Пигмалион

Андрей Грязнов (2024)

Успешный парижский адвокат Жан-Мишель Пуатье получает от семейного друга, швейцарского нотариуса Якова Розенштейна, часть старинного церковного архива. В архиве содержатся загадочные документы, упоминания об эликсире бессмертия и необычная колода карт с надписью «Пигмалион». После таинственного убийства Розенштейна Жан и его ассистентка Жюли оказываются втянутыми в опасный водоворот событий, связанных с архивом, шпионскими интригами и поисками бессмертия. Эта книга является художественным произведением. Все исторические и культурные упоминания интерпретированы в художественном ключе и не претендуют на достоверность.

Глава 2. Операция Пигмалион

Некоторая потерянность после бурно проведенной ночи неслышно растворялась в нотках кофейного аромата. Двойной эспрессо плавно наводил резкость на жизнь, которая вновь заиграла яркими красками.

— Какая я молодец, что проснулась пораньше! — самодовольно одарила себя комплементом Жюли, сидя в уютном кресле гостиничного люкса и с серьезностью первокурсницы истфака читая вслух старинный текст. Ее стильный костюм невольно обязывал быть сдержанной и деловитой.

Исподволь девушка наблюдала за мимикой Жана, который не спеша ходил по комнате в поисках своего галстука. Она не понимала, почему должна читать вслух и почему Жан не желает сам ознакомиться с переводом, но перечить ему в этот утренний час не хотелось.

Девушка вздрогнула, когда при упоминании о папской булле Detestande feritatis Жан прервал ее чтение негромким ироничным смехом.

— И что тут смешного? — удивленно спросила Жюли, не понимая его странной реакции. Она отложила листы с переводом на журнальный столик рядом с креслом и вопросительно посмотрела на Жана.

— Да вот думаю, что даже спустя семьсот лет после обнародования буллы у слуг Ватикана не очень-то получается исполнять волю Святого Престола, — произнес Жан, не обращая внимания на ее недовольство.

— О чем ты? — спросила Жюли, наблюдая, как Жан изучает что-то в смартфоне.

— О Габсбургах. Вот о чем, — отозвался Жан. — О том, что в две тысячи одиннадцатом году сердце Отто фон Габсбурга было погребено в Венгрии отдельно от тела^[14].

— А тело где?

— Тело в Австрии, в крипте Капуцинергруфа, рядом с Региной, супругой.

— Сакрально и даже романтично, — задумчиво произнесла Жюли, погруженная в свои мысли. — А что это у тебя столь пристальное внимание к династии Габсбургов?

Жан, проигнорировав слова девушки, ответил вопросом на вопрос:

— Не знаешь, случайно, что это за странное название у буллы — "Detestande feritatis"?

Жюли на мгновение замерла, не зная, как поступить.

За полгода работы помощницей Жана ей удалось создать образ хоть и легкомысленной, но неглупой эстетки, разбирающейся в литературе, музыке и живописи. Она умела не только поддерживать деловую или светскую беседу, но и с энтузиазмом откликаться на авантюрные приключения.

Когда куратор из Ватикана поручил ей внедриться в окружение Жана, она и предположить не могла, что в первый же вечер их знакомства окажется в его постели. Жюли ни разу не пожалела об этом, оправдывая себя тем, что установление близкого контакта должно ускорить выполнение задания. Но и лукавить себе она не могла, понимая, что теряет контроль в отношениях, а их карибский роман набирает обороты.

— Не будет ли слишком подозрительно, если я проявлю себя специалистом в теологии и в древних артефактах? — задалась она вопросом, и сама себе ответила: — Нет, не будет. Надо рискнуть. Безрезультативная работа — не мое кредо.

— Не особо оно и странное, это название Detestande feritatis, — произнесла Жюли, отвечая на вопрос Жана. — В переводе с латыни — "ненавидящая жестокость", по первым словам, в тексте, которые указывают на основную тему документа — осуждение жестокости. В средние века документы папской канцелярии, такие как буллы и энциклики, часто назывались по первым словам их латинского текста.

