Потанцуй со мной

Анна Белинская, 2023

– Потанцуй со мной, – требую я. Он знает, о чем я прошу. – Сейчас же. Я настолько сошла с ума, что прошу его об этом сама.Устало усмехается. Нет, не смей!Даже не думай меня бросить с этими чувствами одну!– Я не танцую маленьких глупых девочек, – глядя в глаза, изрекает Романов.– А умных? – срывается мой голос.– А умная никогда не попросит об этом сама.Вот и всё.Глупая, маленькая дурочка – вот, кто я для него.

Глава 3. Юля

— Какого хрена ты с ним закусилась? — впивается в меня своим поехавшим взглядом Сева-клавишник. — На что, блть, мне теперь целую неделю жить?

— На дурь не хватает? — огрызаюсь я.

— Че? Ты совсем берега попутала, идиотка? — вскакивает с диванчика этот абориген, возвышаясь надо мной.

— А вы не додумались получить этот долбанный qr-код, да? — тоже вскакиваю и ору в лицо придурку, надеясь, что вместе со словами до него долетят мои слюни.

— Э, харе, — Матвей встает и толкает друга в грудь. — Ветер, следи за языком. А ты тоже утихни, — это уже мне.

— Девку свою приструни, Мот, — Ветер обиженно плюхается на свое место, а я показываю ему средний палец.

«Сука», — шепчет одними губами.

«Пошел ты», — отвечаю ему.

Наркоман тупой!

Из всей группы Матвея я ненавижу только его — Ветра, а именно Севу Ветрова, мерзкого, скользкого наркушника, снабжающего ребят с младших курсов дешевой шмалью.

Ненавижу его.

Он постоянно меня цепляет.

И мне не нравится, как он на меня смотрит.

Удивительно, как Матвей с его гипертрофированной ревностью не заметил этого.

Я знаю, что Мот тоже балуется травкой или чем-то покрепче. Но он клянется, что перед выступлением легкие экстази не помешают, придавая энергии и уверенности, а после выступления помогают расслабиться. Он уверяет меня, что совершенно независим. Я хочу ему верить, но всё чаще вижу его таким: агрессивным, непредсказуемым, гиперактивным и фонтанирующим утопическими идеями, которые вряд ли возникнут у трезвого человека.

Не слышу, о чем бубнит Ветер, потому что музыка в клубе разрывает мои перепонки, но всем телом ощущаю от него токсичные вибрации, и, я уверена, обсуждает он меня с очередной фанаткой-подружкой-на-вечер.

Если говорить честно и отпустить всю мою ненависть к аборигену Севе, то он прав. Но только он один умеет выплеснуть мне в лицо все то говно, о котором думают, возможно, все в группе.

Ну кроме Бори-барабанщика. Потому что Боря-барабанщик — одуванчик!

Он такой мииилый!

Я до сих пор в шоке от того, как в этом парне сочетается поющий по выходным в церковном хоре боговерующий святоша и супер-барабанщик, матерящийся, как сапожник, и вытворяющий на установке такое, что любая самая богобоязненная монашка пустится во все тяжкие с задранным подолом под ритмичные удары Бори.

Бориску я обожаю!

А он меня!

Но я реально сегодня подвела ребят. Они практически ничего не заработали из-за меня. Точнее из-за того старого жадного козла.

Ну окей, он не старый…но ведь козел! И жадный!

Ну что, ему сложно было пару сотен подкинуть?

Так у него ни убыло бы.

Я его приметила сразу. От него прямо за километр ароматило деньгами!

Весь такой напыщенный породистый Петух — с — иголочки!

Терпеть таких не могу!

Мой Мот тоже из этих самых «московских рублевских», но не кичится своим достатком, вернее положением его родителей, и ведет себя просто и без напускного пафоса, стараясь быть материально независимым от мамы с папой.

Именно поэтому Матвей собрал команду талантливых ребят, студентов Института современного искусства, где учатся все парни из группы, в том числе и я.

Только я заканчиваю третий курс хореографического отделения, а ребята с эстрады.

