Путь гангстера. Кто не рискует, тот не побеждает

Андрей Таркинский

1924 год. Америка. Расцвет сухого закона и организованной преступности. Гангстеров начинают по-настоящему бояться, а кто-то их даже презирает. Однако что движет этими людьми? Всегда ли целью преступника являются деньги? Каждый гангстер должен быть готов к последствиям. А они не всегда оказываются приятными. Способен ли преступник встретиться с ними лицом к лицу, будь он простым бандитом, членом банды или же рядовым мафиозной семьи? Порой статусы стираются, и приходится рассчитывать лишь на себя.

Против принципов

Бар «Лайк ин Итали»; Мэдиссон-Авеню

13 сентября, 10:44

Обычно в субботнее утро народу в барах почти не бывает. Большинство отсыпается после рабочей недели или же после славной пятничной пьянки. Однако же в баре «Лайк ин Итали» посетителей было больше, чем обычно. Сейчас, конечно, его трудно было назвать «баром», потому что из-за сухого закона все спиртные напитки исчезли из меню этого заведения. Но те, кто посещал его не один год до введения сухого закона, по старой памяти называли его «баром». Персонал «Лайк ин Итали» не очень любил такие дни; все хотели получать деньги, но при этом работать по минимуму. Но ни у кого не оставалось иного варианта, кроме как натянуть на лица правдоподобные улыбки и начать обслуживать клиентов. Официантки с деланной радостью принимали заказы, а бармен разливал напитки. Безалкогольные, разумеется.

Несмотря на название заведения, которое предполагало некую связь с Италией, посетителями бара были в большинстве своём прямыми противниками итальянцев — ирландцами. Некоторых завсегдатаев это очень озадачивало, они много раз пытались узнать, почему же ирландские эмигранты стали ежедневно посещать итальянский бар, однако ни бармен, ни официантки никогда не давали чёткого ответа на этот вопрос. Кое-кто делал смелое предположение, что ирландцы отбили этот бар у итальянцев, в то время это было далеко не редкость, кто-то не соглашался с этим, потому что итальянцы никогда просто так не отдавали то, что принадлежит им, пусть даже ради этого им пришлось бы убить десяток человек. Но, так или иначе, факт оставался фактом, итальянцев здесь больше не наблюдалось, по крайней мере, среди посетителей.

Разумеется, работники бара знали истинный ответ на волнующий всех вопрос, но распространяться об этом не хотелось никому. Больше всего вопросов доставалось бармену, потому что некоторые посетители знали о криминальных страничках его прошлого. Люди были уверены, что у него остались связи с преступным миром, хотя сам бармен тщательно это скрывал. Было всего несколько человек, с которыми он мог об этом говорить свободно, и один из них только что переступил порог бара.

Это был высокий, черноволосый, худощавый парень в тёмных штанах и зелёной рубашке со слегка закатанными рукавами. Он не стал садиться за столик, а сразу взял курс к барной стойке. Его надменная ухмылка и несколько удивлённые глаза заставили некоторых ирландцев бросить недружелюбный взгляд в его сторону, однако его это вовсе не волновало. Он давно привык, что ирландцы нормально общаются только друг с другом.

— Привет, Лекс, — сказал парень с сильным французским акцентом и сел на стул.

— И ты не хворай, Джон, — ответил бармен. — Работал, я смотрю, — бармен взглядом указал на рукава.

— Да так, с тачкой повозился немного, — Джон осмотрелся и вновь заметил на себе взгляды посетителей.

По правде говоря, француза это уже начинало напрягать. Он не очень хорошо относился к ирландцам, но ссориться с ними на ровном месте ему никак не хотелось. Не хватало ещё потом от них скрываться полгода. Так или иначе, Джон не собирался наживать себе новых врагов до тех пор, пока не разберётся со старыми.

— Ну, рассказывай, давай, с месяц уже ведь не виделись, — Лекс налил себе и собеседнику по стакану пива.

Такой поступок немало удивил француза.

— Ого, да ты опасный парень, — усмехнулся Джон. — Давно ли этот бар стал «спикизи»²?

— С тех пор, как он перестал принадлежать итальянцам.

