Закон волка

Андрей Дышев, 1998

Кирилл Вацура обнаруживает на острове, у которого он ловит крабов, пустую яхту, а на ней – труп изуродованной женщины. Выясняется, что убитая – самая богатая женщина Крыма, основательница финансовой пирамиды Милосердова, со смертью которой оказались похоронены и надежды тысяч вкладчиков на возврат своих денег. И, конечно, теперь полиция подозревает в убийстве именно Вацуру. Он мешает всем – мафии, полиции и ФСБ, самостоятельно расследуя дело об убийстве крупнейшей финансовой аферистки…

7

В темно-зеленом гидрокостюме Дима Моргун напоминал какого-то фантастического монстра, полурыбу-получеловека, и своим видом заставлял трепетать отдыхающих, решившихся прокатиться на надувном"банане". Он привязывал его веревочным тросом к водному мотоциклу, буксировал подальше в открытое море, а затем врубал форсаж."Банан"несся за мотоциклом по волнам со скоростью восемьдесят километров в час, и люди, сидящие на нем верхом, визжали от восторга и страха до тех пор, пока"банан"не без помощи Димы переворачивался, и пассажиры, как горох, слету врезались в волны. Такой пируэт был совершенно безопасен, так как на каждом пассажире был спасательный жилет, зато здорово щекотал нервы, что обеспечивало постоянный приток клиентов. Один трехминутный заезд приносил прибыли не меньше пятнадцати долларов. За день Дима только на"банане"зарабатывал около семисот баксов.

Он встретил меня, как всегда, широкой улыбкой, от которой черные аккуратные усики начинали топорщиться, и в физиономии Димы появлялось что-то кошачье. Редкой способностью отличался Моргун — пообщаешься с ним, и на душе теплеет, хотя никаких видимых причин на то не было.

— Прокатиться не желаешь? — промурлыкал Дима, поскрипывая своей резиновой кожей. В гидрокостюме, наверное, было очень неприятно ходить по пляжу — тело преет, задыхается, под мышками и в паху натирает. Но что поделаешь — это униформа, обязательный атрибут хозяина проката, отличающий его от рядового отдыхающего. По вечерам, когда пограничники запрещали выход в море плавсредствам, и прокат закрывался, Дима надевал черные брюки, белую рубашку с короткими рукавами, на плечах которой сверкали погоны с золотистыми угловыми лычками, и фуражку, украшенную совершенно невероятной по величине и пестроте кокардой, и с гордым видом фланировал по своей территории.

— Спасибо, — ответил я. — Я как-то с тобой уже катался. До сих пор морской водой сморкаюсь.

Улыбка Димы стала еще шире, глазки сузились. Хитрый кот, подумал я, никогда не поймешь, что у него на уме. Я пытался рассмотреть, что таится в его глазках-щелочках, читал ли он письмо-подделку, но это было совершенно бесполезное занятие. В этом отношении Дима строго соблюдал этику: никогда ни о чем не спрашивал, если не был уверен, что собеседник этого хочет.

— Ты ко мне по делу или просто так? — спросил он небрежным тоном, хотя прекрасно знал, для чего я к нему пришел.

— Пообщаться надо, — ответил я.

— Понял, — кивнул Дима и свистнул своему помощнику — худому, как скелет, и черному от перманентно наслаивающегося загара парню: — Эй, Сережа! Покатай народ, я занят.

Мы поднялись на верхнюю палубу пирса, по которой тянулись две ржавые рельсы, используемые для передвижения погрузочной тележки. Здесь нас никто не мог подслушать. Это было излюбленное место переговоров Димы, когда к нему приходили"авторитеты"или менты.

— Что интересует доблестного защитника прав обездоленных и сильных мира сего? — спросил он мягким голосом.

— Мне нужен Караев, — ответил я.

Не меняя выражения на лице, Дима пожал плечами.

— Пропал мариман. Он сейчас многим нужен.

— Ты был последним, кто его видел вчера.

— Не думаю.

— Ты ведь сказал неправду, что видел его около двух часов в пивбаре?

— Естественно. Деду нужно алиби.

— Он ничего не говорил тебе о пассажирах, за которыми он пошел на Ай-Фока?

— Кирюша, — с той же улыбочкой ответил Дима. — Я же не спрашиваю тебя, откуда в твоей лодке оказались вещи убитой Милосердовой.

Вот это удар! Дима даже не изменился в лице, словно сказал мне комплимент. Жуткая манера. У меня сразу пропала охота продолжать разговор.

