Закон волка

Андрей Дышев, 1998

Кирилл Вацура обнаруживает на острове, у которого он ловит крабов, пустую яхту, а на ней – труп изуродованной женщины. Выясняется, что убитая – самая богатая женщина Крыма, основательница финансовой пирамиды Милосердова, со смертью которой оказались похоронены и надежды тысяч вкладчиков на возврат своих денег. И, конечно, теперь полиция подозревает в убийстве именно Вацуру. Он мешает всем – мафии, полиции и ФСБ, самостоятельно расследуя дело об убийстве крупнейшей финансовой аферистки…

12

Я позвонил Кнышу домой рано утром. Кажется, он, как и я, еще лежал в постели, потому как голос его был сонным и безрадостным.

— Я вышел на Караева, — сказал я.

— Это хорошо, — отозвался Кныш.

— Его убили вчера вечером, Володя.

— Это плохо.

В трубке невнятно забурчало. Наверное, Кныш прикрыл микрофон ладонью и что-то сказал жене. А может быть, выругался матом. Наверное, мне не надо было вдаваться сейчас в подробности, но я не удержался.

— Я разговаривал с дедом, потом отлучился на минут пятнадцать, а когда вернулся — тот уже был удушен. Я видел убийцу, Володя, но ему удалось уйти.

Кныш молча сопел в трубку. Скотская у него жизнь, мимоходом подумал я. Только глаза утром продрал, как на голову сразу сваливаются паршивые новости.

— Ну что ты за человек! — простонал Кныш и, кажется, сплюнул. Если человек в собственной спальне плюется, то я его, действительно, достал. — Ты хочешь сказать, что тебя снова подставили? Надо же, какая популярная личность в криминальном мире!

Я стремительно падал в глазах Кныша.

— Ты что, не веришь мне? — зачем-то спросил я, хотя на его месте тоже не поверил бы такому сочетанию случайностей.

— Плохи твои дела, — сказал Кныш.

— Ты еще ни в чем не разобрался, а уже хоронишь меня, — ответил я с надеждой, что Кныш как-то поддержит меня или, на крайний случай, скажет что-то оптимистичное. — Там вчера меня видели, по крайней мере, человек пять. Продавщица винного отдела легко вспомнит, в котором часу я покупал у нее"Славянское"…

Должно быть, мой лепет сильно смахивал на оправдание. Кныш перебил меня, огорошив совсем другой новостью.

— Да я не о том. Меня сейчас убийство Милосердовой больше занимает. Здесь у нас бригада с документами работала… В общем, Кирилл, выяснилось, что ты сказал мне неправду.

Я, конечно, не святой и после такого заявления не мог тотчас ответить однозначно:"Упаси Господь, Володя! Я тебя не обманывал". Упрек Кныша заставил меня призадуматься. Он молчал. Мне в голову не приходило ни одной компрометирующей меня мысли.

— Самое интересное заключается в том, — сказал я, — что я не могу вспомнить, когда обманул тебя.

— Страдаешь провалами памяти? — усмехнулся Кныш. — Тогда напомню. Что ты мне сказал вчера насчет своего вклада в"Милосердие"?

— Что сказал? — переспросил я. — Сказал, что вкладывать, к сожалению, нечего. А разве это не так, Володя?

— Да-а-а, — протянул Кныш. — А утверждаешь, что откровенен со мной. Нехорошо.

— Да что нехорошо, черт возьми?! — вспылил я. — Что ты загадками со мной говоришь?

— Кирилл, — каким-то усталым голосом ответил Кныш. — В"Милосердии"у тебя есть валютный счет. И на том счету"висит"двадцать пять тысяч баксов. Плюс проценты.

— Что?! — не поверил я своим ушам и даже стал заикаться от волнения. — Какие еще двадцать пять тысяч баксов? Что ты пургу несешь? Откуда у меня такие деньги? Никогда у меня не было ни валютного, ни купонного…

— Слушай сюда! — не дал мне договорить Кныш. — Все это будешь объяснять следователю. Сам понимаешь, прикрывать я тебя больше не могу. Несколько человек, у которых на счету"Милосердия""висят"крупные суммы, взяты под особый контроль.

