Камень Души. Книга 1

Андрей Сабо (2024)

Истинная тьма есть истины свет. Тьма — неплохо и нехорошо. Погаси свет и всё вокруг станет тьмой. Но разве тебе плохо?.. Разве тебе страшно?.. Тени не навредят тому, кто погасил свет. Они просто тебя ждут… И исчезают, когда наступает Рассвет. Любое завершение имеет свое начало… И в год Полнолетия Ночи, ты вспомнишь Дорогу Тени и мрак приведет тебя в место отступников веры, а поможет в этом — Камень Души.

Пролог.

Шторм налетел к закату. Небо, как часто бывает в этих краях, затянуло в считанные минуты — низкие тучи навалились свинцовой тяжестью, и хлынул ледяной дождь вперемешку со снегом. Полуденный ветер, набрав полную силу, гнал волны к берегу, швыряя водяную взвесь на прибрежные камни, которые стремительно покрывались ледяной коркой.

Жители прибрежных селений, наученные горьким опытом ранних весенних бурь, спешно оттаскивали лодки и баркасы подальше от воды, намертво крепя их канатами к земле, чтобы не унесло в бушующее море.

Волны обрушивались на берег подобно гигантским молотам, разбрасывая острые брызги по расщелинам и сметая мелкую гальку, словно пушинки. Рев стихии стоял такой, что даже крик у самого уха тонул в нём безвозвратно. Жители Стенуфера укрылись в домах, наглухо заколотив ставни и загнав скотину в сараи и амбары. Ночь обещала быть суровой — ветер усиливался, надвигался снегопад, и весь берег вскоре должен был превратиться в причудливый город из льда и камня.

Но не все искали укрытия в тёплых домах. Одинокая лодка качалась на волнах, упрямо продвигаясь к острову, чей силуэт едва различался среди бушующего моря. Скалистый утёс, возвышавшийся над заливом в лиге от берега, был её целью. Гребец, должно быть, обладал отчаянной храбростью, раз решился противостоять стихии лишь силой своих рук. Его мощные, уверенные гребки вскоре привели лодку к каменному уступу. Крупный мужчина одним рывком вытащил судно на камни, перевернул вверх дном и надёжно приковал цепью. Он поднял руку, всматриваясь в оставленный позади берег, а затем начал подъём по древним каменным ступеням к вершине скалы.

Тридцатифутовый подъем он преодолел за считанные мгновения и остановился у двери каменного дома на ровном плато острова. В окнах горел теплый свет, а из трубы поднимался дым, манящий путника к домашнему очагу. Распахнув массивную деревянную дверь, мужчина быстро вошел внутрь и плотно прикрыл ее за собой. В помещении витал аромат пряных трав и сухих веников, развешанных вдоль каменных стен. На полу лежала ковровая дорожка, сотканная из разноцветных нитей в затейливый узор, напоминающий морозные кристаллы.

Сняв сапоги и оставив их на деревянной скамье, он направился к внутренней двери дома. Открыв ее, мужчина улыбнулся, когда его окутал теплый пар. Из глубины помещения доносились соблазнительные ароматы свежеиспеченного хлеба, душистых трав и самой вкусной в округе мясной похлебки.

— Темнюшка, сними куртку с рубахой и отнеси к камину, — раздался нежный женский голос из глубины дома. — Я приготовила тебе сухую одежду, она на скамье в гостиной. Сейчас подойду.

— Хорошо, звезда глаз моих, — ласково отозвался мужчина, и в его взгляде отразились тепло и нежность к говорившей.

Сняв промокшую куртку, он уверенным шагом прошел в гостиную к камину, где уже была установлена сушилка для одежды. В комнату вошла статная женщина зим пятидесяти в длинном шерстяном платье цвета утренней зари. Подол платья украшала искусная вышивка, выдававшая достаток хозяйки. Поверх платья был надет передник со множеством карманов. В руках женщина держала таз, кувшин с теплой водой и полотенце, расшитое узором в тон её платью.