— Еще вопросы? — любезно поинтересовался Дима.

Я дал психа:

— Ну что ты сияешь? Прочертил границу — и счастлив? Меня топят, понимаешь?

— А ты хочешь притопить с собой еще кого-нибудь?

— Да ничего я не хочу, — огрызнулся я. — Мне бы только отмазаться от этой Милосердовой.

— Так делай это аккуратно, чтобы не замазать других, — посоветовал Дима. — Может, по коньячку?

— Какой, к черту, коньячок! Ткни пальцем на пляже — с любым коньячок выпить смогу. Мне помощь от тебя нужна.

— Обижаешь, — ответил Дима. — Я тебе помог — сказал погранцам, что лодку сорвало с причала, накидочку эту беленькую с письмом от лишних глаз спрятал и с надежным человеком передал тебе. Было?

— Было.

— Чего ж ты тогда наезжаешь?

— Милиция Караева найти не может. И мне он позарез нужен.

— Естественно, что не может. Зачем деду на старости лет в сизо садиться? Он же понимает, что в убийстве первым делом заподозрят его.

— Тогда, может быть, ты скажешь, кто хозяин"Ассоли"?

— Нет, не скажу, — покачал головой Дима. — Не уполномочен.

— Я и сам это могу узнать, только времени жалко.

— Вольному воля.

— Скажи хоть, где он живет?

— Где еще могут жить хозяева таких роскошных яхт? — усмехнулся Дима. — В Москве, естественно.

— В таком случае, это вообще задачка для первоклассника.

— Ну-ну, — многозначительно произнес Дима. — Давай, первоклассник, копай. Только не задень высоковольтный кабель.

— Постараюсь.

Мы откланялись друг другу.

* * *

Задачка для первоклассника отняла у меня остаток дня, вечер и полночи. Связываться по телефону с офицером службы безопасности — все равно, что с какой-нибудь затерявшейся в Гималаях первобытной деревушкой, то есть, теоретически это просто, а на практике убеждаешься в обратном. Рабочий телефон Валеры Нефедова не отвечал несколько часов подряд, и тогда я позвонил ему домой, хотя Валера предупреждал, что делать это следует лишь в крайних случаях, которые не терпят отлагательств. Я решил, что такой случай уже наступил, и пару минут мило беседовал с его женой, представившись Валеркиным сослуживцем по Афгану.

— Валера, к сожалению, в Чечне, — сказала его жена. — Но вы можете позвонить после двенадцати, он должен прилететь.

Пришлось мне маяться в ожидании до глубокой ночи. Зато разговор с Валерой был коротким и плодотворным.

— Давай, выкладывай, без подробностей и самую суть, — сказал он мне тихим и усталым голосом.

Я настроился на обстоятельный разговор, и такое категоричное пожелание Нефедова несколько обескуражило меня.

— Видишь ли, — сказал я, думая, как бы в двух словах объяснить ему суть дела. — К Феодосийскому порту приписана частная моторная яхта"Ассоль". Хозяин ее живет в Москве…

— Я понял, — прервал меня Валера. — Тебя интересует его личность.

— В общем, да.

— Позвони завтра в обед мне на работу. То есть, уже сегодня.

Нефедов меня обнадежил. Я уснул с уверенностью, что рано или поздно раскручу это дело.

Разбудил меня громкий стук в дверь. Кажется, звонили и стучали уже долго, но я крепко спал и не слышал. Торопясь, я слишком сильно дернул"молнию"спального мешка, и она заела. Я стал вылезать из него, словно зубная паста из тюбика и, в конце концов, свалился на пол. Чертыхаясь, я выпутался из спальника и подскочил к двери.

На пороге стоял Леша, одетый в шорты, майку, за плечами — маленький рюкзак. Все ясно, собрался за крабами. Я вздохнул. Счастливый! Еще позавчера утром я был таким же счастливым, и все мои мысли были заняты тем, как глубже нырнуть, дольше пробыть без воздуха и поймать краба покрупнее. Сейчас недавнее прошлое воспринималось как нечто навеки утраченное.

— Почему еще не одет? — спросил Леша, вскидывая свои белесые брови. — На выход с вещами, живо!

Такое впечатление, что Леша начисто забыл, что со мной случилось.

— Ты о крабах или о тюрьме, Леша? — поинтересовался я, затаскивая его в прихожую.

— Пока тебя не посадили, можно еще наловить сотню крабов, — нехорошо пошутил он.

— Я лучше займусь ловлей убийцы.

Леша поморщился. В его глазах мелькнула ирония.

