Жажда доверия. Часть 2. Любовь бессмертного бессмертна

Аника Вишес

После бегства от Германа, открывшего свою истинную природу, Кристина скрывается в доме родителей. Бывший любовник продолжает посещать ее, но теперь только в кошмарах, и предрассветная мгла оглашается криками напуганной девушки. Знание о подлинной натуре возлюбленного и сладостные воспоминания об их романе разрывают сердце героини надвое. Ей удалось скрыться от Германа, но удастся ли сбежать от самой себя?

Глава 3

— Не понимаю, — устало говорил Алекс спустя несколько часов, сидя в коридоре неподалеку от операционной, — почему раны не затянулись? Регенерация в его случае должна была произойти очень быстро.

— Я сам не понял в начале, — усмехнулся врач, — а потом присмотрелся… Этот хитрец что сделал?! Он края прижег! Ты не находил там лезвия или ножа такого, знаешь, закопченного?

— Да как-то не до того было, — признался парень в ответ.

Глаза Михаила Сергеевича блеснули.

— А ты посмотри потом, Саш, ладно? Очень мне интересно все же. Ты пойми, это ведь непросто, — мужчина понизил голос. — Бессмертному покончить с собой — это весьма непросто, понимаешь меня?

Алекс понимающе кивнул. В сидевшем рядом с ним главном враче этой престижной клиники тоже текла кровь бессмертного. Слабая, не жившая века и тысячелетия, но все же родственная.

За окнами уже стояла глубокая ночь. Они не успели уехать в срок. Влад звонил. Алекс выложил ему все, как есть.

— Оставайся с ним, пока это будет необходимо. Потом чтобы сразу явился ко мне. Нам есть, что обсудить.

Голос в трубке звучал бесстрастно, почти буднично, однако Алекса это не успокаивало. Едва на том конце раздались гудки, он убрал телефон и принялся ходить взад и вперед по коридору. Медсестра, смотрящая за порядком в отделении, недовольно поджимала губы, но молчала, следя глазами за беспокойным посетителем.

Как только Германа перевезли из операционной в палату реанимации, его брат сразу же отправился следом. Сел на стул рядом с постелью и так и просидел до утра почти без движения, то засыпая ненадолго, то снова бодрствуя. Когда же Герман открыл глаза, Алекс сначала не нашелся, что сказать. Брат же покосился на него и слабым голосом произнес всего одно слово:

— Ты…?

— А ты рассчитывал увидеть кого-то другого? Может, апостола Петра?

— Самоубийцы не попадают в рай, дружище, — сказав это, Герман улыбнулся одними уголками губ, затем скосил глаза на свои перебинтованные руки, не в силах поднять головы.

Повязки закрывали их от локтей и до самых запястий, сквозь множество слоев проступали бурые пятна.

— Странно, — хрипло проговорил неудавшийся самоубийца, — они не должны было зарасти.

— Они и не заросли, — с ноткой досады в голосе ответил младший брат. — Пришлось срезать то, что ты прижег, чтобы регенерация могла произойти. Наш добрый доктор три часа возился в операционной один.

— Ювелирная работа, — Герман усмехнулся, будто ничуть не огорченный тем, что его намерение уйти из жизни осталось неосуществленным.

— К тому же, — прибавил Алекс, — в тебя влили столько донорской крови, сколько я никогда в жизни не видел, чтобы кто-то употреблял.

Парень на кровати на пару секунд затих, словно прислушиваясь к себе, затем произнес:

— И все же, этого мало…

По голосу было слышно, что Герман чувствует себя хуже некуда.

— Подожди, сейчас я найду еще.

Ставить себе новую капельницу больной не позволил. Вместо этого он по обыкновению просто прокусил мешок и залпом осушил его. Тяжело выдохнув, Герман откинул в сторону опустевший пакет, и бессильно повалился на подушки. Приборы вокруг него тихонечко попискивали, и это раздражало.

— Скажи Михаилу, пусть уберут всю эту херню. Этот писк и трубки сводят меня с ума.

— Нельзя, — подумав, Алекс прибавил: — Пока нельзя. Ты поспи немного. Тебе нужно побыстрее прийти в себя.

Старший брат не спорил. Он просто молча прикрыл глаза. Алекс вышел, чтобы не мешать ему. Он так и не решился сказать, что пока Герман был без сознания, ему звонила Кристина.

«Ты сделала, что могла».

Во время этого недолгого телефонного разговора Алекс сжимал свободную руку в кулак так, что коротко стриженые ногти оставили потом на ладони кровяные полумесяцы. Поэтому когда знакомая рыжая шевелюра замаячила в коридоре в паре десятков метров от него, сдержаться было невозможно.

