Архив

Виорэль Михайлович Ломов (2018)

Роман «Архив» — история одной семьи, ведущей свою родословную от великого предка. Вся их жизнь из поколения в поколение посвящена сохранению огромного архива, ставшего главным персонажем книги. Его прятали, перевозили, из-за него люди жили в постоянном страхе, он диктовал поступки героям романа. Этот архив — неодушевленные предметы, пережившие своих владельцев и ставшие свидетелями жизни людей, их судеб, сомнений и страхов, надежд и чаяний, побед и поражений.

Прекрасным дамам О. да Н.

***

Всему свое время, и время всякой вещи под небом.

Экклезиаст

I

Георгий Николаевич прибыл в Тифлис уже ближе к вечеру. Когда он вышел из вагона, первым ощущением у него было, что он летит вниз головой с точеного европейского утеса, выпестованного природой в одной ей ведомой гармонии, в безмерную огнедышащую азиатскую пропасть, наполненную гортанными голосами, пряными ароматами и блеском зубов и оружия. Общая атмосфера завораживала, волновала и сдавливалагрудь. Во всяком случае, в голове пронеслись Лермонтов, Грибоедов, царица Тамара, Багратион…А справа и слева были ослики, женщины в черном, гниющие фрукты вдоль дорог.

Суворов не успел толком осмотреться, прийти в себя от соприкосновения с совершенно иной культурой, другими людьми и манерой общения, как был тут же вовлечен в тесный круг товарищей и приятелей брата. Лавр, несмотря на то что был старше Георгия на тринадцать лет, был куда общительнее его и непритязательнее в выборе знакомств. Природой своей он принадлежал к закоренелым холостякам, к которым женщины липнут как мухи к меду.

Когда они с вокзала тряслись в экипаже в гору, Лавр Николаевич ни на минуту не прекращал своих уверений, что здесь Георгию понравится непременно и всесторонне. Он так и восклицал: «Непременно и всесторонне». Похоже, он уже с утра (а может, и со вчерашнего вечера) всесторонне нагрузился напитками юга, и, конечно же, непременно изысканными.

Вечерело, ласточки в розоватом воздухе размашисто чертили строки о любви и смерти. И строки эти были одинаково понятны и русскому, и грузину.

Просторные комнаты двухэтажного особняка с раскрытыми настежь окнами и дверьми на все четыре стороны света были наполнены музыкой, смехом, тонкими винами. Женщины блистали в дореволюционных нарядах, мужчины были галантны, будто и не прошли горнило войн и революций. О том, что они были, войны и революции, свидетельствовало разве что непропорционально малое число кавалеров, да еще следы тяжких (и не очень) ранений, как правило, на их лицах или руках.

Георгий не успел сказать брату и нескольких слов о долгом пути к нему, как тот стал с порога представлять его собравшимся. У него вдруг безотчетно сжалось сердце, когда Лавр подвел его к совсем юной особе с роскошным цветом лица и южными выразительными глазами.

— Софья, — прозвучал небесный голос.

У нее была великолепная осанка и гордо посаженная голова. «Царевна», — подумал Георгий.

Девушка улыбнулась, протягивая руку Георгию. Тот едва удержался, чтобы не приложиться к ней с бо'льшим воодушевлением, чем позволяли приличия.

— Георгий Николаевич, — сорвался он на фальцет и попросил у брата воды.

Софья предложила Лавру поухаживать за его братом. Лавр Николаевич охотно согласился и подошел к компании за ломберным столиком, и оттуда тотчас же раздался оглушительный смех. Лавр Николаевич мог рассмешить даже мертвого.

— Лавр Николаевич так хорошо вписался в нашу компанию, — сказала Софья, — будто родился в Тифлисе.

— Да, — заметил Георгий, — он душа любого общества.

— Вы сейчас из столицы? — спросила девушка.

— Вы имеете в виду Москву?

— Нет, я имею в виду столицу.

— Да, из нее. Из столицы.

— Как Нева? Мосты? На похоронах Блока были?

— Был, — Георгий с удивлением посмотрел на Софью.

— Говорят, он сам на себя был не похож.

— Если вы имеете в виду его музу, то да.

— Удивительный поэт, не так ли?

— Вы правы, удивительный.

— А как вам вид из окна?

