Чипированная. Код L-831

Анастасия Декар, 2023

Время Великих Оракулов. Все счастливы – при рождении каждому вводится живой организм, который образует узор, диктующий линию идеальной жизни.Что же делать Лесии? Слишком много вопросов и крамольных мыслей.Накануне свадьбы, назначенной Оракулами, Лесии открывается тайна – есть иная жизнь. Люди за пределами Системы не ждут предначертанного, они выбирают свой путь.Лесия рискует счастьем и сбегает из дома, в надежде отыскать Вершителей своих судеб. Оглядываться бессмысленно. Дороги обратно нет, вернувшихся жестоко карают.

Глава 4

Возвращаюсь к себе в комнату и пытаюсь понять, что я чувствую. Может, я заболела неизвестной болезнью, симптомы которой — окрашивание жизни в серый цвет и ощущение неудовлетворенности, тяжести. Прикладываю ладонь ко лбу. Температуры нет.

Покидаю комнату и медленно иду к гостиной, родители должны быть там. Мне надо узнать, точно ли я здорова.

— Он моложе ее. Их соединили, полагаясь на идентичность нерасшифрованных отметок. Больше ждать нельзя. Промедление опасно — Совет и так несколько раз присылал уточнения по ней, — как всегда сухой и бесстрастный голос отца. Останавливаюсь, прислушиваюсь к разговору.

— Еще два дня, — голос матушки, и затем тяжелый вздох, то ли ее, то ли отца. — Что со звездой?

— Она создает свою колыбель… нельзя отменять союз. Если бы он не пропал! — отец говорит тихо. Мне приходится приблизиться вплотную к залу и прижаться спиной к стене. — Его сестра связалась с нами, наполненная опасениями. Она предполагает, где он может быть. Обычно мы не вмешиваемся в мироустройство иных, как и они в наше. Нас разделяет не только лес, но и само отношение к жизни. Только глупцы могут жить без предначертанного! Совет узнал о них слишком поздно, их много — Вселенная не одобряет жестокости, поэтому приходится мириться с их существованием, пока они не мешают нам. К тому же они полезны: благодаря Соглашению они обязаны обеспечивать Систему сельскохозяйственными продуктами.

— Как некстати он пропал… Вы обязаны найти и привести его, — матушка полна решимости.

— После возвращения его сестры и Филиппа был издан Указ, добровольно ушедшие не подлежат принятию. Если он ушел сам… А нам и так известно об этом.

— Прошу, придумай что-нибудь. Не стоило их принимать. Это исключение ведет за собой неприятности.

Отец снова что-то ей объясняет, но я не могу расслышать.

Стараясь сохранить самообладание, я на носочках возвращаюсь к себе в комнату. Про каких иных говорил отец? Кто бежал? Мне кажется, они говорили про моего суженого. Новое переживание захватывает меня, неприятно давит в области груди. В то же время мне безумно интересно копаться в нем, словно я заново начинаю узнавать себя. На автомате продолжаю складывать вещи в чемодан.

Стук в дверь, она отворяется. На пороге стоят родители. Они выглядят странно. У отца растрепаны волосы, матушка крепко сжимает его руку.

— Доченька, нам с отцом необходимо отлучиться. Не жди нас к ужину.

Матушка пытается выглядеть непринужденно. Отец серьезен.

— Вы надолго?

Она пожимает плечами, отец продолжает сверлить меня взглядом.

— Будь дома. Еще два дня, и ты будешь счастлива.

С этими словами отец закрывает дверь, я снова остаюсь наедине с собой и своими мыслями.

Что ж, происходят какие-то изменения, а меня продолжают держать в неведении. Моя сущность начинает прорываться сквозь рамки условности, требуя внимания. Кто-то — скорее всего, мой суженый — сбежал. Есть иные, которые живут без предначертанного, старец с рынка один из них, в этом нет сомнений. Пытаюсь отвлечься, созвонившись с одной из тех, кого я пыталась называть подругой.

Набрав на стационарном телефоне номер Марины, я ожидаю ответа. И чего она так долго не подходит? Наконец-то тишина сменяется ее голосом:

— Лесия, привет! — рада одноклассница, с которой у меня сохранились самые доверительные отношения после ее замужества. Все остальные старались минимизировать общение, отмечая мою странность. — Поздравляю, скоро ты войдешь в наши ряды.

