Сибирская кровь

Андрей Черепанов, 2018

Книга рассказывает о достойном и увлекательном занятии – составлении родословных собственными силами: о том, где хранятся нужные архивные документы, как надо с ними работать, в каких формах удобно отображать найденные сведения, какие удивительные подробности можно узнать о далеком прошлом своей родни. Самим же автором воссоздана полная история фамильного рода Черепановых с верховьев реки Лены. Она начинается с XVII века и включает около трех тысяч имен потомков основоположника династии, их жен и мужей, даты жизни и бракосочетаний, периоды проживания в конкретных населенных пунктах. В книге приведены имена родоначальников десятков других фамилий коренных жителей Верхоленска, Илимска, Иркутска, Качуга, Красноярска, Якутска и др. – казаков, купцов, мещан и крестьян, вольных и ссыльных переселенцев. Настоящее издание станет полезным путеводителем по времени и эпохам. Многие узнают подлинную историю родных мест. Многих читателей книга вдохновит на собственные открытия.

Глава 4

Из древней истории Верхоленска

Тридцатые и сороковые годы XVII века в Сибири были временем активного освоения русскими служилыми людьми земель на реках ленского бассейна. Делалось это с основной целью — сбора ясака с местного населения для пополнения государственной казны. Такое приведение под «высокую государеву руку», конечно, вызывало недовольство, вплоть до яростного вооруженного сопротивления коренных жителей, и заставляло передовые казачьи отряды закрепляться на новых землях строительством особых защитных сооружений — острогов. Ими, по заведенной выходцами с европейского русского Севера традиции, именовались поселения, вокруг которых возводился палисад — изгородь из свай (бревен, поставленных вертикально, один конец которых углублялся в землю, а другой, верхний, заострялся). Внутри палисада, в детинце, размещались воеводский или приказной дом, канцелярия или съезжая изба, амбар для ясашной казны, государевы погреба и амбары для хранения пороха, свинца, амуниции и хлебных припасов, непременно — часовня или церковь. Некоторые поселения имели двойные остроги, когда второй из них возводился вокруг палисада. Жилые дома для казаков, ремесленного и другого городского люда ставились за острожными стенами, образуя посад. Там же находились торжище и ремесленные слободы³¹.

После основания енисейскими казаками в 1630–1632 годах Илимского, Братского, Тутурского, Усть-Кутского и Ленского (Якутского) острогов русские землеискатели довольно быстро добрались до северо-запада и северо-востока ленского бассейна, обосновавшись на Алдане, Вилюе, Индигирке, Колыме, Олекме, Яне^[85]. Но южное направление оставалось еще слабо изведанным. Это главным образом объясняется тем, что сегодня звучит довольно странно — маршруты к среднему течению реки Лены и северным окраинам Сибири оказались для русских первопроходцев доступнее южного пути. Ведь большинство из них были все теми же енисейцами либо поморами и использовали соответственно Ленский волок^[86] и северный морской путь. Да и земли на севере были малолюдны, и поэтому полагалось, что местные жители разрозненны, не имеют признаков государственности и не будут оказывать опасного сопротивления русской экспансии. Южнее же жили воинствующие племена тунгусов (эвенков) и бурят.

Однако новое направление влекло, особенно когда пошли слухи о множестве там серебра. К слову, имеется свидетельство, что впервые об этом серебре узнали в 1638 году казаки Бутальского острожка^[87], что был сооружен вблизи нынешнего алданского поселка Белькачи, куда по иронии судьбы ровно через три столетия переехал из-под Верхоленска мой дед Георгий Матвеевич Черепанов. Тех казаков привел из Томска в Якутск и далее — на Алдан атаман Дмитрий Копылов. И эвенкийский шаман Томконей поведал ему и о наиболее удобном пути к Охотскому морю — через хребет Джугджур, и о большой реке на юге под названием Чиркол, в низовьях которой, в землях нанайцев, есть «серебряная гора» (речь шла о реке Амур и горе Оджал)³².

По одной версии, именно ради поиска богатых месторождений серебряной руды и был, по распоряжению якутского воеводы, направлен в 1641 году из Усть-Кута вверх по Лене пятидесятник^[88] Мартын Васильев с казаками. Однако из-за мелководья и наступивших суровых холодов отряд, немного ни дойдя до впадения реки Куленги в Лену, был вынужден там зазимовать. Для чего и поставил острожок в десять печатных сажень^[89] длиною и в девять шириною, укрепил его рвом и надолбами³³.

По другой версии, целью отряда Мартына Васильева изначально была постройка острога против устья Куленги для сбора дани с местного населения. Но, опять же, он был неожиданно остановлен мелководьем и сильными заморозками, случившимися 30 сентября 1641 года, и чуть поодаль от искомого места за две недели был построен острог с башнями и избами для казаков. Эта версия подтверждается поданной 11 сентября 7154 года от сотворения мира (1645 года от рождества Христова^[90]) через Сибирский приказ челобитной двадцати пяти служивших в Верхоленском остроге березовских, енисейских и тобольских казаков «Царю государю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии»: «В прошлом, государь, во 149 г.^[91] маия в 30 день посланы мы, холопи твои, с усть Куты на твою государеву службу в верх по Лене реке во усть Куленги реки с пятидесятником с Мартыном Васильевым 50 человек и велено нам, холопем твоим, по твоему государеву указу и по наказной памяте стольников и воевод Петра Петровича Головина^[92], Матвея Богдановича Глебова, дьяка Еуфимья Филатова, в верх Лены реки на усть Куленги поставить острог и, поставя острог, збирать твой государев ясак с тынгусов с розных родов, которые иноземцы тынгусы и братцкие люди тебе, государю, непокорны были и ясаку с себя преж сего не давывали, и поставя острог, и велено нам жить Верхоленском в Братцком острошке до перемены и на остроге караул караулить и аманатов беречь и всякие твои государевы зделья делать. И как, государь, мы, холопи твои, пошли с усть Куты в верх по Лене реке с хлебными запасы и с аманатом братцким в досщенниках и на Лене реке замелели, досщениками итти невозможно, и пятидесятник Мартын Васильев велел делать струги новые, в чем бы мошно поднятца, и мы, холопи твои, зделали четырнатцать стругов великою нужею и топоренка приломали, и что было взято с собою у нас, холопей твоих, предена для ради сетишек рыбные ловли, из тово предена поделали бечевы и пошли в верх Лены, не дошед до усть Куленги версты за 4, и почал быть путь поздной. Изобрав место, где быть острогу, и почали делать острог на спех днем и ночью, потому что стала осень, и острог и башни и избы в остроге поставили и около острогу чеснок побили и надолобы двойные и твой государев ясак собрали на 150 г. с тынгусов с розных родов и с брацких людей»³⁴.