— По той причине, что эти люди больше других могли желать смерти Милосердовой, отказавшей им в выплате? — усмехнулся я. — Железная у вас логика.

— Не мне решать, железная или деревянная. Я просто предупреждаю, что тебя в ближайшее время вызовут на допрос. И там ты расскажешь следователю, где был в час убийства девятнадцатого числа, как в твою лодку подкинули плащ убитой с письмом. А потом еще добавишь про Караева, как пытался поймать убийцу.

Кажется, Кныш зло иронизировал.

— Володя, но ты же сам понимаешь, что с такими фактами из личной жизни у меня прямая дорога в следственный изолятор. Что мне делать?

— Не знаю. Единственное, что советую, это не пытаться сбежать.

— Но если я приду к следователю и дам показания, меня сразу же посадят.

— Возможно, — после паузы ответил Кныш. — И все-таки, так будет лучше. Я найду тебе хорошего адвоката, и если ты говоришь правду, то беспокоиться тебе нечего.

— Ты меня успокоил, — огрызнулся я и швырнул трубку в гнездо.

Черт возьми, думал я, вылезая из спального мешка. Кажется, вокруг меня остается все меньше и меньше людей, которые бы верили мне, как самим себе. Анна с легкостью необыкновенной променяла меня на симферопольского заезжего анестезиолога. Володя Кныш, как дешевая ЭВМ, дал сбой и перестал мне верить, как только ситуация усложнилась и стала неординарной. Остался Леша, с которым я знаком не больше месяца и с которым очень скоро мы расстанемся. Я не могу винить его в том, что он отбил у меня Анну — я сам сказал ему, что нас с ней ничто не связывает, и мы свободные люди. Но как теперь верить ему и надеяться на его помощь?

* * *

Мне показалось удивительным то, что Анна пришла ко мне похвастать своим счастьем. Я считал, что всякая нормальная женщина в ее положении постарается быстрее исчезнуть с моих глаз, чтобы никогда больше не встречаться со мной и не подыскивать в связи с этим дурацких оправданий.

— Физкультпривет! — крикнула она, прикладывая ладонь к виску, словно отдавала честь.

Я занимался делом, которое прекрасно успокаивает нервы — сидя на верхней перекладине стремянки, собирал персики. Молча глянул на Анну, аккуратно опустил в ведро мохнатый фрукт и потянулся за очередным.

— А я выхожу замуж! — объявила Анна, отодвигая в сторону ветку и заглядывая мне в лицо.

— Поздравляю.

— Знаешь, за кого? — Ее глаза сверкнули безумным блеском.

— Догадываюсь.

— Не может быть! И что ты по этому поводу думаешь?

— Ничего не думаю, — пожал я плечами. — Мне что, не о чем больше думать, как о всякой чепухе?

Анна сорвала персик, надкусила его, извлекла косточку и, причмокнула, кинула ею в меня.

— И ты даже не ревнуешь?

— Размечталась!

Переступая через картофельные грядки, она стала ходить вокруг дерева. Зачем она все это мне говорит? — думал я, делая вид, что увлеченно собираю персики. Чтобы отомстить мне и удовлетворить свое ущемленное самолюбие?

— Не топчи ботву, — сказал я.

— Ничего не сделается с твоей ботвой. — Анна остановилась, сунула руки в карманы шортов. Я интуитивно чувствовал, как в ней клокочет энергия, словно в паровом котле, где давление выросло до критической отметки. Ее слепило солнце, и Анна щурилась, отчего глаза превратились в тоненькие щелочки.

— Надеюсь, этот человек окажется намного достойнее меня, — сказал я.

— Конечно достойнее! Можешь даже не сомневаться в этом! — воскликнула Анна. — Это замечательный человек. Он, в отличие от некоторых, никогда не предаст.

Все ясно. Анна решила возобновить дискуссию. Если человек по своей воле возвращается к давно закрытой теме, значит, его мучают сомнения.

— Когда свадьба? — поинтересовался я.

— Очень скоро.

Я вздохнул:

— Жалко парня.

Анна достала из заднего кармана пачку сигарет и попыталась прикурить, но спичка каждый раз ломалась. Заметив мою усмешку, она кинула сигарету под ноги и втоптала ее в землю.