Я верно сказала, что участники группы талантливы, даже тот же наркушник Сева, черт бы его побрал, и тот считается лучшим клавишником потока.

Groove-мейкер группы басист Саня Бергенен, он же Берг, — настоящий фундамент группы, является лауреатом многочисленных международных конкурсов и фестивалей. Соло-гитарист Илья, офигенный аранжировщик и композитор группы. Это его музыку играют ребята под слова, которые пишут все вместе.

Ну и, собственно, отец группы — мой Матвей Свирский: хороший вокалист, но поступивший почему–то на инструментальщика, хотя как гитарист, если честно, он такой себе.

И я ему об этом говорила.

— Моя доля, сдачи не надо, — абориген бросает на стол купюры и прищурено смотрит на меня. — Мы отдыхать.

Сева встает одновременно со своей мерзко хихикающей подружкой и протискивается между сидящими.

От радости, что эта наркушная сволочь сваливает, — расползаюсь в довольной улыбке, и пусть он это видит.

— Погоди, Ветер, провожу, — Матвей убирает руку с моей коленки и прислоняется очень близко к уху, — не скучай, детка, я быстро.

Ненавижу эти его «малышки», «детки», «киски».

Обвожу взглядом каждого сидящего за нашим столиком: Илья откровенно обменивается слюнявыми бактериями со своей девушкой, Берг тискает какую-то девчонку, извивающуюся на его коленках, а Боря, как обычно, что-то чекает в своем телефоне.

А мне скучно.

Я не могу сидеть на месте и вечно ищу проблем на свою задницу.

Так говорит Матвей.

Подвигаюсь ближе к Боре и заглядываю в его телефон.

— Что делаешь? — кладу голову ему на плечо и пытаюсь рассмотреть мерцающий экран.

Стробоскопы ослепляют и проходятся по мне лазерными лучами. Неприятно.

— Ммм? — не отрываясь от телефона, спрашивает друг.

— Дай мне, — пытаюсь вырвать из рук Бори телефон, но он ловко увиливает от меня.

— Отвали, у меня важная катка*, — отворачивается и прячет руки с телефоном под столом.

— Ну Бооорь, — ною я, — мне скучно. Пойдем танцевать?! — толкаю кулаком друга в плечо.

— Блть! — ругается Боря и поворачивается ко мне. — Просрал из-за тебя.

Победно улыбаюсь!

–Танцевать, Боря! — вскакиваю с диванчика и тяну друга в самую кофейную гущу.

На танцполе не протолкнуться.

Мы здесь все, как селедки в банке с душком: потные, вонючие, мокрые и слизкие.

Но это совершенно не мешает нам с Борей зажечь!

Наши танцы — гибрид из моих профессиональных классических па и Бориного мужского стриптиза из какого-нибудь малоизвестного пригорода.

Но выглядим мы всегда шикарно!

Сельский Бурлеск на гастролях!

Тремся с Борей попами, а руки друга незатейливо проходятся по моей груди. Такое я могу себе позволить только с ним. Потому что мой парень — ревнивый собственник и мне ни раз от него прилетало за такие откровенные танцы. Мне кажется, Матвей ревнует меня даже к балетному станку.

А вот Боря имеет статус «неприкосновенности», потому что все в группе считают, что Бориска — гей.

Если честно, я бы хотела, чтобы так оно и было, уж больно нравятся мне наши с ним жаркие танцы!

Потому что танец — моя жизнь. Я не представляю себя настолько наполненной и цельной в чем-то другом, только в танце. Танец добавляет в мою жизнь новые ощущения, спрятанные глубоко внутри, дает возможность стать кем-то иным, свободным.

Танец — это моя душевная музыка, а каждое движение — его нота. Любой танец звучит по-разному, с присущей только ему громкостью, ритмичностью, тональностью и ладом. Танец — мой наркотик, и подсела я на него давно, еще в детстве.

— Нравится жопой крутить, да, киска? — дергаюсь, когда мою талию обхватывают руки Матвея. — Свободен, — нахально кивает Борису и прижимает меня к себе теснее.

— Ты чего, Мот? — отшатывается Боря и непонимающе смотрит на парня.