В следующей, поданной 5 апреля 7154 (1646) года, челобитной казаков Верхоленского Брацкого острожка говорилось о том, какие людские потери они понесли ради сбора дани. И в ней содержалась просьба увеличить контингент острога: «По твоему государеву указу и по наказной памяти твоих государевых воевод Василья Никитича Пушкина^[93] с товарыщи посыланы, государь были мы холопи твои, да с нами ж из гулящих^[94] из охочих людей, на твоих государевых изменников и непослушников на брацких людей, которые преж сего были под твоею государевою царьскою рукою и ясак с себя платили, и после того, изменя тебе государю, и ясаку с себя платить не учали, и выманя нашу братью из острошку к себе в улусы, а иных, которые посланы для ясашного збору, на смерть побивали, и под Верхнеленьской острожек в один год трожды войною приходили, и что было у нас служилых людей конишек и скотишку, и то все в те приходы без остатку отогнали. И божиею, государь, милостию и твоим государевым счастьем в нынешнем походе мы холопи твои тех твоих государевых изменников войною дву родов икирежей и сипугаев войною смирили, и ясаку на тебя государя 13 сороков и аманатов взяли… И в том твоем государеве в Брацком Верхнеленьском острошке за безлюдством быть от них невозможно, только де твоими государевыми ратными людьми и войною и впредь их ничем не смирить. Милосердый государь царь и великий князь Михайло Федоровичь всеа Русии, пожалуй нас холопей своих, вели, государь, на тех своих государевых изменников и непослушников послать с нами своих государевых служилых и из охочих из гулящих людей, чтоб тех твоих государевых изменников и непослушников, которые тебе государю чинятца непослушны, войною умирить и под твою государеву царьскую высокую руку привесть и укрепить, и от такова их непостоянного воровства и измены унять. И пожалуй, государь, нас холопей своих, вели, государь, впредь в том в Верхнеленьском Брацком острошке своих государевых служилых людей устроить против Красноярского острогу 200 человек конных, и те кони мошно взять у тех же непослушных брацких людей войною. И пожалуй, государь, нас холопей своих, вели на тех служилых людей с Москвы своего государева оружья прислать 200 карабинов да 200 пансырев да на пеших охочих людей 300 мушкетов, потому, что государь, брацкие мужики воинские многие конные, бывают на боях в куяках и в наручах и в шишаках, а мы, государь, холопи твои людишка неодежные, пансырей у нас нет и с своих худых пищаленок их брацких куяков не пробиваем, а у ково есть у нас нарочитые пищали, те их и побивают, а ис худых ничево им не учинить. А тот, государь, Верхнеленьской острожек тебе праведному государю впредь годен, и как твои государевы немалые служилые люди человек з 200 в нем будет, и тех твоих государевых непослушников брацких мужиков войною смирить и под твоею государевою высокою рукою укрепить мошно»³⁵.

Впрочем, две приведенные версии ничуть не противоречат друг другу, если исходить из того, что Верхоленский острог сразу же планировалось основать как форпост и для сбора ясака, и для дальнейшего движения на юг — к Байкалу и за него, включая поиск серебра. Из-за того, что острожек был размещен на земле, заселенной бурятами (в тогдашнем произношении — братцкими людьми), в его первоначальном названии появилось слово Братцкой, или Брацкой.

Инициатором же основания Верхоленского Брацкого острожка был тобольский казак со своеобразным именем Курбат Афанасьевич Иванов^[95], служивший с 1639 года в Якутском воеводстве, в чьем ведении тогда был весь бассейн реки Лены. Но, к сожалению, имя этого умелого и смелого воина, путешественника-исследователя, талантливого организатора, если хотите — настоящего государева человека, предано незаслуженному забвению. А стоило бы его увековечить, скажем, в названии главной улицы Верхоленска.

Действительно, после первого похода с небольшим отрядом в верховья Лены, состоявшегося осенью 1640 года, именно Курбат Иванов подал якутскому воеводе Петру Головину челобитную, чтобы, как он писал, «вверхь великие реки Лены на усть Куленги реки середь Братцкие земли поставить острог, потому что прилегли многие пашенныя места и всякие угодья рыбные и звериные и впредь та государева земля была пространна и прочна и стоятельна»³⁷. Воевода так и поступил, направив «в верх Лены реки до усть Куленги реки Березоваго города пятидесятника Мартына Васильева да с ним пятдесят человек служилых тобольских и березовских и енисейских отряд». А сам Курбат Иванов в это время выполнял другие поручения воеводы: «собрал государева ясаку на 150-й год со жиганских и с молоцких и сь якутов и с тунгусов против прошлого 149-го году с прибылью прибрал три сорока дватцеть соболей да я ж Ивашко призвал неясашных тунгусов вилюских Калтакулсково роду князца Селегу с ево улусными людьми под государеву царскую высокую руку и взял с нево князца и с его улусных людей вновь государева ясаку дватцеть соболей да шубу соболью и те тунгусы почали государю ясак платить по вся годы. Да я ж Ивашко по государеву указу и по наказной памети стольников и воевод Петра Петровича Головина с товарыщи чертил чертеж великую реку Лену с вершины и до устья и в нее падучим рекам Витим и Киреньку и Алдан и Вилюй и в них падучим рекам и по Лене реке пашенным местам и всяким угодьям и сторонным рекам и Апчере реке и на Собачье рекам на Лене и по Мае реке на Ламу и на море куде ходили служилые люди Дмитрея Копылова и Байкал и в Байкал падучим рекам».

Все эти поручения, когда в боях, когда в холоде и голоде, были блестяще исполнены. И вот Курбат Иванов в конце июня 1642 года «пришед на Илимской волок к стольником и воеводам к Петру Петровичю Головину с товарищи и отдав государев ясак подал в съезжей избе чертеж и против чертежу роспись с усть Куты реки до вершины Лены реки и Байкалу, Лама тож, и в них падучим рекам и пашенным местам и сенным покосам сметной список и роспросные речи тунгуссково князца Мажоуля про мугалин и про Китайское государство и про братцких людей за своею рукою и тот чертеж и роспросные речи и роспись за моею Курбатковою рукою стольники и воеводы Петр Петрович Головин с товарыщи послали блаженные памяти к великому государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии к Москве».

Уже через два месяца после возвращения из похода, по свидетельству самого Курбата Иванова, «во 150-м году августа в 24 день стольники и воеводы Петр Петрович Головин с товарыщи велели» ему «ехать из Якутцкого острогу в Верхоленской Братцкой острожек на перемену к пятидесятнику Мартыну Васильеву»³⁸. И здесь Курбат Иванов как умелый полководец относительно малыми силами и с малыми потерями защищался от нередких атак многочисленных «братцких людей», постепенно добиваясь их полного перехода «под государеву царскую высокую руку». Отсюда же зимой 1642/43 года начался знаменитый поход Курбата Иванова во главе отряда из семидесяти четырех человек к озеру Байкал. Достижение этим отрядом в июле 1643 года северо-западного побережья озера напротив острова Ольхон считается датой его открытия для Московской Руси. По возвращении в Верхоленский острог был составлен «Чертеж Байкалу и в Байкал падучим рекам и землицам… и на Байкале где можно быть острогу».

Плодотворная государева служба Курбата Иванова на Верхней Лене в то время была оценена по царской воле, и «1651-го февраля в 7 день приказал боярин князь Алексей Никитичь Трубецкой^[96] пятидесятника Курбатка за ево службы и за соболиной збор за ево поминочные соболи поверстать в дети боярские по Тобольску, а учинить ему оклад денег двенатцать рублев, хлеба десять чети ржи и овса то ж, три пуда соли, да в приказ дать денег пять рублев да с казенного двора сукно доброе аглинское».

Несмотря на то что в 1646 году Курбат Иванов стал приказчиком Усть-Кута, он исполнил свою первоначальную задумку о расположении Верхоленского острога: в 1647 году «с Верхоленскими служилыми и с новоприборными охочими людьми и с походу пришед на усть Куленги реки в новом месте острог поставил и башни и омонатцкой двор и круг острогу надолбы устроил». Жизненную потребность такой перемены Курбат Иванов объяснил в своей «Сметной росписи» тем, что «Верхоленской Братской острожек поставлен не у места, потому что то место неусторожливо и некараулисто, и пашенных мест и сенных покосов воблизе нет». Мол, это произошло в 149 г. совершенно случайно, так как именно здесь «замороз застал» отряд пятидесятника Мартына Васильева. Острожек следует перевести «на угожее место» — на четыре версты выше, до устья Куленги. Здесь будет «караулисто», да и «луговых мест» довольно на четыре версты вверх и вниз по реке Лене. Есть тут и «пашенные места» — вверх по реке Куленге на десять верст, затем рыбные ловли, звериные промысли. На них, а также вниз по Лене до устья реки Татуры можно «устроить» более двухсот пашенных крестьян³⁹.

Забегая вперед, скажу, что примерно так, да еще с солидной прибавкой посевных площадей, постепенно и расселились под Верхоленском пашенные крестьяне — вверх по рекам Куленге и Лене более чем на тридцать верст (это нынешние куленгские поселения Толмачева, Челпанова, Алексеевка, Большедворова, Хабардина, Белоусово, Шеметова, Житова и ленские поселения Степнов, Картухай, Шишкина, Кистенева) и вниз по Лене почти на сорок верст (Ремизова, Куницына, Козлово, Пуляева, Тюменцева). И теми пашенными крестьянами были изначально казаки Верхоленского острога, которым земля выделялась для обработки взамен хлебного жалования^[97].

