Кремль 2222. Бутово

Андрей Посняков, 2017

Постъядерный мир. Москва. Бутово. Под землей, недалеко от древней станции метро «Бунинская аллея», располагается секретный бункер, построенный еще до Последней войны. В те далекие времена в лабораториях бункера проводились эксперименты по выращиванию супервоинов. Идеальных солдат. Людей, обладающих навыками боевых машин. После войны прошло двести лет. С течением времени обслуживающие проект ученые превратились в привилегированную касту Мудрейших, живущих за счет искусственно выведенных рабов-гомункулусов с тщательно подавленными боевыми генами. Однако иногда эти гены просыпаются… Как проснулись они в некоем юноше по имени Альд, воспитанном одной из Мудрейших в качестве орудия мести. Альд вынужден бежать из бункера в наружный, верхний мир, о котором знает лишь по старинным легендам. Бежать, чтобы выжить… Но сможет ли он вернуться назад для того, чтобы отомстить – за себя, за других и за любимую девушку? Ведь постъядерная Москва полна смертельных опасностей, о которых даже не подозревали жители подземного бункера, сохранившегося со времен Последней войны.

Глава 2

— Наш славный юноша Горм, увы, подвергся воздействию страшной болезни, — окинув взглядом толпу, негромко начал высокородный Дорм. — Мы сделали все, чтобы спасти его… увы… и Мудрейшие иногда не всесильны.

Здесь Дорн помолчал, выдерживая драматическую паузу, а затем, повысив голос, продолжил:

— Это наше общее горе… Но, вместе с тем — и праздник. Праздник жизни! И мы, прощаясь сегодня с Гормом, славим высокородного Александра, подарившего всем нам жизнь! Да, да — если б не его бдительность, Горм заразил бы всех… А потому — восславим же высокородного Александра! Прошу, высокородный… поднимись сюда…

Пораженному до глубины души Альду, конечно же, было очень жаль Горма. Однако, когда Александр поднялся на помост, юноша едва подавил смех: настолько нелепо выглядела сейчас эта пара Мудрейших. Высокий широкоплечий Дорн и приземистый коротышка Александр, выглядевший, как дурная копия Председателя Совета Мудрейших. Причем лица у обоих похожи — квадратные челюсти, темные, глубоко посаженные глаза, зыркающие из-под нависших бровей, словно бы высматривая измену.

— Говори, высокородный Александр, — сделав полшага в сторону, Дорм махнул рукой.

Александр откашлялся. В отличие от того же Дорма, произносить торжественных речей он явно не умел, и большей частью мямлил, откровенно не зная, что сказать…

— Ну… это был славный парень, да… ммм, но он заразился… ммм, едва не убил многих… он опасен, да…

Несчастный парнишка висел на перекладине неподвижно, даже не дергался. Наверное, ему сделали укол или дали какую-нибудь таблетку. Хотя… вряд ли — лекарства стоили дорого, и Мудрейшие не стали б их тратить просто так… на какого-то муна.

Ах, Горм, Горм… И не пожил еще совсем. Надо же — такая беда с им приключилась… А, может быть, во всем виноват его язык? Слишком уж несдержанно юный Горм разговаривал с высокородным Александром. Да что там несдержанно! Прямо обвинил высокородного в гибели своих товарищей. Дурак — как сказала бы высокородная Навия. Впрочем, никто и не учил Горма держать все свои мысли при себе.

Подумав так, Альд вздрогнул: раньше он бы не осмелился и подумать о том, что хоть кто-то из Мудрейших может быть хоть в чем-то виноват! Такого и быть не могло! Но… ведь было. Альд и сам видел… Хотя, нет, не видел — какое-то время был без сознания.

Между тем, высокородный Александр закончил свою речь, вызвав реденькие хлопки у тех, кто стоял рядом с помостом. Что-то сказал и Председатель Совета — и на этот раз аплодисменты оказались куда гуще.

Спустившись с помоста, высокородный Дорм посмотрел в небо, точнее — в потолок. Свет флюоресцентных ламп, спрятанных в нишах, стал заметно тусклее, как, если бы наступала ночь или сумерки. Искусственное освещение фаланстера моделировало дни и ночи довоенного мира.

Грозная полутьма нависла над площадью, толпа замолкла, выжидательно глядя на помост. Альд облизал губы… Ну, вот и все. Скорей бы… лишь бы не мучился Горм…

По тянувшемуся с потолка проводу пробежала искра… Висевший на перекладине подросток задергался, закричал от жуткой невыносимой боли. Многие из мунов закрыли уши руками. Повалил черный дым, запахло жареным мясом… Горм еще раз дернулся и затих дымящейся обгорелой тушей…

— Прощай, славный юноша, — высокородный Дорм снова поднялся на помост и, скривившись, приказал всем расходиться.

— Наши обычные дела ждут нас, мои дорогое. Никто их за нас не сделает. Скорбь скорбью, а жизнь — жизнью.

Все правильно сказал. Все так. Но…

В отличие от многих, Альду и раньше-то не очень нравилось смотреть выбраковку. Вся эта затаившаяся в ожидании толпа, пафосные речи… И смерть. Жуткая, лютая. Дым. Запах паленой человечины. Судороги, запредельно жуткий крик — и смерть. Жаль! Жаль Горма. Наверное, он вовсе и не был заразен. Не болтал бы лишнего — остался бы жив. Ведь, если разобраться, Горм — герой. А высокородный Александр — сука.

Уходя вместе со всеми с площади, Альд опасливо оглянулся, словно бы беспокоился — не подслушал ли кто-нибудь его мысли? Он и сам их испугался — надо же, обозвать Мудрейшего древним ругательным словом! Раньше таких мыслей не было. Нынче же, кроме нехороших мыслей, в душе юноши вдруг проснулось нечто! Нечто такое, что он еще и сам до конца не осознавал. Было похоже, что кто-то думал за него, или, скорее, что-то шло изнутри, из каких-то неведомых закоулков мозга.

Альд вдруг захотел всех их убить! Всех Мудрейших. Особенно — этих двух. Высокородного Александра и высокородного Дорма. Низкорослому хлюпику Александру можно было просто свернуть шею. Подойти, прямо вот сейчас, сзади — одно быстрое движение и… Секунда! С Дормом, конечно, пришлось бы провозиться чуть дольше. Но, не намного. Если действовать быстро, решительно, умело. Тоже подойти, ударить локтем в кадык и — сразу же — ладонью по скуле и шее. Просто широко раскрытой ладонью — даже не ребром. Снаружи на скуле и шее не останется ничего, ни синяка, ни даже покраснения. А вот внутри, под сводом черепа… Кровоизлияние в мозг — и гибель.

Черт! Черт! Черт!