— Мне жалко тебя, Вацура, — сказала она. — Мечешься, лавируешь, всюду хочешь успеть, отовсюду по кусочку урвать и где можно столбишь территорию. И даже не оглядываешься вокруг, не интересуешься, кого походя обидел. Но учти: зло, которое ты совершил, вернется к тебе, как бумеранг. Это закон жизни. Все в ней сбалансированно. Отольются кошке мышкины слезки.

Если бы я сейчас свалился с лестницы и сломал себе шею, то Анна получила бы моральное удовлетворение. Дудки, подумал я и на всякий случай взялся за перекладину покрепче.

— Ты не пугай, — посоветовал я. — Лучше расскажи, как Леша тебя под акацией тискал. Как, кстати, он в постели?

— Дурак! — оценила мое остроумие Анна, быстро нагнулась, схватил ком земли и запустила им в меня. Я едва успел увернуться, и снаряд, пролетев мимо, загрохотал по жестяному козырьку.

— А ты мазила, — ответил я.

— Я не мазила, — грустно ответила Анна. — Я идиотка. Потратить лучшие годы жизни на такое ничтожество, как ты! Никогда не прощу этого себе.

— Точно! — кивнул я, подвешивая заполненное наполовину ведро на ветку. — Мои многочисленные дамы, включая Эльвиру Милосердову, так и сказали: зря, мол, Анна потратила свои лучшие годы на ничтожество.

Наша словесная дуэль могла продолжаться еще достаточно долго, если бы вдруг рядом с дачей не раздался пронзительный визг тормозов машины. Густая крона дерева не позволяла мне увидеть, кого еще там принесло, но интуиция подсказала, что ничего хорошего сейчас не произойдет. Я оттянул ветку в сторону. Внизу, у самого забора, матово отсвечивала желтая крыша милицейского"уазика".

Удивительные вещи творятся с человеком, когда он понимает, что милиция пришла за ним. Знакомые и привычные предметы, которые окружали и казались вечным, обязательным и естественным приложением к жизни, вдруг отдаляются со страшной скоростью. Вроде бы, вот она, веточка персика с тяжелым темно-красным шаром, прямо перед глазами, но почему-то кажется, что она уже не та, что была мгновение назад, она уже в прошлом — далеком и недоступном, а впереди, вместо веточки, уже чернеет холодная сталь решетки.

Анна лишь на секунду обернулась, равнодушно посмотрела на машину, снова надкусила персик и принялась было опять сочинять убийственные фразы и выражения, но я уже отложил свою работу на неопределенный срок, спустился на землю и поставил ведро около ее ног:

— Кушай. Тебе перед свадьбой полезны витамины.

Два милиционера в рубашках, пропотевших до белых разводов, уже заходили во двор.

— Привет, ребята! А я вас уже с самого утра жду! — попытался сострить я, хотя не был уверен, что удалось сделать радостную физиономию.

— Вот и молодец, — ответил один из ментов. — Тогда попрошу сразу в машину!

Я оглянулся. Рассерженной фурии уже не было. Вместо нее стояла девушка, растерянно жующая персик. Ее взгляд блуждал по моему лицу, а губы свело в странной улыбке, словно она хотела сказать: ну ладно, хватит меня разыгрывать, это уже не смешно.

Я подошел к ней, встал почти вплотную и тихо сказал:

— Анна, меня обвиняют в убийстве Милосердовой. Той самой Эльвиры, накидку которой принесли с причала. Передай Леше, что меня взяли. Пусть что-нибудь придумает, если сможет.

Поняла она меня или же была настолько ошарашена резкой сменой ситуации, что смысл моих слов так и не дошел до нее — не знаю. Сержант взял меня под руку. Я думал, что на меня сейчас наденут наручники, но милиционер лишь вежливо подвел меня к машине и поддержал под локоть, когда я садился через заднюю дверь в зарешеченный фургон.

А чем Леша мне поможет? — подумал я, когда дверца за мной захлопнулась, машина понеслась вперед, и маленький домик, утонувший в зелени, вместе с застывшей фигуркой девушки стремительно удалился в прошлое.