— Понятно. А кто автор текста, который ты сейчас прочла? — прервал ее Жан, подойдя вплотную к девушке и пытаясь встретить ее взгляд. — Мы можем определить?

— Послушай, Жан, я чувствую себя словно на допросе, — имитируя возмущение, произнесла Жюли. — В эту игру мы еще не играли! Триллер какой-то!

— И все-таки? — серьезно спросил Жан, не разделяя ее игривое настроение.

— Хорошо. Я посмотрела сканы страниц архивных файлов, к которым ты предоставил мне доступ, часть страниц перевела с латинского и сделала для тебя подборку некоторых из них, без особой систематизации, — начала Жюли с ноткой раздражения в голосе. Жюли лукавила. Она осознанно выбрала страницы, в которых упоминалась папская булла Detestande feritatis. Ей хотелось посмотреть на реакцию Жана, и сейчас, глядя на его некоторую взволнованность, Жюли не сомневалась, что она на правильном пути.

— Да, конечно. Извини, — голос Жана стал более спокойным, словно он пытался сгладить свою импульсивность. — И все-таки, можем ли мы определить автора этого текста?

— Кто автор, однозначно сказать не могу, — задумчиво ответила Жюли, — страницы сильно изношены, хотя на некоторых из них просматривается подпись в правом нижнем углу:"frater Pygmalionis". Такая же, что и на коробке с колодой карт.

— Вновь"брат Пигмалион", — как бы не слыша Жюли, повторил Жан, погрузившись в размышления.

Жюли улыбнулась, наблюдая за его сосредоточенным видом. Осознав, что время идет, она решила подтолкнуть его к действию.

— На первый взгляд это прообраз Пигмалиона, скульптора с Кипра, который, согласно древнегреческой мифологии, вырезал из слоновой кости либо изваял из мрамора женскую статую и, назвав ее Галатея, влюбился в нее. Говорил с ней, одевал ее в одежды, украшал драгоценностями и целовал. Он мечтал о том, чтобы статуя ожила.

— А в день праздника богини любви Афродиты она услышала молитвы Пигмалиона, — продолжил Жан, — и оживила Галатею.

— Именно так, — улыбнулась Жюли. — Есть еще вариант — отсылка к Пигмалиону, царю Тира из Божественной комедии Данте, символу жадности. Это тоже может быть ключом к разгадке.

— Интересно, — обратился к девушке Жан, озадаченный и немного удивленный, — откуда у тебя такие познания?

— Ты о чем? О греческой мифологии или об аллегориях Данте? — с лукавой улыбкой на лице спросила Жюли.

— Хорошо, начни с Данте, — сказал Жан, внимательно глядя на Жюли.

Жюли, недовольно хмыкнув, поудобнее устроилась в кресле и на мгновение задумалась.

— В одной из первых редакций Божественной комедии Данте я нашла любопытную деталь, — начала девушка загадочным голосом. — На странице со стихом "Христос в своем наместнике пленен, и торжествуют лилии в Ананьи^[15]"чуть ниже написано: "Тогда мы повторяем, как когда-то, братоубийцей стал Пигмалион, предателем и вором, в жажде злата^[16]".

— И что из этого следует? — с иронией спросил Жан, слегка улыбнувшись.

— Не знаю, — ответила Жюли, одарив его лучезарной улыбкой. — Как минимум, речь идет о пленении папы Бонифация VIII, который подписал и обнародовал буллу"Detestande feritatis", которая тебя так взволновала.

Жан был невозмутим.

— Если тебя, Жан, так заинтересовала булла"Detestande feritatis", то от любви великой раскрою секрет, — девушка сделала таинственный вид и после небольшой паузы продолжила: — К булле было еще секретное приложение о бальзамировании сердец эликсиром бессмертия, чтобы в день воскресения владельцы этих сердец восстали из мертвых не как зомби, а чтобы к ним вернулась их душа и они вновь обрели свою человечность и разум, а соответственно, жизнь вечную, — закончила Жюли, подозревая, что могла сказать что-то лишнее.