Юноша резко остановился и с силой замотал головой, отгоняя неведомо откуда взявшиеся мысли. Ему вдруг стало страшно: а если это и есть — болезнь? Желание всех убить — главный симптом. Это не Горма надо было подвергнуть выбраковке, а его, Альда! Причем — срочно. Нет, ну, надо же, какие мысли… Надо же, какие… Черт! Черт! Черт!

* * *

— Что с тобой? Ты что такой бледный? Не выспался?

Высокородная Навия казалась участливой и напряженной. Кажется, она искренне хотела помочь. Ну, конечно, искренне… не зря же она научила юношу многому. Даже читать и писать! Да-да, Альд знал грамоту… правда, помня советы наставницы, не показывал этого никому. Даже Эльде. Эльда…

— Ну, поделись же своими мыслями, мальчик, — взяв парня за плечи, Мудрейшая заглянула ему в глаза. — Расскажи все, что чувствуешь. Поверь, будет легче. Тем более — ты можешь рассказывать мне все.

— Я знаю, высокородная, — тихо промолвил Альд.

— Ну, так скажи!

— Сегодня, на выбраковке, я вдруг захотел убивать…

— Ничего удивительного — это все нервы. Ну, продолжай, продолжай.

— И не просто захотел, а точно знал — как это сделать. Как убить вы… некоторых. Убить, и уйти. Смешаться с толпой, затеряться… С Круга я бы ушел. Но, верно, потом меня бы отыскали.

— Ах…

Навия затаила дыхание, боясь спугнуть удачу. Вот оно! Вот то, ради чего она пестовала этого красивого мальчишку-муна. Заложенная в гены гомункулов программа восстанавливалась! Навыки боевой машины — убить, уйти… и снова убить, если надо. Ну, что же, высокородный Дорм! Недолго тебе осталось. Этот славный мальчик мог убить тебя уже сейчас, на церемонии выбраковки. Эх, удобный же был момент… Ничего! Ничего! Еще моменты будут.

Женщина закрыла глаза, зримо вспоминая все то, что хотела бы забыть… но так и не могла. Белые лабораторные стены. Стойка медицинских приборов. Сверкающий хирургический набор — скальпели, ножички, крючочки, еще какая-то хрень… Она, привязанная к столу для разделки трупов. Сталь холодит спину, но Навия не чувствует холода. Лишь боль, одна только боль… И гнусная усмешка Дорма!

— Скальпель… Так… Переверните ее… Держите. Делаем вытяжку из позвоночника…

Боль! Острая жгучая боль!

— Хорошо. Теперь извлекайте плод…

— Но…

— Вытаскивайте! Думаю, именно в плоде то, что нам нужно. Сделаем вытяжки! Быстрей…

— Но, она умрет, высокородный!

— Вовсе не обязательно. Может, и выживет.

— И никогда больше не родит.

— Она и не должна была родить, забыли? Забыли, что она согласилась добровольно…

— Мы обещали ей ребенка…

— Я — никому ничего не обещал! А ну, хватит болтать. Делайте.

— Наркоза не хватит.

— И черт с ним…

Тряхнув головой, Навия едва пришла в себя. Поспешно отвернулась, глотая слезы. Теперь настала очередь удивляться ее собеседнику:

— Что с тобой, высокородная. Ты плачешь?

— Просто соринка в глаз попала.

— Но…

— Ты, кажется, собирался помочь Эльде? Она тебя ждет. Ступай.

Эльда… Почтительно кивнув, молодой человек оставил наставницу в самых расстроенных чувствах. Впрочем, ее чувства Альда сейчас не интересовали… Юная красавица Эльда влекла его куда больше! Тем более, он ведь и правда обещался помочь.

— Я ненадолго, Мудрейшая… Надеюсь, ты будешь в порядке.

— Буду. Иди.

Стеклянная дверь. Заросли смородины и томатов. Теплица. Все та же лаборатория — закуток.

— Здравствуй, высокородная Эльда. Я обещал прийти.

Девушка резко обернулась. Голубые глаза сверкнули бесконечностью океана. Губы растянулись в улыбке:

— Ах, Альд. Ну, что? Снимешь показания сам?

— Конечно, высокородная…

Сегодня Эльда была одета иначе. Да, обычный белый лабораторный халат, но под ним не голубая роба, а узенькие линялые штаны и короткая блузка из какой-то блестящей материи. Очень красивая, кстати сказать.

— Выскородная… ты так красиво одета!

Записав показания приборов в знакомый блокнот, юноша вернулся быстро.

— Красиво? — девчонка махнула ресницами. — Ах, да. У нас же сегодня вечером — праздник. Ну, на нашем уровне.

— Желаю хорошо повеселиться, высокородная.

— Да ну! Какое там веселье — скука.

Эльда неожиданно запнулась, вспомнив вчерашнего механика. Конечно, этот Гирн — гнусный нахал, но… Он подстерег ее утром, прямо у дверей. Выглядел виноватым, долго извинялся, а потом вдруг подарил акварельные краски и кисточку. Так сказать — загладить вину. Ничего другого обиженная девушка от нахала и не приняла бы, но это… Словно бы Гирн знал. Так ведь, верно и знал. Прознал как-нибудь. Может, когда заходил, рисунки случайно увидел…

— Поверь — от чистого сердца, стало быть. Ну, не дуйся, красотка. Обидеть тебя я вовсе не хотел. Просто подумал, что… Останемся друзьями, ага? Мир?

Против красок Эльда не устояла:

— Мир, ладно. Но…

— Понял, понял, понял! Ла-адно, пока. Кстати! Захочешь научиться целоваться — обращайся всегда!

Целоваться, хм… Что такое поцелуи, юная красавица знала. Читала в старинных книжках. Но, вот попрактиковаться наяву как-то было не на ком. По крайней мере, пока. Мудрейшие — двухсотлетние старцы — были практически равнодушны к женскому полу. Увы, вытяжки из спинного мозга мунов, способствуя долголетию, резко снижали потенцию, и тут уж приходилось выбирать. Кстати, этот ушлый механик Гирн наверняка проживет недолго. Еще лет сто — пожалуй, и все. А то и меньше.

— Ты обещала показать рисунки, высокородная…

— Да-да, я принесла. Да не называй ты меня так! Хотя бы, когда мы вдвоем. Зови просто Эльда. Красивое имя?

— Красивое. Как и ты…

— Вот… глянь…

Немного смутившись, девушка протянула Альду тетрадь — скрепленные вместе листы белой бумаги.

— Вот это я училась… Вот яблоко, видишь? Вот оно карандашом, а вот — гуашью. Гуашь — это такая краска, она есть у маркитантов… ой!

— Я знаю, кто такие маркитанты, вы… Эльда.

— Знаешь? Ну-у… ладно, проехали.

Усадив юношу на скамью, красавица подвинулась ближе, так, что ее мягкие золотистые волосы коснулись щек Альда.