— По ходу, пока я прохлаждался, вы тут не скучали, — француз поднял стакан, они с барменом чокнулись и выпили часть напитка.

— Долгая история, — отмахнулся Лекс. — Расскажи лучше, где ты пропадал?

— Говорю же, прохлаждался, — ответил Джон, отхлебнув ещё пива. — А если серьёзно, то просто на дно залёг.

— Зачем?

— Имел глупость поучаствовать в одном не самом удачном предприятии Голландца Шульца.

Говоря об этом, лицо Джона приняло какой-то отрешённый вид. Бармен усомнился в его словах. Француз никогда не принимал участия в сомнительных делах. Кроме того, Шульц — человек небезызвестный. Трудно поверить в то, что его предприятие может оказаться неудачным. Однако Лекс решил, что это не его дело. Если Джон что-то скрывает, значит, на то есть причины. Но в одном сомневаться не приходилось: гангстер по имени Голландец Шульц надолго засел в списке его врагов.

— Ни фига себе, ты работал с Голландцем? — удивился Лекс. — Видимо он высокого мнения о тебе, если позволил работать с собой. Пусть даже и в неудачном деле.

— Да пошёл нахрен этот Шульц, — зло сказал Джон и полез в карман за сигаретой. — Богатый сукин сын, а платит гроши. Я думал, что я просто мелкая сошка в его глазах, так нет ведь, этот ублюдок всем своим людям почти ничего не платит. Нет уж, с меня хватит. Я больше получал, когда проституток развозил.

Француз, наконец, достал пачку лёгких сигарет, вытащил одну и уже хотел было закурить, но вдруг резко себя остановил.

— Ах да, здесь же нельзя, — сказал он, но Лекс успокаивающе поднял руку.

— Уже можно. Новые хозяева, новые порядки. Дай-ка мне тоже.

Джон протянул пачку бармену, достал спички, чиркнул одной из них и в следующую секунду оба уже вовсю выпускали изо рта дым.

— Как ты такое дерьмо куришь? — поморщившись, спросил Лекс, не прекращая дымить сигаретой.

— Пошёл ты, — ответил Джон. Никто не мог оставить без внимания то, что он курит женские сигареты, но он давно привык к колкостям по этому поводу. — Скажи лучше, с каких это пор здесь всем заправляют трилистники?

Несколько ирландцев вновь недовольно покосились на француза. Все они, в целом, нейтрально реагировали на своё прозвище, благо оно не было обидным. Однако интонация, с которой Джон это сказал, ирландцам пришлась не по вкусу.

— В курсе недавних разборок между ирландцами и макаронниками? — спросил Лекс, намеренно не называя новых владельцев бара по прозвищу.

— Вскользь, — проговорил Джон, краем глаза наблюдая за ирландцами. — Вроде как итальяшки отбили у ирландцев порт, а те в отместку убили двоих людей из того порта, потом пошло-поехало.

— Ну, почти. Итальянцы взяли плату за использование порта, а ирландцы послали их нахрен и с помощью стволов вернули товар, который итальянцы отобрали…, — Лекс на мгновение замялся. — Вроде это был ящик бухла.

— А, ну если за бухло, тогда ладно, — понимающе кивнул Джон. — Ящик бухла сейчас на вес золота. Только ты так и не сказал, с какой радости здесь теперь ирландцы хозяйничают?

— Макаронники разгромили ирландский бар с очень оригинальным названием — «Ирландия», — хмыкнул Лекс в ответ. — А ирландцы в ответ с боем взяли этот бар.

— Если с боем, то почему следов не видно?

— Большую часть замаскировали, поломанную мебель заменили буквально через пару дней.

— А название-то почему оставили?

— Да хрен его знает, это уже не ко мне вопрос.

Как только Лекс закончил говорить, дверь бара открылась, и внутрь вошли три человека. Один отправился куда-то в дальний угол, видимо, к знакомым, остальные двое шли прямиком к барной стойке. Джона это почему-то немного встревожило, однако вида он не подал. Только смерил каждого из подошедших вопрошающим взглядом.

