Сказ о Кугыже

Андрей Драченин

Главный герой – шаман Кугыжа. Действие происходит во времена языческой Руси. Достигший преклонного возраста Кугыжа занимаясь воспитанием внука рассказывает ему поучительные сказки. Сказки о том, где он, тогда еще молодой, встречается со своими реакциями на внешний мир, с внутренними проблемами и конфликтами, ищет внутренние ресурсы. Сказки полны метафор, где сомнение в собственных силах предстает в виде завистливого соседа, а агрессивные реакции – в виде зверя, живущего внутри.

Золотая сумка

— Настоящий меч, деда! Это же мечта моя, как ты не понимаешь, — горячился внук Жданко.

Семь лет — не шутка, пора уж воинской снарягой обрастать.

— Ну дак что? Мечта? Надо брать значит, — с легкой подначкой ответил внуку шаман Кугыжа.

— Отец говорит, что настоящий мужчина меч в бою берет или за золото, честно заработанное. Тогда он меча этого достоин, — продолжил Жданко.

— Ну, тоже пока препятствий не вижу. Войны, слава богам, пока не предвидится. Ну, а золото… Что ж, заработать можно, при желании, старании да правильном подходе, — рассуждал, хитро поглядывая на реакцию внука, Кугыжа.

Жданко чуть не подпрыгнул, воспылав искренним возмущением.

— Тебе легко говорить, деда. Вон у тебя сколь денег: все что хочешь купить можешь. Я даже знаю, что и меч мне, но отец сказал: настоящий мужчина должен сам. А я мужчина! Я сам куплю! Только не хватает мне пока.

Немного посопев, Жданко продолжил:

— Мне папка дает денежку: так дает и за дела домашние, когда хорошо исполняю. Я коплю и зарабатывать умею. Дядьке Гостяте горшки лепить, обжигать и на базаре продавать помогал — десять монет медных выручил. Бабке Макохе траву на припарки собирал — пять монет дала, сказала еще приходить. Каждый день кубышку пересчитываю: та-ак медленно денежки прибывают.

Кугыжа с одобрением посмотрел на внука.

— То, что отец говорит, что сам должен — это правильно, внучек, под каждую вещь вырасти надо. Иначе впрок не пойдет, ценности настоящей иметь не будет, незаслуженно полученная. Часть нужного я тебе все же подарю, сделаю посильный вклад в будущего великого воина: от деда подарок засчитывается перед богами, мужчиной меньше не делает. А вот насчет того, что медленно кубышка полниться: пересчитывать ее, конечно, полезно, уважение тем самым денежкам проявляя — они это любят, — но в первую очередь о деле радеть необходимо, чтоб хорошо его выполнить. Легче в этом сложиться, Жданко, коли браться будешь за то, что нравится, что любо. И мечты мечтай. Не грусти о том, что еще не накопил, радуйся тому, что уже есть. Денежки это любят, еще придут.

Затем Кугыжа хитро прищурился и предложил:

— Есть сказка у меня про это. Рассказать?

— Да, да! Рассказывай, деда, — восторженно зачастил Жданко.

***

Сон приснился шаману Кугыже: дерево приметное, как рука с растопыренными пальцами-когтями. Корни у того дерева словно змеи: не подходи, схватят, криком изойдешь. У основания ствола, меж двух толстенных корневищ, дверца небольшая из толстых досок железом скрепленных: лаз закрывает, что взрослому человеку только на карачках заползти.

Подходит он во сне к этому лазу — крышка сама распахивается, приглашает как будто. Лезет в него Кугыжа — в комнатку попадает со стенами корнями увитыми. В дальнем конце, в самом хитросплетении, блестит что-то. На пару шагов приблизился: сумка золотая. Говорит ему сумка (ну как говорит — голос в голове зазвучал просто, и как-то понятно, кто это):

— Все, что вложишь в меня, преумножу.