— Это — классика. Это — в технике импрессионизма, вот кубизм, а вот — пуантилизм… это когда краски не смешаны и накладываются вот так, точками…

— Здорово! — восхищенно отозвался молодой человек. — Честное слово — здорово. Я бы никогда так не смог! Да и никто другой.

— Ну-у… скажешь тоже, — юная Мудрейшая покраснела от удовольствия аж до самых ушей.

— А откуда ты все это знаешь? — Альд подвинулся еще ближе, ощущая теплое бедро Эльды. — Про все эти измы?

— Ах да! Я ж книги читала… Я хотела показать… Принесла. Смотри! Это называется — альбом. История живописи.

Достав большую, без обложки, книгу, девушка разложила ее на коленках.

— Вот — Эль Греко… Рафаэль, Караваджо… вот Коро — смотри, как ветер гнет деревья! А вот это — импрессионизм… Моне… Писсарро… Ренуар… А вот это — Дега. Где балерины. А вот это — Сезанн… Тулуз-Лотрек…

— Как тут все неистово! — не удержался Альд. Он и в самом деле заинтересовался.

— Неистово? — Эльда неожиданно рассмеялась. — И в самом деле — очень даже подходящее слово. Вот дальше… кубизм… символизм, Дали… а вот абстракционизм — это наше все, русское. Малевич, Кандинский!

— Ничего не понимаю! — незаметно обняв девушку за поясницу, честно признался молодой человек.

— И не поймешь! — высокородная, шутя, стукнула его по носу пальцем. — Не поймешь, потому что не знаешь. Но… я тебя научу… если ты захочешь.

— Уже хочу! Очень.

— Понимаешь, настоящий художник вовсе не обязательно должен ублажать толпу. Рисовать красивенькие картинки, приятные глазу обывателя. Вовсе нет! Художник должен выражать мир. Свое отношение к миру. В этом все дело — вот так.

Эльда вновь пролистнула альбом и, скосив глаза, тихонько спросила:

— Тебе кто больше нравится?

— Вот этот вот… как его…

— Ван Гог!

— Да, Ван Гог. Где подсолнухи. Только больно они у него маленькие. Не как у нас.

— У нас — генномодифицированные, — снова засмеялась девчонка. — А вот эта картина? Это Моне. Смотри, какое небо!

— Как твои глаза… — прошептал Альд.

Его ладонь давно залезла деве под блузку… и было так приятно сидеть рядом с юной златовласой красавицей, ощущая манящую теплоту ее тела! Кажется, девушка это все чувствовала… и, кажется, была не против…

— Какие у тебя чудные глаза. Альд. Синие-синие… Я таких ни у кого не встречала… А ну-ка, закрой их!

— Ага…

Выдохнув, Эльда прикоснулась к губам юноши своими губами… сначала не очень-то решительно, нежно… но потом…

Потом — едва оторвалась, выдохнула…

— Это называется поцелуй, друг мой.

— Поцелуй… Здорово! Еще будем?

Упал на пол альбом. Сползла с девичьих плеч блузка…

— Высокородная Эльда! Нам дальше полоть?

Черт!

Хорошо, хоть постучались. Вежливые.

— Да-да… Я сейчас гляну.

Девушка быстро облачилась в халат, вышла, велев Альду сидеть тихо и ждать. Прошла в дальний конец теплицы, где работали юные муны. Кого-то похвалила, кого-то и поругала, наметила фронт работ.

— Смородину собирайте. С каждого — по четыре кружки.

— А какую именно, высокородная Эльда? Красную или черную?

— Да любую.

Когда девушка вернулась в лабораторный закуток, Альд засмеялся:

— Высокородная! Ты блузку забыла надеть.

— Ой! И впрямь. Ладно, сейчас переоденусь.

Эльда сбросила халат… И юноша уже был рядом, обнял… И снова поцелуи, и жаркие объятия, и… Впрочем, дальше поцелуев дело не дошло. Пока…

На следующий день все повторилось. И на другой день. И потом… Томительные чувства обоих выплескивались в экстазе, бурно зарождающаяся любовь крепла с каждым днем, с каждым часом, с каждым мгновением…

Впрочем, хватало времени и просто для дружеского общения. Больше говорила Эльда… она и знала больше.

— Что такое генномодифицированные продукты? Ну-у… как тебе объяснить. Постараюсь… Это древняя наука. У нас вообще здесь много древних вещей. Вот, к примеру, как думаешь, почему твоя роба никогда не мнется, не рвется и почти не пачкается?

— Наука?

— Вот именно. А обувь? Вот эти твои мокасины… Не промокают, но, вместе с тем — дышат. Садятся точно по ноге — подходят каждому… Что? Что такое фаланстер? Как — что? Ах, откуда такое название? Ну… даже и не знаю. Нет, читала что-то. Но, настолько скучно — до конца не осилила. Кто-то из древних авторов воображал себе идеальный мир. Фурье, Оуэн? Или Достоевский, Чернышевский. «Четвертый сон Веры Павловны».

— Чей-чей сон?

— Да ничей, не бери в голову. Просто из какой-то книжки.

Навия, высокородная Навия, одна из Мудрейших, конечно же, заметила зарождавшиеся почти на ее глазах отношения. Все чаще и чаще Альд уходил в теплицу, используя для свиданий любой повод. Уходил и без повода, невзирая на возможное наказание. Уходил, чтобы…

Чтобы уединиться с этой… Навия грязно выругалась и тут же осеклась. Где-то в глубине души она все же надеялась, что это просто встречи, без всяких там поцелуев-лобзаний или чего-то большего. Правда, Альд стал скрытным… Но, она же сама парня этому и учила! Да и вообще, какое ей дело…

Мудрейшая закусила губу. А ведь было, было дело! Да, она пестовала Альда, как орудие мести, в память о нерожденном сыне. Однако, если уж быть до конца честной перед самой собой, Навия и сама не могла бы сказать с определенной точностью, с каких это пор этот красивый синеглазый юноша вдруг стал вызывать у нее совершенно иные, вовсе не материнские, чувства? Мун! Он всего лишь мун. Выращенный в пробирке гомункул с подавленными генами боевых машин! Бесправный работник, раб. И все же…

