Веселое шаманство чжурчжэньских рун. Обучающий роман, не поэма

Анатолий Эстрин

Археолог Валерий Павлович на полевых раскопках находит древнюю каменную табличку с надписью на чжурчжэньском языке. Расшифровать надпись ему не удается: язык утерян и ключей к его пониманию нет. Но поскольку ученый недавно развелся, душевно страдает, испытывает финансовые трудности, чтобы доказать всем он прибегает к редкому научному методу. В результате он открывает в себе скрытый потенциал, знакомится с чжурчжэньским шаманом и в соавторстве с ним пишет книгу по рунам Золотой Империи.

Глава 2.

Появление шамана

После второй бутылки горькой Валерий Павлович вздрогнул от неожиданности, внезапно у него в голове, прямо во время жевания хлеба, отмоталось на тысячу лет назад, и он увидел набирающую резкость картину, как чжурчжэньский шаман на темной лесной поляне готовится к камланию. Шаман, присев на корточки, укладывал березовые поленницы для своего костра в виде пирамиды и с шумом разбрасывал по сторонам света какие-то странные восклицания. Костер долго не разгорался. Поленницы, купленные у крестьянина, оказались сырыми, крупа, приготовленная для кормления духов, просыпалась на землю, бубен отказывался звучать в хлопьях навалившегося вечернего тумана. И еще его длинные волосы, заплетенные в косу, распустились, что не предвещало ничего хорошего, и теперь они бурной рекой сваливались шаману на глаза и плечи.

Шаман чувствовал неладное, поэтому с еще большей концентрацией и ожесточением хотел скорее начать свое камлание. Что-то странное происходило в его душе, желудок сжимался в непривычном спазме, и по ногам проходила электрическая волна незнакомой ему энергии. Он сел на траву, сосредоточенно закрыл глаза и призвал духов-помощников. Но вместо духов-помощников он увидел пьяную рожу Валерия Павловича, освященную желтым светом электрической лампочки.

«Кубердуй, дуй, дуй. Кубердуй, дуй, дуй», — взволнованно запел шаман свою песню Силы, еле сдерживая обуявший его страх, и истово запрыгал вокруг костра, изображая резвого коня, скачущего по бескрайним просторам родной земли. Шаман надеялся ускакать от навязчивого видения и постоянно ускорялся, менял направления движения, останавливался, замирал, приседал и вновь пускался вскачь, бросая при этом щедрыми пригоршнями крупу в едва тлеющий огонь в знак подношения духам.

Шаман надеялся, что рожа исчезнет и на ее месте возникнет морда знакомого ему медведя или волка, но все его усилия были напрасны и физиономия ученого никак не исчезала. Более того, она становилась крупнее, реальнее и краснее, пока наконец полностью не превратилась в человека. Окружающий темный лес исчез, и на его месте возникла комната с сидящим за столом ученым.

Обессиленный Ву упал спиной на пол кухни, сделал несколько отчаянных судорожных движений ногами и, впав в детскую беспомощность, отрывисто и зло задышал, приготовившись к худшему.

— Макар Чудра! — закричал Валерий Павлович. — Вот, кто у меня в голове живет! — Он с интересом склонился над распростертым телом шамана. — Я же знал, чувствовал, что наделен даром! Вот он, мой дар, валяется на полу! Отсюда и тяга к истории, к мистическому реализму! Но почему дар пришел ко мне, а не я к дару? Машина заглючила. Бывает, живешь-живешь и не подозреваешь, что есть в тебе какая-то сила, стремление, способность. Скрыта эта способность за пеленой социальных ограничений, и требуется особый случай, чтобы способность эта явилась, открылась взору и заявила о себе во всей своей полноте. Смертные, трепещите! Есть у меня способность! И она лежит сейчас прямо передо мной. Остается только поднять ее, усадить на стул, чтобы открылась тайна и внутри произошли изменения.

Валерий Павлович нежно потер свой лоб руками, чтобы наладить мышление и зрение, помотал головой, как мокрая после купания собака, и налил шаману стакан. Шаман каким-то чудом мгновенно оказался за столом и опрокинул стакан с большим удовольствием, не закусывая.

— Мир, дружка, жвачка, — сказал он ученому довольным знакомым голосом и расслабился.

— Хояко-мояко, — парировал Валерий Павлович. — Русский с чжурчжэнем — братья навек.

Шаман внимательно осмотрел своего создателя и увидел перед собой дрожащего больного человека, одетого в смешные цветные трусы и белую майку, разговаривающего с самим собой через него. «Я всегда жил у него в голове, а мне казалось, что я реальный», — подумал он с грустью. Среди непонятного хлама в квартире Ву обнаружил несколько знакомых предметов своей эпохи, что очень его удивило, воодушевило и обрадовало. «Пусть я являюсь плодом его воображения, — решил Ву, — но я мыслю, а, следовательно, существую».