Она действительно походила на солнце и так же, как и дневное светило, обожгла Алекса своей яростью и желанием все исправить. Он отпустил девушку, отступил и пошел прочь. У него еще были дела и поважнее. Где-то в петербургской резиденции своего младшего сына ожидал для серьезного разговора Владислав Мареш.

— Входи, — послышался спокойный голос, и вращающееся кресло с высокой спинкой развернулось так, что Алекс смог увидеть говорившего.

По обыкновению слегка склонив голову и глядя в пол, младший из Марешей зашел в кабинет. Ноги в дорогих ботинках тихо ступали по густому ворсу ковра. Несмотря на то, что за окнами уже наступил новый день, здесь, в этой богато обставленной комнате все еще царил сумрак ушедшей ночи. Тяжелые шторы были плотно задернуты, не позволяя тусклому зимнему свету пробиться внутрь. Только пламя камина, горевшего поодаль, отбрасывало блики на дубовый паркет.

По другую сторону стола, за которым восседал Влад Мареш, не было ни кресла, ни стула для визитера, и поэтому Алекс так и остался стоять на мягком ковре, почтенно склонив голову.

— Ты звал меня, отец.

— Верно, — спокойно ответил человек в кресле.

Им был мужчина средних лет, статный и высокий, с черными густыми волосами, завязанными в недлинный хвост. Пара выбившихся прядей и бакенбарды придавали ему вид небрежный и слегка романтический. Темные глаза пристально смотрели на вошедшего из-под властных прямых бровей.

— Как Герман?

— В порядке, — с легкой долей облегчения ответил Алекс.

Он был рад, что Владислав спросил его именно о самочувствии старшего брата, а не о том, почему случилась эта трагедия. Алекс все мог объяснить, заранее продумал ответы и все же чувствовал свою вину. Она давила его, словно пресс, и не было надобности совестить его жестокими словами сверх того. Парень продолжил:

— Наш врач хорошо потрудился. Раны Германа закрылись и сейчас, возможно, уже почти исчезли. Он слаб, но Михаил позаботится, чтобы он быстро восстановил силы. В клинике есть все необходимое. Герман сейчас в безопасности.

— М-да, — протянул в ответ Владислав, — подумать только, я чуть не лишился сына.

— Мне жаль, — тихо произнес Алекс.

— Жаль?

Губы Владислава дрогнули в легкой кривой усмешке. От этого на его лице обозначилось несколько морщин, по которым только и можно было понять, что их хозяин уже не молод. Впрочем, они лишь добавляли его облику сурового обаяния.

— Да, мне жаль, — отозвался Алекс и затем добавил упавшим голосом: — Ведь это моя вина.

— Твоя вина, говоришь? — улыбка мужчины в кресле стала еще шире и умиленней.

— Да, моя. Это я виноват, что все так вышло.

Александр продолжал смотреть в пол, все так же не поднимая глаз. Как вдруг его собеседник рассмеялся. Легкий смех, полный энергии, поднялся под своды высоких потолков мрачного зала. Когда же его звук смолк в вышине, мужчина поднялся из своего кресла и двинулся к камину, произнеся:

— Я уж думал, что не услышу от тебя этих слов.

Огонь почти догорал, облизывая угли. Чтобы поддержать пламя, Владислав подбросил в него еще поленьев. После чего взял из каминного набора пику и пошевелил ею содержимое очага, чтобы лучше горело. Пламя быстро взялось за сухие дрова и вскоре вспыхнуло с новой силой.

— Итак, расскажи мне подробнее о том, почему великий род чуть не потерял своего будущего главу, своего наследника и чуть не пресекся?

— Я… Я… — сбивчиво начал Александр, — уже сказал, что дело было во мне. Отчасти.

Слушавший его мужчина в жесте удивления вскинул брови:

— Отчасти? А что же было другой частью?

— Девушка, мой господин. Кристина. Вы, наверное, уже знаете о ней.

Отец молчал, не говоря ни да, ни нет. Александр набрался смелости и продолжил:

— Перед отъездом Герман сказал мне, что не хочет расставаться с ней и собирается взять ее с нами. Я говорил ему, что это плохая идея, но он все равно меня не послушал и поехал к ней. В итоге все вышло, как я и предупреждал. Она не согласилась отправиться с ним, они поссорились. Герман был очень зол и, как это иногда бывает, он впал в ярость. Он не слушал меня.

— То есть ты хочешь сказать, что виной всему какая-то смертная девушка? — спокойно переспросил Владислав.

