Пантелеимон

Анна Емельянова

Этот роман обладает редкой силой образов, глубиной мысли, описаниями чувств. Эта книга о любви к людям, которую испытывал молодой врач Пантолеон. Обладая гениальным даром, он не боялся рисковать собой ради исцеления страждущих. Пожертвовав собой ради веры в Христа, он стал святым великомучеником Пантелемоном.

Глава 7

Подойдя к статуе бога Марса, раб Провиан разжег алтарь. Огонь засверкал во мгле зала, отражаясь от мозаики. Евстрогий приблизившись к скульптуре, пристально взглянул на нее. Во взоре его вспыхнула удивительная твердость. Он верил в могущество богов.

Зазвучали шаги. В зал вошел Пантолеон, возвратившийся домой после долгой одинокой прогулки по берегу моря. К бедру юноша прижимал суму с книгами и палочками для написания текстов.

Резко повернувшись к нему, Евстрогий вскинул голову.

— Я рад, что ты, наконец, дома, Пантолеон! Поистине в моей жизни есть человек, которым я горжусь! И этот человек — мой сын!

В его голосе прозвучала удовлетворенная интонация. Прежде Евстрогий редко показывал сыну, как глубоко им восхищается. Одно дело любить отпрыска, и совсем другое — дать понять ему, что он обладает превосходством! Пантолеон насторожился.

— Что случилось, батюшка? — робко спросил он.

— У меня только что побывал Евфросин, — признался Евстрогий. — Он хвалил тебя, говоря, будто ты имеешь огромный атлант! По его мнению, со временем ты достигнешь уровня тех знаменитых врачей, трудами которых ты ныне восторгаешься.

Но Пантолеон, смутившись, пожал плечами.

— Давай подождем пока я смогу практиковать, чтобы убедиться в справедливости Евфросина, — сказала он, и хотел проследовать к лестнице, но отец окликнул его.

— Пантолеон, я очень благодарен богам за то, что они предоставили моему сыну талант, — глухо произнес он. — И ты тоже должен быть им благодарен.

Вновь взглянув на статую бога войны, Евстрогий тяжело вздохнул.

Наши предки называли тебя Аресом, о, покровитель Воинов! В

течение долгих веков ты защищал мой род от врагов. Каждый юноша, рождавшийся в моей семье, уповал на твою милость. Но пришли римляне, нарекли тебя Марсом, завладели территорией, где прежде жили вифины. Да, мы соединили в себе множество восточных кровей, но основной в нас оставалась греческая кровь, ибо мы почитали наши традиции, веру, язык. И вот замечательный Арес наградил моего ребенка даром врачевания, мудростью, страстью! Я глубоко ему признателен за это. В очередной раз за те века, что наш род живет на Востоке, Арес проявил к нам расположение!

Наблюдая за отцом, Пантолеон понимал, что тот находится во власти религиозного порыва. Если Пантолеон вдруг решит возражать ему, Евстрогий может прийти в бешенство.

Юноша подумал о Еввуле, неожиданно догадавшись, почему она не обратила сына в христианство. Отец терпел, что она была приверженной другой религии, но Пантолеона не позволил ей окрестить. Впрочем, в великодушие Марса Пантолеон не верил. Бросив взгляд на мраморное изваяние изящного мужчины в римском панцире, тунике и шлеме с гребнем, он покачал головой. Скульптура была выполнена превосходно, но на этом ее достоинства заканчивались. Поклонение ей для Пантолеона означало поклонение обычному предмету.

Взгляд отца сиял восторгом. Вновь повернувшись к юноше, он простер руку.

— Иди сюда, мой мальчик! Давай вместе вознесем молитву богу Аресу!

— Нет, — процедил сквозь зубы Пантолеон.

Опустив голову, он отступил к лестнице.

— Почему?! — сурово спросил Евстрогий.

Раб Провиан в страхе приготовился к вспышке гнева.

Батюшка, ты ведь знаешь, что я не разделяю твоей веры, —

пробормотал Пантолеон.