На искомой позиции — напротив впадения реки Куленги в Лену — Верхоленский Братский острог представлял собой уже квадрат со сторонами в двадцать печатных саженей, на углах стояли избы по четыре сажени каждая, между ними была проезжая башня. Детинец размещался на пригорке, а посад — под нею. Это следует из ответов администрации Верхоленского дистрикта на вопросы анкеты действительного статского советника Татищева^[98]: «Верхоленской острог стоит при реке Лене на гористом месте, на правой руке, а посад под горою.…при Верхоленском остроге имеютца: две церкви деревянные, две улицы — одна проежжая, вторая береговая, а торжищ не имеетца».

Кстати, те ответы содержат и сведения о населявших Верхоленский дистрикт «братцких и тунгуских народах»: «Живут скверно… От них ея императорскому величеству никакой услуги не имеетца, понеже ни на какие службы не посылаютца, а платят в казну ея императорского величества ясаку братцкие по два рубли в год, а тунгусы по четыре и по три и по два и по одному соболю, смотря по их пожиткам и по промыслам». И еще: «Верют они иноземцы в шаманов своих, а они шаманы верют в дьявольскую силу… а богов никаких не исповедают кроме вышеозначенного диявольского нахождения… жертвы воздают чрез шаманов, когда они ко своему сомнению здумают, овогда… втыкают на колья баранов и жеребят, а иногда в бубны бьют и о посохах скачют… Никакого между ими предания об их древности никогда не имеют… в здешнем месте обитают от роду своего, как зачались и откуда деды их пришли того они не знают, понеже поселение их прежде Верхоленского острогу, а преж сего до поселения русских людей сами над собою власть имели, а как русские люди в ясак под руку царскую подклонили, тогда никакой власти не имеют… За всякие злодеяния, сиречь за кражу и за протчие непорятки, правят они: ежели украдет из них одну корову или ино что, то правят десять голов за одну корову… А по возрасте младенца от закону никакого обучения не имеют, токмо обучение одно предлагают — учат на конех ездить и всякую черную работу робить. А в супружество вступают таким обычаем, когда девку и мужика сведут вместе, и покинут в юрте обеих, а сами все из юрты выдут вон и больше ничего не исполняетца. И имеют у себя жен, ежели богатой, то имеет три жены, иной — две, а скудные и по одной. Тако ж и жен от себя отлучают в таком состоянии, понеже дают они за них калымы, сиречь покупают дорогою ценою, ежели будет не в обычай, то они их и продают иных на сторону, а в то место иных покупают. А погребение у них отправляетца в таком состоянии: овогда мертвых на огне жгут, а иногда загребают в землю, а никакого отпеву не бывает»⁴⁰.

Сразу же после основания острога на новом месте к его главной функции — сбору ясака — добавилось земледелие. И казаки, и поселившиеся неподалеку крестьяне из ссыльных и вольных переселенцев с «материковой» России начали активно осваивать пашню, строить мукомольные мельницы. Выращенный здесь хлеб пополнял продовольственные запасы острога, а его излишки шли в северные поселения Сибири.

Но на первых порах пришлось терпеть разорение: «в 1648 годе нападали буряти на Верхоленск и причиняли великий вред особливо в уезде, где недавно поселившиеся крестьяне удары от них выдержать были принуждены. Притом они грозились разорить не токмо Верхоленск, но и Усть-Кут, да и самый Илимск. Тогда пропасть бы было Верхоленску когда был новый воевода Якутский Дмитрий Франсбеков^[99], зимовавший в том годе в Илимске, 200 человек промышленных утесненому острогу не прислал на помощь. Посей причине щастие переменилось, и предводителей сей станицы московский дворянин Василий Нефедьев был в состоянии не токмо обороняться против бурят, но и на самих их напасть; что и произвел в действо с таким добрым успехом, что некоторое число бунтавщиков порубил и получил добычу много лошадей и рогатого скота, не потеряв при этом ни одного человека»⁴¹.

Список тех, кто защищал Верхоленский острог в его начальные годы, из ста одиннадцати служилых людей я размещаю в алфавитном порядке их семидесяти фамилий в приложении. Они изначально были сменяемыми казаками, «годовальщиками». Но некоторые из них завели в Верхоленске семьи и остались в нем или в рядом расположенных поселениях навсегда. Другие же были переведены или бежали.

Сравнивая фамилии этих служилых с теми ста двадцатью девятью фамилиями, что оказались представлены в Верхоленском остроге через сотню лет, видно совпадение в четырнадцати случаях — по Васильевым, Григорьевым, Дорофеевым, Ждановым, Захаровым (Захарьевым), Ивановым, Козловым, Коршуновым, Максимовым, Никитиным, Петровым, Сорокиным, Степановым и Шипицыным. Стоит полагать, что это не простое совпадение довольно распространенных в Московской Руси фамилий, а именно эти казаки из 1640-х годов и стали предками постояльцев Верхоленского острога 1722–1763 годов и нынешних жителей Анги, Бутаково, Верхоленска, Качуга и ближайших к ним поселений.

С 1648 года Верхоленский острог вместе с другими поселениями верховья Лены, Ленского волока и бассейна реки Илим вошел во вновь образованный Илимский уезд Ленского разряда^[100] и был в нем до причисления в 1686 году к Иркутскому воеводству^[101], объединяющему все остроги Прибайкалья^[102]. А в 1708 году Верхоленск в составе Иркутского уезда — уже в Сибирской губернии (с 1719 года — как часть Тобольской провинции, с 1724 года — выделенной из нее Иркутской провинции). И, наконец, он в 1764 году — в Иркутской губернии с прямым подчинением Иркутску.

1655 год был ознаменован в Верхоленском остроге первым в здешних краях антиправительственным вооруженным выступлением русских казаков^[103]. Взбунтовались служилый человек «стараго ленскаго наряда»^[104] десятник Михаил Григорьевич Сорокин и двадцать пять казаков якутско-илимского отряда, приведенного им в острог с судоверфи на реке Тутуре^[105], правом притоке Лены вниз по ее течению в сотне верст от Верхоленска. К ним присоединился есаул Федор Иванович Краснояр. Бунтовщиками двигало желание бросить тяжелую государеву службу и податься в Даурию^[106] с ее будто бы несметными богатствами, отсутствием там воевод и наличием множества плодородных земель.

И вот ранним утром 25 апреля 1655 года Михаил Сорокин и еще один казак — Федор Мещеряков^[107] — явились в часовню святого Николая Чудотворца (церкви в остроге тогда еще не было), силой взяли там войсковое казачье знамя и «оставили коня Николе в казну», то есть в надежде на покровительство Николая Чудотворца принесли ему в жертву коня. Затем Сорокин со знаменем в руках вышел на площадь острога, где уже выстроилось с оружием его войско. И там был устроен «круг» с выносом креста. Все они «крест целовали на том, что-де им итти в Даурскую землю, а атаманом быть у них» Михаилу Сорокину и есаулом Федору Краснояру: «а иново-де атамана и есаула им никово не выбирать».

Чуть позже к бунтовщикам присоединились казаки под руководством однофамильца Михаила Сорокина Якова, а также крестьяне из-под Илимска и Якутска. Они за несколько месяцев всполошили все ленские поселения, не гнушаясь грабежами торговых людей и разорением усть-кутской ярмарки, а отряд Якова Сорокина мог, но лишь из-за недостатка времени не стал захватывать столичный Илимск. Кстати, о Якове — многие историки ошибочно считают его родным братом Михаила Сорокина. На самом деле, Михаил Григорьевич Сорокин был из Тобольска, а Яков Ермолаевич Сорокин — «московской ссыльный человек»⁴². У Михаила Сорокина, действительно был брат, но другой — казак Антип Григорьевич, и он остался в Верхоленском остроге.

