Легенды нашего края. Последние короли Увелки

Анатолий Агарков, 2023

Южный Урал… Граница Европы и Азии. Рубеж культур Востока и Запада. Заповедный край природных аномалий. Чтобы объяснить непонятное, чего только люди не выдумывают:– в пещере Титичных гор, где, по слухам, скрыт пугачевский клад, существует провал во времени;– на дне озера Круглое есть калитка на Тот Свет;– Живая Вода Оленичева способствует реинкарнации;– после купания в озере Горьком снятся фантастические сны;– над озером Чекарево однажды зависла летающая тарелка…Как вам такая версия преступления – домовой зарубил свою хозяйку из ревности?Читайте, скучно не будет…

3

Репейники цеплялись за штанины. Голые стебли одуванчиков утратили уже свои пуховые береты. Травы побурели, не выдержав палящих лучей, но лето уже переломилось. Солнце хотя и поднималось высоко в голубом небе, но уже не припекало — косить будет не жарко. Всё приуныло в ожидании осени. Лишь тополя безмятежно шелестели зелёными листьями, словно не чувствуя, что лето на исходе.

Показался табор.

У костра рядом с Тимофеем Гулиевым сидел старый его приятель — Иван Степанович Кылосов, заведующий клубом имени Володарского и заядлый рыбак. Он вертел в руках папиросу и, поглядывая в костёр, приценивался к уголькам.

— Выспался, Иван Степанович? — иронично, но с уважением спросил Тимофей, помешивая варево в закопченном котле.

Широкие густые брови Кылосова дрогнули, губы раскрылись, обнажив ровные крепкие зубы:

— Такое привиделось! И сказать смешно… Чудный сон!

Тимофей присел на корточки, хлебнул из ложки, сдувая пар и щурясь:

— Какой, Степаныч?

Кылосов расплылся блаженной улыбкой.

— Какой? — допытывался Гулиев.

Завклубом немного поколебался — рассказывать иль нет? — и сказал:

— Бабёнка голая да развесёлая…

— Худой сон, Степаныч, — с огорчением отметил Тимофей.

— Э, — Кылосов беспечно махнул рукой. — Это вам Аллах запрещает, а лично мне голые да развесёлые шибко по душе. Несчастную бабу любить — вред для обоих. Верно, сынки?

Он обернулся к подходящим парням:

— Иль только в мечтах с девкой миловались?

— Ну, да уж, конечно, — насупился Султан.

— По-моему, Вовка — весьма ловкий молодчик, — сказал Тимофей. — Из него артист бы вышел — народный. Мы супротив него — ослы длинноухие, доверчивые.

Приятель Султана, голубоглазый и белобрысый паренёк, молча присел к костру, глаза его невинно следили за игрой пламени.

— А-а, — махнул рукой Кылосов. — Жалкие последователи Станиславского? Разве в нашей глубинке сыщешь настоящий талант?

— Ну-ну, — согласился Тимофей. — А всё-таки ловок, шайтан. Вот если б он с тобой такую штуку выкинул…

— А что такого он сделал?

Старший Гулиев сунул ложку в карман пиджака, хлопнул себя кулаком по коленке и после этого с удовольствием расхохотался. Потом высморкался, достал носовой платок и утёр глаза. Махнул рукой:

— Ту первоапрельскую шутку, что Вовка со мной выкинул, всю жизнь не забуду.

В костре зашипело, затрещало, щёлкнуло — рассыпались искры. Одна из них прилетела Тимофею на сапог. Он сбил её щелчком в огонь.

Кылосов курил с серьёзным видом, не отрывая взгляда от приятеля, ожидая смешного рассказа.

— Проделки молодых? Это интересно. А, ну-ка, расскажи.

— Ну, хорошо, хорошо, раз ты хочешь, — ясно было, что Гулиева не пришлось бы просить дважды. — Слушай же…

Кылосов слушал, слушал и вдруг стал медленно оседать, потом скорчился и упал в траву. Вцепившись зубами себе в ладонь, он принялся кататься по земле. Из его горла вырывались клокочущие звуки — то ли рыдания, то ли непонятные, неведомые возгласы. Его ноги в резиновых сапогах нелепо торчали в разные стороны, чуть не задевая костра. Так Кылосов хохотал, когда услышал всю эту историю с переодеванием Вовки Евдокимова в беременную девушку.

— Да ладно вам, — проворчал Султан, кривясь недовольно. — Кто старое помянит…

— Цыц! Кто старое забудет…. Вот то-то.

В грубоватом обращении Тимофея к сыну сквозила и давнишняя вина перед ним, безвинно обвинённым. И приятелю:

— Надо иметь талант, чтобы так провести стреляного воробья.

Рыбак не сразу успокоился.

— М-да, — сказал он. — Придётся тебе сознаться, дорогой — опростоволосился ты с этими парнями. Меня-то на мякине не проведёшь. Я повидал и собак, летающих по воздуху. Да-да, удивить меня ничем нельзя. И они против меня, — Кылосов ткнул поочерёдно пальцем в Султана и Вовку. — Шан — тро — па.

Евдокимов вздохнул, всем своим видом показывая, что подобные речи ему слышать не впервой. Кстати, так оно и было. А Султан обиженно покосился на отца — чегой-то гость того…

И Гулиев вступился за ребят.

— Э — э, брось! Не зарекайся наперёд. Вот этот парень, — он кивнул на Максимова, — смолит табаку в день раза в два больше тебя. Эх, не я его отец…

— Да ну тебя, — отмахнулся Кылосов, заядлый курильщик. — Пить, курить, ходить и материться я начал в один день.

— Спорим? — Вовка Евдокимов по-взрослому протянул завклубом ладонь.

— Да ну тебя, — Иван Степанович досадливо отмахнулся. А потом вдруг заиграло в нём что-то. Вышиб ногтём папироску из пачки. — Кури, сопляк.

Вовка выкурил и получил новую.

— Кури, кури — хвастунов, знаешь, как учат, — папироса за папиросой Кылосов опорожнял свою пачку.

Пока парень курил, Иван Степанович катал меж пальцев очередную папиросу. Поглядывая друг на друга, будто петухи перед дракой, они оба не по-доброму усмехались.

Когда пачка кончилась, Иван Степанович растерянно огляделся. Тимофей Гулиев хмурился и осуждающе качал головой. Султан безучастно смотрел на огонь. Победитель пари отчаянно плевался и важничал, поглядывая на Кылосова осоловелыми глазами.

И вот за эту минуту сомнительного торжества расплатился Вовка Евдокимов затмением в лёгких и хроническим кашлем на всю свою жизнь.

— Ты чей будешь? — завклубом будто теперь спохватился, что по должности своей является наставником молодёжи, и пари его с пацаном бросает тень на профессиональную репутацию. — Как зовут?

— Ева, — вскинул Вовка отяжелевшую голову.

— Так ты что ль, правда, девица?

— Да нет, — усмехнулся Тимофей Гулиев. — Какая ж это девка, коль в мужскую баню ходит? Это у него инициалы такие — Евдокимов Владимир Андреевич.