— Виски налей, — вместо приветствия бросил один из ирландцев. На вид он был старше второго. Носил он кожаную куртку поверх чёрной рубашки, тёмные брюки и туфли. Если бы его прямолинейный взгляд был направлен на Джона, то француз почувствовал бы себя не очень уютно. Он явно был чем-то недоволен, а в такие моменты людей лучше не тревожить. А вот Лекс абсолютно не боялся его взгляда, даже глазом не моргнул.

— И тебе доброго утра, Теренс, — спокойно ответил бармен, доставая стакан.

— Моё почтение, — вставил словцо Джон. Он решил, что тоже имеет право участвовать в разговоре.

Теренс повернул голову в его направлении и мельком осмотрел с головы до ног. Что-то сразу не понравилось ему в облике француза. Джон это понял по взгляду, который стал ещё более недовольным. К тому же, во взгляде ирландца прослеживалось что-то вроде отвращения, что в свою очередь не понравилось французу.

— Мы не знакомы, так ведь? — спросил ирландец.

— Теренс, это Джон Фонтейн, мой добрый знакомый и, не побоюсь этого слова, друг, — ответил за француза Лекс. — Джонни, это Теренс Смит — новый владелец этого бара. А рядом с ним — Рэй О’Коналл, вновь прибывший в банду Бена Даумана.

— Очень приятно, господа, — сказал Джон нарочито вежливым голосом. Ухмылка не сходила с его лица на протяжении всего разговора.

Неожиданно для себя он встретился глазами с Рэем.

— Джон, значит, — удивлённо произнёс О’Коналл.

— А что не так? — вскинул брови в ответ француз.

— Это ведь ненастоящее имя, — Рэй не спрашивал, а утверждал. — У тебя чересчур сильный акцент для коренного жителя Америки, а я сомневаюсь, что во Франции распространены английские имена.

Джон отсалютовал Рэю кружкой и допил остатки пива. Ирландец был прав, Фонтейн действительно являлся эмигрантом из Парижа. Несмотря на то, что переехал он сюда в раннем возрасте, английский так и не стал ему родным языком. Неправильные ударения и картавость навсегда поселились в английской речи Джона. Надо признать, что он даже не пытался говорить правильно.

— Да, во Франции меня звали по-другому, — подтвердил Фонтейн слова Рэя. — Но то имя мне не нравилось, поэтому оно осталось там, в Европе. А тут — новая страна, новый дом… и новое имя.

— Понимаю, — кивнул О’Коналл.

В отличие от напарника, или кем они друг другу являлись, Рэй производил более приятное впечатление. По крайней мере, даже если ему, как и Смиту, что-то не понравилось в Фонтейне, он это мастерски скрывал. Сам О’Коналл был явно младше Теренса, сомнений в том не было. Во взгляде Рэя прямолинейности не было и в помине, скорее разведывательный интерес, за что Джон отдал ему должное. И самое важное, что для себя отметил француз, это был первый ирландец, который не испепелял его взглядом.

Вообще Джон не любил ирландцев. Как народ они были очень даже дружелюбные, но как преступная группировка, или, как они любили говорить, «банда», ирландцы француза сильно раздражали. Всё дело было в том, что «трилистники», как их любил называть про себя Джон, не желали признавать того, что они сильно уступают итальянцам. Фонтейн для себя давно отметил, что гораздо выгоднее работать либо с итальянцами, которые почти захватили Нью-Йорк, либо же наняться в банду, которая как минимум не мешает итальянцам. Ирландцы никоим образом не подходили под вторую категорию. К началу двадцатых годов Джон уже успел заработать некоторую репутацию надёжного человека, а также познакомился с Лексом. Тогда он ещё не был барменом и работал на дона семьи Бользано. С помощью Лекса Джон обзавёлся некоторыми полезными связями, которые никоим образом не пересекались с ирландцами. Надо признать, те в долгу не остались. Многие ирландцы начали презрительно смотреть на Фонтейна, и что-то ему подсказывало, что рано или поздно эти взгляды сменятся на кое-что посерьёзнее. Однако это ощущение пропало со временем.

— От макаронников что-нибудь слышно? — спросил Теренс, опрокидывая в себя стакан виски.

— Даже если бы я что-то слышал, ты всерьёз думаешь, что я бы тебе это сказал? — скептически ответил Лекс.