— Ву, — гордо представился шаман Валерию Павловичу, — значит, Червяк. Высшая шаманская проекция!

В ответ Валерий Павлович сидя поклонился и повторил: — Червяк. Червяк — это круто! То-то меня с детства, с того самого момента, когда я упал и ударился головой о столб, манила мистика и непознанное. Я слышал себя, но не догадывался, что это я сам себя призываю. Так и не догадался, а пошел в археологию, чтобы хоть как-то приобщиться к древним знаниям. Я хотел докопаться до истины. И вот оно случилось! Истина сама докапывается до меня!

«Сперва надо расспросить шамана о жизни, о его народе, об устоях в его обществе из первых уст, а затем плавно сместиться к языку, к устной и письменной речи. Но раз сейчас, — пронзила струя мыслей Валерия Павловича, — — я понимаю, что говорит Червяк, значит, я уже владею его языком на интуитивном уровне. Это странно и жутко полезно. К этому я шел несколько лет семимильными шагами, и вот пришел, не сходя с места. Я на месте, и это уместно».

— Я — археолог, — обращаясь шаману, причмокивая, сказал Валерий Павлович. — Раскопщик могил и искатель кладов. Я очень важный челдобрек, и мои знания очень дорого стоят. Я стою на вершине научного коллектива, и все ждут моих открытий с задранными носами, чтобы вознести причитающиеся мне почести и выразить заслуженные благодарности. Я вижу, что ты тоже хороший человек, как я, и расскажешь мне всю правду, что меня интересует. Где спрятана Золотая Баба?

Ву задумался, наморщил лицо и возмущенно плюнул в Валерия Павловича пересохшей слюной: — Не знаю. Я по бабам не хожу. А богиню нашу не трогай! Не про тебя она сделана и спрятана в надежном месте. Уместно?

Валерий Павлович уронил голову на грудь и заплакал. Плакал он долго и горько и никак не мог остановиться. Ему было больно и обидно, что шаман не выдает ему тайну спрятанной древней богини и еще позволяет себе хамские высказывания в его адрес. Нарыдавшись вдоволь, ученый положил перед шаманом фотографию каменной таблички с надписями. — Прочти, что написано.

— Я читать не умею, — съехидничал шаман, — грамоте не обучен.

— Не ври мне! — заорал Валерий Павлович и ударил кулаком по столу. Шаман съежился, завонял псиной и туже затянул широкий пояс на своем длинном шелковом халате.

— Я в таком тоне беседовать не намерен, — пробурчал шаман. — Вы же о литературе говорить желаете.

— Пить будешь? — виновато спросил Валерий Павлович. — За науку, за письменность, не чокаясь.

— За дружбу выпью, — ответил Ву, и опустошил предложенный ему граненый стакан.

Валерий Павлович захмелел еще больше и предложил шаману сигарету. Шаман закурил, Валерий Павлович закашлялся.

— Другое дело! — сказал шаман. — Спрашивай.

— Поведай мне, друже, о Золотой Империи, Айсинь-Гурунь, — вдохновенно и торжественно заявил Валерий Павлович. — Очень уж надо знать.

— Ты меня уважаешь? — проверяя твердость намерения своего создателя, спросил шаман.

— Уважаю. А ты меня уважаешь? — прижимаясь ко лбу шамана своим лбом, прошипел археолог.

— Уважаю.

Когда уважение приблизилось к вечной дружбе, Валерий Павлович поведал гостю о своей беде с нерасшифрованной надписью и вновь указал на фотографию на столе. —

— Из-за нее все, треклятой. Из-за этой находки. Больно мудрено написано. Шифр, а не надпись. Центр, центр, десять-двадцать, ничего не понятно. Закорючка, точка-тире!

Шаман взял фотографию в руки и сделал вид, что читает надпись. Валерий Павлович напрягся, покраснел от волнения и застыл. — Ну, ну, — повторял он. — Что здесь написано?

Шаман, смекнул в чем дело и не торопился давать ответ: — Что-то не разборчиво, — вдруг сказал он, сохраняя интригу. — Да я тебе и не чтец!

— Ну, пожалуйста, умоляю, — стонал Валерий Павлович, — напрягись. Мне очень нужно.

— А ты попробуй угадай, — съехидничал шаман.

— Не угадывается. Я уж по всякому… Хватит надо мной издеваться! Читай, неуч, что написано!

— Ладно. Здесь написано…

То ли от волнения, то ли от неверия в свое счастье голос Ву звучал к голове Валерия Павловича приглушенно и тихо, так, что слов было не разобрать.

— Что? — тупо глядя на Ву, спросил он. — Еще раз! Повтори!