— Мне просто не нравится, как танцует моя женщина.

— Если тебе не нравится, как танцует твоя женщина, возможно, эта женщина не твоя? — продолжает Боря, а у меня опускается челюсть, как у скелета из кабинета биологии.

— Боря, нах** пошел, умник недоделанный, — зло цедит Свирский.

Ошарашенно смотрю на Матвея. Здесь, в полумраке задымленного клуба, я отчетливо различаю расширенные зрачки, расфокусированный взгляд и то самое выражение лица, которого боюсь: агрессивное, животное, необузданное.

–Заканчивал бы ты, друг, с этим. Совсем на голову отбитым становишься. Юль?

— Че ты сказал? Боря, свалил бы ты, нахрен, скорее, а то некому будет завтра бабушек Аллилуей в церкви развлекать, — Матвей дергается в сторону друга, точно озлобленный бык на корриде.

Бросаюсь вперед и встаю между парнями. Я не хочу, чтобы мой друг пострадал из-за меня, сегодня я и так лишила их заработка.

— Боря, всё нормально. Мы разберемся, — умоляюще смотрю на друга.

Иди же, ну.

У Бори раздуваются крылья носа, сжаты кулаки, и весь он предельно собран, чтобы дать отпор. Но силы-то не равны.

Свирский — здоровый бычара, а Боренька — худой циркуль с меня ростом.

— Лучше беги, Боря, — провоцирует его Мот, нахально складывая руки на груди, — защитник хренов.

Прикрываю на секунду глаза. Вот же придурок!

— Борь, — прошу друга.

Переводит взгляд с меня на Матвея и обратно.

Жду.

«Уходи, уходи, уходи», — мысленно посылаю ему сигналы.

Сомневаясь, Боря еле заметно кивает, разворачивается и уходит в сторону нашего столика.

Выдыхаю.

Поворачиваюсь к своему неадекватному парню и собираюсь уже разнести его к чертям, но не успеваю, потому что Мот грубо хватает меня за подбородок, больно вдавливаясь в него большим пальцем.

— Всем так открыто себя предлагаешь, да, Юляшка? — по моей спине пробегают мурашки, только не от удовольствия, а от страха. — А мне не даешь, — впивается в кожу шеи, жестко втягивая ту в рот.

Сволочь, опять оставит засос.

А у меня экзерсис в понедельник у Смелковского, который и так меня не жалует.

— Отвали, — хочу оттолкнуть Свирского, но Матвей мертвой хваткой удерживает запястье, отчего то начинает саднить.

— Куда собралась? Опять динамишь?

— Отпусти. Ты делаешь мне больно, — пытаюсь выдернуть руку, но тщетно.

— До каких пор ты будешь держать меня на голодном пайке, а, Юляшка? — скалится Матвей, нервно шмыгая носом.

— До тех, пока не перестанешь мне врать. Ты опять под чем-то, Мот? — толкаю его в грудь. — Ты обещал.

— Я чист. Ты задолбала меня контролировать, — толкает меня в ответ.

Я оступаюсь, но клубное месиво не дает мне упасть. Меня кто-то ловит, и я незамедлительно срываюсь прочь, пока мое тело свободно.

— Юль, — слышу, как орет Свирский, — да твою ж мать!

Выбегаю из прокуренного душного помещения, и тело моментально холодеет. На улице конец мая, но в Москве вечерами прохладно. Обнимаю себя руками и радуюсь, потому что в заднем кармане комбинезона нащупываю телефон.

Набираю Борю и молюсь, чтобы друг с абсолютным музыкальным слухом расслышал среди бьющих басов мой звонок.

— Юлька, ты где?

Слава Богу!

— Боря, я на улице, у входа. Забери, пожалуйста, мою рубашку и рюкзак, — умоляюще прошу друга, — только Свирскому ничего не говори.

— Понял, жди.

Отхожу подальше от курящих. Завистливо смотрю и мечтаю вдохнуть свой любимый чернично-ванильный десерт.

Мне нужно успокоиться.

*катка — партия в компьютерную игру.