— Дорогой друг, — сказал он. — Предоставь этот неблагодарный труд милиции. Поверь мне, так будет лучше. Милиция должна разыскивать и наказывать преступников, а мы с тобой — крабов и прочих морских гадов.

Я понимал, что омрачаю Леше отпуск. Он успел привязаться ко мне, всерьез увлекся промыслом, и вдруг на пике нашей дружбы я вынужден был оставить его.

— Милицию все время надо подталкивать, ей надо помогать, — возразил я. — Потому что она не в такой степени заинтересована в поимке преступника, как я.

— Ну чем ты ей можешь помочь? — не унимался Леша. — Тебе надо залечь на дно — в прямом и переносном смысле. Чем меньше ты будешь светиться у них на глазах и путаться под ногами, тем лучше для тебя… Я вообще тебя не понимаю! — добавил он со сдержанным возмущением. — Какого черта ты вчера показал менту письмо?

— Если бы я его спрятал — это было бы уликой. А сам показал — уже алиби.

— Ах, ах, как все просто! — покачал головой Леша. — Ты думаешь, что милиция будет принимать во внимание психологию твоих поступков? Да им нужны только голые факты. Письмо — это факт. Накидка — это факт. Знаешь, где сейчас лежит твое письмецо? Думаешь, в кармане этого мента? А в таком сереньком скоросшивателе с надписью"Дело номер" — не хочешь? Давай, давай, подкидывай им компромат на себя. Раньше сядешь — раньше выйдешь.

Леша испортил мне настроение. Он, конечно, в какой-то степени был прав. Но я все же надеялся на порядочность Кныша.

— Этот мент — мой друг, — не очень уверенно ответил я. — Он работал в моем сыскном агентстве. Я знаю его уже много лет.

— Мент не может быть другом, как невозможно подружить хорька с курицей… Собирайся. Даю три минуты на сборы.

Он меня уламывал, и я уже почти был готов, чтобы, в самом деле, наплевать на все, прихватить с собой маску и ласты и уйти на полдня в морские глубины, где тихо, чисто и не жарко, и сквозь толщу воды не проникает ни одна земная проблема.

— Послушай, но в обед я должен позвонить в Москву.

— К черту Москву! — отпарировал Леша. — Позвонишь со дна морского.

— Нет, Леша, не могу. Душа не на месте.

— Да брось ты! — поморщился он и передразнил меня: — Душа не на месте! Оттого, что ты будешь нервничать, ситуация к лучшему не изменится. Одевайся! — жестче повторил он.

— Ты берешь меня измором. Я не хочу ловить крабов, понимаешь? Просто не хочу!

Некоторое время Леша молча ходил по комнате, машинально поднял с пола спальник, а на его место кинул свой рюкзак.

— Я не знал, что ты такой упрямый, — наконец сказал он, но уже без раздражения. — Зачем ты хочешь звонить в Москву? Что ты надумал?

— Я хочу разыскать капитана яхты.

— В Москве? — удивился Леша.

— Нет, в Москве живет ее хозяин. Он-то, пожалуй, может помочь найти Караева.

— Рано или поздно милиция обязательно выйдет на хозяина. Зачем тебе надрываться?

— Я должен сделать это раньше милиции. Я частное лицо, понимаешь? И Караев наверняка будет со мной более откровенным.

— Ну что ж, успехов тебе, — потухшим голосом сказал Леша, поднимая с пола рюкзак.

— А тебе удачной охоты, — ответил я таким тоном, словно извинялся перед ним.

Перед дверью Леша неожиданно остановился.

— Да, Кирилл, чуть не забыл. У меня к тебе один деликатный вопрос.

— Валяй!

— Что касается Анны… У тебя по отношению к ней серьезные намерения?

— Ты о чем? — удивился я столь резкой смене темы. — О каких серьезных намерениях ты спрашиваешь? Мы оба — вольные птицы. Она, кстати, вчера упорхнула и сейчас, наверное, уже далеко.

— Не так уж и далеко, — ответил Леша и, предупреждая мой возможный вопрос, сказал: — Я, собственно, это и хотел узнать.

Он протянул мне руку. Я, все еще недоумевая, пожал ее, закрыл за Лешей дверь, пробормотал:"Ну и ну!"и взглянул на свое отражение в зеркале. Мое лицо, оказывается, было деформировано какой-то жалкой улыбкой. Такая бывает в тех случаях, когда человек вдоволь посмеялся над удачной шуткой, а потом вдруг выяснил, что смеялся над самим собой.