Когда они возвращаются. Даже в хорошо продуманном плане всегда найдется слабое место

Анна Вислоух

Первая мировая война. В минуты затишья в землянке собираются офицеры Черниговского гусарского полка. Поручик Белов рассказывает о необычной находке: он обнаружил окончание повести Лермонтова «Штосс». В суматохе воздушной тревоги Белов отдает тетрадь с рукописью своему сослуживцу Сосницкому.2017 год. Рукопись повести Лермонтова попадает в руки писателя Андрея Самарина. Заполучив артефакт, он рассчитывает на новый поворот в своей карьере. Но Самарин не единственный, кто интересуется повестью…

1921

Переворот 1917 года опрокинул и перевернул все. Ротмистр Сосницкий уходил на фронт защищать Отечество, но после большевистского переворота никто не мог ответить на вопросы, где это Отечество и что станет с ним и его защитниками дальше. Сначала он подался было в Полтаву, там немного отсиделся, а потом услышал про гетмана Скоропадского и отправился в Киев, чтобы вступить в его армию. Однако проехать туда уже не получилось. Только до Одессы добрался, а дальше — в Севастополь. Из Севастополя морем переплыли в Варну, а уже оттуда — в Сербию, в Нови Сад. Там Сосницкий прожил какое-то время, пока его не вызвали в Белград. Про сверток, который передал ему поручик Белов, не вспоминал. Хорошо, что лежал он на дне дорожного сундука и в суматохе тех непостижимых дней не затерялся, как терялись не только вещи, но и люди, и честь, и совесть, и разум…

Однажды глава организаций беженцев из России Сергей Палеолог предложил Сосницкому заняться устройством беженцев, в основном это были остатки врангелевской армии. И в одной из партий бывших офицеров он встретил ротмистра Данилова, который все просил Белова рассказывать его историю дальше, да так и не услышал ее конец. Они обнялись, помолчали. Ротмистр сильно сдал, осунулся, от былого лоска не осталось и следа. А через неделю у него поднялась высокая температура. Поместили его в больницу, боялись — не тиф ли. Данилов долго был между жизнью и смертью, и навещавший его Сосницкий не знал, застанет ли однополчанина живым. Но Данилов внезапно пошел на поправку, прошла еще пара недель, и он окончательно выздоровел. О болезни напоминала только обритая голова и страшная худоба.

Данилов снял комнатушку у сербской старухи, нужно было искать какую-то работу, чтобы выжить. Как-то к нему заглянул Сосницкий, вроде как в общине беженцев шел разговор о вакансии официанта в одном из баров. Сложно было представить русского офицера в такой роли, но пока выбирать не приходилось. Они еще надеялись, что «пока». За бутылкой дешевой ракии стали вспоминать своих боевых товарищей. Судьба многих была неизвестна.

— Корнет Ковалевский здесь, Ростовцев… Все влачат довольно жалкое существование. Кто таксистом работает, кто налоги собирает с собак, кто вывески и декорации рисует, официантами устроились, а мне повезло, я французский преподаю в гимназии.

— Алексей, а помните ли поручика Белова, что про рукопись Лермонтова рассказывал, когда мы под Угриничами стояли? — спросил Данилов.

— Ну как же, ведь тогда… — Сосницкий хлопнул ладонью по лбу. — Он же мне тетрадку свою отдал, сохранить просил! Я забыл про нее совсем! Что-то он вроде отыскал, неоконченную повесть Лермонтова, что ли…

— А где, где эта тетрадка? — заинтересовался Данилов.

— Должна лежать в моем походном сундучке, я как положил ее туда, так и не доставал…

— Так разрешите мне ее полистать, — попросил Данилов. — Вот пока тут бездельничаю — и почитаю. Хоть узнаю, чем там дело кончилось. А то уже столько лет мучаюсь!

Он рассмеялся и дружески хлопнул Сосницкого по плечу.

Сосницкий пообещал, что тетрадь отыщет и принесет ротмистру. Вернувшись домой, выдвинул из-под кровати свой походный сундучок и на самом дне его, под грудой ношеной одежды, отыскал пакет. Только там оказались две тетради, довольно толстые, в одинаковых коленкоровых переплетах. Текст был написан летящим, мелким, но разборчивым почерком.

Он сел в кресло и пробежал глазами первую страницу одной из тетрадей. Задумался, вновь вернулся к началу и… уже не мог остановиться, пока не дочитал все, до последней строчки. Это оказалась та самая неизвестная повесть Лермонтова «Штосс». Затем он открыл вторую тетрадь. Интересно, похоже, дневник самого Белова. Сосницкий начал читать.

— Ай да Белов! Снимаю шляпу!

Сосницкий в волнении заходил по комнате. В это время в дверь постучали. Кто так поздно? Сосницкий распахнул дверь.

— А, это ты? Заходи, забавные у меня новости!

Порыв ветра внезапно погасил огонь в лампе…

На следующий день газеты вышли с заголовками «Убит русский офицер, руководивший помощью беженцам из России!», «Кровавый след большевиков в Сербии!», «Месть красных боевому офицеру!»

Сыщики дело закрыли быстро. Из квартиры убитого ничего не пропало. Обществу русских эмигрантов были переданы его вещи. Среди них корнет Ковалевский нашел тетрадь. Полистал и понял, что это дневник погибшего еще в германскую Белова. Забрал дневник себе как память о боевом товарище.