— Марина, ты счастлива?

— Конечно. И ты будешь, — смеется она в ответ.

Глупо спрашивать очевидное. Дальнейший разговор протекает в описании подробностей, как у их ребенка режутся зубки, как замечательно он смеется или лепечет какой-то очередной бред. Я периодически вставляю: «Какая прелесть!» На двадцатой минуте разговора ребенок просыпается, подзывая к себе родителя. Марина прощается, обещая прийти на торжество, чтобы поздравить нас.

Телефонный разговор не помог, беру книгу и углубляюсь в изучение двухфазной чистки масляных картин — смысл проходит мимо.

Спускаюсь в зал, открывая карту местности: города Системы разделяют огромные территории леса и пустоши. Неужели это только конспирация, или в самом лесу и правда что-то есть? Мне срочно надо на рынок. Если я успею… только бы успеть.

На бегу обуваясь, я выскакиваю на улицу, до рынка совсем недалеко. Магазины закрываются. Я ускоряюсь, ловя на себя недоумевающие взгляды — прости, отец, очередного выговора не избежать.

Наконец-то вижу спину старца.

— Подождите, — кричу издалека.

Он останавливается. Добегая, судорожно выдыхаю, стараясь успокоить колотящееся сердце.

— Что с ней? Почему она кричит? Зачем она бежит? — слышится недоумение со стороны. Да, это сулит несколькими выговорами.

— Идем.

Старец вручает мне тележку, быстро уводя нас в сторону. Я молча следую за ним. Мы сворачиваем с полуоживленного вечернего рынка.

— Тебя не учили вести себя спокойно? — резко спрашивает старец, останавливаясь.

— Учили, но понимаете, дело такое, — заламываю пальцы от волнения, — я не смогу застать вас в пятницу. Мне назначили вызов, а я… я не хочу уготованного.

— Детский каприз?

— Нет.

— А с чего ты так уверена?

— Но вы же мне открылись. Для чего?

— Увидел твой потухший взгляд. Немой вопрос. Мольбу о помощи, — старец дотронулся ладонью до моей головы, приглаживая волосы. — Ты пойми, дороги обратно не будет.

— Кто вы?

— Я иной, — он отходит от меня. — Мы живем за пределами Системы.

— А почему вы здесь?

— Позволено, — легко улыбается он. — Надолго ли только…

— А я? Я могу стать иной?

— Ты уже иная, — старец оголяет запястье. — Нас отличает только то, что у тебя есть узор и чип, а у меня нет.

— Полярная звезда? Вы говорили, что если следовать за ней через лес, я смогу отыскать иных. Это правда?

— Правда.

Старец осматривается по сторонам.

— Вы сможете меня принять? — озвучиваю главный вопрос.

— Прости, но мне придется огорчить тебя.

— Огорчить?

— Расстроить. Обидеть, — объясняет он. — Совсем забыл, что вам здесь не объясняют эмоций.

— Вы не сможете принять меня? — догадываюсь я.

— Да.

Плечи опускаются, на глаза наворачиваются слезы.

— Это и есть горечь, — говорит он.

Я смотрю на него через пелену.

— Эмоция, — старец поглаживает по голове, отходя.

— Зачем вы тогда открылись мне? Зачем позволили узнать? — начинаю кричать. — Немедленно остановитесь!

Старец и вправду останавливается, разворачиваясь ко мне:

— Успокойся, тише, — просит он.

— Почему вы не хотите принять меня?

— Ты должна все хорошо обдумать. Я ничего не могу обещать тебе. Ты должна сама сделать выбор. И нести за него ответственность. Приходи в следующую пятницу.

— Но будет поздно, как вы не понимаете, — опускаюсь на корточки, не в силах справиться со слабостью в ногах.

— Что же ужасного ожидает тебя? — хмурится старец, приседая ко мне.

— Ужасного? — переспрашиваю я.

— Забудь, — машет рукой. — Почему будет поздно?

— Зал Свиданий.

— И это все? — улыбается он, поднимаясь. — Приходи в пятницу.