Может быть, прекратить все? Составить изысканно-убойный донос на юную Эльду — о, Навия это умела! Если грамотно все описать, то от этой противной девчонки не осталось бы и следа… Однако, с другой стороны, Эльда — не обычная девушка. Не такая, как все высокородные. Помесь! Гибрид! По решению Совета именно Навия и должна была присматривать за девчонкой, и тут же доложить, если что-то в ее развитии вдруг пойдет не так. Получается, она же, Навия, все и проморгала? Да, если арестуют Эльду, возьмут и Альда, Дорн не дурак, дознается. И что тогда? Пусть этот черт радуется жизни и дальше? Идею мести в таком случае придется отложить. Разве что самой взяться за кинжал. Возможно, тогда Навия и добьется своего, хотя — далеко не факт, у Дорна имеется охрана. Дюжие парни из мунов. Безмозглые, прикормленные и преданные. Правду сказать, Навия вовсе не собиралась подставляться сама. Пусть Альд убьет Дорна, а там… А там поглядим! Хотя… все же, жаль, если Альда казнят. Ах, эти синие, синие очи! Адьд… Неужели он с этой…

* * *

Мудрейшие называли его вестибюлем. Закопченные остатки высотки — шесть с половиной этажей, все остальное было напрочь срезано лазером во время сражений Последней Войны. Странно, но кое-где еще сохранились оконные стекла, точнее говоря — их осколки. В большинстве же своем, вестибюль безразлично смотрел на мир темными провалами окон, похожих на пустые глазницы черепа. Честно сказать, и мир-то вокруг был таков, что смотреть на него не доставляло никакого удовольствия.

Бутово — обычный спальный район — пострадал от прямых военных действий не очень-то сильно. Однако потом, когда объявились мародеры и одичавшие биороботы, все быстро стало по-другому. Био — созданные сумрачным заокеанским гением боевые машины на живых мозгах — жгли и взрывали все, что попадалось им на пути. Пока было чем стрелять, правда. Но и того вполне хватило для того, чтоб превратить целые улицы в груду дымящегося щебня. Местами было вообще не пройти, а кое-где все оставалось по-прежнему. Средь островков неожиданно воспрянувшей после войны зелени умиротворенно торчали мирные серые пятиэтажки, даже детские площадки кое-где сохранились, кажется, закрой глаза — и услышишь голоса играющей ребятни.

Стояла осень, росшие невдалеке желто-красные клены лениво роняли листву, отражаясь в серебристых водах пруда, что начинался сразу за полуразрушенной эстакадой. Кто из роботов-гигантов — скорее всего «Маунтин» четырнадцатой или двенадцатой модели — верно, шутки ради, завязал рельсы узлом. Бантиком, как на ботиночках! Шутник, блин. Извращенец.

Как бы то ни было, а здесь, на самой окраине Москвы, при всей кажущейся пустынности, все же было небезопасно. Бродячие шайки одичавших «новых людей» — нео, группки трупоедов вормов, да кто только не скрывался в здешних развалинах! Правда, для нападения на фаланстер сил у всей этой братии было маловато. Вестибюль защищало два боевых робота и два патруля — на шестом этаже и внизу, у входных ворот из сварного железа. Два станковых пулемета — вверху и внизу, в патрулях — только Мудрейшие, мунов на поверхность не допускали, да они и не знали о том, что на земле еще возможна какая-то жизнь. Кто б им сказал-то!

Крупнокалиберных пулеметов и роботов системы «Раптор» вполне хватало, что защитить вход в фаланстер от разного рода «нечисти», как высокородные скопом именовали все формы послевоенной жизни.

Серое небо нависало над развалинами и эстакадой, порывы внезапно налетевшего ветра принесли откуда-то запах гари и дым. Ветер же и разогнал тучи, так, что нужный дождь, хлеставший все утро, наконец, кончился, и где-то в вышине заблестел кусочек чистой небесной лазури.

— Ну, слава те! — глянув вверх, довольно ухмыльнулся один из патрульных, высокородный Павел. — Скорей бы смена пришла, надоело уже тут мокнуть.

— Да мы хоть под крышей, — напарник, высокородный Макс, кивнул на козырек над широким крыльцом, обложенным по всему периметру мешками с песком и щебнем. Какая-никакая — защита. Плюс — пулемет. Плюс — «Рапторы». Правда, сейчас один из роботов вместо патрулирования уныло лежал на боку и раздраженно жаловался на жизнь. То есть, жаловался, если бы ушлые патрульные не отключили голосовую связь. А что? Надоел уже! Ноет и ноет. Раз сломался, так лежи себе спокойненько, ремонтников жди. Чего ныть-то?

Роботы, к слову сказать, ломались часто. Старые уже были, ржавые. Да и «пристяжи» — мелких роботов обслуги — уже не хватало. Поразбежалась «пристяжь», а частью — вышла из строя. Тут бы ««Рапторов»-то в боевом состоянии удержать, не до прочих! Больно уж дорогие у маркитантов запчасти.

— О! — один из патрульных — Макс — вдруг отвернулся от пулемета и к чему-то прислушался. — Слышишь — лифт заработал! Неужто, смена сегодня пораньше?

— Ага, смена, — Павел скептически ухмыльнулся. — Жди! Ремонтники это скорее всего. Явились, наконец. Починить нашего ящера!

Боевые роботы серии «Раптор» и впрямь напоминали древнего ящера, которого, собственно, конструкторы и копировали. Один из самых массовых боевых роботов Последней Войны, сравнительно небольшой, около десяти метров в длину, на мощных пружинистых лапах, с цепкими передними конечностями, «Раптор» прославился тем, что вел боевые действия «волчьими стаями». Имел легкую конструкцию из авиационных сплавов, стремительные обводы и обладал повышенной агрессивностью. Эти био специализировались на ближнем, контактном бою — благодаря высокой скорости и маневренности, имели большие шансы прорвать оборону и устроить кровавую резню непосредственно в рядах противника. Они были эффективны и против танков, так как умение резко маневрировать затрудняло прицеливание танковых орудий, а передние конечности роботов были будто специально приспособлены для того, чтобы вырывать с корнем танковые башни, пользуясь орудийными стволами, как рычагами.

Хорошая машина, что и сказать. Еще бы техобслуживание делать вовремя, да запчасти иметь, всякие там расходники, «ЗИПы».

Загудев, лифт остановился где-то в глубине вестибюля. Послышались чьи-то гулкие шаги и свист — кто-то фальшиво насвистывал какую-то древнюю песенку…

Услыхав свист, патрульные довольно переглянулись и как-то сразу воспрянули духом. Словно знали, кто к ним сейчас придет. Так ведь и знали же!

— Здорово, Гирн!

— Привет, парни. Чего такие скучные-то? Кашей с утра объелись?

— Ага, объешься тут. А мы тебя с утра ждем. Ты что так долго?

— Так, а вы что хотели-то? — усевшись рядом с патрульными на старую шпалу, высокородный Гирн поставил возле пулемета небольшой чемоданчик и хмыкнул. — Напарник заболел, старый уже стал — вот и потекли мозги. Я теперь один… почти. Ну, Коля еще и Федор. И все! Трое нас! Тро-е. Мы и сантехники, и механики, и еще черт знает, кто. Как говаривали в старину — со скуки на все руки, так-то! Ну, где ваш болезный, показывайте? Будем лечить.

