Тьма

Николай Игоревич Крам

Старый дом с кривым крыльцом, молчаливая гладь безымянного озера, бесконечный, сухой, давно погибший лес и старик, который вечность скитается во тьме. Нет ни восходов, ни закатов, дождя и ветра, людей и животных, в этих краях давно царит непроглядный мрак.Ужасная ошибка заставила королеву покинуть свои края, обречь верных жителей на вечные муки. Ошибка, совершенная одним человеком… Но что, если шанс искупить её куда страшнее кошмарной реальности, рухнувшей на головы жителей Лоухейвен?

Дизайнер обложки Владислав Андреевич Маркин

© Николай Игоревич Крам, 2019

© Владислав Андреевич Маркин, дизайн обложки, 2019

ISBN 978-5-4490-6307-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

— А что, если не получится, доченька?

— Получится! Я все предусмотрела!

Пролог

124 956

Тьма… В этих краях всегда так… На небе нет ни ночных мирно плывущих облаков, ни звезд, сияющих где-то вдали, ни давно забытого серебряного диска… Мрачный густой лес без листвы окутал эти земли, его границы бесконечны, темный лик мертвой природы в конце концов взял свое. Деревья уже давно забыли, что такое свет, они больше не знают, куда тянуть свои кривые, покрытые рытвинами и жуками ветви, их корни уходят так глубоко под землю, что теряются в просторах остывающего ядра. Кругом воняет сыростью и гниющими листьями, легкий туман, словно призраки прошлого колышутся во мраке.

Эхом раздается медленное шарканье, величавый олень выходит на небольшую равнину, свободную от бесконечного леса, не ясно как кто-то может все еще обитать в таких местах, особенно такое красивое животное. Но так кажется издали, если вглядеться во тьму, сквозь белую дымку и острые ветви можно увидеть, что некогда жесткий, но при этом красивый мех животного сменился редкими седыми, короткими волосинками, клочками, торчащими по всей туше. А те места, которые не покрыты шерстью, украшены гнойными нарывами… Рога сложно отличить от тех же веток, они тонки и хрупки, как и душа этого зверя, в его груди давно погасло сияние вечной свечи, и его время пришло.

Олень медленно начинает бороздить зловонную почву копытом, его худые ноги обмотаны тонкими нитями, его глаза медленно вглядываются в поисках хоть чего-нибудь, этот взор — он спокоен, если не сказать, что обречен… Не найдя ничего, животное натягивает сухие губы и обнажает свои острые «клыки», кривые и обломленные, затем истошно фыркает на свою неудачу. Но, как известно, рано или поздно любой, кто ищет, чем поживиться, обязательно добьется своего, если знает, где искать…

Рассекающий ночную тишину резкий звук обрывается быстро, животное лишь успевает перейти в другую стойку, резко перебирая худыми ногами, но уже слишком поздно…

Из лба оленя торчит ржавый наконечник стрелы, глаза все так же спокойны, если не сказать, что обречены…

124 905

Они смотрят в потолок, деревянная крыша, несмотря на все усилия, всё равно время от времени протекает, как бы он ни старался. Тяжело моргнув, старик медленным движением стягивает с себя сшитое из разных лоскутов плотное одеяло. Перенося ноги к полу, он готовится принять пронзительный холод. Поправив на себе сделанную из мешковины рубаху, старик проходит от кровати прямиком к печи, там за железной створкой еще трепыхается пламя, окруженное горами пепла. Старик почесывает ровную бороду, словно из чистого серебра, затем старинным гребешком, украшенным маленькой жемчужиной, расчесывает лохматые волосы на голове. Пара дров с нервозностью полетела в печь, скоро тепло снова начнет циркулировать по этому дому, который представляет собой одну большую комнату. Большой канделябр зажжен, первым идет свет, которого так не хватает в этих краях. Старик смотрит в окно, за ним пустота, небо и земля сливаются в едином танце тьмы, старик закрывает глаза и начинает тяжело дышать, его руки начинают трястись, но ему удается сдержать порыв, приступы происходят все чаще…

Тяжело выдохнув, он садится за стол, на котором лежит ровная, немного припорошенная пылью и стружкой дерева скатерть, он протягивает руку и подносит к своим темным глазам потрепанную книжку. Бережно найдя закладку — локон светлых волос — он открывает нужную страницу, пламя свечей медленно дергается, отбрасывая унылые тени на старые деревянные стены. Перед ним стих: слова и предложения написаны ровным почерком, женской рукой, бумага уже выцвела, но обагрённые светом свечи страницы приобретают бронзовый оттенок, а написанное чернилами будто начинает блестеть. Слова оживают…

«Предатель! — Воскликнул король.