— Все? — слезы в один миг проходят. — Меня свяжут новыми узами. Закуют в замок. Я навсегда останусь здесь. Или… или я не знаю, что сделаю, но выдам себя. Как я потом смогу выбраться?

— Став иной, ты станешь никем для Системы. И твои узы потеряют значение.

— То есть вы сможете принять меня? — не успокаиваюсь я.

— Не сегодня. Тебе нужно понять, чем ты готова рискнуть и для чего.

Старец протягивает яблоко.

— Спасибо, — то ли за угощение, то ли за надежду благодарю я.

— Не грусти, а мне пора.

— Не уходите, — кричу я, догоняя его. — Куда вы уходите?

— Домой.

— Вы живете там? В лесу?

— Почти.

— Я иду с вами.

— Нет, — старец останавливается.

— Но почему? Я опять привлекла внимание, завтра ждать выговора. Зачем и дальше оставаться здесь?

— Ты должна успокоиться. Система за тебя несет ответственность, а там, — он указывает рукой в лес, — там ты сама должна заботиться о себе. Рядом не будет любящих родителей. Не будет ничего привычного.

— Вы меня отговариваете?

— Предупреждаю. Подумай хорошо, готова ли ты раз и навсегда проститься с привычным.

— Подождите, но это же не означает, что мне придется жить на улице и… голодать? — обхватываю голову руками.

— У нас есть и дома, и удобства, и еда. И этим всем тебе придется заниматься самой, чтобы обеспечить комфортную жизнь.

— А?

— А теперь успокойся и ступай домой. Не добавляй к выговору за поведение на рынке еще и поздние плутания.

— Доброго вечера, — обращаются к нам Оракулы на местах, контролирующие прядок на улицах.

Я оборачиваюсь на голос, приветственно склонив голову. Когда они подходят вплотную, старца рядом не оказывается.

— Вы видели, куда он пошел?

— Кто? — спрашивает один из Оракулов.

— Старец, он… споткнулся, я помогла ему подняться.

— Нам сообщили, что вы бежали за продавцом. Просили его подождать вас, — отвечает второй, хмурясь.

— Да, я бежала, а потом… потом он споткнулся. У него чудесные яблоки, мне для пирога не хватило, я хотела приобрести еще, — пытаюсь на ходу придумать оправдание.

— Вы купили одно?

— Закончились, — пожимаю плечами. — Спасибо за заботу, — склоняю голову на прощание.

— Благодарим Вселенную и Систему, даровавшую нам счастливую жизнь, — одновременно прощаются Оракулы на местах, склонив голову.

— Благодарим.

Я быстренько направляюсь в сторону дома. Интересно, только я могу придумывать истории в оправдание, или так делают и другие? Не замечала. Теперь я понимаю, что не больна новой или неизлечимой болезнью: тогда за обедом и на рынке была горечь. Эх, как же я упустила этого старца!

Темнеет. Приходится спешить. Дом встречает пустотой: родители еще не вернулись.

— Что же происходит? — обращаю вопрос в пустоту.

Изменения, поспешная свадьба. Мной заинтересован Совет Великих Оракулов, а это не сулит ничего хорошего. Старец с рынка один из иных. Он говорил про лес, отец тоже. Суженый сбежал, как понимаю, к этим иным. Если он сбежал добровольно, то обратно его не примут.

— Ночь, ты мне нужна!

Я не могу справиться с нахлынувшим потоком информации.

— Я здесь.

Холодный ветерок действует успокаивающе.

— Мне плохо, что-то съедает меня изнутри. Мне душно, не хватает воздуха.

Ужасно, когда не с кем поделиться, обсудить, просто потому что никому не свойственны подобные переживания. Можно ли было назвать незримую компаньонку, которая приходит в ночи, подругой, не знаю.

— О чем ты думаешь?

— Картина Фриды Кало «Раненый олень» с маленькой надписью в углу «карма». Картина выставлена в категории «Страдания». Я ощущаю себя тем истерзанным оленем. Вокруг меня происходят непонятные вещи, а я ничего не могу сделать. Если отец не вернет суженого, то Совет Великих Оракулов не отстанет от меня. Но и суженого этого я не хочу!

— Почему?