В конце концов «воровской отряд» общей численностью до трехсот человек, набрав необходимый для себя запас еды, вина, одежды и оружия, через Усть-Олекминский острожек направился в Даурию. Местные власти в осуществлении плана беглецов помешать никак не могли, но создавали видимость таких помех. К примеру, якутский воевода Михаил Лодыженский^[108] поручил илимскому «городничаему» Богдану Черепанову и «последним служилым людям», оставшимся в Илимске (а их было всего с десяток человек), организовать погоню за сорокинцами, вручить им «указную память» и «воров розговаривать», чтобы они «из побегу воротились и в винах своих государю добили челом», а в Даурскую землю не ходили «самовольством, скопом и заговором», никого впредь не грабили и вернули бы все раньше награбленное у разных лиц. Если эти «розговоры» не будут иметь успеха, воевода предписывал Черепанову собрать на Лене торговых, промышленных, гулящих людей и крестьян и с ними «воров переимать и привести в Илимской острог»⁴³. Разумеется, Богдан Черепанов поостерегся от погони, а что в дальнейшем случилось с сорокинцами — с точностью не известно.

А сам же Верхоленский острог пополнился новыми казаками, и власти стали поддерживать закрепление в нем служилых людей с собственными семьями взамен не вполне надежных «годовальщиков». Наверняка, именно тогда казакам — обычно взамен части государственного жалования — стали активно выделяться под Верхоленском во владение пахотные земли, и они занялись их освоением, кормлением с них своих семей. При этом непосредственной обработкой земли могли заниматься не сами или не только сами казаки, а привлекаемые ими работники.

Все это хорошо видно из раздела «Верхоленского Братцкого острошку служилые люди» окладной книги Илимского острога за 7185 (1677) год^[109]. В нем показан «армейский штат» из казачьего атамана и тридцати казаков со множеством новых фамилий по сравнению с начальным после основания Верхоленского острога периодом. Из прежних осталось лишь пятеро, и все их носители — не потомки казаков из 1640-х или другие их родственники, а они же сами. И на сей раз имена и фамилии в списке дополнены отчествами, что предоставило хорошую возможность узнать, как звали их отцов: пятидесятник Михаил Иванович Козлов, конные казаки Григорий Борисович Ангрышев, Яков Федорович Кудря, Антип Григорьевич Сорокин и Андрей Леонтьевич Шипицын⁴⁴.

В ходе моего исследования станет известным, что семьи Ангрышевых и Кудря в полном составе покинут Верхоленск еще до первой ревизии, единственный представитель семейства Шипицыных умрет вскоре после нее, последний верхоленский казак с фамилией Сорокин будет направлен в 1748 году на службу в Охотск. Продолжат же династию верхоленских казаков-пионеров только Козловы. А представители других десяти фамилий, что были и среди казаков Верхоленского острога 1640-х годов, и среди его жителей 1722–1763 годов, полностью покинут воинскую службу и станут посадскими (купцами) или разночинцами.

В конце XVII века острог перестроили в форме четырехугольника со «стоячим» острогом с четырьмя глухими и двумя проезжими башнями в северной и западной сторонах. В нем размещались приказная изба, двор приказчика и государевы амбары, а за его пределами — около сорока дворов разночинцев — пашенных крестьян.

Историки утверждают, что еще через полстолетия, в середине XVIII века, поселение было перенесено на полторы версты выше по течению Лены. Однако вряд ли такой перенос состоял в разборе старых изб и возведении их на новом месте. Скорее всего, прежние постройки и их жители остались, где и были, но ввиду занятости ближайшей к детинцу земли под дома и приусадебные участки последующие строения организовывались уже на дальнем от него расстоянии. Там, где изгиб реки, если смотреть со стороны острога вверх по ее течению, уходил направо, к юго-западу, а горная гряда — налево, к юго-востоку, формируя между собой широкое пространство.

Впоследствии Верхоленск продолжал растягиваться вдоль реки, пока не достиг в длину пяти верст. Затем этот процесс прекратился, судя по всему, из-за выхода поселения к затапливаемым, болотистым почвам недалеко от нынешнего Картухая. Кстати, наверняка именно фактор зажатости Верхоленска рекой с запада, горами с востока и заболоченной низменностью с севера и юга послужил естественной преградой для его роста и даже лишил статуса районного центра, передав его Качугу.

Но пока ничто не предвещало упадка. Наоборот, в 1775 году из острога было образовано особое Верхоленское комиссарство, в 1816 году — слобода^[110]. А через сорок лет, в 1857 году, губернатор Восточной Сибири Муравьев-Амурский, побывав в этом поселении, пожаловал ему статус города, и он стал центром крупного одноименного округа (с 1898 года называемого уездом), в который входило семнадцать волостей, расположенных на территории нынешних Качугского, Жигаловского, частей Баяндаевского и Ольхонского районов Иркутской области.

Развитию Верхоленска и всего близлежащего региона поспособствовало тогда создание здесь стратегического транзитного пункта для снабжения грузами Якутска. Именно отсюда начинался ленский речной путь. Его значение резко возросло в середине XIX века после обнаружения золотоносных россыпей в Витимско-Олекминском районе и улучшения обустройства маршрута от Московского (Большого Сибирского) тракта к реке Лене, когда появились новые речные порты, в том числе в Жигалово и Качуге. В «большую воду» с местных причалов отправлялись десятки тысяч пудов грузов на барках, полубарках, карбазах и паузках. Купеческие суда обеспечили проведение в рядом расположенном от Верхоленска селении Качуг ежегодной весенней ярмарки^[111], оборот которой к концу XIX века достигал пяти тысяч рублей^[112]. Обслуживание ленского судоходства внесло серьезные изменения в жизнь и занятия жителей Верхоленского уезда, немалая часть из них стала лоцманами, гребцами, грузчиками.

Но главным промыслом верхнеленцев оставалось хлебопашество, и в одном из хранящихся в Государственном архиве Иркутской области дел есть подробный статистический отчет о зерновых за 1905 год. По нему, в Верхоленском уезде посевная площадь под овес, пшеницу, рожь, ярицу и ячмень составляла тогда 49993 десятины^[113] (примерно 54,5 тысячи гектаров) со сбором с них 2509,4 тысячи пудов (40,2 тысячи тонн) зерна. Это, при населении уезда на тот год в 72,2 тысячи человек, соответствовало целым 35 пудам (560 килограммам), или полутора килограммам в день на каждого уездного жителя⁴⁵. Хорошее разнообразие стола добивалось подсобным огородным хозяйством, под которое была отведена еще большая площадь: согласно «Энциклопедическому словарю Брокгауза и Ефрона», в Верхоленском округе общий объем пахотной и огородной земли достиг к 1889 году 106803 десятин, около 1,7 десятины на душу населения. Понятно, что излишки урожая продавались, и немалая часть их попадала, к примеру, в Якутск, население которого еще с XVII века активно снабжалось хлебом, что выращивался в верхнеленско-илимском регионе.

Верхоленск отметился в истории и как место ссылки и пересылки декабристов, участников польского восстания 1863–1864 годов и революционеров-марксистов. Здесь, в частности, были члены Северного тайного общества декабристов Андрей Андреев и Николай Репин (они погибли во время пожара в пересыльной тюрьме в сентябре 1831 года), писатель Николай Чернышевский, большевики Иван Бабушкин, Феликс Дзержинский, Валериан Куйбышев, Вячеслав Молотов, Серго Орджоникидзе, Лев Троцкий, Михаил Фрунзе, Емельян Ярославский.

Верхоленск и поселения на Куленге. Вид с Поклонной горы

Верхоленский Воскресенский собор

В 1907 году в городе Верхоленске был освящен построенный в камне величественный Воскресенский собор — единственное из сохранившихся в поселении до наших дней культовое сооружение, разоренное и лишь чудом не взорванное при советской власти^[114]. Изначально же православные жители Верхоленска и близлежащих деревень крестились, венчались и отпевались в перенесенной в период между 1646 и 1651 годами на территорию нового острога часовне, к которой пристроили престол во имя святителя и чудотворца Николая и в XVIII веке преобразовали в Воскресенскую церковь (Церковь воскресения Христова). К 1792 году она обветшала и пришла в негодность^[115], поэтому рядом с ней заложили и в 1796 году освятили новую, «теплую» деревянную Воскресенскую церковь^[116]. Впоследствии, на основании указа Святейшего Синода от 20 октября 1872 года № 2193, она была переименована в Собор воскресения Христова, и уже потом это имя перешло к каменному храму.