— Да, но Герман утверждает, что она не какая-то, а та самая. Я, правда, в этом не уверен и не знаю до конца, что это значит.

— Тебе и не нужно знать, — огрызнулся Мареш-старший, — но вот что ты должен был усвоить, так это то, что нехорошо сваливать свою вину на других.

— Но…

— Особенно на женщин!

Глава рода посмотрел на картину, висящую над каминной полкой. Это была фотография большого размера, с которой улыбалась красивая молодая женщина. Под ней стоял металлический сосуд затейливой формы с крышкой. Влад, не выпускавший все это время кованную каминную пику из рук, провел ей по краю деревянной панели. Алекс хотел что-то возразить и даже поднял взгляд от ковра, который к тому моменту уже успел изучить досконально. Однако по виду отца понял, что лучше будет промолчать, и вновь опустил глаза. Влад же продолжил говорить:

— Что там с этой девчонкой, я разобраться еще успею. Интересно другое. Почему ты допустил, чтобы ее влияние на разум моего сына было так велико? Почему не предупредил эту ситуацию в корне, заранее? И! Почему в минуту опасности ты оставил Германа одного?!

Голос Влада повысился почти до крика. Александр посмотрел на отца с мольбой и покорностью.

— Я был рядом! Мы поссорились, и я отлучился, но ненадолго! Я же не знал, что ему подобное придет в голову! Но я вернулся, я был рядом, я спас его!!!

— Хочешь сказать, что ты уже исправил собственную ошибку?

— Да. Пусть так, — выдохнул Александр. — Если я ее и совершил, то я же ее и исправил.

— Выходит, что мне не в чем тебя упрекнуть?

Влад испытующе смотрел в глаза Алекса, но намерения его были закрыты и неясны молодому вампиру. Парень смешался:

— Я… Отец, я… Прошу, прости меня!

Голос Владислава был тих и холоден.

— Я тебе не отец, мальчик. И ты всегда знал это.

Мужчина двинулся на Александра, поудобнее уложив в ладони рукоять железной пики. Зрачки парня дрогнули, расширившись, глаза распахнулись, голос задрожал:

— Не надо, прошу! Господин!

Владислав остался глух к его просьбе. Последний шаг до своей жертвы он преодолел одним ловким рывком и со всего размаха нанес удар в плечо приемному сыну. Алекс от силы удара отшатнулся в сторону. Он согнулся в приступе боли и ладонью накрыл место удара. Одежда на плече оказалась разорвала изогнутым острием пики, кровь выступила сквозь зажавшие рану тонкие пальцы.

— Я прошу! Умоляю, не надо! Я виноват…

— Чтобы запомнил, — негромко произнес Владислав и снова замахнулся.

Удары каминной пики сыпались теперь на Алекса один за другим. Поначалу он закрывался от них руками, но вскоре почувствовал, что кости в них сломаны. Затем Влад и вовсе сбил его с ног и продолжил свой жестокий урок с приемным сыном, скорчившимся на ковре и по-прежнему молящем о пощаде.

— Я прошу, господин! Не надо! Отец!!! Не надо!!!

Но Владислав был безжалостен и будто бы не слышал просьб о пощаде. Он добился, чтобы на теле провинившегося не осталось ни единого живого места. Теперь, спустя всего несколько тягостных минут, Александр весь был в крови. От боли, охватившей каждую без исключения часть его тела, он теперь мог только тихо скулить. По щекам на ковер катились кровавые слезы. Израненные плечи сотрясал плач.

— Чтобы помнил, — переводя дыхание, повторил Мареш-старший, после чего отбросил прочь каминную пику.

Железная палка с глухим стуком покатилась по полу, оставляя на паркете кровавые следы. Владислав опустился в свое кресло и нажал на кнопку коммуникатора, вызвав к себе секретаря. Меньше, чем через минуту, в лакированную деревянную дверь кабинета постучали.

— Входи!

Молодой мужчина вошел в помещение.

— Убрать его отсюда. К нашему отъезду все готово?

— Да, Владислав Владиславович.

— Хорошо. Тогда выезжаем. Через больницу и прямо в аэропорт.

— А… — мужчина замялся, — Алекс ведь едет с нами?

— Конечно, он едет. Оберни чем-нибудь, чтобы не запачкал сиденья. Крови не давать! Пусть восстанавливается своими силами, дольше и мучительнее. Все, уносите его отсюда, чтобы я его больше не видел!

Вошли еще двое и, подхватив парня за плечи, выволокли полуживое кровоточивое тело прочь из кабинета, словно мешок. Александру Марешу-Смиту предстояла долгая и мучительная дорога.