Каштановые волосы были искусно уложены в толстую косу, а необычные золотистые глаза светились любовью к мужчине напротив. Бородач стянул рубаху и расправил широкие плечи. Не дав жене опустить таз, он заключил её в объятия и нежно поцеловал.

— Темнюшка, дай хоть таз с кувшином поставить, — проворковала она, пытаясь высвободиться из медвежьих объятий.

— Соскучился, душа моя, — улыбнулся он, ослабляя хватку. — Давно ж не виделись.

— С утра всего-то, — рассмеялась женщина, ставя наконец таз и кувшин на скамью. — А теперь обнимай, шатун бородатый.

Он снова прижал её к себе, долго всматривался в золотистые глаза, а потом нежно поцеловал.

— Успели хоть до бури отвезти? — спросила она. — Все целы?

— Успели, душа моя, — ответил он, наклонившись над тазом. — Все целы, даже снасти в сарай Гурта занесли, да развесили их.

Женщина начала лить теплую воду ему на спину. Он, покряхтывая, умыл руки и шею.

— Олэна всё бегает, никого не слушает, — продолжил бородач, умываясь. — Завтра рожать, а она всё помогать рвется. Вот ведь девка неугомонная.

— Завтра свозишь меня к ней, осмотрю, — предложила хозяйка, убирая кувшин. — Срок то ей близко, да не близко. Решим уж, как и что, милый друг, по-женски.

Подав полотенце, она отнесла таз в сени, впустив клубы пара.

— Буря-то надолго, — сказала хозяйка, вернувшись и подняв рубаху. — Может справишь на день-то, а?

— Они сильные, одолеют, — проворчал бородач, просовывая руки в подставленную рубаху. — Сила не в богах, любовь моя, а в надежде и любви к своему делу, что сам творишь, человеческими руками.

— Ну как знаешь, Темнюшка, — произнесла она, повесив сушиться мокрую рубаху и забрав кувшин. — Ужин не любит ждать, остывает.

Она кивнула мужу и направилась в комнату с накрытым столом. Бородач аккуратно повесил полотенце у камина, расправил чистую рубаху и последовал за женой.

В просторной столовой стоял массивный стол, за которым легко разместились бы несколько воинов в полном облачении, даже со щитами. Скатерть украшали те же охранные узоры, что и полотенце. На столе возвышался большой кувшин с горячим элем и корзина с румяными пирожками: с уткой и печенью, с олениной и любимыми хозяйскими — из квашеной капусты с утиными яйцами.

Хозяйка, защитив руки прихваткой, достала из печи объемный горшок с ароматной похлебкой из кабанины с тушеными овощами и кореньями. Дополнила стол соленьями: квашеной морошкой, брусникой и капустой. Разложила нарезанный хлеб и сыровяленую ветчину. Налила мужу эля и наполнила его тарелку дымящейся похлебкой.

В доме не принято было разговаривать за ужином — чем быстрее трапеза, тем скорее хозяйка управится с делами.

Поблагодарив жену поцелуем, бородач устроился в просторном кресле у камина в столовой. Хозяйка принесла свежего эля, наполнила его кружку и оставила кувшин на столике рядом.

Хозяин вытянул уставшие ноги в шерстяных носках к огню, отпил эля и погрузился в уютную тишину угасающего дня. За стенами каменного дома бушевала буря.

Пока муж отдыхал у камина, хозяйка занялась уборкой после ужина. В одном тазу волшебным образом мылись тарелки, в другом — горшки и ложки. Она вынесла скатерть на крыльцо, хорошенько вытряхнула и вернулась в дом. Вся кухонная утварь сама вытиралась полотенцем, мелодично позвякивая, но не разбиваясь, после чего аккуратно расставлялась на полках.

Хозяйка немного убавила огонь в масляных светильниках и усилила сияние настенных светосфер. Наконец, налив себе бокал янтарного вина, она устроилась в кресле рядом с мужем.

— Ты его видел, Темнюшка? — начала она разговор.

— Видел, душа моя, — ответил муж, вглядываясь в огонь.

— И? — вопросительно подняла она брови.

— Силы в нем много, — заметил он, отпивая эля. — Поболее чем у Беллега будет. Да ты и сама ведаешь о том.

