Пантелеимон

Анна Емельянова

Этот роман обладает редкой силой образов, глубиной мысли, описаниями чувств. Эта книга о любви к людям, которую испытывал молодой врач Пантолеон. Обладая гениальным даром, он не боялся рисковать собой ради исцеления страждущих. Пожертвовав собой ради веры в Христа, он стал святым великомучеником Пантелемоном.

Глава 4

После завтрака Вассой получил от Евстрогия приказ проводить сына в дом придворного лекаря. Раб, который побывал у Евфросина накануне, прекрасно запомнил маршрут.

Они шагали по узким пыльным улочкам, залитым солнцем. Как и вчера, в Никомидии царила невыносимо жаркая погода. Пантолеон закутал голову накидкой от палящего зноя. В тот день на нем был лазурный хитон, подхваченный тонким ремнем и простые сандалии. Он не любил заботиться о внешнем виде, ибо мысли его по обыкновению занимала наука. Пантолеон мало и редко задумывался о мирской жизни и бытовых делах. В основном его голову занимали рассуждения о мудрецах, которыми он восхищался, и о тонкостях врачевания. Отец не мог его понять.

— Вы взволнованы, — догадался Вассой, когда впереди показались стены, окружавшие дом Евфросина.

— Да, — улыбнулся Пантолеон, дружелюбно взглянув на раба. — Каков этот Евфросин в общении с людьми?

— Простой, невзирая на свое высокое положение, — ответил Вассой, пожав плечами. — На мой взгляд, он мягкий человек.

— Наверное, по сравнению с другими его учениками, я буду выглядеть невеждой, — смутился Пантолеон.

— Вы прекрасно знаете, что это не так! То, что ваши знания были почерпнуты из книг, купленных вами, а не от наставников, как у многих учеников школы, ничего не значит! Возможно, что вы уже во многом их превосходите. К тому же врачевание значит для вас гораздо больше, чем для них. Большинство учеников просто хотят получить дозволение практиковать за деньги, а вы хотите дарить людям избавление от страданий.

— Но ведь это правильно, Вассой! Даже Гиппократ считал, что с бедняков врач не должен брать денег! — воскликнул Пантолеон.

Вассой подумал о том, что его юный хозяин был в душе еще очень наивен, ибо желал содействовать нуждающимся бесплатно. Но, размышляя о характере Пантолеона, он вдруг предположил, что желание лечить безвозмездно вызвано не наивностью, а великодушием молодого человека. Это изумило Вассоя. Впрочем, он ничего не сказал Пантолеону.

Постучав в ворота, они подождали, пока им откроют, а затем проследовали по узкой дорожке к огромному дому Евфросина.

Приближаясь к крыльцу, Пантолеон уже не говорил Вассою о своем смущении, но раб видел, что юноша нервничает. На сей раз слуга Евфросина велел спутнику Пантолеона остаться в прохладном вестибюле.

Евфросин хотел беседовать с гостем наедине. Тяжело вздыхая, Пантолеон поднялся на второй этаж и, миновав галерею, вошел в просторный зал с высоким куполом. Здесь висел полумрак. В нише возвышалась изящная мраморная статую богини Панакеи, одной из дочерей Эскулапа. У ее подножия потрескивал горящий алтарь.

Евфрасин стоял возле статуи, повернувшись к ней спиной. Взор его был прикован к высоким дверям, в которые стремительно вошел Пантолеон.

— Приветствую, господин, — сказал юноша, слегка поклонившись.

Усмехнувшись, Евфросин осмотрел этого невысокого тонкого греческого аристократа, вновь вспоминая те редкие случаи, когда ему доводилось видеть его на городских улицах. Его удивила чрезмерная хрупкость юноши, но едва его опытный взор скользнул по жилистым худым рукам с гибкими длинными пальцами, как он сознал, что за изяществом гостя скрывается человек твердый духом и склонный к врачеванию.

— Ты веришь в Высшие силы, Пантолеон? — осведомился он.

Подумав несколько секунд, юноша пожал плечами.

— Мне трудно представить, что внутри каменных изваяний, которым мы приносим жертвы, есть душа, — признался он.

— Но ведь наши правители Августы верят в богов! Диоклетиан, к примеру, считает себя сыном Юпитера, — молвил Евфросин.

Пантолеон не удержался от улыбки.

— Очень сомневаюсь, чтобы такой умный император, как Диоклетиан, действительно считал себя сыном Юпитера, — сказал он.

Удовлетворенно кивнув, Евфросин приблизился.

— У тебя дерзкий ум! Ты отважен! В твоем сердце есть решительность! Все это замечательно для врача. Скажи, чьи труды ты предпочитаешь?

— Ближе всех мне труды Гиппократа, — сказал Пантолеон. — Поистине это был выдающийся человек, пример с которого должны брать все врачи. Мне нравится то, что он советовал уделять внимание в первую очередь физису больного, всячески стимулировать естественные способности организма, чтобы человек выздоравливал сам. Каждая болезнь ведь, в конце концов, имеет естественную причину, даже если ее вызвало наказание… хм… богов!

— Я одобряю то, что своим примером для подражания ты избрал Гиппократа, — заметил Евфросин. — Но и другие гении прошлого, такие как Диоскурид, Герофил или Соран Эфесский, тоже достойны внимания!

— О, да! — вскричал Пантолеон, воодушевленно. — Герофил ставил диагнозы по пульсу больного! Он сравнивал пульс с музыкой!