Как он посмел!»

И тут немыслимая боль

Как град железных стрел

Пронзила душу короля,

И он склонил колени.

Вокруг него не вся семья,

Нет времени для сожалений.

Найти! Убить! Главу долой!

Из-за него мы все умрем!

О, ради бога, Боже мой!

И мир пойдет другим путем!

Старик зажмурил глаза, казалось, словно тысячи морщин окружили его дребезжащие веки, они будто ждали: может, в этот раз не откроются. Книжка резко захлопнулась, прядь волос, перемотанная красной лентой, задергалась, словно живая. Громадными рабочими руками он поднял её и, как всегда, поднес к носу. На мгновенье для старого мужчины исчез этот давно разваливающийся дом, этот мрачный лес, это глубокое озеро… И он увидел то место, где хотел бы быть все время. Он почувствовал еле уловимое тепло её света, чувствовал, что жизнь наполняет эти места, как было прежде, наполняет его душу… Радостный миг охоты… Руки начинают трястись еще сильнее, глухой удар о стену отрезвляет, еще удар, кусочки дерева впиваются в казанки, все еще теплая кровь покрывает новым слоем это место за камином… Еще удар…

Бодрящий всплеск ледяной воды в ночи гонит дурные мысли старика, который склонился над полуобрушившимся колодцем. Свет масляной лампы отражался в дребезжащей на дне воде, словно тьма живая, вальяжно шевелящаяся жижа. Глубокий вздох влажного зловония и взгляд на собственные угодья. Его глаза, покрытые белой пеленой, привыкли ничего не видеть, в этих краях нет ни одного природного источника света, только светлячки в долине изредка напоминают о былых днях. А так, кругом тьма…

Его угодья: нет ни забора, ни ограды, только кривые черные стволы бесконечных деревьев, так плотно прилегающих друг другу, что уже через пару метров они превращаются в плотную стену. Это с одной стороны, а с другой — где не было крыльца, а был вход в подвал — простиралось завораживающее и одновременно пугающее озеро. Дом стоял в нескольких шагах от берега, но вода не пыталась даже изредка расширить свои территории и посягнуть на владения охотника, она вообще не шевелилась, словно была уже давно мертва.

Это озеро простиралась до самого горизонта, а может и дальше. Ничто не мешало обзору, лес почему-то не окружал эту темную воду, как и горы… Пустое ночное небо было словно его отражение, и если не знать, что оно там, то может показаться, что за домом этого старика находится сама пустота, бездонная, безмолвная… И наследник безмолвия, медленно двигаясь, с фонарем обошел дом и уставился на озеро, вытянув руку, медленно покачал за ручку фонарь. Где-то вдали в этой самой пустоте, словно далекое отражение, заметался крохотный, как пылинка, отблеск света… Старик улыбнулся…

Тысяча тончайших нитей, наверное, даже больше, они обхватывают обширную часть леса, проходят вокруг большинства деревьев, обнимая их почти у самых корней, все они в конечном итоге сплетаются в тугой канат, привязанный к пеньку недалеко от дома. Старик, распинывая гнилые мхи под ногами, направлялся к канату. Медленно отвязав его, он сел на колени и очень аккуратно, нежно стал водить пальцами по тонким белым «струнам», которые стремились в лес во всех направлениях.

Одна ниточка оказалась ослаблена…

Он схватил колчан, наполненный самодельными стрелами, и такой же лук и отправился в путь…

124 980

Волоча большую тушу оленя за собой, старик смотрел вниз, его седые волосы под кожаной шапкой трепал еле заметный ветерок. Но это не означало, что вонь ушла, эти земли пропитаны трупами, как впрочем, любые другие в этом мире.