Джон немало удивился дерзости бармена. Сам он, конечно, относился к ирландцам немногим лучше, но чтобы вот так запросто переговариваться с начальником — никогда. Теренс тоже так считал, потому что в его глазах мелькнул нехороший огонёк.

— За языком своим следи, — зло проговорил он. — Ты — мой работник, я могу тебя запросто уволить.

— Мы оба знаем, что ты меня не уволишь, — совершенно спокойно ответил Лекс.

— Терри, расслабься, — вступил в разговор Рэй.

— Согласен с месье О’Коналлом, — поддержал его Джон. — Не стоит выпендриваться там, где это не к месту.

Теренс переключил свой взгляд на француза. Джон не боялся этого ирландца. Оружие он точно доставать не будет, если оно у него, конечно, имелось, а в рукопашной схватке у них примерно равные шансы. Хотя были всё-таки опасения, что кто-то из посетителей-ирландцев ринется на помощь Смиту. Однако ощущать на себе взгляд Теренса было довольно неприятно. Фонтейн прикладывал все усилия, чтобы не отводить глаз, и ему это хорошо удавалось. Видя, что оппонента это раздражает, француз слегка ухмыльнулся. Это взбесило Теренса ещё больше.

— А тебя никто не спрашивал, грёбаный лягушатник, — процедил ирландец.

— Не переходи на личности, трилистник, — Джона вполне устраивало то, что Теренс вышел из себя, но называть себя «лягушатником» он не позволял никому. Это прозвище казалось ему мерзким.

— Да ты хоть знаешь…

— Теренс, угомонись, — повысил голос Рэй. Джон мысленно похвалил О’Коналла за правильность направления мысли. — Пойдём, у нас ещё остались дела.

Смит посмотрел на соратника со злостью. Может быть, ему не нравилось то, что его, «ветерана», усмиряет ещё молодой член банды. Однако же, в пылу гнева он не заметил, что в их сторону направлены глаза многих посетителей. Почти все ирландцы с надеждой ожидали того, что Теренс заедет кулаком по наглой физиономии француза, который посмел идти поперёк слова далеко не последнего человека в банде. Остальные же клиенты не горели желанием наблюдать назревающий конфликт и смотрели скорее с осуждением. Так или иначе, Теренс напоследок зло зыркнул глазами в сторону Джона и проговорил:

— До встречи, лягушатник.

— И тебе всего наилучшего, — откликнулся Фонтейн, мысленно обматерив ирландца с головы до ног.

Когда они ушли, в баре какое-то время стояла тишина, нарушаемая лишь шумом машин с улицы. Однако продлилось это недолго, буквально через несколько минут люди с прежней активностью обсуждали последние новости.

— Вот такое у нас теперь начальство, — проговорил Лекс и налил себе и французу ещё по кружке пива.

— Да в гробу я видел такое начальство, — фыркнул Джон, вновь соприкасаясь кружками с барменом. — Говоришь, этот О’Коналл недавно вступил в банду Даумана?

— Да, уже вроде пару недель как, может больше.

— А он в курсе, что он идиот? — усмехнулся Фонтейн и отпил немного.

— Идиот, да не совсем, — возразил Лекс, тоже отпивая напиток. — Я сильно сомневаюсь, что он случайно попал в банду Даумана.

— В смысле?

— Дауман чуть ли не единственный ирландец, который умудряется держаться на плаву. О’Коналл наверняка знал об этом, когда вступал к нему. Присоединяться к кому попало равносильно самоубийству. Дауман умный мужик, однако, гордость, присущая всем ирландцам, скоро сведёт его в могилу.

— Да, — нехотя согласился Джон. — Он живой сейчас ходит только потому, что в своё время сколотил неплохую репутацию и всегда её подтверждал.

— Возвращаясь к О’Коналлу. Насколько я знаю, он был одним из тех, кто стрелял в порту. И самого Даумана он тоже прикрывал в «Ирландии». Так что зря ты на него наезжаешь.