Проснулся Кугыжа. Чует — сон из тех, что вещими кличут. Думать стал, где может быть это дерево. Вроде гора на заднем фоне знакомая — коготь дракона зовётся. Стал прикидывать, как подобраться, чтоб кончик когтя налево смотрел, как привиделось: как раз к месту выйдешь. Очень уж захотелось Кугыже сумку ту добыть.

Суть вот в чем. Руки у него откуда надо росли, да и ноги, в общем-то, тоже в этом плане не подкачали. Если что смастерить, избу построить, крышей накрыть, очаг сложить, стол сколотить — только шум стоит: злой до работы был Кугыжа, азартный, ладилось все. И сплясать, и спеть мог — нравилось людям. Слова заветные его слушались, сплетали вязь наговора — действовали те наговоры. Да и простой сказ силу имел — слушали, дивились. Но вот незадача: небедно жил Кугыжа, хозяйство вёл, стол не пустой, штаны не дырявые, а большего хотелось.

К примеру, коня арапских кровей: есть лошадка у Кугыжи, хорошая, самое то по лесам, горам да болотам, а арапских кровей все равно хочется. Кафтан хотелось сукна заморского: да, непрактично по коряжинам лазить, ну есть же и праздный день, наряду просящий. И за океан Кугыжа был не прочь попасть, с тамошними шаманами покамлать, поплясать, поучиться чему да себя показать. Подарок девушке-красенушке, опять же, сделанный своими руками — хорошо, конечно, но и колечко филигранное от серебряных дел мастера ой как неплохо.

Серебро да золото на это все требовалось. И они имелись в сундуке, но на все не хватало. Кроить приходилось, копить, себе в радости отказывать да других обходить. Делал заговоры Кугыжа на достаток: действовали они, но, видимо, недоставало имеющейся силы да знаний, большего хотелось. Вот и решил ту сумку добыть.

Кугыже собраться — только подпоясаться. Сапоги удобные, дорогу знавшие, одел, котомку с припасом на плечо, валашку в руку и давай путь шагами широкими мерить: несут ноги к мечте, не устают.

К горе с правильной стороны выбрел, глядь — и впрямь дерево приметное, и дверь у основания имеется. Подошёл Кугыжа ближе, вот тут-то первый сюрприз и случился, не как во сне все пошло. Был в нем знак, конечно, про змей, но не внял ему Кугыжа. Только приблизился к двери — взметнулись корни. Дернулся не успел: спеленали, валашку к телу притиснули, руки заневолили. Ни размахнуться, чтоб рубануть, ни к ножу потянуться. Дышать, честно сказать, и то поди попробуй.

Склонилось дерево над Кугыжей. Ну, как дерево — страж, выходит. Рот — дупло искореженное. Глаза в наплывах коры открылись, светятся. Сучья-крючья направило на Кугыжу и вопрошать принялось:

— Зачем пришёл?

— За сумкой! — орёт Кугыжа.

Корни сильнее сжались, ветки корявые придвинулись.

— Зачем пришёл?! — талдычит дерево, как не слышит.

— Злата, серебра хочу побольше! Богатым быть хочу! Чего непонятного, лесина ты гнилая?! — надрывается Кугыжа, аж слюна летит.

Совсем туго путы тело перетянули, сук самый острый уже и кожух проткнул, грудь раскровенил. Темно в глазах стало. Понял Кугыжа — умрет сейчас. Прохрипел на остатках сознания:

— Захотел и пришел.

Сгинуло все, как не бывало. Лежит на мягкой прелой листве, корень под головой удобно так. И дерево как дерево, ну, причудливое, не более того. В дупле вон птаха чирикает. Дырка вот только в кожухе, грудь саднит, да ребра ноют. «Не показалось все же», — мелькнула мысль.

Встал, отряхнулся и к двери подался. Сама, конечно, дверь открываться не стала, как во сне, повозится пришлось, но справился. Встал на четвереньки, полез: тут тоже неприятностей добавилось, мелких, правда: паутина на лицо липнет, земля сухая за шиворот сыпется, камешки в колени тычут. «Ну, хоть не душат», — подумал Кугыжа.