Деревянное культовое сооружение вместе с возведенной в 1718 году в посаде Верхоленского острога для летних богослужений Богоявленской церковью (Церковью богоявления Господня) была взята Иркутским губисполкомом в 1925 году под государственную охрану как памятник архитектуры, но в 1937 году ее разобрали на строительство детского дома в Верхоленске и на дрова, не уцелела и Богоявленская церковь.

Вероятно, на первых порах и хоронили умерших православных верхоленцев на прилегающем к церкви погосте^[117], а затем захоронения стали производить в нескольких сотнях метрах дальше, на вершине ближайшей горы (почему бы не назвать ее Поклонной?) под величественными соснами у ныне разрушенной часовни. Отсюда открывается чудесный вид собора, всего Верхоленска и реки Лены. Там и сейчас действует сельское кладбище. Оно «стихийное», и семьи сами выбирают места для вечного упокоения своих близких, места между сотен заросших мхом и травой, но еще различимых холмиков над старыми многослойными захоронениями. Некоторые из них покрыты фрагментами потемневших от времени плит с уже нечитаемыми надписями. К великому сожалению, когда копают новые могилы, нередко тревожат прах давно умерших верхоленцев. Среди которых — и мои предки.

Двадцать пять верхоленских фамилий

По сказкам третьей ревизии (с учетом дополнений к ним), Черепановы вместе с Коркиными, Падериными и Полуехтовыми имели к окончанию 1763 года по шестнадцать представителей своих фамилий и делили по этому показателю среди других верхоленцев двадцать первое — двадцать третье места. Весь же «победный пьедестал» тогда с большим отрывом занимали Тюменцовы, Бутаковы и Толмачевы с их соответственно ста тремя, восьмидесятью пятью и семидесятью двумя представителями. За ними следовали Кистеневы (пятьдесят шесть), Шеметовы (пятьдесят два), Козловы и Уваровские (по пятьдесят), Малцовы (сорок семь), Пермяковы (сорок три), Белоусовы (сорок два), Аксамитовы (тридцать восемь), Пуляевские и Челпановы (по двадцать девять), Поповы и Хабардины (по двадцать семь), Болшедворские (двадцать пять), Шелковниковы (девятнадцать), Багатыревы (восемнадцать) и Шергины (семнадцать)^[118].

Если добавить к этому перечню еще двоих — Сорокиных (пятнадцать представителей) и Пихтиных (четырнадцать), то получится перечень из двадцати пяти наиболее распространенных в Верхоленском остроге того времени фамилий. Их девятьсот шесть представителей — это более семидесяти процентов всех включенных в сказки третьей ревизии жителей острога на окончание 1763 года.

И по сей день в Качугском районе Иркутской области, а также в Иркутске, Читинской области и ряде других ближайших регионах широко распространено большинство из этих фамилий и еще тех, что в период проведения третьей ревизии носили не столь многочисленные семейства Верхоленского острога, но взяли себе крещенные в православную веру инородцы (в частности, новокрещенные Жидовы), либо те семейства, что к середине XVIII века расселились по верхнеленским селам и деревням. Но некоторые из этих фамилий немного изменились, и Аксамитовы стали сначала Аксаметовыми, затем — Аксаментовыми, Багатыревы — Богатыревыми, Болшедворские — Большедворскими, Бутарины — Буториными, Жидовы — Житовыми, Малцовы — Мальцевыми, Тюменцовы — Тюменцевыми, Черкашенины — Черкашиными и Черкасовыми.

Сословная эволюция

В ходе моего исследования выяснилось, что практически все носители тех фамилий верхоленцев, кто в годы первых ревизий были посадскими, разночинцами и казаками, постепенно перешли в крестьяне. Для установления хронологии смены сословий я использовал составленные мною таблицы метрических записей Верхоленской Воскресенской церкви XVIII века.

По ним, еще в 1773–1775 годах, как и при третьей ревизии, среди верхоленцев большинство — разночинцы. Но много и посадских (они из носителей прежде наиболее распространенных верхоленских фамилий у Багатыревых, Козловых, Малцовых, Пихтиных, Поповых, Тюменцовых, Уваровских и Черепановых), а также казаков (Белоусовы, Болшедворские, Козловы, Пермяковы, Пуляевские, Толмачевы, Шеметовы и Челпановы). Остальные — священники (Поповы, Уваровские и Шергины), чиновники (Падерины) и новокрещенные (Тюменцовы). Надо заметить, что в тех метриках часто фигурируют поселенцы, наверняка ставшие крестьянами, с новыми для Верхоленска фамилиями. Но в них совсем не упоминаются Аксамитовы, Бутаковы и Полуехтовы из-за обоснования их семейств в других православных приходах — из метрических книг ангинской и качугской церквей того времени видно, что Аксамитовы и Бутаковы перебрались в Ангу, а Полуехтовы (Полуектовы) — в Качуг.

В последующий же период ситуация резко меняется, что объясняется реформой сословий, осуществленной манифестом императрицы Екатерины II от 17 марта 1775 года о разделении делового населения городов на две части — мещанство и купечество. Поэтому с 1776 года ни посадских, ни разночинцев среди прихожан Верхоленской Воскресенской церкви больше нет, и становится однозначно понятным, что под вывеской последних ранее скрывались крестьяне, ведь именно с 1776 года их в Верхоленске — добрая половина. Все же прежние посадские стали именоваться мещанами и только десять представителей трех фамилий, из которых восемь Черепановых, — купцами (Уваровский Филипп, Шеметов Иван, Черепановы Василий, Григорий, два Ивана, Зиновий, Козьма, Михаил и Никифор).

В 1790-х годах картина еще раз обновляется: в Верхоленском остроге купцов с распространенными фамилиями совсем не остается, да и в целом о местном купечестве говорится лишь один раз, в 1797 году (о Никифоре Касьянове), существенно падает число казаков, а крестьян становится примерно вдвое больше всех остальных сословий вместе взятых. Однако пока здесь еще немало мещан. Так, среди Козловых, Тюменцевых и Шеметовых в большинстве крестьяне, но есть мещане и казаки. У Белоусовых, Болшедворских, Пермяковых, Пуляевских и Толмачевых — тоже много крестьян, имеются казаки и совсем нет мещан. Среди Уваровских преобладают священники и мещане, но также упоминаются крестьяне. У Поповых — только священники и мещане. У Челпановых крестьян и казаков примерно поровну. У Хабардиных — исключительно крестьяне. А у Багатыревых, Малцовых, Пихтиных и Черепановых — наоборот, одни мещане.

Последнее изменение произошло на заре XIX века. Если прежде ряды верхоленских крестьян пополнялись главным образом отставными казаками (что делали они наверняка с явной охотой), а прочие сословия предпочитали не отказываться от городских ремесел, то отчего-то перед весной 1801 года отмечается почти всеобщий и фактически разовый переход мещан Верхоленска к крестьянству. Ведь если с самого начала января 1800 года по 18 февраля 1801 года мещанами в метриках еще назывались представители многих семейств — Багатыревых, Беляевых, Быковых, Высоцких, Калаужевых, Куницыных, Лазаревых, Малцовых, Молевых, Мясниковых, Норицыных, Пихтиных, Поповых, Савиновых, Селивановых, Смертиных, Созоновых, Соловьевых, Тепляшиных, Титовых, Тюменцовых, Уваровских и Черепановых, то с 19 февраля и до конца 1801 года — ни разу. К примеру, Козьма Черепанов 17 февраля того же года назван в метрике мещанином, а уже через месяц с небольшим, 20 марта, — крестьянином.