Наступила небольшая пауза. Оба отвлеклись на свои мысли. Джон размышлял о конфликте между ирландцами и итальянцами. Не сказать, что он отдавал предпочтение какой-то стороне, потому что ни та, ни другая его бы к себе не приняла. Хотя итальянцы сотрудничали с представителями других национальностей, но не более того. Фонтейн считал поступок Рэя глупым, потому что итальянцы задавят ирландцев, это лишь вопрос времени. О’Коналлу следовало бы подождать с этим, пока лидеры обеих сторон наиграются в войнушку, и лишь потом думать о вступлении куда-то. Хотя и Рэя можно понять, в банде состоять гораздо проще, нежели действовать в одиночку.

— Кстати, — Лекс, наконец, прервал молчание. — Мне тут Кэтрин нашептала, что ты с Сандрой давно не виделся.

— Я же говорил, мне пришлось залечь на дно, — раздражённым голосом повторил Джон. — Я ей это объяснил уже.

— В таком случае советую больше так надолго не залегать, — Лекс сделал многозначительный взгляд. — Кэтрин недавно видела её с каким-то парнем.

— Ни хрена себе, новость, — немало удивился Фонтейн. — Где это она их видела?

— В Центральном парке вроде.

— Ну, ладно, позже с этим разберусь, — махнул рукой француз. — Сейчас надо с работой решить вопрос. Потенциального нанимателя я лишился, надо найти другого.

— О’кей, валяй. Заходи как-нибудь. Может, кстати говоря, с работой подсоблю, ирландцы любят болтать об этом.

— Я скорее сдохну, чем буду работать с ирландцами, — сказал на прощание Джон и направился к выходу.

Бар «Лайк ин Итали» находился не слишком далеко от его дома, поэтому он пришёл сюда пешком. Бензин, как-никак, денег стоит. По дороге Джон вновь погрузился в размышления. На этот раз он думал о том, на кого же ему теперь работать. Для себя он решил, что к Лексу он пойдёт только в самом крайнем случае, уж очень не хотелось работать с ирландцами. А если ещё перед итальянцами засветиться, работая на ирландцев, это, считай, конец.

В какой-то момент Джон вспомнил про Голландца Шульца. Почему-то француза беспокоило то, что Голландец ничего не сделал для того, чтобы найти сбежавшего сообщника. Для Шульца ничего не стоило найти беглеца, связей и денег на это он бы точно не пожалел. Сам Фонтейн предпочитал так себя не называть, но со стороны Шульца, кроме как «побег», это ничем назвать было нельзя. Слухи о том, что этот гангстер жестоко расправляется с теми, кто его бросил, не давали Джону покоя.

Перед входом в свою многоэтажку Фонтейн заметил чёрный «кадиллак». Француз никогда прежде не видел тут эту машину. Глупо, конечно, сразу думать, что это плохой знак, однако предыдущие мысли о Шульце сделали своё дело, тем более что осторожность никогда не повредит. Джон зашёл в подъезд и начал медленно подниматься наверх. Сверху доносились какие-то голоса. На своём лестничном пролёте Джон хотел было повернуть направо, но в последний момент резко сдал назад. У двери его соседей стояли два человека в тёмных костюмах и шляпах. По обрывкам разговоров Фонтейн понял, что это были детективы полиции. Отчаянно надеясь не привлекать к себе внимание, он быстро повернул назад, но было поздно. Один из детективов заметил его.

— Сэр, подождите минуту, — потребовал он.

«Ага, сейчас», — мысленно ответил Джон и со всех ног бросился вниз.

— Хватай козла, — раздался голос второго, и полицейские понеслись за французом.

Джон, не останавливаясь ни на секунду, пробежал четыре лестничных пролёта и свернул к чёрному ходу. Выскочив на улицу, при этом, чуть не сорвав дверь с петель, Фонтейн продолжал бежать, направляясь к своему гаражу. Быстро оглянувшись назад, Джон мельком заметил, выбежавших вслед за ним копов, в руках которых уже были револьверы. Это дало французу дополнительный стимул, и он завернул в свой гараж. Только сейчас он вспомнил о том, что ключи от своей машины он оставил дома. Недолго думая, Джон подбежал к автомобилю, размахнулся и со всех сил ударил локтем по стеклу. Оно не поддалось. Тогда Фонтейн тут же ударил во второй раз, и боковое окно брызнуло осколками. Джон быстро открыл дверь, сел и нырнул под руль. Соединив нужные провода, он завёл мотор и вдавил педаль газа. Машина, набирая скорость, двинула в сторону дороги. Фонтейн вновь обернулся в сторону преследователей и резко опустил голову. В ту же секунду раздался выстрел, и в багажнике образовалась дыра от пули. Следом ещё один, с тем же эффектом. Джон выехал на шоссе и направился в сторону Центрального парка.