Увидев, каким восторгом зажглись огромные темные глаза юноши, Евфросин почувствовал к нему симпатию. Придворному врачу редко удавалось найти учеников, которые с таким же искренним восхищением говорили о трудах мудрецов, живших много лет назад.

— Я понимаю, как важно для тебя постигнуть мою науку, бесценный Пантолеон, — проговорил он. — Но быть врачом — это значит каждый день наблюдать чужую боль. Очень тяжело взирая на людские страдания не очерстветь сердцем!

— Более всего я бы хотел лечить всех страждущих! Я не очерствею! — пылко произнес Пантолеон, шагнув к Евфросину.

— Но соприкасаясь с больными, мы рискуем заболеть сами, — молвил Евфросин.

Он желал проверить, насколько уверен в своих стремлениях стать врачом его гость. Чем дольше он общался с Пантолеоном, тем сильнее его располагал к себе этот хрупкий молодой человек.

— Иногда на коже больных выступают мокнущие нарывы, которые могут передаться лечащим врачам, — говорил Евфрасин. — Я в годы молодости практиковал в Киликии и сталкивался там с подобными чудовищными заболеваниями. Лишь позже заслужив свою репутацию, я вернулся в родную Никомидию и постепенно добился места при дворе.

— Поверьте, господин, что я вовсе не боюсь опасных заболеваний, — ответил Пантолеон, подозревая, что Евфросин проверяет его твердость.

Кивнув, врач лукаво прищурился. Он догадался, что Пантолеону известно, почему он заговорил про рискованную сторону профессии.

— Ты ведь обучался врачеванию сам, верно?

— Да.

— Что ж! Я вижу, что ты очень умен. Мне действительно понравилось общаться с тобой.

Пантолеон молчал, не решаясь спросить у Ефвросина о своем зачислении в школу. Юношу вновь охватило смущение, которое он сумел побороть усилием воли.

Заметив его напряжение, врач положил свою смуглую худую руку ему на плечо.

— На врача можно учиться всю жизнь, Пантолеон! Я знаком с людьми, которые достигнув зрелого возраста, не устают удивляться собственным открытиям. То, что ты узнаешь благодаря нахождению в моей школе, позволит тебе практиковать. Но сталкиваясь с человеческими болезнями, ты всегда будешь учиться новому.

— Я все это прекрасно понимаю, — ответил Патолеон и взор его засиял ликованием, ибо он осознал, что принят в число учеников знаменитого лекаря.

«Мальчишка очень смышлен! Его отец был прав!» — подумал Евфрасин. — «Вполне вероятно, что после обучения в моей школе, он станет неплохим лекарем».

— Когда я смогу прийти к вам на занятия? — осведомился Пантолеон нетерпеливо.

Невзирая на свойственную ему сдержанность, он с трудом мог побороть бурю радости.

— Через неделю! Я буду счастлив принять тебя в число своих учеников, — ответил Евфросин. — Твой батюшка считает тебя очень достойным юношей, поэтому будем надеяться, что ты нас не разочаруешь.

— О, благодарю вас, господин! — воскликнул Пантолеон, всплеснув руками.

— Зови меня отныне наставником, — снисходительно сказал Евфросин и приветливо кивнул юноше.

На этом их беседа была завершена, но Пантолеон, покидая зал, в котором произошла его первая встреча с будущим учителем, испытывал столь сильный восторг, что Вассой, ожидавший его в вестибюле сразу догадался, что молодой господин принят в знаменитую врачебную школу. — Вы весь сияете! — заметил раб.

— Ах, Вассой! Наставник Евфросин был так великодушен ко мне! — широко улыбнулся Пантолеон. — Теперь я буду учиться у него науке врачевания. Это замечательно!

Вассой не понимал, почему изучение премудростей способно настолько воодушевить человека, но сделал вид, что разделяет ликование Пантолеона.

Возвращаясь домой, сын Евстрогия был на редкость разговорчив, обсуждая с Вассоем свой визит к Евфросину. Раб удивлялся, ибо его молодой господин обладал натурой очень замкнутой.

— Вижу, как много значит для вас наука, которую вы изучаете, — молвил он.

— В сей науке смысл моей жизни, — отозвался Пантолеон, быстро шагая впереди Вассоя по улочке, залитой обжигающим солнцем.

— Вам всего семнадцать, и вы уже нашли смысл жизни? — фыркнул Вассой.

— Можно прожить семьдесят лет и не найти его, — откликнулся Пантолеон.

Сириец не спорил с ним. В конце концов, никто вокруг не отрицал, что боги одарили Пантолеона огромной мудростью. Возможно, что он действительно нашел свое предназначение.

Достигнув дома, Пантолеон был сразу же встречен отцом. Сидя в саду, вблизи ворот, Евстрогий наслаждался тенистой прохладой.

— Я с нетерпением жду тебя, мой мальчик! — крикнул он, увидав сына. — Евфросин проявил к тебе расположение?

Смеясь, Пантолеон подбежал к нему и сел рядом на мраморную скамейку. Заметив, каким восторгом горят черные глаза сына, Евстрогий догадался, что Пантолеон принят в школу.

— Отныне Евфросин станет моим наставником! — весело сообщил юноша.

Та простодушная наивная радость, с которой он сказал об этом, заставила сердце Евстрогия затрепетать от любви. В Пантолеоне он нашел утешение после смерти Еввулы.

Взяв сына за руку, он крепко сжал его длинные гибкие пальцы. На лице Евстрогия возникла улыбка.

— Это хорошо, — тихо произнес он, и в его интонации прозвучало столько же радости, сколько в восторженных речах сына.