— Можно, я по порядку? — спросил Георгий. — Про Неву и мосты.

— Конечно же, рассказывайте! Выйдем на веранду. Страшно хочется всё услышать из первых уст! Я ненасытная до сплетен и новостей. У нас тут хоть и царское место, да всё равно провинция. Сдерживайте меня, я год не видела никого оттуда. Там, верно, одни перемены? Рассказывайте-рассказывайте, больше не буду, — засмеялась Софья.

— Про Неву и мосты можно рассказывать долго. Нева одна лишь и утешает меня и тех, кто еще остался на ее брегах, что ничто не меняется в жизни, по большому счету. Эти несколько прошедших лет сродни наводнению, которое подкосило здоровье Петра Великого.

— Это, Георгий Николаевич, очень примечательно, что вы сказали о Петре. Что они делают? Что делают! Мы все в шоке. Простите, продолжайте-продолжайте.

— На Неве почти не осталось кораблей, в парках людей. Про дворцы и особняки вообще лучше ничего не говорить…

— Разграбили?

— Хуже. Устроили в них казармы, приюты. Представляете, мыло воруют! Инфляция — дикая. В одночасье все стали Дюпонами и Рокфеллерами. А бездомных как опавших листьев.

— Их принес ветер Блока…Поговаривают, скоро начнутся изменения в экономике.

— Какой, однако, вечер, — Георгий потянул носом. — Какой аромат. А воздух…

— Вот вы где! — послышался голос Лавра. — Бежите общества, как Мцыри?

— Да, Лавр, мы так мило беседуем с твоим братом.

Георгия поразило, что Софья с Лавром на «ты», и так запросто. Ему показалось, что Софья не из таких.

— Смотри, я ревнивый! — засмеялся Лавр Николаевич. — Не посмотрю, что брат.

Засмеялась и Софья. Георгий не знал, как отреагировать на эту шутку.

— Мой брат прежде думает, потом говорит, — похлопал его по плечу Лавр. — Иногда так долго, что забывает изречь. Но — одобряю! Так и должен поступать настоящий мужчина. Не буду мешать вам, — он поцеловал Софье руку и удалился с куплетами Мефистофеля.

— Вы давно знакомы с Лавром? С Лавром Николаевичем, — поправился Георгий.

— С первого его дня в нашем городе. С ним трудно не познакомиться.

— Да, — согласился Георгий, — трудно. Помню, я был подростком…еще перед войной…но тогда уже вовсю ходили слухи о войне, нашей стремительной победе и славе (наконец-то! ) русского оружия. У нас каждый день собирались друзья, знакомые Лавра, много пили шампанского во славу российского Марса, святого Георгия Победоносца. Если бы победы русского воинства зависели от выпитого в нашем доме вина!

— У вас большой дом?

— Был. Да, большой. Трехэтажный, лестница, львы по бокам, жандарм в стороне.

— Простите, Георгий…Ничего, что я так?

Суворову это показалось странным — все-таки едва знакомы. Ну да тут юг, всё кипит.

— Ради бога, Софья, — разрешил он.

— Георгий, хотите, я покажу город, вон ту его часть, — Софья указала на дома и деревья, уходящие вниз.

— Буду весьма признателен, — охотно согласился Георгий. — Только брата предупрежу, а то станет искать.

— Лавр, — бросила походя Софья, — мы на горку, покажу вид.

Лавр молча проводил их взглядом. А когда они спустились на первый этаж, со второго этажа послышался оглушительный смех.

— Когда он в ударе, весь дом сотрясается от смеха. А он постоянно в ударе, — сказала Софья, как показалось Георгию, с некоторым осуждением.

— Он любит всех завести, никого не оставит без внимания, — сказал Георгий.

Софья внимательно посмотрела на него.

— А вы чуткий собеседник, — сказала она. — Редкое по нашим дням качество.

— Не успел спросить Лавра, как он оказался в этом доме. Он купил его?

— Это мой дом. Разве он не сказал?

— Нет, — простодушно ответил Георгий. — Я думал, его.

— Вы полагаете, Лавр Николаевич способен подыскивать себе жилье сам? У него совершенно другой стиль. Он скорее подыщет себе страну, чем дом, и королеву, чем…жену.

— Вас это как-то угнетает?