— Мне надоело скрываться! — У меня перехватывает дыхание от скопившегося напряжения. — Лучше бы мне не показывали тот фильм и сразу после школы выдали замуж! Я желаю понять себя, желаю перемен, которые позволят мне самой распоряжаться своей жизнью. Я желаю освободиться от оков определенности. Я желаю найти себя, — последние признания кричу, выплескивая подавленное.

— И как ты это сделаешь?

— Я отыщу иных, — озвучиваю мысли, убеждаясь в стремлении.

— Зачем так спешить?

— Я… я… я не знаю. Понимаешь, я хочу и не хочу. Какая-то часть меня сомневается, просит остаться, но другая… Очень долго она сидела взаперти. И слишком много времени ей потребовалось, чтобы обрести право голоса.

— Подожди неделю. И если ты не изменишь решение, старец сам проводит тебя в поселение.

— Если они примут меня через неделю, то зачем ждать? Я не хочу замуж за незнакомого человека. Я не хочу слепо следовать предначертанному. Я хочу иметь выбор. Я хочу познать грани новых эмоций, которые скопились внутри, но не находили выхода. Мне понятны стремления Совета Великих Оракулов, но сама моя суть противится четкости без возможности ответвлений.

— Ты знаешь, где они? — спрашивает Ночь.

— Я почти уверена в этом. Они за лесом. Надо идти за Полярной звездой. Лес наверняка не такой огромный.

— Ты уверена?

— Я больше не могу так. Я задыхаюсь. Понимаешь? На меня давят стены, правила, родители. Я каждый раз хочу вырваться, но не могу: ноги прирастают к полу, горло пересыхает, грудь сдавливает. Но теперь, когда я знаю, что есть надежда, я обязана пойти на этот шаг. Слишком много совпадений.

Я пропитана желанием побега, больше не сомневаюсь в своем решении.

— Обратной дороги нет, — предостерегает Ночь.

— Я знаю, но не хочу думать об этом. Когда-нибудь я не смогу себя сдержать и меня отправят в тюрьму. Уж лучше я попробую отыскать иных, чем всю жизнь буду думать о не содеянном…

— А если ты не дойдешь?

— Дойду, — уверяю ее и себя. — Мой час смерти далек. Я не пропаду в лесу.

— Ты можешь не отыскать иных. И тогда тебя вернут в Систему, что грозит…

— Не продолжай, — перебиваю Ночь.

Побег. Если попытка не увенчается успехом, мне нет дороги назад. Всех, кто осмеливался вернуться, ждет Указ о непринятии и заключение в тюрьму. Зал Заключения находится на Северном полюсе. Попасть туда равносильно смерти. В истории не было случая, чтобы заключенный выходил на свободу.

— Я что-нибудь придумаю. Я скажу, что заблудилась, пошла на звуки и… потерялась. Не останавливай меня. Я уверена, что отыщу иных и этого старца!

Время поджимает. Я не знаю, сколько осталось до прихода родителей. От возникшей надежды и странного волнения, от которого сердце стучит быстрее, а дрожь распространяется по телу, хочется кричать и бежать без оглядки.

Много я на себе не унесу. И если мне придется рассказывать о том, как я заплутала, то лучше вообще с собой ничего не брать. Так тоже нельзя. Придется собрать мешок-рюкзак: немного теплых вещей, майка, удобные ботинки. Пара бутылей воды, остатки ореховой смеси, яблоки и хлеб, еще кусок сыра и вяленого мяса на утро (за ночь в лесу не испортятся). Нож, спички и моток бечевки. Выглядываю в окно — на улице никого, идеальное время для побега. Выхожу из дома в дневном одеянии: не стоит привлекать излишнего внимания, переодеться можно и в лесу.

Стоит ли писать послание родителям? Уже переступая одной ногой порог, я возвращаюсь, чтобы оставить пару строк на прощание. Чувствую, как увлажняются глаза. Что это? Мне знакомы слезы радости, но эти иные. Стеснение в груди, словно я отрываю часть себя, покидая отчий дом.

Дверь за мной закрывается. Конец или начало? Больше я сюда не вернусь. Я устремляюсь навстречу ночи к виднеющейся границе леса. Прямо, только прямо, на пути к другой жизни.