— А вон он валяется, не видишь?

— Ага!

Повернув голову, высокородный Гирн увидел лежащего невдалеке «Раптора». Длинный стальной хвост его скрывался за углом здания, могучие задние «лапы» были согнуты в сочленениях и прижаты к тускло блестевшему корпусу, словно бы боевой робот был маленьким ребенком и сейчас вот собрался спать — согнувшись и натянув на себя одеяло. Грудные манипуляторы био застыли в какой-то нелепой позе — то ли собрались дать кому-то в морду, то ли — натянуть воображаемое одеяло. Вытянутая морда робота казалась невообразимо грустной, да вообще, весь общий вид валявшейся на земле боевой машины вызывал жалость.

— Никому не нужная куча металлолома, — ухмыльнувшись, механик распахнул чемоданчик и вдруг стукнул себя ладонью по лбу. — А где второй-то? Что-то я и его не вижу совсем. Неужто…

— Да нет, — поскребывая челюсть, засмеялся Макс. — Второй на маршруте, патрулирует. Только что во-он за пятиэтажки зашел.

Высокородный Павел торопливо добавил, не отрывая взгляда от распахнутого чемоданчика:

— Вроде нормально все с ним. Нет, так давно бы сирену включил. Это у тебя что там во фляжке, а?

— Спирт, — повел плечом Гирн. — А вы что думали? Лично Мудрейший Дорм на протирку роботов выдал.

— Что-то он мало выдал!

— Сказал — только для микросхем.

— Сволочь! — переглянувшись, хором резюмировали патрульные. — Гадюка та еще.

Они оба были очень похожие внешне, как впрочем, и все Мудрейшие. Смуглые, коренастые, с глубоко посаженными глазами и короткой — ежиком — стрижкой. Только у высокородного Павла нос — крючком, а у Макса — картошкой. Ну и уши — у Павла большие, тесно прижатые к черепу, а у Макса маленькие, аккуратные, но оттопыренные и торчащие, словно радары.

Председателя Совета Мудрейших многие в фаланстере не жаловали, особенно из вот таких, «простых» людей, как собравшиеся сейчас у пулемета. Да, и они были высокородными — механиками, инженерами, охранниками даже. Только никому из них не пришло бы и в голову поставить себя на один уровень с Дормом или ему подобными — учеными. Нет, формально среди Мудрейших заявлялось полное равенство, только вот, как говорилось в одной древней книге: все равны, но некоторые — ровнее других.

— Вчера только прочитал, — высокородный механик Гирн повторил запавшую в память фразу. — Хорошо сказано, прямо про нас!

— Меньше б ты болтал, Гирн! Дольше бы жил, — покачал головой Павел.

Механик неожиданно выругался — не просто так, а с явным остервенением, грубо:

— Не будет меня — вся техника в фаланстере встанет! И так-то уже все сыпется… вон, хоть того же «Раптора» возьмите. А потому — что хочу, то и говорю! Буду еще кого-то бояться, вот еще! Пусть они боятся, ага. Вот, канализация-то потечет… посмотрю я на всех этих Дормов! А вообще, нам, механикам, тяжело. Это вы тут вот сидите, а мы… Мало нас, вот в чем дело.

— То-то я и смотрю — ты все книжки читаешь, — ухмыляясь, вскользь заметил Макс. — Значит, есть время в библиотеку зайти. У нас вот — нету.

Гирн раздраженно нахмурился:

— Сами ж знаете, у книг я обложки рву — картон хороший, для прокладок годится. Чем у маркитантов-то втридорога покупать… Ну, которую книгу иногда и прочту… пару страниц, больше некогда. Ладно, хватит тут болтать, пойду, поработаю. Вон, «Раптор»-то весь заждался.

Захлопнув чемоданчик, высокородный Гирн направился к роботу…

— Эй, эй! — Павел неожиданно вскочил, лихорадочно зашарив по карманам камуфляжной крутки. — Чип-то забыл, ага. Стой, говорю. Он же тебя сейчас…

— А зачем мне чип? — перекинув чемодан из руки в руку, спокойно обернулся механик. — Наши-то роботы меня знают. Чай, не чужие, ага. Вон, подмигивает уже… бедолага.

И в самом деле, поверженный «Раптор», завидев Гирна, приветливо замигал фарами. Тускло так замигал, вроде как, жалуясь… но еще и с радостью, и с надеждой.

— Смотри-ка! И впрямь, за своего держат, — патрульные недоуменно переглянулись.

— Вот уж не думал, что так может быть, что можно без чипа, — покачал головой Макс.

Его напарник почесал крючковатый нос и хмыкнул:

— Нас-то небось не подпустил бы. Зарядил бы хвостищем… или чем другим.

— Так мы ж его не ремонтируем, — высокородный Макс неожиданно засмеялся. — И к чему это у тебя нос чешется, а?

— Да ни к чему! — Павел нахмурился. — Говорю же — сволочь этот Дорм. Гадюка!

Кстати, сказать, о том, как его обзывают некоторые из Мудрейших, Председатель Совета был осведомлен прекрасно. По окончании боевого дежурства каждый патрульный писал рапорт… щедро поливая грязью напарника. До каких-либо репрессий дело доходило редко, но рапорта копились, подшивались в особую папочку, где и лежали до поры, до времени. Чтоб на каждого был компромат! Иначе как руководить-то? Как власть удерживать?

Пока патрульные переговаривались, высокородный Гирн уже подошел к самому брюху «Раптора», и, достав гаечный ключ, уже намеревался открыть заслонку блока питания. Как и все боевые машины — био, — «Раптор» питался любой органикой. «Сервы» — или патрульные, когда как — загружали ему в реактор трупы… а иногда — и живых пленников, роботу было все равно.

Поверженный исполин вдруг заурчал, заморгал прожекторами-фарами, будто хотел что-то сказать. Так ведь и хотел — и механик его понял прекрасно.

Опустил ключ и задумчиво почесал затылок:

— Говоришь, блок питания в норме? Хм… Значит — левая «лапа». Видать, тяга перетерлась — всего-то. Сейчас поглядим… Э! А где бездельники? Такую пустяковину и они могли б исправить… Эй! Долболобы железные! Чертовы сколопендры… вы где?

С противоположного бока «Раптора» донеслось жужжание, и к ногам механика выкатились не слишком большие, но жутковатые с виду твари, напоминающие металлических пауков с вытаращенными глазами-оптикой и множеством железных манипуляторов. Ремонтные роботы, так называемая «пристяжь», в задачи которых входила поддержка технического состояния боевых машин, а также спасение собственной бронированной шкуры любой ценой — без должной технической поддержки оба боевых робота долго не протянули бы.