— Да вы злючка!

Георгию доставила удовольствие ее реплика.

Стало темнеть.

— Неудачно мы вышли, — сказала Софья. — Через полчаса совсем стемнеет. У нас темнеет быстро. Раз! — как гильотина.

— Не успеем посмотреть? — Георгий подумал, что у Софьи воображение как у Мериме.

— Нет, — вздохнула девушка и остановилась, глядя на Георгия и ожидая с его стороны каких-либо предложений.

— А просто погуляем, без осмотра, — предложил Суворов.

Девушка взяла его под руку, и они пошли дальше.

— У нас тут опасно, — шепотом сказала она. — Ночью особенно.

— Посмотрим, — засмеялся Георгий. — Кинжал, жаль, в кофре остался.

— Это даже лучше, — засмеялась Софья, — что он остался в кофре. Кинжал у нас просто так не извлекают. Извлек — убей! А нет кинжала, никто и не пристанет.

— Как же узнают в темноте, есть он или нет?

— Узнают, — загадочно произнесла Софья.

И только прозвучали эти слова, к ним из темноты выступили три темные фигуры. Софья ровным голосом о чем-то сказала им по-грузински, фигуры исчезли.

— Узнали? — спросил Георгий. — А если б я один шел? По-грузински я и двух слов не знаю.

Девушка оставила его вопрос без ответа. Они молча шли под деревьями. Через минуту она обронила:

— Этого было бы достаточно. Остальные слова они знают.

Суворов рассмеялся.

— Что? — спросила Софья. — Я сказала что-нибудь не то?

— То, то, — улыбнулся Суворов. — И куда мы идем?

— А мы уже пришли, — сказала девушка. — Вот беседка, там сейчас никого нет. Здесь так хорошо слушать ночь. Ее слушаешь снаружи, а она начинает шептать изнутри тебя. Вот, садитесь здесь. Помолчим.

Они опустились на скамейку. Георгий локтем соприкасался с локтем девушки и оттого никак не мог прислушаться к голосу ночи, пробуждающемуся в нем. «Может, это и есть голос ночи», — подумал он, слыша, как кровь стучит в висках и колотится сердце.

Минут через десять, когда Георгий перестал слышать все звуки и углубился в свои воспоминания, а может быть, фантазии, когда воображение унесло его в запредельные дали, куда-то на полвека вперед, и он там вот так же сидел с Софьей и прислушивался к…

Софья неожиданно встала и решительно подняла его за руку.

— Я молилась, — призналась она.

— Молились? — удивился Георгий. — За кого?

— За вас, за Лавра, за всех. В такую ночь, когда нет ни звезд, ни луны, ни огней, хорошо молиться за свет в наших окнах и наших душах.

— Вы сюда приходите молиться?

После некоторого молчания Софья сказала:

— Да, хожу. Вы первый спросили меня об этом.

— А вы здесь уже бывали с кем-то?

И опять через долгую минуту молчания:

— Их уже нет с нами. Они там, куда возносятся мои молитвы.

— Простите, Софья. Если хотите, помолчим.

— Нет-нет, — бодро произнесла девушка. — Ни в коем случае! Вот еще! Помолчим. Теперь-то мы и поговорим с вами. Давайте, что вы мне еще не рассказали о столице? Как там университет?

Суворов стал рассказывать последние новости об университете, о театральных постановках, о балете и опере. Незаметно подошли к дому Софьи.

— Жаль, — сказала она. — Такой чудный вечер был.

— Почему же жаль, — поинтересовался Георгий, — если был?

— Потому и жаль. Поднимемся наверх. А то Лавр Николаевич, поди, уже кинжал точит.

Лавр играл в карты и помахал вошедшим рукой.

— Как погуляли? — крикнул он.

— Хорошо, — дружно ответили Софья и Георгий.

— Вижу, — засмеялся Лавр Николаевич. — Как там звезды? «И звезды яркие, как очи, как взор грузинки молодой!..»

— Не правда ли, он хоть отважен и даже безрассуден, мало походит на полководца Суворова? — спросил Георгий.

— На Суворова? — Софья нахмурила бровки. — Вон оно что. А причем тут Суворов?

— Фамилия у генералиссимуса тоже Суворов была.

— Он разве Суворов? Всем он представился как Бахметьев.