125 000

Ржавый топор бился о черную кость, никак не мог её сломать, старик поднес окровавленное лезвие к своему лицу, оно было покрыто зазубринами, кусок плоти сорвался с него и ударился о ботинок с запекшейся грязью. Он положил орудие на разделочный стол, медленно наклонился и поднял мясо, к которому прилипло немного засохшей травы, положил его в рот. Медленно пережёвывая свою добычу, он вышел из сарая, старые чугунные цепи медленно покачивались позади, словно прощаясь. Он опять посмотрел вокруг, будто ожидая кого-то увидеть, хоть кого-то… Одиночество — совсем не подходящее слово для описания того, что испытывал старик.

В этих краях нет дня, нет восхода и заката, нет сумерек, есть только ночь, всегда, и он в ней почти один, вот уже как… столько лет, что сложно вспомнить — сколько именно.

Закручивая непонятную сухую травку в кусок грязной плотной бумаги, старик сидел на кривом крыльце, рядом с ним был фонарь — единственный спутник, который был безмолвен, но приносил тепло. Густой дым поднялся ввысь, смешиваясь с дымкой мрачных лесов. Туши хватит на пару недель, все равно здесь все испорчено.

127 654

И вновь ржавый топор стал биться, вот только новой его жертвой было дерево, еще несколько глухих сильных ударов, и из-под сухой коры начала сочиться черная густая жидкость, и с каждым ударом топора её становилось все больше, она текла не как смола: она брызгала в разные стороны и в специальный для таких случаев фартук «мясника». Черная жидкость текла по стволу, затем впитывалась в почву, а потом и корнями. Через много лет на месте старого пенька вырастет новое…

127 888

Охапка влажных дров рухнула рядом с печью, старик снял с раскаленной верхушки металлическую кружку. Оторвав кусочек коры, кинул её в воду и стал медленно вдыхать… Любуясь на возгорающееся пламя и шипящую кровь дерева. Самое время, чтобы поспать. Сложно сказать, сколько времени прошло с последнего пробуждения, сложно сказать, сколько бодрствовал старик: в этих краях нет дней, есть только ночь длинною в вечность.

Сны… Может, это они, или просто осколки воспоминаний об охоте на бескрайних просторах цветущего леса, в деревнях, в селах: кругом смеются люди, все счастливо греются под лучами золотого светила… Как же тяжело каждый раз просыпаться и с горечью понимать, что реальность давно сменилась сюрреалистичным кошмаром, гнетущим и спокойным… — шепот — «она смотрит на тебя».

Старик вздрогнул, его глаза медленно открылись, плотное одеяло скомкано и мирно лежит на полу, тело покрывает слой ледяного пота — чем не повод, чтобы подкинуть еще пару дров в вечный огонь.

У окна что-то привлекло его внимание, сложно сказать, что это было, скорее предчувствие, время паранойи давным-давно прошло, и теперь, когда на душе мертвое спокойствие, стоит прислушиваться к голосам в голове.

Медленно подойдя к окну, старик стал всматриваться во мрак. Пыльное, усеянное разводами и трупами насекомых стекло не давало разглядеть: что же там прячется в вечной тени. Через мгновение послышался звук лязгающих цепей в сарае, и кто-то судорожно пискнул, брови старика напряглись, он схватил топор, лежащий возле печи, и медленно открыл скрипучую дверь. Времени разжигать фонарь не было, к тому же он приносил только тепло, а зрение давно уже приспособилось к тьме, или это был слух… Сейчас уже сложно сказать.

Половица кривого крыльца «застонала», недалеко от него рядом с деревом была фигура, небольшого роста, видно, что ночной посетитель дрожит и дергается, звук цепей становился все громче, и к нему прибавился истошный вопль, все так же доносившийся из сарая.

— Не может быть… — произнес старик впервые за долгое время, время тишины исказило голос, он больше не был идеальным. Из сарая с трудом выползал олень, за ним простирался кровавый след, его задние лапы были порублены, в голове все так же как и прежде торчала стрела, он ужасно выл, подтягиваясь передними копытами в сторону пришельца. Фигура начала всхлипывать, и тонкий голосок произнес:

— Кто здесь?! Помогите, прошу!