— С чего вдруг? — удивилась хозяйка, пригубив вино.

— Заметил сдвинутое покрывало на Кенедрилле, сияние лун моих, — улыбнулся он, украдкой рассматривая её лицо — лицо той, кого знал целую вечность. — Используешь Шар Пути, чтобы увидеть того, о ком говорило пророчество Мирры?

— Просто протирала пыль, любовь моих глаз, — безмятежно ответила жена, повернувшись к огню.

— Не умеешь ты хитрить, душа моя, — хмыкнул он, любуясь профилем возлюбленной. — На это способен только наш брат.

— Ты прав, Темнюшка, — она посмотрела на мужа. — В хитрости и в лжи ему нет равных. Пусть так, но я хотела бы услышать твое мнение.

Он замолчал, зачарованно глядя на свою любовь — её глаза, прямой аккуратный носик, пухлые алые губы, изящную шею.

— Торнвельд его хорошо подготовил, — задумчиво проговорил хозяин. — Среди омнил ему нет равных, но… Он всё ещё слаб.

— Ты же предполагал, что будет не просто…

— Я не в том смысле, сияние моих лун, — перебил её муж. — Его сила безмерна, она восходит ко мне, хоть я и не понимаю как. Он силён духом и телом, а его дар истинного некроманта безграничен. Беллег по сравнению с ним — лишь ласковый котёнок. Но… Ему недостает силы правителя, готового следовать правилу меньшего зла.

— Ты всегда говорил, что это свойственно смертным.

— Но он не смертный — он ДАН и ИСТИННЫЙ НЕКРОМАНТ! — воскликнул хозяин и, успокоившись продолжил: — Прости, за несдержанность, любовь моя…

— Твоя любовь к ним, вела их к могуществу. Объединив народы, они не удержали то, что было необходимо для этого мира. Погрязли в гордости и тщеславии, забыли истоки и Путь Домой…

— Всё так, сияние моих лун, — мрачно согласился муж, отпив эля. — После Беллега достойных не было. И началась месть тех, кого они веками унижали. Что вышло? Великий народ, отмеченный моей тьмой, почти исчез, растворился в небытии. Многие о нём забыли.

— Горько это осознавать, — прошептала жена, сглотнув комок в горле. — Я чувствую, нет, я знаю — он способен всё вернуть, чтобы мир больше не содрогался от боли и ненависти.

— Только Камень Души, сможет показать на что он способен, — угрюмо ответил муж, всматриваясь в огонь.

Они погрузились в молчание. Пламя в камине вспыхнуло ярче, окутав их золотистым светом. За окнами неистовствовала буря — ветер гнал к берегу громадные волны, но здесь, в вышине, слышался лишь его протяжный вой.

— Камень Души исчез в пламени людской ненависти, сердце души моей, — нарушила тишину жена.

— Не совсем так, сияние моих лун, — заметил он. — Осколки Камня уцелели, их сберегли до нужного часа.

— Что? — она удивленно взглянула на мужа. — Почему ты молчал?

— Ждал подходящего момента, — ответил он, улыбаясь. — Один осколок мы доверили нашему другу в Кане, а тот передал его хранителю той, которой суждено стать путеводной звездой для избранного. Другой где-то в саду нашей дочери.

— Хитрец, — промурлыкала жена, улыбнувшись. — Луной, что освещает путь во тьме…

— Другом, что встанет плечом к плечу, — продолжил он, повернувшись к ней. — Любовью, что навеки останется в его сердце…

— И тьмой для врагов его, — добавила она, глядя ему в глаза. — Жизнью, для них обоих…

Буря обрушилась с новой силой. Снег валил сплошной стеной, скрывая всё вокруг — даже вытянутую руку невозможно было разглядеть. Тяжёлые тучи нависли над скалистым берегом, укутав его белым саваном. Море почернело, став темнее низких облаков. Исполинские волны с оглушительным рёвом обрушивались на скалы, бурля и разбиваясь в яростном танце стихии. Мир содрогнулся от мощи бури и застыл в оцепенении… Камень Души очнулся во тьме…