Фонтейн смог спокойно выдохнуть только спустя несколько минут после того, как стих последний выстрел. У него не было сомнений, что этих копов к нему подослал Голландец Шульц. Вот уж верно говорят: вспомнишь дерьмо… Но главное, что беспокоило Джона — это наверняка не всё. Шульц вряд ли успокоится, пока не убедится в том, что Фонтейн мёртв.

Доехав до места, Фонтейн притормозил немного в стороне от входа в парк. Подумав немного, он достал из бардачка пистолет марки «Кольт 1911».

«На всякий случай», — с этой мыслью Джон достал наплечную кобуру, пристроил и засунул туда пистолет. Перед выходом француз добавил последний штрих: взял из бардачка сложенное вдвое разрешение на оружие и положил в карман.

В Центральном парке было достаточно людно. Многие предпочитали проводить субботний день поближе к природе. Джон решил особо не углубляться в парк и присел на ближайшую скамейку. Почему-то его сразу охватила какая-то нега. Солнце не слишком сильно припекало: атмосфера для отдыха самая подходящая.

Он хотел было уже начать думать о том, как же ему поступать дальше, как вдруг Фонтейн услышал знакомый женский голос. Он повернул голову в сторону и увидел Сандру. Это была молодая, двадцатилетняя девушка, ростом чуть выше среднего. Её ярко-рыжие волосы были аккуратно заделаны и по длине напоминали каре. Одета она была в тёмное платье чуть ниже колен, подчёркивающее стройную фигуру и длинные ноги, туфли на невысоком каблуке и чёрные перчатки до локтя. Портрет сексапильной красотки дополнял броский макияж: подведённые веки, длинные чёрные ресницы, подкрашенные и подрисованные брови и, наконец, тёмно-красная помада. Посмотрев на неё, Джон тут же забывал обо всём. Однако сейчас чувство восхищения сменилось недоумением и, даже, злостью.

Рядом с ней шёл какой-то парень. По виду человек состоятельный: иссиня-чёрный костюм, бледно-жёлтая рубашка, чёрные лакированные туфли, все эти вещи, казалось, были только что из магазина. Сам парень был высоким, темноволосым, худощавым. Кожа смугловатого цвета давала понять, что корни у него не американские, а его лёгкая, надменная улыбка вызывала восторженный взгляд Сандры, что в свою очередь очень нервировало Джона.

Француз не стал долго на это смотреть и направился прямиком к этой парочке. Уже на подходе он встретился глазами с Сандрой. Она ничуть не смутилась, увидев его, лишь мило улыбнулась.

— Привет, Джон, — томным голосом проговорила Сандра. Ещё большее очарование речи девушки придавал её британский говор, благодаря которому все слова звучали немного надменно. Даже застав её с другим, Джон не мог перестать ей восхищаться.

— Привет, милая, — ответил Фонтейн спокойным тоном, слегка ухмыльнувшись, чтобы не выдать своего гневного настроя. — Вижу, ты даром времени не теряла.

— Ну, что поделать, — Сандра знала, что спокойствие Джона напускное, и это не могло её не радовать. — Ты больше месяца ко мне не заходил. Мне стало скучно. Не с кем поговорить, не с кем провести тёплые летние вечера… и ночи.

После этих слов француз нервно шевельнул скулами. Это не ускользнуло от взгляда спутника Сандры, и он посмотрел на Джона прямым, холодным взглядом, не прекращая при этом слегка ухмыляться. Фонтейн знал этот взгляд. Так смотрит человек, чувствующий себя хозяином положения, и, надо сказать, этот парень смотрит так не безосновательно.

— Познакомься, это Эйдриан, — представила Сандра своего спутника.

— Очень приятно, сэр, — деланным вежливым тоном произнёс Эйдриан. Джон уловил в его речи лёгкий итальянский акцент, и потому сразу насторожился.