По голосу было слышно, что это ребенок, и в этот момент старика обуял неведомый долгими столетиями ужас, кровь вперемешку с «пыльным» адреналином растеклась в чахлом сердце. Миллионы холодных иголочек поднялись, словно горы, из-под дряблой кожи.

Он бросился с топором прямиком на оленя, когда тот был уже в нескольких метрах от ребенка, ржавый топор с тупым звуком расколол череп, старика забрызгало ошметками мозгов, шея животного искривилась, черный язык вывалился из зловонного рта… Но это не остановило оленя, он, немного встрепенувшись, продолжил свой путь, жалобно вопя.

Тогда старик развернулся и кинулся уже на ребенка, разрезающий ночную тишину детский вопль всполошил ворон, мирно клюющих жуков в паре километров от дома…

129 345

Мальчик чувствовал потоки воздуха на своем лице, старик мчался по лесу, держа ребенка подмышкой, ловко обегая деревья и перепрыгивая ямы. Ноги с каждым шагом «обрастали» все больше и больше охотничьими нитями. Крики ворон усиливались, старик резко остановился и осторожно посадил мальчика на пенек. Богатое белое платье с золотой вышивкой было покрыто красными линиями, будто ребенка кто-то бил кнутом. Грудь старца выдавала поразительный ритм, поднималась и опускалась, легкие жаждали воздуха. Он посмотрел в глаза ребенка, желая убедиться в том, что и так знал. Прекрасные, чудные голубые глаза без белой пелены, искривлённый от ужаса пухлый ротик, приятный душистый запах детского пота и крови. Охотник еле слышно, нервно пискнул и, одернув себя, настойчиво произнес: — Ты пришел через ворота?

Мальчик протирал ладошками лицо от крови и слез и судорожно бормотал.

— Я ничего не вижу, я что — ослеп?..

Все было верно: мальчик не из этих краев, раны на его теле — из-за острых веток деревьев, на которые он натыкался пока брел по лесу…

Крики птиц переросли в зловещий гул, когда над головой старика образовалась бурлящая воронка из тысячи птиц. Старик взмахнул рукой, и топор воткнулся в ствол дерева рядом с головой мальчика, заставив его всхлипнуть от испуга.

— Не бойся, малыш, я выведу тебя из леса… Не бойся, дитя, ты в безопасности… — «Ложь!» — Послышался голос в голове охотника. — Старик не обратил внимания и ловко снял с себя рубаху, на его старом, обвисшем, дряблом теле было изображено множество символов, на первый взгляд хаотичных, но, если присмотреться, составляющих один рисунок…

В середине груди под кожей словно была полость, и там полыхало еле видимое пламя, старик поднял правую руку вверх, а левой указал на мальчика: — Прости, парнишка, но без этого нам не выбраться… — Старик знал что делает. — Арк’аим! — закричал он, и легкое свечение вырвалось из кончиков пальцев, которые указывали на ребенка.

— Разожги внутренний огонь! Посмотрим, достоин ли ты! — На лице растянулась блаженная улыбка, но через мгновение он одернул себя, чтобы собраться.

Ребенок почувствовал жжение в груди, из-под его платья вырвался свет, такой яркий, что глаза старика резко зажмурились. Белый свет, с золотистым оттенком — такой чистой души эти места не видели уже давно…

Свет стал фокусироваться на кончиках пальцев старика. «Я возьму совсем чуть-чуть…», — прошептал он и, когда настало время, резко отдернул руку, свет помчался через татуировки, как через каналы, и достиг общего элемента — находящегося на животе черного диска. Он стал заполняться светом, серебряным словно ртуть. Старик хлопнул рукой по нему, поднятая рука вверх все еще бездействовала, а вороны уже стали присаживаться на деревья и злобно, хрипло каркать на мальчишку.

Диск поглотил свет, и вновь наступила тьма.

