Карина не удержалась от злорадной улыбки и толкнула локтем подругу, предлагая ей оценить комизм ситуации. Катя не ответила. Она сидела неподвижно, не сводя глаз с новенькой.

— У меня дома несчастье, — храбро глядя на редакторшу, заявила та. — Сестра погибла.

И после паузы, выслушав установившуюся тишину, девушка продолжала тоном примерной ученицы, доказывающей у доски вызубренную теорему:

— Она выбросилась из окна рано утром. Мама попала в больницу с сердечным приступом, я объяснялась с милицией, думала — вообще сюда не попаду… Освободилась поздно, решила все-таки приехать. Нельзя же пропустить первый день! Больше опаздывать не буду.

И, отчитавшись, села, на этот раз взглянув под стол, прежде чем вытянуть ноги. Светлана перевела слегка потускневший взгляд на Катю и поинтересовалась, впрочем, без тени иронии:

— Вы, часом, не в одном доме живете?

— Мы соседи, — откликнулась та, вспоминая день, когда дала этой девушке (Лариса представилась, но ее имя тотчас вылетело у Кати из головы) телефон сценарного отдела. Соседка каким-то образом узнала, чем занимается Катя, и спрашивала, как устроиться на эту работу…

— Привет еще раз, уже виделись, — кивнула ей Лариса и снова обратилась к редакторше, — вот она знает, что случилось утром, может подтвердить.

— Меня ваши дела не касаются, хотя, конечно, история печальная, — сказала Светлана, покусывая карандаш и переводя взгляд с одной девушки на другую, словно пытаясь решить, кто ее сильнее раздражает. — Больше всего меня беспокоит, как ты будешь вливаться в процесс, Лара.

Назвав кого-то раз, редакторша незыблемо повторяла эту же форму обращения. Так, Карину она называла не иначе как по фамилии, Катю с ее подачи все в группе звали Катериной, новенькую же Светлана, неизвестно почему, предпочла называть сокращенно.

— Раз вы соседки, ты, Катерина, будешь ей на первых порах помогать. Если она сроки сдачи завалит — спрошу с тебя в том числе.

Катя молча склонила голову в знак согласия. Впрочем, она не слишком прислушивалась к тому, что говорила начальница. Девушка не сводила глаз с Ларисы, пытаясь прочесть на ее лице хотя бы тень горя. «Я была права, — говорила она себе. — Ее это не волнует, ни капли. Она рада, что получила работу, довольна, что оправдалась перед начальством… А то, что сестра погибла несколько часов назад, — просто повод, чтобы объяснить опоздание».

И, словно почувствовав ее испытующий взгляд, Лариса повернула голову и дружески улыбнулась ей. Она была совсем не похожа на погибшую сестру. Птичий профиль, неровные желтоватые зубы, короткая мальчишеская стрижка, призванная скрыть плохие волосы, плоская грудь, прикрытая потертой джинсовой курточкой, — это была внешность, которую видишь тысячу раз и тысячу раз не замечаешь. Почти невидимка — человек толпы. Не встретив ответной улыбки, девушка отвернулась и раскрыла блокнот, а Катя все еще смотрела на нее, сравнивая это бесцветное лицо с тем, другим, ослепительным и уже мертвым. «Она все-таки пришла на работу. Несмотря ни на что пришла».