— Ну, что, бездельники? — добродушно усмехнулся Гирн. — Говорите, не привод? Ладно, ладно, сейчас поглядим… Розетки работают у кого? У тебя… ага… Ну, иди сюда, сейчас воткну паяльник. А ты держи дампу. Вот так!

За всеми манипуляциями высокородного с интересом наблюдали патрульные — а чем им было еще заняться? Весь этот ремонт — какое-никакое, а развлечение. Вот и пялили глаза, время от времени отпуская весьма едкие комментарии, касательно того, откуда растут руки у высокородного Гирна.

Впрочем, кроме них был и еще один наблюдатель. Невдалеке, в развалинах, скрывалось чрезвычайно жуткое существо с огромной зубастой пастью, занимавшей почти половину уродливой головы. Огромные сверкающие глаза-плошки, фасеточные, как у насекомого. Между глазами и пастью покачивались тараканьи усы-антенны длиной с полметра каждый. Торс человеческий, но вместо рук — осминожьи щупальца с присосками, а ноги вывернуты коленками назад и оканчиваются страшными пилами, одного удара которых было бы вполне достаточно, чтобы перерубить человеческую шею или конечность.

Несомненно, сей жуткий монстр был бы тотчас уничтожен «Рапторами»… или расстрелян из крупнокалиберного пулемета… Если б его заметили бы!

Однако, нынче отвлеклись все. И роботы, и патрульные. Так что чудище, вряд ли рискнувшее бы проникнуть в фаланстер в иное время, нынче сыграло ва-банк! Улучив момент, метнулось к высившейся за крыльцом системе забора воздуха. Тварь пробиралась так ловко и быстро, что, казалось, вдруг совершенно исчезла из виду. Только мелькнула между патрульными легкая, едва заметная тень…

Тем временем, распахнув кожух левого заднего манипулятора, механик быстро обнаружил неисправную микросхему, и так же быстро ее заменил — сноровисто и умело. Улыбнулся, и, довольно потерев ладони, похлопал «Раптора» по броне.

— Ну, поднимайся уже, бездельник, хватит тут ночевать!

Огромный боевой робот поднялся на ноги с неожиданным проворством и прытью, и это было весьма впечатляющим зрелищем для всех! Будто бы встал на дыбы небольшой бронепоезд. Встал. Поводил башкой… заурчал… рявкнул сиреной, и ускакал, скрывшись за развалинами на патрульном маршруте.

* * *

На одном из свиданий… Да! С некоторых пор романтические встречи влюбленных уже можно было назвать именно так, именно этим древним словом, ибо ничего другого и не подберешь. На одной из таких встреч — свиданий — Эльда рассказала своему возлюбленному о внешнем мире. О том, что там вовсе не населенная чудищами выжженная пустыня, как говорили мунам. И что с того, что постъядерный мир вовсе не такой, как прежний? Радиация оказалась не такой уж и страшной, а кое для кого — так вообще, оздоровительной, если можно так выразиться. На поверхности, в развалинах древней Москвы, кроме монстров, оказывается, обитали многочисленные разумные существа — люди, новые люди — нео, и прочие. Эльда и сама толком не знала обо всех, но все же она периодически выбиралась на поверхность: на ярмарку, что разбивали маркитанты возле старой железнодорожной платформы. Не так часто, но — выбиралась. Впрочем, наверное, чем дальше, тем маркитанты приходили бы чаще, ибо не так уж и много времени прошло с тех самых пор, как Мудрейшие осмелились выбраться из фаланстера наружу.

— Торговцы рассказывали, будто сохранился Кремль — древняя крепость. Там тоже живут люди, защищаются, как могут, от нечисти. Еще есть какой-то НИИТЬМы — подземные исследовательские лаборатории, почти как у нас.

— Вот бы с ними связаться!

— Если они готовы к сотрудничеству. А вдруг — нет? Мы же ничего толком не знаем, — Эльда с сомнением покусала губы, искоса поглядывая на Альда.

Тот слушал внимательно, не перебивая, лишь иногда задавая уточняющие вопросы:

— Ты сказал, охрана фаланстера надежна?

— Более чем, Аль…

Аль… так ласково девушка теперь называла возлюбленного, он же ее — Эля.

— Суди сам: два станковых пулемета… это, как «калашниковы», только больше, плюс два боевых робота — «Раптора».

— Роботы?

— Боевые машины, похожие на животных. Умные, безжалостные, сильные. Ну, про животных я тебе рассказывала… Книжку про динозавров прочел?

— Давно уже. Принесу завтра. Она у высокородной Навии, в лаборатории, в столе.

Альд врал. Просто не хотел расстраивать любимую. Небольшую, с забавными картинками, книжку, он вынужден был принести в казарму. Просто не успел вовремя убрать, когда читал в оранжерее. Кто-то из высокородных внезапно заглянул… пришлось срочно прятать книгу под одежду, а там уж было не выбросить. Пришлось спрятать под матрас.

— Для того чтобы выйти из фаланстера, каждый из высокородных должен получить пропуск со специальным чипом. Именно на чип настроены роботы, если его не будет, «Рапторы» откроют огонь…

— У них автоматы?

— Пулеметы. И лазерные пушки. Но, зарядов почти нет, зато много метательных дисков и всего такого прочего. Враг не пройдет!

— Значит, без чипа — никак?

— Никак. Даже если кто-то проберется наверх через вентиляционные шахты. Они как раз под пулеметы выходят. И — под «Рапторов». Кстати, — Эльда вдруг вспомнила что-то интересное. — Когда я последний раз была наверху, в нашей группе старшим был высокородный Николаус, член Совета. Так вот — у него никакого пропуска не было. Однако, роботы его пропустили… И знаешь, почему?

— Почему?

— Потому что у всех членов Совета чип вшит под кожу. Вот здесь, на левом предплечье. Привилегия у них такая, что ли. Везде и всюду могут ходить.

— А другие Мудрейшие?

— Далеко не везде.

— Значит, равенства нет и среди высокородных?

— А, пожалуй, так.

Еще они просто болтали за жизнь. Шутили, смеялись, читали принесенные Эльдой книжки. И целовались, конечно, — как же без этого-то? Правда, приходилось таиться. Далеко не всегда теплица, за которую отвечала девушка, простаивала безлюдной. Почти всегда — нет. Кто-то рыхлил почву, кто-то собирал ягоды, кто-то обрезал ветки — работы хватало. Да еще высокородная Навия… Альду иногда казалось, будто она знает все. Ну, если и не знает, то что-то подозревает — точно.

Свидания были быстрыми. В основном во время работы, перед обедом или перед ужином, когда муны уже строились для похода в столовую. Минут десять — пятнадцать. Поцеловались, поболтали, обнялись… вот и все! На большее просто не хватало времени. Эх, если бы весь вечер! Увы, оставалось лишь ждать и надеяться. Что Альд с Эльдой и делали.