— А у вас я заберу все! — крик прокатился эхом по лесу, глухой удар поднятой рукой о сырую землю, волна света пошла от места соприкосновения с землей, кожа старика начала шелушиться, седые волосы стали редеть… Вороны словно застыли во времени, даже те, кто был в воздухе, и через миг все они стали падать, свет угас… Птицы шмякались об землю, охотник тяжело выдохнул, прилагая большие силы, развернулся к мальчику, тот был уже без сознания. Старик почувствовал под ногами что-то странное, что-то так давно забытое, и по пыльной щеке потекла слеза…

В метре от удара ровным кругом почва преобразилась: с гниющей и зловонной на цветущую, ярко зеленую. Он нежно водил по росткам своей грубой рукой, бархатистые листы стали желтеть, скрючиваться, словно в ужасной агонии… В руке старика осталась только трухлявая пыль.

129 980

Протерев лицо, медленно надел рубашку, поднял ребенка на руки и быстро, что было сил, побежал вперед — здесь его территория кончается. Старик выбежал на еле видимую тропу, которая затем выходила на развилку, замер на пару секунд, раздумывая, куда же отправиться… Посмотрел направо. «Там находится церковь… Пока что нам туда рановато, — пробормотал он. — Направимся к воротам дьявола… Да, точно… Так будет лучше».

— Эй, парень, проснись… — прошептал старик и нежно провел рукой по лицу мальчика. Тот, словно пробуждаясь от безмятежного сна, открыл глаза, быстро моргая, вздрогнул, принялся ползти назад, сильно прижимаясь к стволу дерева.

— Я все еще ничего не вижу! Кто здесь!? — прокричал ребенок. Старик провел ладошкой по воздуху, резкий всплеск белого света на миг озарил голубые глаза, после он взял его за крошечную ручку: — Все в порядке, ты не ослеп, просто здесь так темно, что ничего не видно… Ты в безопасности… Пока что. Я живу здесь очень давно. Скажи, как ты сюда попал? Ты что-нибудь, помнишь? — Мальчик почувствовал грубую руку и его спокойный голос вселил в мальчика покой, как зачарованный он отбросил страх и стал отвечать на вопросы: — Я… Мы гуляли… Охотились… Мы с папой отправились на охоту. С нами еще пара членов нашей семьи, моя сестра и королева Марго… Я скакал на коне вместе с отцом, он учил меня, как выслеживать добычу, а потому собаки почуяли, кого-то… Мы проследовали за ними, но их звонкое лаянье вскоре утихло… Мы набрели на странные две колонны, перекрытые сверху аркой. Они были старые, очень, я бы даже сказал древние… Отец слез с коня, затем снял меня, мы, держась за руки, пошли посмотреть на них… Между колоннами не было ничего, просто другая сторона леса, мы стали изучать иероглифы, которые были начерчены на них, папа сказал, что это очень старое наречие… Его особо заинтересовало что-то, расположенное на арке, на самом верху, я не смог разглядеть из-за роста, он начал удивляться чему-то и стал придумывать, как бы забраться повыше… Забыв про меня… Пока он отвлекся, я проскочил сквозь эти ворота и оказался в тени колонн. И тут я стал видеть, как тень распространяется на всю часть леса, на которой находился я… Мой отец смотрит на меня через арку и исчезает… Последнее, что я увидел, это как он что-то кричал… И потом ослеп… Ну точнее… Наступила ночь, как Вы говорите, я пытался идти вперед, но постоянно натыкался на деревья, они меня ветками кололи… Еще этот запах, я не знаю, господин, я, наверное, здесь где-то дня два… И знаете, что странно… Я не чувствую ни голода, ни боли от порезов на моем теле.

Старик вдумчиво выслушал ребенка, затем поднялся с колен и обернулся: перед ним были те самые ворота, о которых говорил мальчишка, вот только одна колонна обломилась посередине, а арка уже давно лежала на земле, покрытая мхами и грязью. «Так я и думал… Круг скоро замкнется. — Ладно, будем искать другой выход. Слушай, парнишка, я хотел тебя вывести так, как ты пришел, но, к сожалению, это невозможно, кто-то сломал ворота давным-давно, нужно будет проделать нелегкий путь, но я сделаю все, чтобы ты вновь встретился со своим отцом.

Мальчик доверительно кивнул.