Ползти пришлось долговато, но терпимо. Изрядно извозившись, вывалился из лаза в увитую корнями комнату: пока все по плану. К стенке дальней подошел, смотрит — и вправду сумка. Золотистым отсвечивает, и вся гибкими древесными плетями перевита — не вытащить. Уж было к ножу потянулся Кугыжа, но тут голос в голове спросил: «Зачем я тебе?»

— Денег много хочу, ясно дело. Что за вопрос?

Как будто сжалось что-то за спиной, аж воздухом толкнуло, и сумка почти совсем за корнями скрылась. Оглянулся Кугыжа: схлопнулся лаз, как и не было. Тут-то глаза еще кое-что заприметили: кости человеческие вдоль стенок комнатки. Как сразу не заметил? Видать, шибко на цель заветную пялился.

Смекнул Кугыжа, деревом ученый: не след с ответом следующим торопиться. Сел, трубку свою шаманскую достал, размышлень-травой набил, раскурил. Сидит, дымом дышит, думает. «И вправду, зачем? Кафтан, скакун, за море, колечко — радостно это все, конечно, но суетно. Сегодня один скакун, завтра другой. Так и счет, и ценность потерять можно. А просто груда злата-серебра вообще, по сути, вещь бесполезная. А вот в радости, в исполнении желаний жить хочу, это да! Ресурс для дел любимых иметь хочу без ограничений. Подарки дарить хочу: те, что душа просит подарить, без оглядки на мошну. В местах интересных быть, когда хочу и сколько хочу. Творить душой крылатой хочу, без оглядки на нужду пропитание добыть. Трудиться хочу из желания и тяги к ремеслу всякому, а не чтобы выжить».

Сказал так Кугыжа или только подумать успел, расплелись корни, открылся лаз. Взял Кугыжа сумку золотую и домой пошел.

Спешил на обратном пути, аж с ног сбивался, не терпелось вещицу волшебную опробовать. В избу заскочил, даже дверь не прикрыл — к сундуку метнулся, заначку из кошеля на ладонь вытряс: два золотых и пять серебряников. Сумку на стол поставил, монеты в нее бросил. Сел, подождал маленько. Заглянул — не прибавилось денег. Ну, думает, времени маловато прошло, еще, видно, погодить надо. Вещи походные в сарайку снес, воду на чай греть поставил, перекусил холодного с дороги. Опять в сумку глядь — без изменений.

Так до вечера и промаялся. Спал тоже плохо Кугыжа, все снилось: то сперли сумку, то деньги он в нее носит-носит, а они пропадают, как в яме бездонной, вместо того, чтоб преумножаться.

Разбитый встал утром Кугыжа, и душа не на месте. За что ни возьмётся, все из рук валится. Неделя, две так прошли. Начнет Кугыжа по хозяйству возиться, а из головы сумка не идет. То каша подгорит, то топор верный из рук вывернется, хорошо не в коленку. Люди придут, помочь попросят — Кугыжа кивает, отвар сделать обещает, обряд провести сулится. Но потом, говорит, попозже маленько, дел, дескать, много сейчас, а сам все бегает сумку проверяет: преумножила, нет?

Праздник в деревне случился, свадьба — позвали Кугыжу, а он за столом сидит, кусок в горло не лезет, плясать сил да и желания нет, брага мысли черные навевает. Как там сумка моя? Вдруг, пока я здесь, она там преумножит, а потом опять преуменьшит? А я провеселюсь, навар достать не успею. Кто знает, как эта снаряга работает?

Осунулся Кугыжа, отощал, спит плохо, подскакивает все да ворочается. Очаг холодный, на столе крошки да огрызки какие-то. Домовой смурной, брови супит и вещи, похоже, помаленьку собирает: видать, уходить из избы нацелился.