* * *

Вскоре вновь подошла очередь Альда идти в патруль. На этот раз не в оранжерею, а в конце Второй Эспланады, где был разбит небольшой, но уютный парк с акациями и рододендронами. Белые и розовые цветы пахли так потрясающе, что по парку не брезговали гулять и высокородные, благо лифтовые шахты находились совсем рядом. Аккуратные дорожки, посыпанные желтой каменный крошкой, клумбы с ромашками и васильками, специально посеянная трава, пластиковые скамеечки. И, самое главное, огромное — во всю торцовую стену — панно, изображавшее заход солнца. Это был еще тот, довоенный мир — с веселыми улыбающимися людьми. На высокой нарисованной эстакаде голубели вагоны только что прибывшего поезда, по широкой лестнице спускались люди, чуть позади серебрился пруд, в спокойных водах его отражались разноцветные высотные здания и золотисто-оранжевая солнечная дорожка.

Наверное, весь довоенный мир был именно такой — спокойный, тихий и добрый. Что же его не сохранили-то, что?

Эльда частенько приходила сюда, правда, рисовать при всех стеснялась, просто запоминала все, что изображено, а потом, уже дома, по памяти делала наброски.

— Раз-два, раз-два… Становись! — командовал Мудрейший Николаус. Высокий, подтянутый, в темно-зеленой фуражке с лаковым козырьком, он чем-то напоминал какого-нибудь знаменитого древнего генерала, Наполеона Македонского, Ричарда Невского, Александра Львиное Сердце… Совсем недавно о них рассказывала Эльда. Эльда… Эля… Солнышко! Как же так случилось, что высокородная обратила внимание на какого-то муна?! Может, дело не только в Альде, но и в ней самой? Ну да, она ведь не обычная Мудрейшая…

— Разговорчики в строю! Старшие патрулей, получить оружие!

Оружие принес высокородный Александр. Точнее — спустил в лифте, а дальше тачку уже подхватили муны. Арсенал располагался на минус первом уровне, где обитали исключительно Мудрейшие.

Высокородный Александр. Надменный, вечно в наушниках. Может, потому он и не услышал тогда зов? И как ловко подставил несчастного Горма! Ах, Горм, Горм… как тебя угораздило-то!

Юноша передернул плечом, удивляясь собственным мыслям. Он ведь присутствовал на выбраковке и раньше, и неоднократно. Все муны должны были присутствовать. И почти все Мудрейшие.

Но никогда раньше Альд почему-то не воспринимал казнь так, как в случае с Гормом. Ведь малолетний бедолага вряд ли был заражен, скорее всего, просто непозволительно распустил язык, осмелясь спорить с высокородным. За что и поплатился! Горм — герой, а высокородный Александр — сволочь. Неужто, его снова назначат старшим патруля… Ну-ка, ну-ка…

— Гомункулусы Корс, Касп, Реут и Варг! Пятая оранжерея. Старший — высокородный Филипп… Гомункулусы Фергюс, Монк, Арист и Велей — третий вещевой склад. Старший — высокородный Александр…

А вот это — славно! Здорово. Повезло.

— Гомункулусы Волг, Кай, Альд, Лубим — парк Второй Эспланады. Старший… старшая — высокородная Эльда.

Эльда! Черт! И как же он ее не узнал-то? Вон же она, рядом с высокородным Николаусом. Видать, получает инструкции. А выглядит — потрясающе! Альд не мог отвести глаз.

Девушка была одета в короткие камуфляжные шорты и такую же курточку с подкатанными рукавами. Толстые носки, необычные походные ботинки, на широкой портупее — нож в кожаных ножнах, ну и автомат Калашникова на шее, как же без этого? Да, еще — шлем, потому-то Альд ее сразу и не заметил. Защитного цвета шлем с надвигающимся на глаза забралом — очками, позволяющими видеть и в темноте. Из-под шлема хулигански выбивались знакомые золотистые локоны.

Подходя к возлюбленной за оружием — копьем и кинжалом, — Альд едва сдержался, чтоб не сказать в очередной раз, какая она красивая! Как ей идет этот воинский наряд, особенно…

— Ста-а-новись! — зычно скомандовал высокородный Николаус. — Шаго-ом… Арш! Раз-два, раз-два… Левой плечо впере-од… Раз-два, раз-два…

Несомненно, высокородному Николаусу очень бы хотелось отдать еще один приказ — «Песню… за-пе… вай!». Однако, увы, муны песен не знали, никто их этому не учил — слишком уж интеллектуально. Осторожничал Председатель Дорм, осторожничал! Но, может, он был и прав: а вдруг звуки военного марша разбудили бы у кого-то из мунов навыки боевой машины? Тогда снова выбраковка? Зачем? Вот и шагали молча. Раз-два, раз-два…

Эльда тоже вышагивала. Стучала тяжелыми ботинками по асфальту. Шли, правда, недалеко — до конца парка. Там же и расположились — у картины.

— Гомункулусы Кайк и Лубим — левый фланг. Волг и Альд — правый, я — в центре, в беседке, — высокородная быстро расставила посты.

Альд оказался в паре со здоровяком Волгом, туповатым даже для мунов, и это давало определенные надежды. Может быть, удастся посидеть рядом с любимой, поболтать… Хотя, вряд ли нетерпеливому юноше стоило сейчас тешить себя иллюзиями. Патрули строго проверялись, тем более здесь, в парке. Высокородный Николаус явно не откажет себе в вечерней прогулке по красивым аллеям. Заодно — проверит посты и старшую.

Так и было. К вечеру уличное освещение начало тускнеть, часть потолочных фонарей и вовсе погасли, имитируя наступление сумерек. Зато зажглись другие фонари — изысканно ажурные, на чугунных столбиках вдоль аллей, быстро наполнившихся людьми. Кроме высокородных, здесь гуляли и муны — никто им не запрещал бродить по своему уровню. Правда, особого веселья среди гомункулусов заметно не было, они вообще не умели веселиться и в большинстве своем были чужды эмоций. Иное дело — Мудрейшие. Многие из них были в старинных костюмах, это считалось особым шиком, выйти в таком костюме вечером, в парк. Элегантные седовласые господа во фраках и при галстуках, а кое-кто — и в древнем мушкетерском плаще. Молодящиеся дамы в коротких фривольных платьицах и блестящих лосинах, с большими пластмассовыми серьгами — клипсами — в ушах. Церемонные поклоны, светские беседы, смех…

Ближе к Эспланаде слышался стук шаров — там были установлены бильярдные столы. Никому не запрещалось играть, только вот мунам было — не на что. Высокородные же — люди серьезные — играли по-крупному, то и дело доносился звон золотых монет. Имея солидный запас золота еще с довоенных времен, Совет платил жалованье всем специалистам-Мудрейшим. Эльда тоже получала — как биолог и агроном. Немного, всего-то одну монету в неделю, но она и считалась стажером. На Первой Эспланаде вдоль сей улицы тянулись торговые ряды, где можно было купить почти все, что продавали маркитанты. С двойной наценкой, правда, — весь доход шел в городскую казну.