— А при чем здесь Пигмалион? — спросил Жан, делая вид, что не заметил внутреннего смятения девушки.

— Можно предположить, что кто-то умный, коварный и изворотливый зашифровал информацию об эликсире бессмертия, присвоив ей кодовое наименование, скажем, Операция «Пигмалион». А каждый хранитель архива и эликсира бессмертия, преемник по папской воле, должен был называть себя"братом Пигмалионом". Теперь, если архив действительно у тебя, ты вправе именовать себя"брат Жан-Мишель Пуатье — Пигмалион". Как тебе такая версия? — спросила Жюли с ноткой юмора, изучая его реакцию.

— Неплохо, как вариант. Это все? — спросил Жан, его лицо оставалось непроницаемым.

— Еще есть мысли, — начала Жюли с игривым блеском в глазах. — Может быть,"брат Пигмалион", автор рукописи, продал эликсир бессмертия, а в архиве мы найдем карту, которая приведет нас к кладу, где он спрятал золото. И тогда мы купим остров на Карибах! — засмеялась она, и ее смех эхом разнесся по комнате.

Жан молчал, обдумывая ее слова.

— Мы можем только гадать, кто скрывался за псевдонимом"брат Пигмалион". Но твоя идея интересна. Уверен, что это не один человек. И не два, и не три… Не исключено, что в рукописи образы Пигмалионов умышленно обозначены исключительно как творение папы Бонифация VIII, чтобы ввести читателя в заблуждение, а как на самом деле — нам предстоит выяснить.

— Я польщена, что мои старания не прошли даром, — ответила Жюли с легкой иронией. — Если бы у меня был полный доступ к архиву, версий было бы больше, это очевидно. А пока, раз тебе моя идея понравилась, пусть кодовым названием нашего расследования будет Операция «Пигмалион», — закончила она.

— Почему бы и нет, — пожал плечами Жан и, к ее удивлению, непринужденно продолжил тему о Пигмалионе. Он с юмором затронул психологические аспекты"эффекта Пигмалиона", рассказав пару смешных анекдотов из жизни психиатров.

Затем они обменялись впечатлениями о пьесе Бернарда Шоу «Пигмалион». А когда Жан с легкостью продолжил литературное попурри, обратившись к сочинению Жан-Жака Руссо «Пигмалион» и его роли в истории музыкального театра, Жюли и вовсе насторожилась. У нее сложилось однозначное мнение — тема Пигмалиона для Жана не нова.

— И все-таки, я думаю, наш Пигмалион — прообраз скульптора с Кипра. — Жан глубоко погрузился в мысли. — Он, должно быть, настолько страстно был увлечен представлением о том, что эликсир бессмертия способен сохранить не только сердце, но и душу, даровав жизнь вечную, что вера его была способна преодолеть границы между реальностью и фантазией.

— Браво, Жан! И пафосно, и красиво. Именно так. Еще раз браво! — воскликнула Жюли с ироничной улыбкой и захлопала в ладоши. — Боюсь показаться занудой, — как бы подытоживая, продолжила она, — но мне кажется, что после оцифровки архива ты или кто другой умышленно рассредоточил файлы со сканами рукописи по разным папкам и ограничил к ним мой доступ. Я бы предпочла заниматься настоящим исследованием документов, а не разгадывать исторические головоломки в режиме ограниченной информации. Думаю, это должно быть и в твоих интересах. Ты не доверяешь мне? Или у тебя только часть оцифрованного архива, а оригиналов документов нет? Мы даже экспертизу документов не можем сделать, чтобы определить время написания текстов.

— Я не уверен, есть ли в архиве булла"Detestande feritatis"с приложением, там много всего. Как могут выглядеть эти документы? — спросил Жан, умело игнорируя ее упреки и недовольный тональностью, которую принял разговор.