Что послужило тому причиной? Моя версия: это следствие принципиально изменившейся политики центральной власти по освоению пашенных земель. Именно в тот период по воле императора Павла I в Восточную Сибирь активно привлекались земледельцы. Так, в 1799 году вышел указ «О заселении местности между Байкалом, рекой Верхней Ангарой, Нерчинском и Кяхтой», который был инициирован запиской на высочайшее имя члена Государственного совета Российской империи князя Гавриила Петровича Гагарина. Она содержала предложение предписать губернатору Иркутскому отвести для крестьян «самые плодороднейшие, изобилующие всеми угодьями для поселян нужными, и назначая на каждую душу по тридцати десятин, дабы, кроме пашни, и пастьбы для скота довольно было… На первый раз для двух тысяч душ построить в назначаемых селениях дома из казны, запасти хлеба на год, и приготовить земледельческие и прочие для поселян нужные орудия. Також снабдить их и нужным скотом для обзаведения и семенами для посева… Необходимо надобно, чтобы доколе сии поселения совершенно укоренятся, были бы от губернатора определены надзиратели надежные, попечительные и знающие в сельском хозяйстве… Всякий пришедший поселянин свободен от всяких податей на пять лет»⁴⁶.

А.И. Корзухин. Возвращение из города

Хотя этот указ не затрагивал напрямую Верхоленск, понятно, что разумный иркутский губернатор должен был принять и в отношении его земель во многом аналогичные меры. Тем более что в конце 1799 года Павел I рассылал сенаторов для осмотра губерний, особым пунктом инструкции предписывая им «взять сведения», достаточно ли земли у крестьян, «сделать мероположение» для предоставления о том Сенату и выяснить вопрос о переводе поселян с малоземелья на пустопорожние земли. Немаловажно и то, что при Павле I государственные крестьяне получили право записываться в мещанское и купеческое сословия, и, значит, те, кто был в этих сословиях ранее и переходил в крестьяне, мог при желании вернуться обратно.

Так что на переломе XVIII и XIX веков Черепановы в числе других мещан-верхоленцев стали перед выбором принятия предложения, от которого нельзя было отказаться. И приняли его: взяли себе наделы земли и сделались крестьянами. Исключение составили лишь четверо Черепановых: Петр — сын Зиновия Григорьевича со своим племянником — тезкой Петром Михайловичем, и два сына Ивана Григорьевича Черепанова Лев и Григорий. И наиболее вероятная причина такого исключения в том, что они не имели потомков, с кем могли бы вместе обрабатывать землю. Похоже, что старший Петр (в 1806 году он в метриках назван купцом, в 1810 и 1815 годах — мещанином) и Лев Черепановы вообще были бездетными, ведь записи об их бракосочетании и наличии у них жен и детей полностью отсутствуют как в верхоленских метриках^[119], так и в сказках шестой ревизии мещан Иркутска, кем они в 1801 году стали числиться⁴⁷. А Григорий довольно поздно, в 1812 году в возрасте двадцати восьми лет, женился на Тюрюминой Марфе Григорьевне, дочери крестьянина из Качинской волости, и из его девятерых детей не менее пяти умерли во младенчестве, одна дочь — в два года. Трое оставшихся — Фока, Федор и Надежда, которые были рождены соответственно в 1816, 1818 и 1822 годах, то ли также умерли детьми, то ли были еще подростками, когда потеряли в 1825–1826 годах своих родителей^[120] (Григорий Черепанов умер от чахотки в статусе иркутского мещанина в 1825 году, когда ему было всего сорок три года, от той же болезни спустя полтора месяца в тридцатипятилетнем возрасте умерла его жена Марфа, а еще через два месяца — его сорокадевятилетний старший брат Лев). Младший же Петр весной 1801 года не достиг семилетнего возраста и, вероятно, попал в иркутские мещане за компанию со своим дядей.

Из Черепановых к некрестьянскому сословию после 1801 года относился также ясашный Ананий. Но он никогда и не именовался мещанином и, как выяснилось из метрической записи при его крещении, не был кровным родственником «моих» Черепановых, а был подкинут в 1790 году Зиновию, старшему сыну Ивана Григорьевича. И, похоже, что хороших отношений Анания с обретенной родней не сложилось: ни он, ни его дети не были восприемниками своих однофамильцев, а те, в свою очередь, не стали восприемниками многочисленных детей Анания^[121], кроме единственного случая, когда в 1816 году таковым был назван Никифор Черепанов, младший брат Зиновия Ивановича.

Местные деревни. Языческая гора

Вероятно, на начальном этапе крестьянствования все семьи Черепановых обрабатывали земельные наделы в административных границах самого Верхоленска либо вблизи него с сохранением для проживания своей прежней «столичной прописки». Это предположение вытекает из того, что первое свидетельство в метриках о местожительстве Черепановых вне Верхоленска приходится только на 1811 год, на крестины дочери одного из Василиев в Качинской Вознесенской церкви. Значит, их обустройство в других местностях, включая Кутурхайскую деревню, произошло постепенно, по мере разрастания семейств.

Наверняка они оказались среди последних из наиболее распространенных в Верхоленске фамилий, кто организовал свое компактное проживание вне самого Верхоленска и занялся там обработкой земель. Другие сделали это раньше, вот почему и большинство местных деревень издавна именовалось по их фамилиям — Белоусовская, Болшедворская, Жидовская, Козловская, Куницынская, Пуляевская, Селивановская, Толмачевская, Тюменцовская, Уваровская, Хабардинская, Челпановская, Шеметовская. Подобные же имена дошли до сегодняшних дней. Такой чести не удостоились Мальцевы, Созоновы и Черепановы^[122], поселившись в местностях, уже имевших к тому времени устоявшиеся названия. Одно из них — Кутурхай, примерно в пяти верстах по течению Лены выше Верхоленска, а по твердой дороге — в часе ходьбы от него. Жители Кутурхая ставили свои избы на обоих берегах Лены, связанных обычным или маятниковым паромом^[123].

Если верить материалам первой Всесоюзной переписи населения по Качугскому району, Картухай основан в 1725 году. По тем же материалам, в том же 1725 году были основаны деревни Селиванова и Степнова, чуть позже, в 1730 году, — Козлова, Куницына, Пуляевская, Ремизова и Тюменцева, еще через двадцать лет, в 1750 году, — Белоусово, Хабардина и Шеметова, а, наоборот, раньше, в 1720 году, — Шишкина.

Меня с самого начала исследования несколько смущала округлость, «юбилейность», вышеуказанных годов, и она наверняка предполагала ориентировочность периода основания деревень и наличие ошибок в его определении. Потом я точно узнал, что приведенные года основания — ложные, и все или почти все верхнеленские деревни появились еще в XVII веке. К примеру, по изученным мною архивным документам, деревня Козлова возникла не позднее 1670-х годов, когда в ней начал осваивать пашню казак-пятидесятник Михаил Иванович Козлов с сыновьями. А уж совсем сомнителен приведенный в советской переписи период основания деревень Толмачева, Алексеевская, Большедворская и Челпанова соответственно в 1620, 1621, 1622 и 1623 годах. И дело здесь не столько в якобы погодовой последовательности, а в их появлении до Верхоленского острога, чего уж точно не было. Ведь из архивных источников известно, что первые десять крестьянских семей оказались обустроенными в верховьях Лены только в 1646 году. Всего же тогда из центра Московского царства через Енисейск было завезено воеводами Василием Пушкиным и Кириллом Супоневым по пути в Якутск два десятка семей (часть расселена «на Тунгуском Чичюйском волоку»). О тех переселенцах говорилось как о прибывших на Лену ссыльных черкасах^[124] (малороссах) с повелением «тем черкасом пахать и посеять озимью рожь ко 155-му году»⁴⁸ (1647 году). Но они расселились, по воле Курбата Иванова, довольно далеко от Верхоленского острога, в районе реки Тутуры.