Опираясь на копье, Альд смотрел сквозь деревья, силясь разглядеть беседку. Было плохо видно, и юноша обошел акации… и закусил губу, увидев, как любимая Эля с улыбкой болтает с высокородным Николаусом. Приперся все же проверять патрули, старый черт! Ишь, как возле юной красавицы вьется, топорщит усы! Ага… вот ушел. Наконец-то!

Уже очень скоро все разошлись. Затихли голоса и смех, и стука бильярдных шаров стало неслышно. Где-то под самым потолком-небом сипло прогудела сирена, объявляя всем мунам отбой. Завтра ждал новый рабочий день, нужно было хорошо выспаться, чтобы утром встать сильным и свежим.

Погасли «небесные» лампы, на какое-то время стало совсем темно… И вдруг — снова вспыхнуло освещение, яркое, как днем! Так и было заведено. Зачем оставлять темень? Вдруг что-то нехорошее взбредет в голову какого-нибудь муна, и он, выскочив из казармы, сломя голову бросится на поиски приключений? Да и патрулирование лучше осуществлять при свете.

— Так, что тут торчите? А ну, ноги в руки и пройдитесь вдоль стен, живо. Осмотрите там все, потом доложите по всей форме.

Высокородная Эльда отдавала распоряжения, вовсе не показывая своего благоволения к Альду. Сейчас он был для нее — как все.

— Повинуемся и исполняем, высокородная.

Альд в паре со здоровяком Волгом прошлись вдоль кленовой аллеи и, свернув к небольшому декоративному пруду, направились к левой стороне панно. Альд невольно поежился — сквозь вентиляционную решетку явственно тянуло холодом. Наружный воздух засасывался моторами сверху и, проходя по шахтам и квадратным жестяным коробам, постепенно нагревался. Мощные вентиляторы сначала гнали воздух на самый нижний ярус — к складам, и там было достаточно прохладно, если не сказать — холодно. Затем воздух поднимался по трубам на минус третий ярус — к оранжереям, потом — на уровень мунов и в последнюю очередь — уже нагревшимся — в апартаменты Мудрейших. Сложная система сия частенько ломалась, требуя вмешательства ремонтников. Впрочем, здесь, в фаланстере, все частенько ломалось. Так и времени-то сколько прошло со времени его постройки! Больше двухсот лет все-таки.

— Ну и холодина же, верно, там, наверху! — снова поежился Альд. — Как раз — для чудовищ.

Волг ничего не ответил, он вообще отличался немногословием. Зато силен был, как древний бык или, лучше сказать — трактор!

— Вроде, спокойно все…

— Да кому тут и быть-то?

Альд едва не споткнулся — не ожидал, что его напарник вдруг подаст голос. А ведь — подал-таки! И совершенно логично, в тему. Вот вам и тупой.

— Да, друг, кроме нас, быть тут некому.

Не успел молодой человек произнести до конца фразу, как в парке неожиданно погас свет. Темно стало не только в парке, но и по всей Эспланаде. Скорее всего, без электричества остался весь уровень, что вовсе не являлось такой уж редкостью. Проводка была старой — частенько коротила. Ничего удивительного.

Наступившая тьма не сильно расстроила высокородную Эльду. Не прошло и секунды, как послышался ее звонкий голос:

— Ситуация номер два! Нарядам — приступить к действиям.

Для таких случаев у старшего патруля имелся автономный фонарь, а по всему периметру Эспланады и парка в специальных столбах имелись факелы. Оставалось лишь их зажечь, для чего в углублении каждого третьего фонарного столба всегда находились спички. В обычное время («ситуация номер один») трогать спичечные коробки строго-настрого запрещалось. Но, нынче ситуация была иная…

Все четверо патрульных по руководством старшей принялись сноровисто зажигать факелы. В темном ночном парке словно вспыхивали светлячки или, скорее, огненные рыжие звездочки. На взгляд Альда — было очень красиво! Вот, опять же — раньше бы, на всю эту красоту парень и внимания-то бы не обратил. Но, то раньше. А нынче… Нынче есть Эльда… Эля… Любимая!

— Дежурим в штатном режиме, — удовлетворенно кивнув, промолвила высокородная. — Если что, я — в беседке. Смотрите, не спите.

— Как можно, Мудрейшая?

Отойдя в сторону, чтоб хорошо просматривался дальний угол парка, Альд вдруг услышал какой-то непонятный шорох. То ли в вентиляционной шахте, то ли… Юноша всмотрелся внимательней… и вдруг увидел синюю короткую вспышку. Замыкание! Видать, кто-то из механиков все же пытался включить электричество.

Миг — и молодой человек оказался у беседки.

— Прошу позволения доложить, высокородная.

— Я видела, — холодно промолвила девушка. — Замыкание в третьем секторе. Пойду, доложу по связи.

— Я провожу!

— Нет! У тебя сейчас служба.

Эльда удалилась, исчезла в зыбкой полутьме, разгоняемой горящими факелами. Альд вдруг ощутил беспокойство — ну, куда же она одна? А вдруг что? Правда, при ней автомат все-таки.

Вот, значит, что это за непонятный звук — замыкание.

Едва Эльда ушла, как с правого фланга донесся какой-то шум. То ли кого-то уронили наземь, то ли сам споткнулся… что тут и не мудрено. И все же — следовало выяснить.

— Ты — здесь, а я пойду, проверю, — коротко молвил Альд.

Миновав заросли акации, он перешел на бег, и вскоре оказался на правом фланге — зоне ответственности других своих напарников.

— Эй, Лубим, Кайк? Где вы?

Никакого ответа. Только гнетущая тишина, да едва слышно потрескиванье факелов. И чья-то едва заметная тень, прошмыгнувшая прямо к беседке!

— Кто здесь? А ну, стой! Стой, говорю, иначе…

Сжав копье покрепче, молодой человек бросился в сторону странной тени… Что это могло быть? Что-то незаметное, не очень большое. Крыса? Прыгающий червь? Эх, света б побольше… Горевшие вокруг беседки факелы вдруг разом погасли. Будто бы их одним махом задул кто-то огромный и сильный.

В тот же миг, в ответ на мысли Альда, прямо перед бегущим юношей вдруг вспыхнули лампы. Желтые такие, большие… Хотя… Нет! Никакие это не лампы!

Альд резко остановился и выставил вперед копье. На его пути, в пяти метрах от беседки, горели лютейшей злобой желтые, большие, как плошки, глаза! Фасеточные, как у насекомого.