Жюли, стараясь скрыть свое волнение, на мгновение задумалась, прежде чем медленно начать их описывать.

— Думаю, булла"Detestande feritatis"и приложение к ней, подписанные Бонифацием VIII, должны быть оформлены консервативно, с использованием материалов, характерных для XII–XIV веков. Тексты, вероятно, написаны железо-галловыми чернилами на пергаменте из телячьей кожи. Пергаментные свитки, если это оригинал, должны быть скреплены и удостоверены свинцовой печатью — буллой, на лицевой стороне которой изображение святых Петра и Павла. Не исключено также изображение личного символа или самого понтифика в папской тиаре. Обратная сторона печати может нести имя папы и дату начала его понтификата.

— Ха-ха, браво, Жюли! Какие, говоришь, чернила? — Жан рассмеялся, не переставая пристально наблюдать за девушкой.

— Ничего смешного, Жан! — резко сказала Жюли. — Железо-галловые чернила использовались в Европе с V века.

— Не обижайся, Жюли, — сказал Жан миролюбиво. — Я понимаю ход твоих мыслей и твое внимание к деталям. Ты, вероятно, основываешь свои предположения на текстах из рукописи монаха Пигмалиона, верно? Но поверь, я не видел никаких пергаментных свитков. Как их хранили?

— Не знаю, — ответила Жюли, внимательно вглядываясь в Жана, пытаясь понять, не играет ли он с ней. — Я читала, что в специальных контейнерах, похожих на скролл-кейсы, сделанных из дерева или металла.

— Из ливанского кедра? — улыбнулся Жан.

— Ливанский кедр используют для хьюмидоров, как тот, что я подарила тебе на Рождество. А Ватикан предпочитал дуб и бук, если тебе это интересно, — рассмеялась Жюли и неожиданно с грацией лани сорвалась с кресла и оказалась на коленях Жана.

Он почувствовал ее горячее дыхание и легкие прикосновения губ, обнял ее и поцеловал.

— Про Бонифаций VIII все прочла? — спросил он, увернувшись от ее поцелуев.

— Надо поспешить. Мы оба голодны, и у нас скоро встреча.

— Не буду уточнять, о каком голоде ты говоришь, — ответила Жюли с игривой улыбкой. — В отличие от тебя, я уже готова. И, как видишь, даже надела свое кольцо-талисман, то, что ты подарил мне вместе с серьгами, когда мы вылетали из Лондона, — добавила она, любуясь голубым аквамарином, сверкающим на ее пальце в окружении бриллиантов. — Ты еще сказал, что эти камни под цвет моих глаз, помнишь?

— Помню, помню… — передразнил Жан с облегчением, наконец-то увидя под столом свой галстук, не представляя, как он там мог оказаться.

— Но это не главное, — не унималась Жюли. — Кольцо-то оказалось помолвочным, а ты мне так и не предложил выйти замуж.

— И никогда не предложу, если немедленно не начнешь читать, — ответил Жан с улыбкой.

— Хорошо, только не перебивай, а то я обижусь, — сказала Жюли, надув для эффекта губы и пересаживаясь в свое кресло и мысленно переносясь под своды Папского дворца в Ананьи.

Примечания

14

4 июля 2011 г. сердце Отто фон Габсбурга, сына императора Карла I, было погребено отдельно от тела в бенедиктинском монастыре Паннонхалма на западе Венгрии. Тело Отто фон Габсбурга нашло своё последнее пристанище 16 июля 2011 года в крипте Капуцинергруфа — Венском мавзолее Габсбургов, рядом со своей супругой Региной.

15

"Божественная комедия"Данте Алигьери, часть «Чистилище», песнь XX, строки 85–89, перевод Михаила Лозинского.

16

"Божественная комедия"Данте Алигьери, часть «Чистилище», песнь XX, строки 103–105, перевод Михаила Лозинского.