Вышеназванные же деревни основывались не ссыльными черкасами, а верхоленскими казаками со второй половины XVII века. Это, в частности, подтверждается «Переписной книгой Илимской слободы о сборе хлеба и сколько они имеют пашенной земли и сенных покосов» за 7207 (1699) год: от Тутурской слободы «вверх по Лене реке на левой стороне острог, а в нем церковь во имя Николы Чудотворца и посад, дворы верхоленских служилых людей. Против Верхоленского острогу за Леной рекой прямо на Куленге реке живут дворами и пашут за хлебное жалование верхоленские конные казаки» с перечислением этих казаков⁴⁹.

Однако вернусь к Кутурхаю. Не думаю, что он изначально заселялся профессиональными рыбаками: река в этих местах мелководна, что не дает надежный шанс на промышленно высокий улов. Хотя это, конечно, не мешало доброй рыбалке для себя, хорошему пополнению семейного стола. Чаще всего рыбу ловили здесь, как такое было принято и разрешалось на всей Лене вплоть до конца XX века, сетями и неводом (бреднем). Иногда даже попадались крупные таймени, и до сих пор рыбаки вылавливают здесь их экземпляры под несколько десятков кило.

Другое дело — земледелие. Верхнеленские почвы состоят преимущественно из красного суглинка, а в низинах — из чернозема, и они довольно плодородны. Поэтому, невзирая на резко-континентальный климат с большими колебаниями температур и коротким безморозным периодом^[125], главным занятием жителей Кутурхая всегда было хлебопашество. Обычно использовалась традиционная для славян двухпольная система земледелия^[126], пахотные земли переходили по наследству. Помимо выращивания хлебов, чаще всего — озимых, здесь разводили картофель и коноплю, были посевы гречи, гороха и проса. Кто хотел, промышлял в лесах белку, лося и других зверей, а, при желании, ездил на Байкал за омулем. В общем, можно было трудиться и жить.

В отличие от других местных поселений, наименование села с нынешним названием Картухай никогда не имело славянских корней и многократно понемногу изменялось. Так, в сохранившихся метрических книгах XIX века, когда стали указываться имена населенных пунктов, среди них появилась сначала Кутурхайская деревня, затем она стала называться также Кутрухайской или Котрухайской. В последующий же период «т» и «р» поменялись местами и появились Кортухай и Куртухай. Часто метрические книги содержали даже по несколько различных написаний деревни в один и тот же год. А первое ее упоминание как Картухайское селение я заметил в метрической записи за январь 1862 года, причем это была метрика о бракосочетании в новообразованной Белоусовской Иннокентиевской церкви.

Из сказанного позволительно сделать вывод, что изначально местность имела такое имя, что вполне приемлемым для русского восприятия было лишь его окончание «хай». В первой же части звучали согласные «к», «т», «р», гласная «у» и, может, «о». Но его исконное произношение явно оказалось непривычным для славян и потому заменялось на разнообразные близкие и удобные аналоги.

Похоже, что имя это имеет тюркские, а точнее — якутские корни, чьи племена очень давно жили в здешних краях. Считается, что они оставили о себе свидетельства в виде наскальных изображений животных и надписей, известных сегодня как Шишкинские писаницы: около деревни Шишкина на гладкой красноватой поверхности ленских скал сделано более двух тысяч рисунков охрой — это сцены охоты на животных, военных походов, празднований, выпаса скота, фигуры лошадей и всадников. Одно из таких изображений — древнего всадника — даже взято в качестве герба Республики Саха (Якутия).

Кутурхайская скала

Здесь жили наши предки

По легенде, полторы сотни татар, обитавших в южных пределах енисейского бассейна, по какой-то причине отделились от своих сородичей и пошли во главе с Омогой Баайем от Енисея на восток. Достигнув Манзурской степи, они расположились там на жительство. Но пришествие чужих людей не долго устраивало местных бурят, и те надумали пришельцев истребить. Татары узнали о заговоре и, не теряя времени, отправили несколько человек на реку Лену возле нынешнего Качуга для постройки плотов, а когда все было готово, перешли через гору, загрузили на плоты свои пожитки и скот, да и пустились в длинную дорогу вниз по реке на север в долину Туймаада, что в районе современного Якутска. Через некоторое время приплыли к татарам по Лене забайкальские буряты хоринского рода, перемешались с ними и составили теперешних якутов, народ, имеющий сходство языком и нравами и с татарами, и с бурятами.

На месте бывшего Кутурхая. С троюродным братом Николаем

А кто был в районе Верхоленска, знает, что здесь много гор, заросших вечнозелеными деревьями. Но как раз несколько выше Верхоленска, там, где река Лена в своем течении делает крутой поворот на север, над ее излучиной возвышается открытая всем ветрам и поэтому высушенная ими, потерявшая свою растительность снизу и до самой верха скала красноватого цвета. Она расположена в непосредственной близи к правобережному Кутурхаю. Если же смотреть с противоположного, левого берега реки, то скала красуется (в прямом и переносном смыслах) напротив.

Между прочим, в находящейся в ней пещере-нише тоже имеются доказательства существования культуры ранней поры железного века — высеченные рисунки-петроглифы и надписи древнетюркского периода, наконечники стрел. Предполагается, что та пещера когда-то служила сторожевым пунктом с уникальным наблюдением долины реки Лены.

Так вот, на якутском языке слово «хайа» означает гору или скалу, легко запоминается и может произноситься как «хай»^[127]. Непривычное же для слуха русского человека начало имени Кутурхая — это, вполне возможно, «куурт» — побудительное от «куур», то есть «сушить, высушивать», или «кутаар» — ярко-красная сыпь. Вот вам и «Куурт-хайа», «Кутаар-хайа» — высушенная, покрасневшая гора. И производные от того — Кууртхай, Кутаархай, Кутурхай и прочие модификации. Название деревни могло произойти и, к примеру, от «куоттар-хайа» — что-то вроде горы-убежища, оберегающей горы.

Но лично мне наиболее привлекательной и правдоподобной видится версия происхождения названия деревни, ставшей моим предкам родной, от «Кутур-хайа» — гора шаманских песен. Вполне вероятно, что на землях Кутурхая издавна селились люди, могли и брать себе фамилию по названию местности при обращении в православие. Вероятно, именно так произошло с крестьянином Василием Кутурхаевым, запись о смерти которого в возрасте двадцати одного года я нашел в метрической книге Верхоленской Воскресенской церкви за 1776 год. Или, наоборот, тот Василий, либо кто-то из его предков мог оказаться основателем Кутурхайской деревни, перебравшийся в нее из другой местности.

В любом случае я уверен, что правильно называть деревню надо не иначе как Кутурхайской, или Кутурхаем. Ведь именно так она была обозначена в сохранившихся верхоленских метриках первые два раза, когда в ней с девятилетним перерывом, в январе 1817 и 1826 годов, отмечались свадьбы Яковов Ивановичей Черепановых. Один из них был родным братом моего четырежды прадеда Николая, внучка другого — Любовь — стала моей прабабушкой. И ровно то же название было официальным вплоть до конца XIX века⁵⁰, а может, и дольше. Что же до Кутрухайской, Куртухайской, Картухайской и прочих искажений имени в метриках и исповедных росписях со второй половины XIX века — так это чисто церковная отсебятина.

Примечания

85

Остроги строились в Сибири всегда по берегам рек, служивших зачастую единственными доступными дорогами и местом добычи часто главного и в те времена неиссякаемого пропитания — рыбы.

86

Ленский, или Илимский волок, — использовавшийся в XVII–XIX вв. волок между Илимским острогом на реке Илим, правом притоке Ангары, и Усть-Кутом на реке Лене.

87

Бутальский острожек основан в 1638 г. на землях эвенкийского рода быталов у устья реки Дьаанда, или Джанда, что напротив нынешнего села Кутана и всего в трех десятках верст от Белькачей вверх по течению Алдана. Отсюда весной 1639 г. начал свой путь отряд во главе с Иваном Москвитиным, впервые достигший Охотского (Ламского) моря. Через три года после основания острожек был сожжен эвенками и восстановлен несколько выше, в более безопасном месте, где просуществовал примерно до 1696 г.