— Взаимно, — Фонтейн отвечал тем же тоном.

— Неплохой ствол, — всё тем же тоном сказал итальянец, оглядывая пистолет, торчавший из-под мышки Джона.

— Спасибо, — поблагодарил Фонтейн. Эйдриан всё меньше ему нравился. Хотя не сказать, что изначально этот итальянец производил лучшее впечатление.

— Зачем тебе пушка? — поинтересовалась Сандра, умело скрывая взволнованность.

— Издержки профессии, — отмахнулся Джон.

— Ты опять куда-то вляпался?

— Никуда я не вляпался.

— Тут, кстати говоря, пробежал слушок, — ввернул Эйдриан. — Вроде как, Голландец Шульц ищет, как он выразился, ублюдка, который его обокрал.

— Ну и? Я-то здесь причём? — невозмутимо спросил Фонтейн.

Итальянец продолжал смотреть на Джона, не отрываясь.

— Говорят, что парень, который его обокрал, был французом, — вкрадчиво, не торопясь, продолжал Эйдриан. — По крайней мере, акцент у него был очень сильный.

— К чему ты клонишь? — Фонтейн не выдержал и спросил напрямик.

— К тому, что этот француз полнейший придурок.

— И почему же? — Джон уже едва сдерживал злость.

— Ты можешь оскорбить девушку Голландца, плюнуть ему в лицо, ударить, его это только позабавит. Но даже не пытайся украсть хотя бы доллар с его стола. Сделал это — ты покойник.

Джон не сомневался, что итальянец знает о том, что именно этого француза он видит перед собой. В противовес Фонтейну, Эйдриану сложившаяся ситуация очень нравилась. Прежде всего, тем, что итальянец по-прежнему смотрелся в разы выгоднее, нежели его оппонент. А неприязнь Джона по отношению к Эйдриану всё так же росла. Больше всего его напрягала осведомлённость итальянца в криминальном мире, в частности то, что он каким-то образом узнал о связи француза с Шульцем. Фонтейн сделал неприятный для себя вывод: Эйдриан, скорее всего, принадлежит итальянской группировке — Коза Ностре.

Фонтейн также лишний раз убедился, что копов послал Голландец Шульц. Джон знал о чрезмерной скупости Шульца. Фонтейну показалось, что Голландец слишком сильно преуменьшил заслуги француза. Джон знал и о том, что скупердяй Шульц платит своим людям очень мало, но когда он увидел насколько именно, то сразу решил ретироваться. Заодно француз прихватил с собой некоторую часть денег, которую он считал честно заработанной. По сравнению с общей прибылью — это была мелочь. Фонтейн понадеялся, что Шульц, всё-таки, не будет поднимать много шума по этому поводу. Теперь он понял, что очень сильно ошибался. В какой-то момент у Джона промелькнула мысль, что надо бы и вовсе скрыться из города, но тут же возник вопрос: а на какие деньги он уедет? Заначка у него была, но на новую жизнь в другом городе её хватило бы с трудом. Да и времени, чтобы освоиться, потребуется много, и деньги, скорее всего, уйдут много раньше, чем у Джона это получится.

Так или иначе, выход оставался только один: остаться в Нью-Йорке и разгребать то, что натворил.

— Не думаю, что у того вора не было запасного варианта на случай разоблачения, — произнёс Джон после секундной паузы.

— Несомненно, — саркастично кивнул Эйдриан.

После этого итальянец достал золотые часы из нагрудного кармана.

— Оу, — вскинул он брови, посмотрев на время. — Прошу меня извинить, друзья мои, мне пора. Не у всех сегодня выходной, знаете ли, — Эйдриан покосился в сторону Джона.

Француз мысленно вздохнул. Он был уверен, что видит итальянца не в последний раз. По крайней мере, Сандра уж точно долго не забудет Джону месячную отлучку. Эйдриан попрощался и напоследок стрельнул глазами в девушку. Та в долгу не осталась и игриво улыбнулась.

— Ну и какого хрена? — спросил Джон, как только Эйдриан скрылся из виду.

— Ты о чём? — невозмутимо удивилась Сандра, доставая мундштук и пачку сигарет.