— Не разделяешь веры?! — усмехнулся Евстрогий. — ТЫ так говоришь потому, что твои мудрецы утверждают, что божественной силы нет! Но они ошибаются!

Он неторопливо сделал несколько шагов к сыну. Возвышаясь над Пантолеоном, он видел, что этот хрупкий тонкий юноша его не боится.

— Ты очень дерзкий, Пантолеон! Неужели ты не испытываешь трепета перед наказанием, которое Арес может обрушить на тебя?

Но Пантолеон лишь покачал головой.

Взяв его за подбородок, отец заглянул ему в глаза.

— Неблагодарность! Боги ее ненавидят! Они озарили моего сына необычайными способностями, а он даже не желает выразить им свою признательность.

— Тогда, быть может, я лучше ее выражу скале у входа в никомидийский порт? — тихо произнес Пантолеон.

Не выдержав закипевшего в сердце негодования, Евстрогий толкнул его к алтарю.

— Преклони колени, Пантолеон! Я твой отец и в моей власти приказать тебе проявить мне повиновение!

— Не желая, чтобы Евстрогий взорвался яростью, что с ним случалось часто, Пантолеон медленно снял с плеча суму и покорно встал на колени перед алтарем.

— Провиан, пой гимн! — крикнул Евстрогий, повернувшись к рабу.

Тот, выступив к жертвеннику, взял кифару в руки и проел пальцами по струнам. Голос Провиана эхом зазвучал под куполом зала.

Зажмурившись, Пантолеон хранил молчание. Он не молился Аресу, и отец об этом подозревал. Тем не менее, покорность сына внезапно смягчила сердце Евстрогия. Опустив руки на плечи

Пантолеона, он поднял взор к потолку.

Покровитель наш, заступник, божественный Арес! Мой сын, мой

единственный ребенок, мое творение, пылко благодарит тебя за тот необычайный дар, который ты послал ему, — прошептал Евстрогий.

Пантолеон с трудом сдержал саркастическую усмешку. В то же время в его душе внезапно возникло чувство жалости к отцу. Невзирая на образованность, Евстрогий был ярым приверженцем многобожия.

«Нет ничего странного в том, что матушка не сумела убедить его принять христианство», — подумал он.

В его воспоминаниях всплыл образ Еввулы. Она умерла совсем молодой, немногим старше того возраста, коего сейчас достиг Пантолеон. В мыслях его возникла ласковая улыбка Еввулы, когда она садилась возле него на корточки гладила по щеке. У Еввулы были черные, как смоль, вьющиеся волосы, которые она всегда собирала на затылке. В ее огромных очах сияла нежность.

— Любезный сынок Пантолеон, — тихо говорила она, склонившись к его уху. — Нет никого, кто бы мог занять твое место в моем сердце!

Конечно, она любила Евстрогия, но то была любовь совсем иного рода. А к сыну она испытывала глубокую теплую привязанность….

Иногда Пантолеон жалел, что успел плохо ее узнать.

— Будем надеяться, что Арес не разгневается на тебя, — прозвучал рядом голос Евстрогия. — Кара богов чудовищна, мальчик мой. Они могут сделать с тобой все, что захотят.

Открыв веки, Пантолеон увидел, что огонь на алтаре успел погаснуть. Провиан закончил петь гимн и собирал угли с жертвенника. В зале висел сумрак.

— Ты очень заботливый отец, но мне тебя жаль, — вдруг произнес Пантолеон.

— Жаль? Почему? — прищурился Евстрогий.

Зная непредсказуемый нрав отца, юноша, тем не менее, сохранял завидное самообладание. Он продолжал стоять на коленях, хотя его ноги уже сильно болели.

— В твоей душе живет мрак, — ответил он, не поворачиваясь.

— Ты прав, — угрюмо сказал Евстрогий и стремительно покинул зал, где находился алтарь бога войны.

А Пантолеон еще долго стоял, застыв перед скульптурой, но мысли его были далеко от молитв. Он продолжал сочувствовать

Евстрогию.