Очередным утром разлепил кой-как глаза Кугыжа, сполз, кряхтя, с лежанки, за водой пошел. Ведро вытянул из колодца, отражение свое увидал, как опомнился. «Что ж это я?! Совсем сбрендил с сумкой этой!» Душа разбередилась, взвилась птицей-фениксом из пепла стылого! Сунул голову в воду колодезную Кугыжа, аж дыханье сперло. Холодно! Хорошо! Мотнул головой: брызги с кос шаманских да бороды веером, за шиворот стылые ручейки дрожью по спине! Встряхнулся, зарычал с удовольствием и баню топить пошел.

Пока калилась каменка, в избе убрался, очаг затеплил, щи варить поставил, дров наколол. В парилке себя веником отходил за все про все — не жалея, жаром всю душу продрал! Кадку ледяной воды на голову опрокинул, как новым стал. Перед домовым повинился, чарку ему налил под угощенье, поговорили за житье-бытье. Спать лег на чистое, заснул, как младенец.

Ни свет ни заря подскочил, свежий да бодрый. В лес побежал — грибную пору за хвост ловить, запас на зиму готовить: вкусно зимой грибочками с луком да сметаной картоху заедать. Короб набрал, еле допер. Так три раза. Почистил, засолил, уж и вечерять пора.

В общем, вошла жизнь в русло. На следующий день сам людей обошел, кому обещался. Отвар сварганил от несварения, боль зубную заговорил, обряд наречения провел. Обрадовались люди — вернулся Кугыжа! Завтра еще приходи, говорят, праздновать будем, первенца намывать. Приду, пообещал Кугыжа и домой поторопился: ковш резной задумал, душа горела приступить, узор из головы скорее в мир выпустить, стружки запах вдохнуть, радость творения ощутить.

Плясал на следующий день Кугыжа…. Ух как плясал! Кричал гусляру:

— Жги, родима-а-ай! Тереби душеньку-у-у!

Еле поспевал гусляр за огнем Кугыжиным. Еле не еле — поспел: хороший гусляр в деревне, правильный.

Песни пел Кугыжа, кушал вкусно, брага не дурила — радовала! Хорошо погулял, в общем, сладко.

Домой вернулся, к очагу сел, чаю брусничного налил, слова пришли, наружу попросились. Песню сложил обережную, хорошую — пригодится, себе да людям в помощь. Спать лег довольный, с благостью внутри.

Утром проснулся, как водится, пораньше. Потянулся. Вспомнил, что за все время в сумку золотую не заглянул ни разу, как-то недосуг было. В заботы каждодневные всеми мыслями ушел, сердцем им отдался. Делал что любил, и что делал — любил. Дай, думает, гляну, че уж там, раз вспомнил.

Взял сумку в руки и чуть не выронил: тяжеленная стала! Заглянул, а там золотых штук тридцать и серебра с сотню! Сел Кугыжа, где стоял: повезло, на лавку попал — удачно стоял. Как завеса в голове открылась: вот ведь как!..

Понял, что все эти дни, как головой в ведро с водой сунулся, совсем о сумке не думал, мысли о прибытке денежном не лелеял. Делал просто дела свои, как правильным считал, как умел, без остатка себя погружая. С ощущением: да, вот хорошо получилось, по-настоящему. Без лени и черных мыслей, в радость себя трудил. Да гулял так же: во всю душеньку, на потом не приберегая. Вот, значится, работает как!

Повесил золотую сумку в красный угол, поклонился земно.

— Спасибо за науку, мудрая.

Денег взял, не считая. Пошел на торг, подарков всем купил, какие приглянулись, для каждого под стать. Себя поясом новым с бляхами серебряными порадовал, нож наследный на него перевесил: хорошо ножу, удобно, нарядно. О девушке-красенушке, что на веселье ему улыбалась, тоже не забыл: брошечку узорную цветом к глазкам ее взял, не торгуясь. Платок заколет, разрумянится — поцелует. Хорошо!