— Хорош юлить, дорогая, — оборвал её Фонтейн. — Давно ты с этим макаронником?

— Не очень, — уклончиво ответила девушка. — Познакомилась с ним через пару дней после того, как ты не пришёл на нашу встречу. Дай прикурить.

Джон достал спички, а заодно и свою пачку, поджёг сначала свою сигарету, потом протянул зажжённую спичку Сандре. Оба с наслаждением затянулись. Однако сигарета не помогла Джону успокоиться, внутри него по-прежнему полыхала ярость.

— Дорогой, не обижайся, — Сандра лукаво улыбнулась. — Ты же тоже не был мне верен.

— Какое это сейчас имеет значение? — раздражённо отмахнулся Джон.

— Ну, раз не имеет, значит, Эйдриан ещё пару раз сводит меня в ресторан, — просто сказала девушка и выпустила очередную струю дыма. — Тем более, итальянцы никогда не изменяют своим женщинам.

— Давно ли ты стала его женщиной?

— Всё впереди, мой милый, всё впереди.

Джон решил больше не испытывать своё терпение.

— Ладно, мне пора, — произнёс он и кинул окурок в урну.

— До дома меня не подбросишь? — спросила Сандра.

— Если только ты готова ехать в машине с двумя следами от пуль, — ухмыльнулся Фонтейн.

Он знал, что Сандра ни за что на свете не поедет на такой машине. Подвергать свою жизнь опасности она очень не любила. Исключением являлись мимолётные романы с гангстерами. Она стала так делать после того, как застала Джона, стреляющего глазами по проходящим мимо девушкам. И, надо признать, Сандра попортила Фонтейну гораздо больше нервов.

Они распрощались, и Джон поехал по направлению к бару «Лайк ин Итали». В голове у него эхом отзвучали последние слова Лекса.

— И вот ты снова здесь, — констатировал бармен, видя входящего француза.

— Да, — кивнул Джон, садясь рядом с Лексом. — Уже успел соскучиться?

— Если бы, — усмехнулся Лекс и тут же сменил тон на серьёзный. — Тут, кстати, слушок пробежал, что кто-то обокрал Голландца Шульца.

Бармен выдержал небольшую паузу, давая возможность Джону самому всё рассказать. Он догадывался, что этим кем-то был именно Фонтейн.

— И? — Джон не желал сам признаваться в воровстве.

— У тебя совсем крыша слетела? — Лекс решил обойтись без лирических отступлений. — Вот, значит, где ты пропадал. Ты не от копов прятался, а от Голландца. Ты чем думал вообще, когда воровал у Шульца? Ты понимаешь, что он тебя теперь из-под земли достанет?

— А ты откуда узнал об этом? — спросил в свою очередь Джон. — Каких-то несколько часов назад ты об этом даже не догадывался.

— Знакомый один поведал, — уклончиво ответил Лекс. — Ты же знаешь, здесь люди о разном болтают, — и добавил после небольшой паузы. — Вот от кого, от кого, а от тебя такого не ожидал.

— Сделай одолжение, заткнись, а, — Джон уже начал уставать от того, что все вокруг считают его идиотом. — Скажи-ка лучше, Эшли до сих пор одна живёт?

Спросив это, он покосился взглядом на одну из официанток. Эшли была высокой, симпатичной девушкой. Косметикой она пользовалась не слишком броской, но это придавало ей только больше шарма. Единственное, что Джона не очень привлекало, это округлые бёдра и выступающая грудь. Однако с этим можно было мириться.

— Заселиться к ней хочешь? — ухмыльнулся Лекс. — А как же Сандра?

— Ну её нахер, — зло сказал Фонтейн. — Видел её сегодня, шлялась с каким-то макаронником.

— Ты поаккуратнее с ними, итальянцы — ребята серьёзные.

— Да, кстати, — Джон вспомнил о цели своего визита и достал сигарету. — Ты вроде что-то упоминал насчёт работы, — Фонтейн чиркнул спичкой и затянулся. — Думаю, деньги мне сейчас нужны гораздо больше, чем принципы.

Примечания

2

Спикизи — нелегальные питейные заведения или клубы, в которых подавались крепкие алкогольные напитки во времена сухого закона (1920—1933) в США.