88

До XVIII в. официальных штатных чинов в казачьих войсках не существовало. Тем не менее, собираясь в походы, казаки разделялись на сотни и полусотни. Избираемые или назначаемые на должности временных командиров сотен именовались сотниками, а полусотен — пятидесятниками. Позднее эти должности вошли как штатные воинские казачьи чины в состав Российской императорской армии.

89

Сажень — старорусская мера длины, соответствующая примерно двум метрам.

90

В связи с тем, что в допетровской России год начинался 1 сентября, разница в годах по старому летоисчислению (от сотворения Мира) и новому летоисчислению (от рождества Христова) составляет 5508 лет в период с 1 января по 31 августа и 5509 лет с 1 сентября по 31 декабря.

91

Имелся в виду 7149 г., ведь в челобитных тех времен обычно приводились только три последние цифры года.

92

Петр Петрович Головин — стольник, окольничий, в 1638–1644 гг. первый воевода Ленского острога, будущего Якутска. При нем, в 1643 г., острог был перенесен на новое место — в долину Туймаада. Отстранен от должности после жестокого подавления восстания якутов, поводом для которого стала перепись ясашного населения.

93

Василий Никитич Пушкин — московский дворянин и стольник, полковой и городовой воевода. В 1644 г. был назначен воеводой (совместно с Кириллом Осиповичем Супоневым) в Якутском остроге, где через 5 лет скончался.

94

Гулящие люди — в России XVI–XVIII вв. разряд населения, состоявший из вольных, не приписанных ни к служилым, ни к посадским; это были отпущенные на волю господами слуги, выходцы из плена и вообще не записанные в писцовые и переписные книги. Гулящие люди не несли государственных повинностей и не платили податей; пользуясь свободой передвижения, они занимались ремеслами, жили работой по найму, за чужим «хребтом».

95

Может, он имел какое-то отношение к томскому казачьему десятнику Ивану Курбатову, включенному в именные книги 1623 и 1630 гг.³⁶

96

Алексей Никитич Трубецкой — боярин, князь, в 1646–1662 гг. — глава Сибирского приказа, в 1672 г. стал крестным отцом царевича Петра Алексеевича Романова.

97

Натурой также выплачивалось соляное жалование, и это во многом аналогично практикуемому вплоть до наших дней в России предоставлению военнослужащим, находящимся в полевых условиях, продовольственного пайка или выплаты им взамен продпайка денег.

98

Татищев Василий Никитич — российский историк, географ, экономист и государственный деятель, автор «Истории Российской».

99

Дмитрий Андреевич Францбеков (по-немецки Fahrensbach) — русский государственный деятель немецко-балтийского происхождения. Стал воеводой в Якутске в 1649 г., но в 1651 г. впал в немилость государя и лишился всех должностей.

100

Ленский разряд — военно-административный округ со столицей в Якутске, созданный в 1638 г. Сибирским приказом. В него вошла территория бассейна реки Лены и впадавших в нее рек, ранее находившаяся в ведении Томского разряда. В последующем границы разряда уточнялись и расширялись вплоть до Тихого океана. Ликвидирован в 1711 г. в связи с созданием Сибирской губернии.

101

Центром Иркутского воеводства был Иркутский острог, основанный в 1661 г. отрядом енисейского казака Якова Похабова, статус города получил в 1686 г.

102

Для улучшения снабжения служилых людей Якутска хлебом в 1675–1702 гг. Бирюльская, Верхняя Киренская с Верхолуцкой, Илгинская, Орленская, Тутурская и Усть-Кутская волости были приписаны к Якутскому острогу.

103

Второе из широко известных выступлений состоялось под руководством Адриана Черепанова после октябрьского переворота 1917 г. и было направлено против власти большевиков (о нем — глава «Кому — бандит, кому — освободитель»).

104

То есть Михаил Сорокин был переведенцем из Якутска.

105

В настоящее время это — территория поселка Жигалово.

106

Даурия (Даурская земля) — старорусское название Забайкалья и (до XVII в.) Западного Приамурья.

107

Они оба и большая часть отряда были среди 25-ти казаков, подписавших в 1646 г. челобитную.

108

Михаил Семенович Лодыженский — стольник, рында (оруженосец-телохранитель великих князей московских и русских царей XIV–XVII вв.) при приеме послов, якутский воевода в 1651–1660 гг. Был заподозрен в том, что «корыстовался» государевой казной, «чинил налоги великие» ясашным, промышленным и торговым людям, по дороге из Якутска в Москву около Енисейска умер.

109

Здесь и далее при пересчете года по юлианскому календарю в григорианский дается разница в 5508 лет, когда говорится о событиях за год, либо если отсутствует уверенность в происхождении событий в период с сентября по декабрь.

110

На Верхоленскую слободу в метриках начали ссылаться еще с 1811 г. Вероятно, в 1816 г. из нее были административно выделены близлежащие деревни.

111

Некоторые историки ошибочно утверждают, что ярмарка проводилась в Верхоленске.

112

В эквиваленте — 4–6 кг чистого золота.

113

Десятина — старая русская единица земельной площади, равная 1,09 га.

114

1901–1907 гг. приводятся большинством историков как период строительства собора, но встречаются и иные сведения, в частности, о его строительстве в 1892–1895 гг. И на самом здании собора размещена плита с надписью о том, что оно «является архитектурным памятником XIX века».

115

По распространенной, но неподтвержденной документами версии, старую церковь в начале XIX в. разобрали и перевезли к шаман-камню у деревни Шишкина, которому поклонялись местные некрещенные инородцы, и в ней жил православный священник.

116

Строителем новой церкви считается крестьянин Прокопий Тюменцов (он родился около 1746 г. в семье казака Прокопия Тюменцова и Маремьяны, дочери разночинца Клима Коршунова. В той же семье в марте 1763 г. появилась на свет Агафия — первая жена Козьмы Ивановича Черепанова).

117

Судя по всему, в настоящее время место погоста занято территорией, прилегающей к сельской школе. Имеются сведения, что в 1970-е годы при рытье котлована для школьной котельной экскаватор зацепил в десятке метров от верхоленской церкви множество человеческих скелетов.

118

Из перечня казаков Верхоленского острога 1677 г. видно, что к тому году в нем из наиболее распространенных на 1763 г. фамилий уже жили представители Белоусовых, Большедворских, Бутаковых, Кистеневых, Пермяковых, Пуляевских, Толмачевых и Тюменцовых.

119

В верхоленских метриках после 1801 г. говорится о рождении детей от крестьянина, а не мещанина Петра, и нет упоминаний о жене, сыновьях или дочерях Льва Черепанова.

120

Каких-либо сведений о них в метриках после их рождений и в исповедных росписях верхнеленских церквей не найдено.

121

Сохранились метрические записи о рождении девяти детей Анания, а не сохранились о еще четверых его детях, известных по записям о бракосочетаниях и смертях и по исповедной росписи 1843 г.

122

В XIX веке одну из деревень под Манзуркой и одну под Бутаково стали иногда называть Черепановскими, но это были их вторые имена, и они не устоялись (о них будет рассказано в главе 6).

123

Маятниковый паром — использование силы течения реки как источник энергии, когда канат закрепляется одним концом посередине реки, например, заякоревается, другим — на пароме, и, располагая паром при помощи руля под определенным углом к течению реки, паромщик проводит судно с одного берега на другой, затем — обратно (подобно маятнику).

124

Большинство из них получили фамилии Черкашенины (позднее — Черкашины и Черкасовы).

125

Средняя годовая температура воздуха здесь около минус 5 °С, бывают морозы ниже минус 40° и жара свыше плюс 30 °С. Река Лена замерзает обычно во второй половине октября, вскрывается — в середине апреля.

126

Система земледелия, когда в один и тот же год одна половина земельного клина обрабатывалась, а другая оставалась под паром, на следующий год происходила смена.

127

К сведению: в районе села Белоусово, что всего в 7–8 км на запад от Картухая, в реку Куленга впадает протекающий в гористой местности ручей Хархай, а по-якутски «хара-хайа» — черная гора.