— Повторяю: здесь написано… что… — шаман выжидающе замолчал.

— Что? Ну что!? Государственный акт? Стихи? Любовное послание?

— Мыльная опера, — самодовольно сказал шаман. — Чжурчжэни пишут письмо китайскому императору. Сия надпись гласит: «Налоги на средства личной гигиены платить отказываемся. Кредиты на мыло погашать не собираемся. Идите со своими шампунями и выгодными предложениями в волчью нору…» И далее, списком, указываются со всеми подробностями, куда и как идти. Где завернуть и где остановиться. Эти десять строчек с точными сантиметровыми характеристиками нефритовых стержней наших воинов. Детальное описание дорог и тропинок, ведущих точно к ним… Наш ответ желтокожим бизнесменам на их требования заставить нас мыться три раза в день, тем самым впасть в финансовую зависимость от грабительских цен на банном рынке.

— Фу-у! — облегченно выдохнул Валерий Павлович, будто сняв с себя тяжелые мешки. — Идиоматические выражения древнего народа. Суть. Корни. Понятно, почему было непонятно. А я уж думал, что зоны Броке и Вернике не расшифровывают сигнал. Вот я ошибся. Выпьем.

Ву с гордостью поставил локти на стол и на минуту отключился от происходящего. Валерий Павлович обнял его за плечи и через вновь выступившие слезы предложил соавторство в только что случившимся научном открытии.

— Только что родилась идея, — тождественно провозгласил он. — А не написать ли мне книгу про это? Большую. Грандиозную Научную. Тянущую на нобелевку! Лучше — научно-популярную. Чтобы для всех! Приглашаю тебя, друг мой шаман Ву, поучаствовать в моем литературном триумфе. Напишем с тобой новую книгу. Совместно. В соавторстве. В так сказать, тандеме. Только ручку возьму и тетрадку. Ты будешь говорить, я — записывать. Перерабатывать твой разговорный заплетающийся на литературный искрящийся язык. У нас равные права на произведение, но главный автор — я.

— Хронофагия, — кивнул шаман, — потеря времени. Годится.

— Сначала — несколько слов от главного автора:

«О себе: веселый, красивый, высокий, косая сажень в плечах. Имею тонкую душевную организацию. Школу окончил с золотой медалью, затем эту медаль сдал в ломбард за бешеные деньги, на которые купил диплом о высшем образовании и ученую степень. Специализируюсь на археологии, архитектонике, и других архиважных вещах! Безумно хорош собой, талантлив, очарователен, эрудирован. В длину прыгаю десять метров, в высоту — все двадцать. Когда подпрыгиваю, попадаю в астрал. Там нахожусь некоторое время, пока позволяет сила земного притяжения, а потом возвращаюсь назад, в привычную реальность. В один прекрасный день прыгал много. И допрыгался. С тех пор обладаю массой достоинств! Могу одной рукой чистить картошку, другой — печатать на компьютере, сопровождать эту работу вычерчиванием на песке ногами параллелепипеда, одним глазом читая газету, а вторым — считая звезды на небе, даже днем и в облачную погоду. В определенные часы солнечной активности, все это бурно сопровождается катарсисом и занятием физкультурой. Еще я играю на всех музыкальных инструментах, пою и сочиняю стихи. Именно так: сначала пою, а уже потом сочиняю, в такой последовательности. Беру четыре октавы сразу, при этом мастерски используя этническое горловое пение. В слонячьей депрессии сплю крепким беспробудным сном. В такие минуты меня лучше не трогать, потому что я сплю мало, а работаю много!

Иногда, на моем пути встречаются антагонисты. Я им даю возможность высказать их точку зрения, подшучивая над их убежденностью, а потом смеюсь в их светлые лики праведным смехом, ха-ха, поскольку знаю, что они не правы и несут околесицу! Челдобреколюбие, тактичность и чувство справедливости у меня очень развито! Я — борец за правду! Разве может быть правда у антагонистов и противников меня? Вот и я говорю: никогда! Моя правда — самая правдивая правда из всех других правд, и все тут! Соответственно, мои мысли — самые мыслимые из всех мыслей! Это правда! Именно они, написываются мной здесь на полном серьезе! На таком серьезе, что даже об этом серьезе серьезно и разговаривать нельзя! Потому что никто не поверит».

Кошка запрыгнула на колени к шаману и замурлыкала. Он погладил ее по серой шерстке и как-то пронзительно понял, что знает и умеет ровно столько же, сколько знает и умеет Валерий Павлович. Он — такой же, только наоборот. И нет между ними никакой разницы, нет различий. Кроме степени трезвости. Они — единое целое, единый творческий организм. Это вдохновило шамана на создание произведения и окончательно расположило к сотрудничеству.